Православие в Украине | Дмитрий Веденеев | 26.06.2013 |
«..Полковник Сухонин — один из известнейших в системе госбезопасности руководителей и организаторов подразделений по борьбе с нелегальными в то время сектантами „пятидесятниками-трясунами“, многочисленными сектами „молчальников“, „дырников“, изуверских „скопцов“, „мурашковцев“ и десятками других сектантских групп, существовавших нелегально, проводивших свою работу по вовлечению в эти секты молодёжь» — так восторженно характеризовал своего первого руководителя в Министерстве государственной безопасности Украины начинающий контрразведчик Георгий Санников, автор известных мемуаров «Большая охота».
Чекист от станка
Действительно, этот способный оперативный работник свыше 15 лет (1944−1960) возглавлял (фактически, а затем и по должности) работу органов НКГБ-МГБ-КГБ Украины по линии «церковников и сектантов».
Судя по материалам личного дела, будущий полковник КГБ Виктор Павлович Сухонин родился 28 августа 1910 года в селе Сормово Нижегородской губернии, в семье токаря (кроме него в семье росли два брата и три сестры). В 1930 г. вступил в партию.
Трудовую деятельность будущий полковник госбезопасности начал в 14 лет учеником слесаря в школе фабрично-заводского обучения знаменитого, основанного ещё в 1849 г. машиностроительного и судостроительного завода «Красное Сормово» в Нижнем Новгороде (переименованном позднее в Горький). С 1927 г. трудился там же слесарем-монтёром дизельных двигателей, инструктором по слесарному делу в том же ФЗУ, дорос до техника по обслуживанию оборудования, закончив вечерний Сормовский машиностроительный техникум.
Характерная биография для выходца из простонародья, которым советская эпоха действительно дала «путёвку в жизнь». Между тем, Сормовский завод превратился в одно из ведущих судостроительных предприятий, где с 1930 года даже развернулось строительство подводных лодок для ВМФ СССР.
Сознательного рабочего-металлиста пригласили на службу в органах госбезопасности — с 30 марта 1933 года он стал слушателем Центральной школы ОГПУ в Москве. Изучал специальные дисциплины по линии контрразведки, экономической контрразведки, по секретно-политической части (т.е. оперативной работе по бывшим членам политических партий, интеллигенции, церкви), следственное дело, проходил военную подготовку.
В аттестации на прошедшего «основной курс» Школы начинающего чекиста (1934 г.) отмечалось, что учился Виктор «без особого напряжения», материал усваивал «неглубоко», однако «значительно вырос» в образовательной и специальной подготовке (был премирован 2-томником сочинений В. Ленина).
«Основным недостатком» признавалось «неумение без многословия формулировать свои мысли, чётко и последовательно их излагать». Диплом о законченном высшем образовании (Черновицкий педагогический институт заочно) В. Сухонин получил только в 1955 году, уже будучи «главным религиоведом» КГБ Украины. Его первая должность — оперуполномоченный 5-го отделения Экономического отдела ОГПУ НКВД Горьковского края.
На ниве контрразведывательной защиты экономики Виктор Павлович трудился достаточно долго, встретив начало войны на должности начальника 1-го отделения 1-го отдела Экономического управления в Управлении НКВД по Горьковской области (региона, где был сосредоточен значительный военно-промышленный потенциал, возросший и за счёт эвакуированных стратегических предприятий — в том же Сормово стали выпускать танки Т-34).
В 1941—1943 гг. Сухонин работал начальником отделения Контрразведывательного отдела УНКВД, а затем — Управления восстановленного Народного комиссариата госбезопасности (НКГБ). Тыловой статус Горьковской области не должен вводить в заблуждение — немецкие спецслужбы прилагали значительные усилия для заброски в крупные промышленные центры с оборонными предприятиями (прежде всего, авиастроительными, моторостроительными заводами) разведывательно-диверсионную агентуру (в т.ч. — парашютным способом).
Судя по служебным аттестациям того сурового времени, П. Сухонин приобрёл достаточно высокую квалификацию. В характеристиках 1941- 1943 гг. начальники отмечали умение «квалифицированного чекиста» вести агентурную работу, «способность проводить сложные мероприятия», «удачные комбинации по делам».
К 5 октября 1943 г. в активе начальника отделения числились 16 вербовок (из них 8 — «серьёзных»), заведённое агентурное дело, 10 дел-формуляров (в которых аккумулировались агентурные сообщения по определённым объектам разработки), 8 учётных дел. Всего же по оперативными материалам П. Сухонина было привлечено к уголовной ответственности «за антисоветскую и шпионскую деятельность» свыше 40 человек.
Наградой стал знак Заслуженного работника НКВД (28 января 1944 г.). Правда, указывали начальники, Сухонин «установил панибратские отношения с подчинёнными», что скорее говорит о демократичном настрое Сухонина в отношениях с оперсоставом.
Новый профиль работы: «церковники и сектанты»
Документы личного дела П. Сухонина, к сожалению, не дают ответа на вопрос о причинах перехода способного специалиста по экономической контрразведке на «церковную линию» с переводом в Украину, где чекист никогда не бывал. Выскажем предположение, что перевод был вызван необходимостью укрепления опытными офицерами-агентуристами тех контрразведывательных подразделений, которые занимались разработкой религиозных конфессий на освобождённой территории.
Конечно, сказывалась либерализация политики по отношению к Православной Церкви, причём чекисты составляли немалую часть сотрудников аппарата Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Народных Комиссаров СССР и союзных республик.
Мы уже писали и о реагировании власти и спецслужб на открытие тысяч церквей на оккупированной территории Украины, равно как и о разгуле деструктивных сект (в немалой степени инициированном гитлеровскими спецслужбами), что объективно приводило к необходимости принять меры по прекращению их деятельности в истощённой войной стране.
Что же касается непосредственно Украины, то тут приоритетными объектами деятельности НКГБ становились Римо-Католическая и Греко-Католическая Церкви, различные протестантские течения. Наконец, появился новый для «чекистов-религиоведов», контрразведки в целом, крайне непростой противник — иеговисты, чья деятельность с 1945 года приобрела характер одного из инструментов информационно-психологического противоборства Запада против СССР в рамках «холодной войны»..
В 1944 году подполковник Виктор Сухонин перешёл на новую для себя стезю — оперативную разработку «церковников и сектантов». Его перевели в Киев, и.о. заместителя начальника 4 отдела (религиозная линия) 2 Управления (контрразведка) Наркомата госбезопасности Украинской ССР.
Кстати говоря, в 1945 — начале 1947 гг. заместителем начальника 2-го Управления работал полковник Сергей Карин-Даниленко — ведущий специалист по оперативной разработке религиозной среды в Украине в 1920-х — начале 1930-х гг., непосредственный организатор контрразведывательных мероприятий по «самороспуску» Греко-Католической Церкви в Западной Украине в 1945 -1946 годах.
Наверняка, «знания и умения» ветерана «церковной линии» способствовали освоению В. Сухониным нового участка оперативной деятельности. Отметим, что режим работы аппарата госбезопасности даже в «тылу» был весьма напряжённым. 19 мая 1944 года приказом по Наркомату госбезопасности УССР установили такой распорядок работы оперативного состава: рабочее время с 10 до 17.00 и с 20 до 01.00. Вечер субботы отводился для «повышения общего и политического уровня».
Интересно, что переезд в Киев едва не привёл к серьёзным осложнениям по службе. Сухонин поехал в Горький забрать семью и попутно приобрести автозапчасти для НКГБ УССР. Однако сын Вадим (1936 г. рожд.) неожиданно заболел корью и воспалением лёгких.
