К вопросу о восстании крымских татар в горном Крыму (1918 г.)

Предлагаемая вниманию читателей статья известного крымского историка Вячеслава Георгиевича Зарубина рассказывает о малоизвестном драматическом эпизоде начального этапа Гражданской войны в Крыму — восстании крымских татар весной 1918 г. против захвативших власть на полуострове большевиков. В значительной мере вызванное террористическими мероприятиями большевицкого режима, это вооруженное выступление практически сразу превратилось в этноконфессиональный конфликт, повлекший за собой значительные человеческие жертвы и материальные потери. Эта трагедия служит красноречивым примером того, к чему может привести проведение кардинальных социальных преобразований без учета национального фактора.

События Гражданской войны в Крыму резко обострили межнациональные отношения на полуострове. Ухудшение их началось ещё с мировой войны. Достаточно вспомнить часто необоснованные подозрения и репрессии властей, отражавшиеся на психологии населения, в отношении крымских немцев, а также татар; депортации из Крыма турецко-, германско- и австро-венгерских подданных. В период войны развернулось, с благословления властей Российской империи, переселение в Крым армянского и греческого населения из Турции, спасавшегося от резни (1915 г.) и, естественно, проникнутого антиисламскими настроениями.

После Февральской революции на полуострове создаются и действуют всякого рода национальные общества и организации. Наиболее влиятельной из них стал Мусульманский исполком, начавший с июня 1917 г. формировать собственные вооружённые силы (эскадронцы). Это привело к конфронтации с губернскими властями и аресту председателя Мусисполкома муфтия Н. Челеби Джихана (Челеби Челебиева). Контакт национальных организаций не получался не только с органами Временного правительства, но и с Советами. Так, 30 марта 1917 г. исполком Симферопольского Совета отклонил просьбу татар о предоставлении им мест в этом органе. Участник событий, меньшевик левого толка И. Ф. Федосеев вспоминал: Совет «среди нацменьшинств определённой работы не вёл. В своём составе представителей от нацменьшинств не имел. По существу, Совет был противником национальной автономии»..

Октябрьский переворот в Петрограде вызвал негативную реакцию руководства крымскотатарского национального движения, равно как и большинства политических партии Крыма.

Крайний характер приняли события на Южном берегу. После падения в конце апреля 1918 г. власти большевиков утвердившееся на время правительство М. А. Сулькевича, опиравшееся на германские войска, «в виду обострения отношений между представителями различных национальностей», населяющих Южный берег Крыма, предприняло расследование происходившего. Параллельно вела расследование следственная комиссия Курултая. Дело также изучала особая комиссия по расследованию злодеяний большевиков при Главнокомандующем вооружёнными силами на Юге России (1919 г.).

Источники донесли до нас следующую картину событий. 8−16 января ареной кровавых событий стала Ялта. Матросы (миноносца «Хаджибей») вступили в бой с эскадронцами. В сражении участвовала даже авиация. Корреспондент столичной газеты свидетельствует: «Паника создалась невообразимая: застигнутые врасплох жители бежали в одном белье, спасаясь в подвалах, где происходили душераздирающие сцены. На улицах форменная война: дерутся на штыках, валяются трупы, течёт кровь. Начался разгром города». Ялта была взята большевиками, последовали аресты и расстрелы. «Расстреляно множество офицеров. Между ними князь Мещерский, Захарато, Фёдоров. Расстреляны также 2 сестры милосердия, перевязывавшие татар». Жертв было насчитано до 200 человек.

Татарское население, спасаясь от артобстрела, покинуло деревни Дерекой и Ай-Василь (ныне входящие в территорию г. Ялты), уходя в Биюк-Озенбаш (ныне с. Счастливое Бахчисарайского района). Их дома и имущество грабили аутские греки. С этого времени межэтнические (а, по существу, во многих случаях бытовые) конфликты ужесточаются. Среди эскадронцев усиливаются русофобские настроения, среди матросов ЧФ — антитатарские. Эскадронцами было разграблено имение Мордвинова. Вряд ли могли успокоить страсти такие слова воззвания Севастопольского военно-революционного комитета (9 января 1918 г.):

«Товарищи матросы, солдаты и рабочие, организуйтесь и вооружайтесь все до одного! В опасности Севастополь, весь Крым. Нам грозит военная диктатура татар! Татарский народ, как и всякий народ, нам не враг. Но враги народа рисуют события в Севастополе в таком виде, чтобы натравить на нас татарский народ. Они изображают севастопольских матросов разбойниками, угрожающими жизни и спокойствию всего Крыма. Наэлектризованные злостной агитацией, тёмные татары — эскадронцы ведут себя в Симферополе, в Ялте и в других городах, как завоеватели. На улицах там нередко происходят избиения нагайками, как при царском режиме. Эскадронцы в Симферополе проезжают по тротуарам, тесня толпу лошадьми, как царские жандармы, подслушивают, оглядывают каждого прохожего. Худшими временами самодержавия грозит нам военная диктатура татар, вводимая с согласия Центральной Рады».

