 |
| Нескучный сад | Андрей Зайцев | 15.04.2013 |
14 апреля 1930 года около половины одиннадцатого утра из квартиры на Лубянском проезде в центре Москвы выбежала молодая женщина. Практически сразу она услышала хлопок и закричала, прося о помощи. Женщину звали Вероника Полонская, а звук, так ее напугавший, оказался выстрелом, который прекратил жизнь Владимира Маяковского.
Любой, кто начинает читать следственное дело о смерти поэта, сталкивается со странным ощущением множества случайностей и совпадений, которые выстраиваются в трагическую мозаику.
Роковому выстрелу предшествовала ссора Маяковского и Полонской, которая убегала на репетицию. Причиной конфликта был отказ актрисы бросить своего мужа — актера Михаила Яншина.
Уже вечером 14 апреля женщина была допрошена следователем Сырцовым: «Я села на диван, он сел на ковер, который был послан у моих ног и просил меня, чтобы я с ним осталась жить хотя-бы на одну-две недели. Я ему ответила, что это невозможно, так как я его не люблю. На это он сказал — „ну хорошо“ и спросил будем-ли мы встречаться; я ответила, что „да“, но только не теперь» (Здесь и ниже все цитаты из протоколов и иных документов даются с сохранением авторской орфографии и пунктуации — А.З.). После этого, по словам Полонской, она вышла из комнаты, но, не дойдя до лестницы, услышала хлопок.
Другие жильцы коммунальной квартиры рассказывали Сырцову о том, что Полонская выбежала из комнаты Маяковского уже после выстрела с криком «Спасите», так что на самом деле произошло в комнате между этими людьми с 10 утра до 10−30 точно установить невозможно.
Баллистическая экспертиза показала, что смертельный выстрел был произведен «при выстреле с дистанции боковой упор в направлении спереди назад и несколько справа налево почти в горизонтальной плоскости». Маяковский стрелял в себя полулежа на диване, приставив пистолет прямо к сердцу.
Здесь мы сделаем небольшую паузу, и отметим, что это была не первая попытка поэта свести счеты с жизнью. Несколько человек на следствии и в своих воспоминаниях рассказали о том, что Маяковский любил «играть» с револьвером и почти всегда носил с его собой.
Документы следствия и воспоминания свидетельствуют, что под «револьвером» мог пониматься практически любой пистолет, независимо от наличия в нем барабана.
В своих воспоминаниях Лиля Брик говорит о том, что Маяковский терроризировал ее разговорами о самоубийстве. Еще в 1916 году он утром позвонил ей по телефону и сказал: «Я стреляюсь. Прощай, Лилик». Перепуганная женщина схватила извозчика приехала в квартиру и услышала слова поэта: «Стрелялся, осечка, второй раз не решился, ждал тебя».
Для страстного игрока Маяковского, который мог держать пари даже на трамвайные номера, а в Берлине был так азартен, что ни разу не вышел из гостиницы посмотреть на город, суицид был попыткой победить смерть. Он боялся старости, которая, по его словам, у мужчины наступает в 35 лет, он не мог жить без постоянного обожания себя, и видел мир в черно-белых цветах, о чем свидетельствует «Характерологический очерк» врача Г. И Полякова, который также можно найти в следственном деле.
Свою попытку ухода из жизни 14 апреля 1930 года поэт готовил и тщательно, и спонтанно.
Вероника Полонская вспоминает, что накануне в телефонном разговоре Маяковский попросил разрешения включить ее в состав своей семьи в своем письме к правительству. Речь идет о фразе из предсмертной записки, написанной 12 апреля на страницах записной книжки: «Товарищ правительство моя семья это Лиля Брик, мама, сестры и Вероника Витольдовна Полонская. Если ты устроишь им сносную жизнь — спасибо». Интересно, что при первой публикации в газете «Правда» машинистка поставила в текст запятую между словами Лиля и Брик, что увеличило число наследников.
Спонтанность же заключалась вот в чем. У поэта в доме было оружие, на которое он получил разрешения от властей. Для самоубийства использовался пистолет «Маузер» модели 1914 года, в который был вложен патрон от пистолета «Браунинг» модели 1900 года.
Калибр пистолета и пули совпадали, но любому человеку понятно, что «неродной» патрон с большей вероятностью мог дать осечку и даже разорвать пистолет в руке. Если мы оставим в стороне версию о том, что за несколько секунд после ухода Вероники Полонской Маяковский судорожно вставляет в пистолет первый подходящий патрон, то перед нами классический способ «проверки судьбы» с сознательным увеличением элемента случайности.
Уже упоминавшаяся нами баллистическая экспертиза, проведенная 25 апреля 1995 года, говорит о деформации гильзы. Иными словами, «удачность» рокового выстрела была непредсказуемой, и ей не смогли помешать одновременное повреждение пистолета и патрона.