По разрешению помощника наркома госбезопасности УССР отпуск Сухонину продлили, однако начальник местного УНКГБ Баскаков. не сообщил о продлении отпуска в Киев из-за перегруженности линии ВЧ-связи. 8 августа 1945 г. на В. Сухонина наложили арест на 5 суток за самовольное опоздание из отпуска на 18 суток. Правда, арест он отбывал не на гауптвахте, а «с исполнением служебных обязанностей».
Противостояние с «бериевцами»
После смерти И. Сталина в марте 1953 г. МВД СССР (куда влились и органы госбезопасности) возглавил Маршал Советского Союза Лаврентий Берия. Его «наместником» в Украине — главой МВД УССР — стал генерал-лейтенант Павел Мешик.
При всей своей ненависти к «бандоуновцам», он, с санкции московского шефа, последовательно проводил курс на мирное разрешение конфликта. Резко критиковал даже высших партчиновников за перегибы в национальной политике и колхозном строительстве, сменил 18 из 25 начальников областных Управлений МВД. Дал указание не приводить в исполнение смертные приговоры членам ОУН, сворачивал вооружённые операции.
Начался пересмотр дел осуждённых подпольщиков и членов их семей, высланных как «бандпособники». Планировалось создать легендированный Центр ОУН, и от его имени вести переговоры с командующим УПА Василием Куком, утвердить оперативные позиции в закордонных центрах ОУН и Ватикане, продвинуть своих людей в агентурный аппарат западных спецслужб. Всерьёз был поставлен вопрос о возрождении (легализации) Греко-Католической Церкви и её монастырей.
Соответственно, глава МВД УССР нацелил сотрудников «церковного» отдела при оперативной разработке униатского подполья делать акцент на профилактических мероприятиях, «разъяснительной работе», сократив при этом карательные санкции — арест или высылку на спецпоселение в Сибирь.
Аресты униатских священников, справедливо считал генерал Мешик, ухудшают отношение населения к местной советской власти, озлобляют людей. Указания, отданные министром В. Сухонину, по сути, предписывали прекратить разработку греко-католического клира и актива.
Однако полковник Сухонин не побоялся высказать точку зрения, резко противоречившую мнению креатуры Берия. Впоследствии Г. Санников узнал подробности пикирования с Мешиком из разговора Сухонина со своим заместителем.
Министр подверг критике Сухонина за «слишком острые мероприятия в отношении униатской церкви, что может вызвать ответную и нежелательную реакцию населения», указав, что «считает проводимую Сухониным линию на уничтожение униатской церкви ошибочной и не отвечающей складывающейся политической ситуации на территории Западной Украины. Сухонин, как он рассказывал, растерялся и не стал вступать в спор с Мешиком».
Своё недоумение полковник выразил начальнику 4-го Управления МВД Фёдору Цветухину: «И вы, и я выполняем пока ещё действующее указание партии по ликвидации униатской церкви, являющейся опорой и базой оуновского движения. Вы должны были поддержать меня. Пока не будет новых указаний по линии Центрального Комитета, я буду продолжать осуществляемую работу. Цветухин промолчал..».
Но уже на следующий день Мешик вызвал полковника Сухонина, дав понять, что знает о содержании его разговора с Цветухиным:
- ..Я прибыл на Украину по воле партии и в деталях обсуждал свою работу здесь с членом Политбюро Лаврентием Павловичем, который предельно чётко и ясно сформулировал мою задачу. Мне не нравятся ваши настроения и некоторые реплики по поводу моих рекомендаций. Подумайте над этим.
- Товарищ министр, для меня указания моего руководства обязательны к исполнению. Церковная линия, разработка униатской церкви, направленная на её ликвидацию, осуществляются по указанию ЦК КПСС и ЦК Компартии Украины. Другой линии в моей работе я не знаю.
- А что Лаврентий Павлович Берия — член Политбюро, это не партия? Идите, товарищ Сухонин, и хорошо подумайте над содержанием наших разговоров.
Правда, В. Сухонин благодаря своей «ортодоксально-большевистской» позиции в религиозной политике сумел благополучно избежать преследований, обрушившихся на кадры, верные главе МВД СССР Л. Берии после его ареста 26 июня 1953 года.
Во главе отдела «О»
Послужной список В. Сухонина показывает эволюцию названий тех подразделений советской спецслужбы, на которые возлагалась оперативная работа по религиозной сфере:
- 1946 г. — заместитель начальника 4 отдела 2 Управления (контрразведка) Министерства госбезопасности (МГБ) УССР;
- с 1 января 1947 г. по 18 августа 1950 г. — заместитель начальника отдела «О» (подразделение «по борьбе с антисоветскими элементами из числа духовенства, церковников и сектантов») 2-го, затем 4-го Управления МГБ УССР;
- в 1950 -1953 гг. — начальник 2-го отдела и заместитель начальника 5-го Управления МГБ (активные оперативные мероприятия, наружное наблюдение, оперативная установка подозреваемых лиц, охрана государственной тайны, розыск анонимных авторов «антисоветских» текстов, угроз терактов);
- с августа 1953 г. вернулся на «церковную линию», заняв должность начальника 6-го отдела 4-го Управления МВД УССР, уже «де-юре» возглавил оперативную работу по религиозной сфере в Украине (после смерти И. Сталина, с марта 1953 г., и до создания в марте 1954 г. Комитета госбезопасности (КГБ) СССР органы внутренних дел и госбезопасности были слиты в единое Министерство внутренних дел);
- с 1 мая 1954 г. — начальник 6-го отдела, с 10 июля 1956 г. — 5 отдела 4-го (Секретно-политического) Управления КГБ при СМ УССР, в 1959 — и до увольнения с воинской службы 25 мая 1960 года — начальник 4-го отдела 4-го Управления КГБ при СМ УССР.
Службу Виктор Павлович совмещал с активной общественной работой — в НКГБ УССР руководил спортивной секцией, был членом Совета ведомственного общества «Динамо». В 1950-х годах являлся лектором парткома КГБ, специализируясь на антирелигиозных выступлениях, руководил семинаром для сотрудников — «Марксистско-ленинская философия в борьбе с религиозным атеистическим мировоззрением».
Судя по воспоминания коллег, он прекрасно знал старославянский язык, неплохо говорил по-латыни. Проживал в ведомственном доме, в окружении особняков царского времени на элитных Липках, по улице Чекистов, 5 А (ныне — улица Пилипа Орлика).
Работа с «Оракулом»
«Антирелигиозный» отдел считался местом службы интеллектуально развитых, эрудированных оперативников. Как объяснял кадровик Георгию Санникову (видя явное огорчение молодого человека, распределённого в «небоевое» подразделение МГБ), «в этот отдел берут хорошо подготовленных людей, с хорошим и фундаментальным образованием. Начальник этого отдела известный во всей системе госбезопасности человек. Именно в этом отделе вы сможете получить настоящую чекистскую подготовку».
Сослуживцы-наставники популярно объясняли новоиспечённому помощнику оперуполномоченного Санникову, какие функции отдела и «позиции оперативного прикрытия» начальника подразделения Сухонина: «Мы, в частности наш отдел, формируем нужную нашему государству идеологическую направленность церкви. У нас достаточно агентуры, чтобы незамедлительно получить информацию об отклонениях в проповедях священников, об опасных высказываниях даже не перед прихожанами, а в своём кругу. Мы контролируем церковь снизу доверху. Всё знаем. Конечно, мы не вторгаемся в личную жизнь церковной верхушки в высшей её ступени.
Экзарх Украины Иоанн не знает, кто такой Сухонин, а именно он, Виктор Павлович, проводит с ним систематические встречи, прикрываясь якобы своей работой в Совете по делам православной церкви при Совете Министров Украины, где он выступает в роли заместителя председателя и значится там в официальных списках. И никакой тебе утечки. Раскопаем, и загремит болтун в лагеря. Виктор Павлович значится и в Совете по делам религиозных культов в такой же должности".