Очевидец ялтинских событий чудом избежавший расправы барон П. Н. Врангель вспоминал о тогдашних настроениях матросов (кто-то успокаивал барона): «Мы никого не трогаем, кроме тех, кто воюет с нами». «Мы только с татарами воюем», — сказал другой. «Матушка Екатерина ещё Крым к России присоединила, а они теперь отлагаются…» Как часто впоследствии вспоминал я эти слова, столь знаменательные в устах представителя «сознательного» сторонника красного интернационала".

Большевистская риторика удачно наложилась на местную социально-этническую почву. К тому же в национальных устремлениях крымских татар греческое население могло увидеть угрозу своим правам.

Один из свидетелей ялтинской трагедии позже на следствии показывал (татарин из Дерекоя): «..среди матросов и красногвардейцев, участвовавших в погромах, были ялтинские, балаклавские „босяки“, аутские, балаклавские греки, были и жители Дерекоя — русские». А привлечённый к следствию грек П. К Харламбо из Ялты объяснял случившееся побуждениями, «проистекавшими из племенной вражды греков к татарам».

В декабре 1917-январе 1918 гг. бои прокатились не только в Ялте, но и в Керчи, Феодосии, Симферополе; сражения произошли под Севастополем, у станции Сюрень (ныне Сирень), Альмой (ныне Почтовая) и в других местах. Макухин и почти все члены Штаба крымских войск были взяты в плен и расстреляны. Дж. Сейдамет, бросив остатки эскадронцев, бежал в Турцию. В Крыму установилась диктатура большевиков и левых эсеров. Начался террор. Сотни офицеров и эскадронцев, представителей буржуазии, были убиты. 23 февраля 1918 г. (н. ст.) в Севастопольской тюрьме матросы бессудно расстреляли муфтия Н. Челеби Джихана.

Нельзя обойти вниманием тот факт, что в составе большевистских отрядов этого времени мы находим некоторую (видимо, весьма незначительную) часть крымских татар. Так, из 88 человек, после падения власти Советов подлежавших аресту и разыскиваемых летом 1918 г. «по делу о массовых убийствах в Евпатории», было 4 татарина.

После победы большевиков значительные группы эскадронцев и офицеров, не сложив оружия, укрылись в горах, как писал Дж. Сейдамет, «выжидая соответствующего момента, чтобы изгнать захватчиков».

Новая власть пыталась привлечь на свою сторону татарское население, выпускала воззвания, но, по словам участника событий большевика В. Елагина, «татарские эскадронцы… уходили в свои степи и горы, не читая этих воззваний, написанных на непонятном им русском языке, уходили, полные горечи и ненависти к победителям-большевикам. В этом символ: Советская власть в Крыму, с момента возникновения её до момента падения под натиском немцев, оставалась русской, говорила на чуждом для татар языке. Крымские большевики в 1918 году не смогли разрешить национального вопроса.

Хотя в Совете Народных Комиссаров Социалистической Советской Республики Тавриды (19 марта — конец апреля 1918 г.) было два татарина — И. К. Фирдевс, первый большевик из крымских татар, занимал должности наркоминдела и наркома по делам национальностей, и И. С. Идрисов, его помощник, — заметных следов своей работы они не оставили. А ведь ещё 24 ноября 1917 г. II съезд РСДРП (б) Таврической губернии принял резолюцию, в которой, признавая, «что население Крыма состоит из различных национальностей, из которых татары не являются численно преобладающим элементом (только 18% всего населения)», сделал вывод: «В силу местных особенностей единственно правильным решением вопроса об автономии Крыма является референдум (народное голосование) среди всего населения Крыма». Сам И. К Фирдевс, рассуждая о национальном аспекте создания Республики Тавриды признавал позже, что она была организована «без принципиального обсуждения этого вопроса в рядах партии и Советских органов в плоскости осуществления национальной политики». Национальная линия, во всяком случае, части руководства Тавриды чётко выражена в заявлении председателя Таврического губернского съезда Советов, земельных и революционных комитетов Н. И. Пахомова: «Национальным вопросам места быть не может». И это при том, что из примерно 700 делегатов съезда было 120 крымских татар. Национальный вопрос в повестку дня не включался. В состав ЦИК не был избран ни один татарин.