От технических моментов смерти поэта перейдем к биографическим и психологическим, которые также не дают однозначного ответа на вопрос был ли выстрел произведен в состоянии аффекта или стал результатом игры с судьбой.
Несколько человек в своих показаниях и воспоминаниях говорят о том, что Маяковский не считал 14 апреля последним днем своей жизни. В. А. Сутырин упоминает о том, что 10 или 12 апреля поэт согласился помочь в изготовлении первомайских лозунгов для ЦК, но попросил подождать несколько дней из-за гриппа. В конце января — начале февраля Владимир Маяковский попросил у него квартиру в писательском доме. Поэт больше не мог жить с Бриками в Гендриковом переулке, и хотел снять квартиру до осени 1930 года, когда будет построен дом.
Что же стало причиной рокового выстрела? Лиля Брик и еще ряд современников поэта говорят о том, что самоубийства могло не произойти, если бы Маяковский не остался один в своей квартире (Брики находились в этот момент заграницей). Вероника Полонская — его последняя любовь так же не может быть основной причиной для суицида.
В народе и писательской среде сразу после кончины поэта ходили слухи о том, что Маяковский застрелился из-за сифилиса и «бабы», но проведенное до кремации тела вскрытие опровергло версию о венерической болезни, а разрыв с Полонской был не первым и наверняка не последним. Критика Маяковского со стороны собратьев по перу и холодный прием его пьесы «Баня» также не должны были сломить поэта, который был борцом по натуре, что он не раз доказывал на протяжении своей жизни.
Некролог В. Маяковскому на последней странице газеты «Труд» от 15 апреля 1930 г.
Единственным «слабым» местом были психологические особенности личности Маяковского. Вот что писал уже упоминавшийся нами Г. И. Поляков в «Характерологическом очерке», который стал результатом наблюдений его как врача и бесед с людьми, близко знавшими поэта: «М. является человеком очень бурного темперамента, человеком сильных чувств и влечений, способным к очень интенсивным и глубоким переживаниям. Наряду с этим внешние сознательно-волевые стороны его личности развиты слабо и отступают на задний план перед бурными порывами его эмоционально-аффективной сферы. М. не в состоянии волевыми усилиями заставить себя заниматься чем-либо, что его не интересует, или подавлять свои чувства».
Многие современники отмечали страсть поэта к широким жестам — любимым женщинам он дарил не букеты, а корзины или даже целые киоски цветов, он требовал немедленного восхищения, и каждое мгновение его жизни и творчества было реакцией на свои сильнейшие эмоции. Успех его публичных выступлений был связан со способностью мгновенно реагировать на то, что происходило в зале.
Лев Кассиль рассказывал как однажды из зрительного зала стал уходить очень тучный мужчина с большой бородой. Он шел к двери, не обратив внимания на реплику Маяковского: «Что это за выходящее из ряда вон явление», а потому был «добит следующей фразой поэта: «Побриться пошел». Публика покатилась со смеху, и демарш мужчины поэт обратил себе на пользу.
Но у этого остроумия, по словам Полякова, был и недостаток — Маяковский выхватывал в человеке самую яркую черту, но при этом его суждение могло быть поверхностным и неверным. Поддавшись эмоции, поэт мог неверно оценить ситуацию, и действовать, исходя из собственного гипертрофированного понимания реальности.
К трагедии, произошедшей 14 апреля 1930 года, привело стечение многих факторов. Лучший поэтический ответ на вопрос, почему застрелился Маяковский, дала Марина Цветаева, написав в 1932 году в статье «Искусство при свете совести»: «Двенадцать лет подряд человек Маяковский убивал в себе Маяковского-поэта, на тринадцатый поэт встал и человека убил».
Лучшую практическую версию предложила в день самоубийства поэта Вероника Полонская, сказав: «Причина самоубийства МАЯКОВСКОГО (так в тексте — А.З.) мне неизвестна, но надо полагать, что главным образом послужил мой отказ от взаимности, также как и неуспех его произведения „БАНЯ“ и нервное болезненное состояние».
Возможно ли отпевание Маяковского? Вероятнее всего, самоубийство было совершено в состоянии сильного аффекта и стало для Маяковского такой же случайностью, как и для всех, кто услышал эту трагическую новость. Поэт потерпел поражение в своей игре с судьбой. Поэтому, подходя к делу формально, Церковь могла бы рассмотреть возможность совершения панихид по Маяковском и его поминовения. С другой стороны, едва ли сам Маяковский, требовавший от неба — снять шляпу, хотел бы, чтобы Церковь молилась о его прощении и упокоении ..