Подразделение работало весьма и весьма напряжённо. Как писал Г. Санников, «существовал у каждого оперативного работника, с указанием его фамилии, так называемый график встреч с агентурой, утверждённый начальником отделения. В таком графике указывалось не менее 12−15 агентов, встречи с которыми проводились минимум дважды в месяц, ну, а при необходимости и чаще, с некоторыми иногда и дважды в день, когда было указание свыше — срочно получить, собрать реакцию населения по какому-то определённому вопросу».
К началу 1950-х по материалам отдела производилось наибольшее по центральному аппарату МГБ УССР количество арестов (как писал тот же Санников, ему сразу же «доложили» о готовящемся аресте сразу 10−12 участников нелегальной «Истинно-православной церкви»).
Наиболее серьёзные аналитические документы в отделе поручалось составлять начальнику одного из отделений, подполковнику Виктору Полякову, закончившему филологический факультет университета, отличному знатоку церковных проблем (правда, из-за проблем с психическим здоровьем через несколько лет офицера уволили на пенсию).
Материалы личного дела свидетельствуют и о немалых руководящих и оперативных способностях самого Сухонина. Как отмечало 14 марта 1946 г. руководство НКГБ УССР, при отсутствии в течение года начальника отдела и некомплекте сотрудников в 40%, В. Сухонин завёл ряд централизованных агентурных дел, по материалам которых арестована большая группа «актива антисоветских церковно-монархических организаций», а также сектантского подполья.
При его помощи активизировалась работа областных Управлений НКГБ по разработке общин «Истинно-православной церкви», «иоаннитам», иеговистам, адвентистам седьмого дня и другим течениям. Замначальника «церковного» отдела имел на личной связи трёх агентов, вёл централизованные дела по линии харизматической секты «трясунов-пятидесятников» и по иеговистам, до четверти года проводил в командировках (прежде всего — в Западной Украине), осуществлял контрольные явки агентуры, состоящей на связи у сотрудников отдела. 23 декабря 1953 г., в частности, он был поощрён благодарностью и месячным окладом «за умелую организацию агентурно-следственной работы по вскрытию руководящих звеньев иеговистского подполья» (за ликвидацию руководящих звеньев подполья иеговистов повторно поощрён в марте 1957 г.).
В характеристике, подписанной 8 декабря 1953 г. начальником 4-го Управления МВД УССР полковником Сараевым, говорилось, что благодаря успешной оперативной работе отдела Сухонина удалось «вскрыть нелегальные центры сектантов», внедрить в них своих информаторов, выявить в них агентуру зарубежных спецслужб, осуществить мероприятия по разложению сектантского подполья изнутри.
Лично начальник отдела вёл сложные агентурно-оперативные разработки «Оракул» (по подполью иеговистов) и «Завет» (по еврейским клерикалам и сионистам). В характеристике, данной контрразведчику заместителем Председателя КГБ при СМ УССР генерал-майором Серафимом Крикуном, отмечалось, что Сухонин «в совершенстве знает особенности и методы подрывной деятельности участников подполья из числа духовенства и сектантов».
За предшествующие два года, подчёркивал документ, лично осуществил ряд перспективных вербовок. В частности, агент «Кириленко» (псевдоним изменён — авт.) дал сведения о месте укрытия руководителя иеговистского подполья Н. Цибы (эмиссара Краевого комитета «свидетелей» в Польше, в 1952 г. арестованного с группой сообщников). При этом у «свидетелей Иеговы» обнаружили и изъяли 12 тайников с золотом, деньгами, типографской техникой, организационными документами и антисоветской литературой. Сотрудниками отдела ликвидирован нелегальный центр сектантов-пятидесятников, арестовано шесть его руководителей.
Видимо, речь идёт о той части «пятидесятников», которая в 1945 г. не примкнула к евангельским христианам-баптистам с целью легализации и продолжала действовать подпольно, их стремились использовать спецслужбы США и Великобритании, а «пятидесятники-сионисты» декларировали непринятие законов и полный бойкот общественной жизни. Созданы агентурные возможности по разработке «антисоветских сектантских центров за рубежом».
Начальники отмечали настойчивость, требовательность, дисциплинированность, инициативность, скромность коммуниста Сухонина, в круг общения которого входили, преимущественно, сотрудники отдела. Среди замечаний — «отставание по знанию русского литературного языка» (?), трения с начальником отдела «О» подполковником Готовцевым (его Сухонин обвинял в самовосхвалении, а Готовцев, в свою очередь, укорял заместителя за попытки «сплотить» коллектив против него). Сухонину рекомендовалось усилить работу по католическому духовенству и еврейским клерикалам, выявлению среди сектантского подполья агентуры западных спецслужб, подготовке маршрутной агентуры (т.е. такой, которую можно было бы перебрасывать из региона в регион для внедрения в секты), а также уделять больше внимания личной вербовке источников.
Приоритетом работы отдела считалась борьба с «катакомбной» к тому времени Греко-Католической Церковью (не без основания считавшейся духовной опорой подполья ОУН, немало лидеров и функционеров которой, включая Степана Бандеру, происходили из семей священников УГКЦ).
Важной линией считались сионисты, «связи» в Украине еврейских клерикальных организаций, чьи возможности активно использовались спецслужбами США. Г. Санников писал, в частности, об объекте разработки отдела «О», одном из лидеров еврейских клерикалов Киева «Соломоне»: «Я с удивлением рассматривал фотографию «Соломона», который то ли что-то передавал «Роджеру» (установленный сотрудник ЦРУ США — авт.), то ли что-то получал от него.
«Соломон» — маленький, тщедушный человек, в возрасте между 50 и 60 годами, с ярко выраженными семитскими чертами, пышными пейсами, в большой чёрной широкополой шляпе, которые обычно носят цадики, длиннополом чёрном пальто, очень старом и изрядно потрёпанном, что было видно даже на фотографии.
Служба наружного наблюдения очень удачно зафиксировала момент передачи сотруднику ЦРУ каких-то пока нам не известных сведений и получение от него денег — несколько сот долларов и тысяч советских рублей. Он плотно обставлен и агентурой, но пока мы не имеем прямых доказательств его шпионской деятельности. Работающей по нему агентурой, в том числе очень проверенной, установлено, что Соломон резко антисоветски настроен, ведёт среди посещающих синагогу евреев антисоветскую пропаганду, возводя клевету на советскую действительность, на отдельных руководителей нашей партии и правительства".
«Сгинь, сгинь, власть антихриста!»
Одним из ведущих и считавшихся особо идеологически опасным для власти являлось нелегальное, радикально-протестное движение в Православии — «катакомбное» движение, или же, как называли себя его участники, «истинно-православные христиане» либо «истинно-православная церковь» (ИПХ, ИПЦ).
«Я на всю жизнь запомнил, — писал в мемуарах Г. Санников, — когда в офицерской форме вместе с товарищем по работе вошёл в камеру арестованных членов ИПЦ, двух старух, сидевших на корточках по углам камеры, и как они, увидев нас в военной форме и фуражках с голубым верхом, запричитали, закрестились: «Сгинь, сгинь, власть антихриста, чур её, чур!» И продолжали осенять себя крестным знамением и причитать, злобно глядя на вошедших: «Чур Антихристам, гореть вам в пещи огненной!».
К слову говоря, не смотря на репрессии, к концу 1950-х гг. в СССР, по данным КГБ, существовало до 300 локальных групп ИПЦ с более чем 6000 участников, «которые стояли на позициях крайней враждебности к канонической церкви», отмечали чекисты.
В рамках третьей (после 1943−1945 гг.) волны преследований ИПЦ в 1958—1964 гг. за один только 1959 г. в УССР коллеги В. Сухонина выявили 14 общин ИПЦ со свыше 200 участниками на Черниговщине, 13 — в Полтавской области, ряд общин в других областях Украины (республика вплотную примыкала к российскому Чернозёмью — едва ли не главному ареалу распространения «истинно-православных» — поэтому наиболее активно ИПЦ проявляла себя в Сумской, Харьковской, Ворошиловградской, Черниговской областях).
Случалось, что в рядах ИПХ оказывались люди, имевшие особые заслуги перед советским государством, занимавшие достаточно высокое социальное положение. В начале 1950-х отдел «О» МГБ УССР разоблачил члена подпольного киевского кружка ИПЦ, прокурора (!) Клавдию Семёновну Кодубенко.
«Стояла молча эта симпатичная тётка с горящими от ненависти за стёклами очков глазами, — описывал свои впечатления чекист-неофит Санников. — Ну, истинный борец за дело Христово! На все вопросы Руденко отвечала презрительным молчанием. Она ростом высокая, Руденко (прокурор Украинской ССР — авт.) ниже её, стоит перед ней, орёт, весь красный от натуги: „Как ты, фронтовичка, коммунист, могла связаться с этими подонками? Образумься, проси прощения у партии. Пиши обращение на моё имя, срок меньше дадим“. А Кодубенко молчит, смотрит свысока, а на морде сплошное презрение ко всем нам присутствующим. Руденко повернулся к нам, мы стояли втроём чуть в стороне, и говорит: „Уведите от меня эту сволочь, пусть сдохнет в лагерях, туда ей и дорога“. Конечно, жалко её было, всё-таки женщина ещё молодая, на фронте была, ордена честно заработала. На суде она тоже молчала, только и отвечала „да“, „нет“, от защиты отказалась. Ни на следствии, ни в суде показаний на других участников этой антисоветской группы не дала, хотя и была полностью изобличена показаниями свидетелей и других арестованных по этому же делу..».
Арест прокурора
Нам трудно судить, имела ли место подобная сцена. Однако читателя, уверены, заинтересует изложение этой истории по материалам выявленного нами архивного 4-томного уголовного дела на «активную участницу нелегальной антисоветской церковно-монархической организации» Клавдию Кодубенко и ряд других её «участников» (июль — ноябрь 1950 г.).
Документы, приведшие к аресту женщины, подписали подчинённый Сухонина, ст. лейтенант Курицын, шеф и недоброжелатель Курицына, начальник 5 отдела 5-го Управления МГБ УССР Готовцева и начальник 5-го Управления МГБ УССР полковник Цветухин. Отметим, что Евгений Курицын со временем был переведён в «церковный отдел» созданного в 1967 г. 5-го Управления КГБ СССР (противодействие «идеологической диверсии»), стал полковником и помощником знаменитого начальника 5-го Управления и первого заместителя Председателя КГБ СССР, генерала армии Филиппа Бобкова.
Как свидетельствуют документы, Клавдия Семёновна родилась в 1916 году в Ростове-на-Дону, украинка, член ВКП (б). Работала на момент ареста, 11 июля 1950 г., прокурором отдела надзора за несовершеннолетними в прокуратуре города Киева.
Заочно закончила юридический факультет, с 1938 г. работала следователем прокуратуры. Добровольцем в октябре 1941 г. ушла на фронт, служила секретарём особого отдела (военная контрразведка). На её глазах осколком мины убило мужа Герасима. Детей она не имела.
Об образе жизни и характере Кодубенко красноречиво свидетельствуют материалы дела — «опись имущества не производилась за отсутствием такового», а в характеристике из прокураторы отметили такой недостаток уже бывшей сотрудницы: «чрезмерно мягкий характер (верит на слово)». Данных о награждении её орденами, как пишет Г. Санников, в деле не имеется.
Основные обвинения бывшему прокурору выдвинули по печально известной 54-й статье Уголовного кодекса УССР (ст. 54−10 — антисоветская пропаганда и агитация; ст. 54−11 — участие в контрреволюционной организации). Ей вменяли в вину участие, с июня 1949 г., в тайных собраниях ИПЦ, но едва ли не главную крамолу чекисты усмотрели в том, что Кодубенко на казённой пишущей машинке размножила в 45 экземплярах брошюру «Особенности нашего времени», где, как сказано в материалах следствия, высказывается в «резкой форме клевета на руководителей партии и правительства». Поначалу Кодубенко отрицала свою принадлежность к ИПЦ, дескать «просто выполняла просьбу Алексея» (о нём — ниже), перепечатала для него брошюру и передала в Киево-Печерскую Лавру.
К 21 июля Клавдия Семёновна признала себя виновной в предъявленных обвинениях. В деле не «осели» апелляции Кодубенко времён «оттепели» (как от некоторых других её подельников), поэтому мы не можем судить о методах ведения следствия. Во всяком случае, сохранилось письмо проходившей по этому же делу Марии Карточенко и получившей 10 лет лагерей.
25 января 1954 г. несчастная женщина писала первому секретарю ЦК КПСС Никите Хрущёву из казахского города Балхаш — показания она дала под давлением. Следователь майор Береза бил её сапогами, головой о стену, запугивал — если будешь жаловаться, подведу под 25 лет лагерей. Сразу же отметим — в 1989 году все фигуранты дела были реабилитированы. Среди сохранившихся в деле «вещественных доказательств» — изъятые у Марии машинописные списки молитв, читаемых на определённую потребу, тексты молитв и акафистов.
Упомянутые собрания для «совместных молений» проходили на квартире Марии Карточенко и её мужа Николая. На квартиру, показала хозяйка, приходили «странники» и «монахи», в частности — «странствующий монах Арсений», «странник Иван». Последний, записывал следователь, распространял «клеветнические измышления на советскую действительность», утверждая, что в СССР нет настоящей свободы совести. «Лидером» же группы выступал наезжавший в Киев «старец Алексей».
Его «проповеди», свидетельствовали узники внутренней тюрьмы МГБ УССР на улице Короленко (ныне — Владимирская), сводились к таким утверждениям: «чтобы мы не ходили в церковь, а молились где-либо в домах, группами, что якобы церковь при советской власти изменила веру». Скоро будет «конец мира», вещал «старец», установится всемирная коммунистическая власть, «все народы вымрут», уцелеет лишь «кучка израильского народа». Чтобы получить жизнь вечную, внушал Алексей, нужно «выполнять его заповеди».
Среди шести участников группы интерес вызывает Борис Евгеньевич Кубасов, 1888 года рождения, сын священника, закончивший духовную семинарию (отдельные фигуранты дела называют его также бывшим священником).
«Антисоветчик и монархист» — характеризовал его следователь. Воевал, в 1915 г. был контужен, учительствовал, получил травму после падения с четвёртого этажа. В 1929 году, во время очередной волны гонений на духовенства и «церковников» Кубасов был осуждён на 3 года лагерей, отбывал наказание на Соловках, где к тому времени собрался цвет православного духовенства. Именно имевший духовное образование инвалид Кубасов раскусил «старца Алексея» — Алексей никакой не пророк, «ему верить нельзя», он врёт об «исцелении им больных».
Однако нельзя не отметить, что среди «паствы» Алексея было немало людей с нездоровой психикой. Б. Кубасов страдал припадками, во время которых «выгибался дугой».
Та же К. Кодубенко получила на фронте контузию, с 1945 г. лечилась в Киевском психоневрологическом институте. Экспертиза, проведённая там же комиссией под председательством профессора Залкинда, признала её вменяемой, но неуравновешенной психически, замкнутой личностью. Не берёмся комментировать один из выводов комиссии: «Сама испытуемая в бога (так значится в документе — авт.) не верит и никогда не верила».
Мария Иосифовна Карточенко, 1908 г. рождения, член партии, с 7 лет трудилась домработницей, с 15-ти замужем, от воспаления лёгких умер ребёнок. На производстве получила тяжёлую травму электротоком, перенесла несколько операций, утратила возможность иметь детей. С трудом окончила 3 класса вечерней школы, не могла усваивать даже простой материал. Как показала экспертиза, страдала истерией, эпилептическими явлениями, лечилась в психоневрологическом институте.
Да и обращались «отцы» с женщинами из кружка ИПЦ весьма деспотично. Марию Карточенко (как и других «послушниц») поставили просить милостыню для «старцев» возле церкви, а когда той стало неудобно, то на неё накричали за «нарушение правил истинно-православной веры», отчего, стыдил её Алексей, в храме «свечи загорелись сами собой».
Клавдия Кодубенко, прибывшая в Таганрог к «старцу» Алексею на «испытания», по словам одной из фигурантов дела, «еле удрала» от «наставника» (хотя потом и извинилась перед ним в Киеве).
Однако наиболее колоритной фигурой подполья ИПЦ (параллельно проходящей по другому уголовному делу) оказался упомянутый «старец Алексей». Не исключено, что именно агентурно-следственные действия по делу Алексея Нестеровича Никулина и его окружения вывели чекистов на киевскую группу ИПЦ. А. Никулина, 1924 г. рождения, уроженца Ростовской области с 5 классами образования, органы МГБ арестовали в Таганроге в начале 1950 года (впоследствии осуждён на 10 лет лагерей).
В то же время чекисты арестовали и его «послушниц» Соломию Свирид (1897 г. рождения) и 42-летнюю Степаниду Бондаренко (руководителя групп ИПХ в Киевской области и на окраинах Киева, открыто «высказывавшую ненависть к советскому строю»). Именно С. Свирид и дала показания на 13 участников подполья ИПЦ, включая К.Кодубенко. Задержали и некую Ефросинью Венгер, которая с 1937 г. бродяжничала, а участницей подполья ИПЦ стала с 1945 года. Она совместно с А. Никулиным создавала группы ИПЦ в Ростовской области, Краснодарском крае и в Украине.
Как «раскручивали» псевдопророков
Как выяснилось в ходе допросов, примерно в 1923 году возникало «церковно-монархическое подполье» — «игнатьевцы». Название происходило от монаха Балтского монастыря (Одесская область) Игнатия (Море), который распространял слухи о своём «божественном происхождении». К концу 1920-х группы «игнатьевцев» существовали уже в сёлах (по нынешнему административному делению) Харьковской, Житомирской, Винницкой и Одесской областей (хотя самого Игнатия арестовали в 1927 г., даже из Архангельска в Украину добирались его «посланцы»).
Сам Игнатий Море отличался представительной внешностью, имел явную харизму. Советская власть, учил он своих последователей, дана за грехи. Нельзя признавать законы, служить в армии, вступать в колхозы, участвовать в мероприятиях властей (нетрудно представить, на что обрекал Игнатий своих адептов в сталинские времена). Православный клир разложился и служит власти, признавать его нельзя — наставлял И. Море (лозунг, намного переживший его в арсенале «борцов» с апостольской традицией).
И. Море сменил некий Иван Пальчун (арестованный в 1938 г.). С 1945 года во главе подполья «игнатьевцев» стал некий «странник» Иван Галкин, возрождавший сеть её групп и в Украине (своеобразной базой секты стала Черниговщина). Его деятельность сводилась к организации тайных молений и заготовке белых одежд — «для встречи белого царя», пояснял «старец». После ареста И. Галкина в Ворошиловграде в секте, как водится, произошёл раскол. Часть участников подполья решила подчиняться «матушке» Марии Никитичне Боровской, а остальные признали «духовным авторитетом» того самого Алексея Никулина.
Сам Никулин в 1945 году, направляясь в Киево-Печерскую Лавру, познакомился в Ростове-на-Дону с Анной Кузьминой. Узнав о намерениях паломника, та посоветовала «сначала съездить в Таганрог на могилу старца Павла». Вскоре Алексей стал последователем ИПЦ, «вербовал» туда людей и стал «святым странником».
По сути, духовные звания Алексей получил, как сказали бы наши современники, «для пиара, для раскрутки». Но как показал на допросах А. Никулин, «в результате моих жульнических действий обо мне заговорили как о последователе Игнатия Море и начали повсеместно называть меня «отцом Алексеем», и даже сшили самозванцу белую рясу. «Моления» от Никулина проходили, подчас, очень своеобразно.
Он то читал участникам киевского кружка рукописи «Псалмы ХХ века», «О сновидениях 26/І-1950 в нижней Лавре», «Сон Иоанна Кронштадтского», то водил их по лесам под Бояркой до полного изнеможения. К «служению» в ИПЦ приобщал и брата Ивана, предлагая тому объявить себя «странником» для повышения «авторитета».
На Крещение в 3 часа ночи Алексей водил обнажённых мужчин и женщин совместно купаться в проруби. Оригинально выглядел и обряд «исцеления» — «старец» мылся в корыте, а экзальтированные женщины омывали грязной водой ноги и лицо. Ближайшими помощниками А. Никулина по Украине выступали монах (?), молдаванин Арсений, и некий Иван Балдин. Последний, призывая бороться с «краснодраконовской властью антихриста», изготовил «альтернативную» восьмиконечную звезду и требовал ей поклоняться.
Такое «духовное окормление» со стороны явных авантюристов и обернулось для Клавдии Кодубенко решением Особого совещания при Министре госбезопасности СССР от 3 февраля 1951 р. — её как социально-опасную личность на 10 лет отправить в Особый лагерь «Озёрный» МВД СССР под сибирским Братском. Когда в сентябре 1955 года большую часть подельников Кодубенко освободили досрочно, её и Бориса Кубасова оставили в неволе. Сведений о дальнейшей судьбе этой многострадальной женщины у нас нет.
Харизматы и изуверы
Одновременно всё больше возрастало значение работы по различным «нетрадиционным» сектам. Необходимо подчеркнуть, что деятельность ряда сект, уклонявшихся от регистрации, согласно действующему в СССР законодательству, сопровождалась действиями, прямо подпадавшими под уголовную ответственность. Секта «скопцов», например, прибегала к физической кастрации участников, «иннокентьевцы-татунисты» практиковали обряд погребения заживо.
В практике авторитарных и изуверских сект нередки были случаи доведения до самоубийства, жертвоприношений и ритуальных истязаний (как, например, в появившейся в межвоенной Польше секте «мурашковцев»). «Харизматические» секты, те же «трясуны-пятидесятники», доводили людей до экстатического состояния, выдавая их бессвязные восклицания на непонятном языке за «схождение духа святого».
Во время суда в Краснодоне Луганской области над руководителями общины «трясунов-пятидесятников» Колесниченко и Казимировым, родственники адептов свидетельствовали о превращении «здоровых людей в тряпки, юродивых», бьющихся в экстатических припадках с пеной на губах.
Нелегальные «адвентисты-реформисты» и многие другие асоциальные секты ратовали за отказ от выполнения воинского долга, гражданское неповиновение, отказ от образования, пользования документами, соблюдения законов и регистрации брака. Среди «катакомбников» канонический клир заменили деспотичные «старцы» и «старицы».
Один из случаев разработки Сухониным «авторитета» «пятидесятников-трясунов» описан Г. Санниковым. Этот человек (Борис Тараненко, как условно назвал его автор мемуаров) отсидел несколько лет «за антисоветскую деятельность, выразившуюся в проведении подпольных сборищ «трясунов», на которых он призывал к неповиновению советской власти, уклонению от призыва в советскую армию. При этом своими проповедями и воздействием на собравшихся приводил их в полубезумное состояние, заканчивающееся общей истерией, то есть тем, чем и были знамениты «пятидесятники-трясуны».
Поскольку Тараненко продолжил свою незаконную деятельность, выйдя на свободу, он был конспиративно задержан КГБ по пути на ночлег к собратьям. В камере его оставили, не вызывая на допросы, на несколько дней, ведя наблюдением за психологическим состоянием: «В камере Тараненко вёл себя беспокойно, беспрерывно молился, спал мало, временами впадал в прострацию. Было организовано тщательное медицинское обследование арестованного, включая врача-психиатра. Здоровье у него оказалось отличное, психических отклонений выявлено не было. Первые контакты с ним показали, что Тараненко стремился избежать наказания, умолял отпустить его, доказывал непричастность к антисоветским проповедям».
В. Сухонин велел держать его в неведении о причинах задержания — «Пусть пропитается страхом». Через 5−6 дней Борис по своей инициативе дал широкие показания о подполье «пятидесятников», выдал их типографию, выражал готовность «сдать» всех членов «известных ему подпольных сект „пятидесятников-трясунов“, за исключением своей сестры и женщины из числа членов общины, с которой он был близок, чем уже серьёзно нарушил правила поведения „брата во Христе“, совершая грех с „сестрой во Христе“ в безбрачии».
После двух месяцев допросов и разработки его завербовали под псевдонимом «Богдан» и направили в рейд. «Имея целью как можно больше вывести из-под влияния «пятидесятников-трясунов» «братьев и сестёр во Христе», ..он стал одним из лучших агентов по разложению сектантов-«трясунов».
В ожидании Армагеддона
Однако в служебных характеристиках неизменно отмечались успешные разработки Сухониным и его сотрудниками подполья секты «Свидетелей Иеговы» (иеговистов).
В Западной Украине иеговисты стали распространяться после Первой мировой войны. Центром прозелитской работы стала польская Лодзь. Внимание органов НКВД иеговисты привлекли сразу же после вхождения Западных Украины и Белоруссии в состав СССР в сентябре 1939 года. Инструкция НКВД СССР от 11 октября 1939 г. о постановке на оперативный учёт при «получении проверенных агентурных материалов» предписывала брать на учёт и под агентурное наблюдение всех «церковников и сектантов» (правда, эту инструкцию, создававшую предпосылки к массовым нарушениям законности, всё же отменили приказом НКГБ СССР от 18 февраля 1944 г.).
С 1945 года, когда начались аресты и осуждения иеговистов за «антисоветскую пропаганду и помощь подполью ОУН», верхушка Всемирного общества свидетелей Иеговы рекомендовало своим адептам в Украине перейти на нелегальное положение. Показательно, что уже в самом начале «холодной войны», в 1945 г. в Украинской ССР нелегально образовали во Львове Краевое бюро (с 1957 г. — Комитет) во главе с С. Бураком как руководящий центр иеговистского подполья (поначалу Краевое бюро подчинялось польскому Краевому комитету). Развернулось создание подпольных структур по всей Украине и в других регионах СССР.
Аналитические документы КГБ СССР свидетельствуют, что жёстко централизованную и конспиративную работу на территории СССР проводил т.н. «Русско-украинский отдел» руководящего Бруклинского центра («Руководящей корпорации») иеговистов. Непосредственное руководство и координацию работы в СССР и других социалистических странах осуществляло Восточноевропейское бюро в германском Висбадене. В 1945 г. вышли «Организационные указания для возвестителей царства» — основной инструктивный документ, определяющий методы миссионерства, психологической обработки и вовлечения новых участников секты (применительно к различным социальным слоям).
Сразу же из-за рубежа хлынула материальная помощь, большой объём сектантской и антисоветской литературы. Через границу тайно просачивались эмиссары. Один из них, Стефан Космин, был убит пограничниками в июле 1948 г. при попытке перехода границы в районе Сокаля. В 1955 г. удалось задержать опытного курьера, фанатичную иеговистку Чеславу Кукелку (оказалось, что она «оплачивала» переход границы интимными услугами знакомым солдатам-пограничникам, привлечённым к ответственности).
Отличительной особенностью «свидетелей», во многом обусловившей оперативный интерес к ним в условиях «холодной войны» являлось прямое вовлечение адептов секты в сбор разведывательной информации в интересах зарубежных спецслужб. В Украину передавались вопросники для подготовки отчётов, и если в 1946 г. вопросник включал 10 позиций, то в 1956 г. — уже 30 граф.
Создавались конспиративные линии курьерской связи, система тайников, условностей («Руфь» — Российская Федерация, «Иаков» — Чехословакия и т. п.), «слуги-пионеры» вели вербовку новых членов. Та же Кукелка несколько лет передавала собранные её «братьями и сёстрами» сведения о советских воинских частях, военных аэродромах и другую развединформацию через каналы в Польше и далее в Америку (сведения зашифровывались при помощи шифроблокнотов).
Как поведал следователям КГБ один из лидеров советских иеговистов К. Поташев, в СССР были созданы Восточный (Сибирь) и Западный отделы, разделённые на 10 округов (4 из них находились в Закарпатской области), округ включал 10 «обводов», разделённых на группы, те делились на «кола» (конспиративные кружки по 6−12 человек).
Характерной особенностью деятельности секты всегда была весьма активная издательская деятельность. Только в 1947—1952 гг. в нелегальных типографиях в СССР вышло свыше 133 тыс. экземпляров книг и брошюр, в 1960—1961 гг. — около 90 тыс. В 1962 г. в одном только лесном массиве Тячевского района обнаружили две подпольные типографии нелегала-иеговиста Дзяпко.
Арестованный КГБ УССР бывший член Краевого комитета К. Полищук на допросах показал, что для деятельности подполья иеговистов были характерны суровая дисциплина и отчётность, конспирация, внутренний надзор за сектантами, централизм, преемственность в руководстве, распоряжавшемся значительными средствами. Деятельность секты опиралась на солидный материально-финансовый фундамент. Согласно показаниям арестованных активистов, только за 1950 год участники иеговистского подполья СССР внесли в кассу 499,5 тыс. рублей (на 90 тыс. закупили изделий из золота).
Крепкий орешек для КГБ
КГБ и МВД, по оперативным данным подразделения П. Сухонина, одного за другим арестовывали предводителей Краевого органа в Украине: С. Бурака (задержан в 1947 г.), Н. Цибу (1952 г.), Б. Терлецкого (1955 г.), Н. Дубовинского (1957 г.), П. Зятека (1961 г.), К. Поташева (1962 г.).
Арестованные, отмечали чекисты, крайне враждебно и замкнуто вели себя на следствии, не желали давать показания. Упомянутого К. Поташева, например, допрашивали 52 раза, авторитета иеговистов Марича (из Торуна Закарпатской области) — 57 раз. Однако руководящие звенья сектантов показали удивительную устойчивость, неизменно возрождаясь, как гидра, после арестов предводителей.
К началу 1960-х годов общая численность адептов секты «Свидетелей Иеговы» (само это название утвердилось в 1931 г.) достигла 2 млн. Имелись центры секты в более чем 30 странах, мощная издательская база. Миллионными тиражами на 35 языках выходили журналы «Сторожевая башня» и «Пробудись».
К 1 сентября 1961 г. сеть свидетелей Иеговы в СССР включала в себя 5 округов, 109 групп, 699 кружков, свыше 5700 участников, в нелегальных типографиях за год отпечатали 43 тыс. экземпляров иеговистской литературы. К 1962 г., по данным КГБ, иеговистское подполье в СССР насчитывало 1710 кружков с более чем 15 000 участников.
При аресте активистов секты братьев и сестры Маричей (Закарпатье) обнаружили зашифрованный отчёт, согласно которому в 1960—1961 гг. Западный отдел принял 1753 новых членов, имел 143 группы и 1104 кружка, 7050 активных членов, распространил 1626 журналов, 2343 брошюры, провёл 30 тыс. часов проповедей и 16 650 часов «библейских студий». Нелегальная литература рассылалась по почте, заместитель К. Поташева И.Костин занимался организацией подпольных типографий.
По мнению чекистов, оперативная работа по иеговистам считалась едва ли не самой сложной на «религиозном фронте». Сказывался фанатизм адептов секты, авторитарная психология лидеров, специальная конспиративная подготовка, закрытые линии связи, эшелонированная охрана собраний, своеобразная внутренняя служба безопасности, слежка за неофитами. В секте воцарились строгая иерархия, субординация, мелочное планирование, шаблонность действия и сухость мышления.
Как считают специалисты-психологи, на примере адептов этой секты особенно хорошо заметна индоктринация фобий (страхов): боязнь самостоятельно, критически мыслить; опасения перед внешним миром («внегрупповым социумом»); страх выйти из секты (стать «отступниками», как у иеговистов) и перед «врагами»; боязнь стать «исключёнными из собрания» и «потерять спасение»; боязнь катастроф и природных напастей и т. д. Не случайно, как показали специальные зарубежные исследования, среди «свидетелей Иеговы» всегда был высок уровень психических заболеваний (в 1,5 — 10 раз выше, чем среди прочего населения).
Разумеется, КГБ занимался не только «посадками» активистов и раскрытием подпольных типографий (иные — под сельскими домами «свидетелей», в бункерах глубиной до 5 метров). Сотрудники КГБ проводили оперативные комбинации по компрометации руководителей секты перед рядовыми членами («сливание» фактов их мошенничества, моральной нечистоплотности, намёки на сотрудничество с КГБ), провоцировали противоречия в отношения между лидерами на догматической основе или по поводу распределения материальных ценностей, перехватывали линии связи с заграничными центрами, разжигали борьбу за власть.
В 1962 г. при «содействии» КГБ произошёл серьёзный раскол иеговистов в СССР. Помимо двух «естественно» возникших враждующих направлений, квалифицированная агентура КГБ среди иеговистов Украины (при поддержке «старших братьев», польских иеговистов — агентов госбезопасности ПНР) создала третье оппозиционное направление.
Агентура из числа активистов секты подготовила спецвыпуск «Сторожевой башни», в котором продвигалась «новая установка» — «свидетелям» не возбраняется участие в общественной жизни страны по их собственному усмотрению. Новацию поддержал Бруклинский центр. Сам Н. Кнорр включился в борьбу с «оппозицией Поташева-Костынюка» на стороне «канонического» Краевого комитета.
В 1988 году все ограничения на деятельность «свидетелей Иеговы» в СССР сняли, и уже в июне 1992 года в Петербурге прошёл 100-тысячный съезд иеговистов со всего мира и из постсоветских стран. К началу 2000-х годов количество активных членов секты в мире достигло 6,5 млн. человек (при том, что в 1914 — насчитывалось около 25 тыс., в 1964 — 626 тыс.).
Новые гонители Православия
Непростой представляется ситуация с увольнением Сухонина со службы и, главное, отстранением от руководства «церковной линией» в КГБ Украины. На то время чекисту ещё не исполнилось и 50 лет (при граничном сроке службы для полковников в 55 лет). Не смотря на выявленный военно-врачебной комиссией атеросклеротический кардиосклероз — диагноз не удивительный для подобной нервной, ненормированной работы заядлого курильщика, офицер уверенно руководил подразделением, имея 15-летний опыт работы по религиозной линии.
Формально Сухонина подвели под принятый по инициативе Н. Хрущёва 15 января 1960 г. Закон СССР «О новом значительном сокращении Вооружённых Сил СССР» (на 1,2 млн. человек, то есть на треть). О связанных с этим многочисленных личных драмах служивших в армии и органах людей написано немало, хотя само сокращение почти 6-миллионной Советской Армии и переброска ресурсов на улучшение благосостояния общества было насущной задачей — всего же в 1958—1960 гг. тремя волнами армию сократили на 3,2 млн. человек.
В. Сухонина уволили по состоянию здоровья, как негодного к воинской службе в мирное время, с правом ношения воинской формы одежды и в связи со значительным сокращением личного состава силовых структур. Показательно, что перед увольнением с заслуженным контрразведчиком беседовал лично Председатель КГБ при СМ УССР (в 1954—1970 гг.), генерал-лейтенант Виталий Никитченко, пришедший в госбезопасность с партийной работы в рамках «хрущёвской оттепели».
Скорее всего, отставка В. Сухонина произошла в рамках кадровых перемен в органах государственной «опеки» РПЦ и религиозной сферы в целом. С одной стороны, с 1959 г. Н. Хрущёв развернул новое наступление на Церковь, само существование которой категорически не укладывалось в программу форсированного строительства коммунизма до 1980 года (официально закреплённой в новой Программе КПСС, принятой в 1961 г. на XXII съезде КПСС).
Это требовало прихода в органы церковно-государственных отношений новых функционеров, прошедших школу партийно-советской работы, а также корректив в стиле работы спецслужбы (с хрущёвских времён согласие на негласное сотрудничество с КГБ становится почти обязательным условием получения епископского сана).
Органы поощряли ренегатство священнослужителей. Печальную известность получили бывший профессор Ленинградских духовных школ, изверженный из сана протоиерей Александр Осипов и отлучённый от Церкви, бывший преподаватель Саратовской семинарии и кандидат богословия Евграф Дулуман (Доломан).
Назначенный вместо генерал-майора КГБ в отставке Георгия Карпова (личного выдвиженца И. Сталина, председателя Совета по делам РПЦ в 1943 — феврале 1960 гг.) партийный работник Владимир Куроедов сразу же повёл дело к усилению жёсткого контроля над духовенством и руководством Московской патриархии. Совместно со ставленником Н. Хрущёва, Председателем КГБ при СМ СССР (1958−1961 гг.) Александром Шелепиным, новый «обер-прокурор» (в 1960—1984 гг.) уже в апреле 1960 г. добился от Патриарха Алексия І согласия на устранение с должности председателя Отдела внешних церковных сношений и от работы во Всемирном совете мира митрополита Крутицкого и Коломенского Николая (Ярушевича).
24 ноября 1960 г. владыка Николай в беседе с представителями ЦК КПСС поставил вопрос о «фактах физического уничтожения Православной Церкви. В настоящее время ведётся явная линия на уничтожение Церкви и религии вообще и более глубоко и широко, чем это было в 1920-х годах..». Иерарха тихо вывели на пенсию, 13 декабря он скончался в полной изоляции в Боткинской больнице в Москве.
В июле 1961 года Куроедов инспирировал созыв Архиерейского собора, на котором одобрили антиканонические поправки к «Положению об управлении РПЦ» (от 1945 года), для приведения его в соответствие с секретным постановлением правительства СССР от 16 марта 1961 г., секретной инструкцией к нему «Об усилении контроля за выполнением законодательства о культах».
Согласно ряду постановлений ЦК КПСС, принятых в 1958—1962 годах, государственными органам (с участием КГБ, МВД, Прокуратуры) подвергли административному закрытию значительное число храмов, религиозных общин, приходов, монастырей, духовных школ. К 1963 г. число православных приходов по сравнению с 1953 г. сократилось более чем вдвое.
В Московской епархии с 1959 г. по 1963 г. закрыли свыше 50% церквей. В Днепропетровской и Запорожской епархиях из 285 приходов к 1961 г. действовало лишь 49. Закрыли 5 семинарий, из 47 монастырей (1959 г.) к середине 60-х гг. действовало 16 (в 1963 г. закрыли Киево-Печерскую Лавру). Число монашествующих сократилось с 3 тысяч до 1,5 тысяч. К 1961 году служило 8252 священников и 809 дьяконов и к 1967 г. — 6694 и 653 соответственно. В 1961—1964 гг. в СССР осудили по религиозным мотивам 1234 человека.
После низложения Хрущёва (в день Покрова Пресвятой Богородицы, 14 октября 1964 года) откровенные гонения на Православие сменились более утончёнными действиями. В августе 1970 г. заместитель председателя Совета по делам религий при СМ СССР В. Фуров направил записку в Отдел пропаганды ЦК КПСС «Об итогах перестройки церковного управления и работе по усилению контроля за деятельностью религиозных объединений», где подводились итоги «церковной реформы» за 10 лет: «Во-первых, коренную перестройку церковного управления, отстранение духовенства от административных, финансово-хозяйственных дел в религиозных объединениях, что лишило их власти и подорвало авторитет служителей культа в глазах верующих; во-вторых, восстановление права управления религиозными объединениями органами, выбранными из числа самих верующих, что полностью соответствует требованиям советского законодательства о культах; в-третьих, перекрытие всех каналов благотворительной деятельности церкви.; в-четвёртых, ликвидация льгот для церковнослужителей в отношении подоходного налога, обложение их как некооперированных кустарей, прекращение государственного социального обслуживания гражданского персонала церкви, снятие с профсоюзного обслуживания церковных активистов, роспуск и ликвидация профорганизаций в религиозных организациях.; в-пятых, ограждение детей от влияния религии, в результате теперь полностью прекращено привлечение подростков к участию в церковных хорах и к сослужению духовенству; в-шестых, перевод служителей культа на твёрдые оклады, независимо от совершённых ими количества богослужений и обрядов, ограничение материальных стимулов духовенства, что снизило его активность..».
«Дембель» поневоле
Получается, что «обер-прокурорство» Г. Карпова (на которое, собственно, и пришлась работа Сухонина по «церковной линии») оказалось не самым худшим периодом для церковно-государственных отношений. За время же правления Никиты Сергеевича (точнее, 1958−1963 гг.) в стране закрылось свыше 4000 храмов.
В. Куроедов в докладе на Всесоюзном совещании хлёстко характеризовал работу своих предшественников: «Совет непоследовательно проводил линию партии и государства в отношении церкви и скатывался зачастую на позиции обслуживания церковных организаций. Занимая защитнические позиции по отношению к церкви, вёл линию не на борьбу с нарушениями духовенством законодательства о культах, а на ограждение церковных интересов».
Чекисты-«религиоведы» сталинской формации (иные успели принять участие в довоенных физических репрессиях против священнослужителей), как это парадоксально не звучит, были воспитаны в более прагматическом духе отношения к Церкви, определённое время (понимая волю Кремля) даже работали на восстановление позиций РПЦ, в целом проводили более гибкую агентурно-оперативную линию, нежели при возрождении Хрущёвым догматического марксизма и оголтелого административно-пропагандистского давления на Православие.
Оперативные силы и средства МГБ-КГБ УССР были обращены на противодействие (как бы мы сейчас ни оценивали это с точки зрения современных понятий и законодательства) деструктивным сектам, за спиной которых часто стояли спецслужбы стран-противников СССР.
Теперь же РПЦ вновь становилась приоритетным объектом для преследований, возрождался вал атеистической пропаганды. Гонители Церкви пробивали широкие духовные бреши для сект, «катакомбного православия», экспорта набиравших популярность среди интеллигенции мистических «учений» и оккультизма, «восточных» культов, деструктивных неокультов, «церковного диссидентства».
По мнению украинского историка Виктора Палецкого, «основной хрущёвский удар по Православию был нанесён в России. В то же самое время мало обращалось внимания на „неофициальное“ возрождение униато-католической конфессии в Западной Украине, баптизма и иудаизма, а энергичные протесты мусульман вынудили власти почти прекратить, во избежание реставрации басмачества, закрытие мечетей в Средней Азии и Поволжье. Зато в тех же регионах чуть ли не массовым образом закрывались учреждения православного, в том числе старообрядческого культа».
С 1970-х гг. КГБ фиксировал попытки закордонных националистических центров внедрить в Украине популярное ныне неоязычество на манер РУН-веры (взращённой ещё специалистами гитлеровской СС). Зарубежные спецслужбы стремились появившееся в 1920—1930-х годах понятие «церковного подполья» наполнить новым, сугубо подрывным содержанием.
На фоне притеснений Православия, именно в 1960-е годы в Европе и США, отмечает подготовленный 5-м Управлением КГБ СССР справочник о зарубежных религиозных организациях, произошёл резкий рост многочисленных псевдорелигиозных и клерикальных организаций, «нетрадиционных религий» и «неканонических верований» (в США свыше 1000, Англии — свыше 150, в ФРГ — более 100 течений, по несколько десятков в каждой из несоциалистических европейских стран).
Это стало одним из проявлений известного потрясения духовных и моральных основ евроатлантической цивилизации 1960-х, включая известные молодёжные и расовые бунты, наркотическую «психоделическую революцию», «сексуальную революцию», засилье постмодернизма в литературе и искусстве, обществоведении, переформатирование традиционной морали, окончательное изгнание религиозных начал в «гетто» церковной ограды.
Именно в 1960-х гг. спецслужбы США и их ведущих союзников по НАТО окончательно определились с приоритетным объектом разведывательно-подрывной деятельности с целью развала СССР — сфера межнациональных отношений и религиозные конфессии. Появилась сеть исследовательских и аналитических центров, разрабатывавших тактику, методы и приёмы информационно-психологической борьбы на основе новейших достижений социальной и аналитической психологии, лингвистики, этнологии, семантики, семиотик.
В частности, по отношению к верующим в СССР рекомендовалось всячески поощрять их контакты (сращивание) с идейно-политической оппозицией, насаждать конспиративность, агитировать их в пользу перехода на «катакомбное» положение, за превращение в религиозных экстремистов.
Судя по всему, фактический руководитель «церковной линии» НКГБ-МГБ-КГБ Украины с 1944 года не соответствовал новым требованиям к богоборцам. В отставку полковник вышел с орденами Красного Знамени и Красной Звезды, медалями, званием Почётного сотрудника госбезопасности (1959 г.), присвоенном за результативную работу «против церковно-сектантского подполья».
К сожалению, у нас нет сведений о дальнейшей судьбе этого, безусловно, незаурядного человека. Его знания наверняка были бы полезны современной Украине, где буйствуют секты, принадлежащие к 350 (!) различным направлениям.
Наказание за неосторожное слово
Самому Георгию Захаровичу Санникову в июле 1956 года приехавший в Киев сотрудник отдела кадров Первого главного управления (ПГУ, внешняя разведка) КГБ СССР предложил пройти обучение в разведшколе («школе № 101») в Москве. После этого подчинённый Сухонина 17 лет проработал «в поле» в германоязычных странах.
Вернувшись после очередной «боевой» командировки в Москву, разведчик ожидал назначения в Швейцарию. В то время в столице обретался его коллега по ПГУ, чем-то серьёзно проштрафившийся по финансовой части в загранкомандировке и попавший под плотную проверку контрразведки на Родине.
В телефонном разговоре с Санниковым товарищ стал крыть руководителя разведки Георгия Крючкова (протеже Председателя КГБ СССР Юрия Андропова), которого считали «парашютистом» (на сленге чекистов — непрофессиональным разведчиком, сразу же пришедшем на хорошую должность из партийного или комсомольского аппарата). Георгий Захарович, на свою беду, в крепких выражениях поддержал пренебрежительный разговор о несимпатичном и ему начальстве.
Записи роковой беседы, писал в мемуарах «Да, я там работал» его сослуживец Е. Григ (псевдоним), легли на стол руководству. Единственно, что непосредственные начальники сумели сделать для заслуженного сотрудника спецслужбы — затянуть служебное расследование до получения Санниковым права на пенсию (вскоре у него умерла супруга, «которую он любил так, как сейчас уже и не любят»). Самого отставного разведчика устроили на скромную должность в одно из вспомогательных подразделений Всесоюзного агентства по авторским правам.
http://orthodoxy.org.ua/content/vedushchii-sektoved-ukrainy-polkovnik-kgb-viktor-sukhonin-chast-2−75 945