Такой подход, разумеется, отталкивал от властей татарское население. Вызывали недовольство также и огульная национализация предприятий, и трансформация имений в совхозы, коммуны, артели, несмотря на желание крестьян разделить конфискованную землю поровну, и продовольственная диктатура, и насильственные мобилизации, и развёрстка лошадей и пр.

Поручик М. Хайретдинов показывал следственной комиссии Курултая: «Большевики хорошо знали, что их декреты не имели для татар особенного значения и не проводятся в жизнь. Кроме того, несмотря на упорные требования военных комиссаров, ни один татарин не записался в Красную армию и при мобилизации специалистов ни один татарин не пошёл служить. Все эти обстоятельства давали большевикам чувствовать, что татары относятся к ним не только не сочувственно, но даже враждебно».

Ему вторит П. Н. Врангель, скрывавшийся с конца февраля 1918 г. в Мисхоре: «Хотя в ближайшей татарской деревушке Кореизе был также введён советский строй и имелся свой совдеп, но татарское население, глубоко враждебное коммунизму, приняв внешние формы новой власти, по существу осталось прежним».

Межнациональные отношения на полуострове оставались сложными. Стычки продолжали сотрясать различные уголки Крыма. Особенно серьёзным положение было в горных районах, где большинство жителей составляли крымские татары. Январские погромы не были ими забыты.

Стоило в середине апреля германским частям и украинским дивизиям Рады подойти к Перекопу, а Советской власти — перейти к защите, как на побережье от Судака до Ялты стычки стали перерастать в вооружённые выступления. В двадцатых числах апреля на Южном берегу разгорается крымско-татарское восстание, которое сами участники назвали «народной войной». С гор спускаются эскадронцы и офицеры, увлекая за собой местное население.

Показателен эпизод, имевший место в деревне Кизилташ (ныне Краснокаменка Ялтинского горсовета). Его расследованием после падения власти большевиков занялся исполняющий обязанности судебного следователя И. А. Бунин. Числа 21−22 апреля в деревню прибыло «два автомобиля с вооружёнными офицерами, украинцами и татарами. Они, обратившись к собравшимся, объявили им о занятии Симферополя германцами и убеждали их организовать отряды и наступать на Гурзуф и Ялту с целью свержения власти большевиков». На следующий день к Гурзуфу через Кизилташ проследовал украинско-татарский отряд численностью до 140 человек.

Восстание разгоралось. По-видимому, центром его являлась Алушта, «где организовавшийся в ночь на 22 апреля мусульманский комитет фактически взял всю власть в свои руки». Выступления повстанцев произошли также в Феодосии, Судаке, Старом Крыму и Карасубазаре (Белогорске). В трёх последних городах им удалось захватить власть. Председатель Судакского ревкома Суворов был арестован и зверски замучен. Восставшие заняли деревни Кучук-Узень (ныне Малореченское), Корбек (Изобильное), Биюк-Ламбат (Малый Маяк; все — Алуштинского горсовета), Коуш (Шелковичное), Улу-Салу (Синапное; оба — Бахчисарайского района) и др. Движение охватило значительную территорию горного Крыма.

Татары обрушили гнев не только на большевиков, но и на местное православное население, особенно греков, с которыми они отождествляли Советскую власть. (Обратим внимание, что как раз в это время — 22 апреля — праздновалась православная пасха). Татары громили греческие поселения.

Уроженка Ялты Варвара Андреевна Кизилова, 1905 г. рождения, рассказывала автору статьи, что столкновения с татарами происходили и на окраинах Ялты. Один из её родственников, бежавший в город из Гурзуфа, где также шла резня христианского населения, был здесь схвачен и вскоре убит татарами только за то, что выстроенная им пристройка к дому закрывала вид на мечеть. Повстанцы, видимо, были достаточно организованы. По свидетельству вернувшегося в мае на полуостров Дж. Сейдамета, «вступив в Крым, немцы застали здесь не только татарские военные силы, которые почти всюду шли в авангарде немецкой армии против большевиков, но и татарские организации даже в маленьких деревушках, где их приветствовали национальными флагами».

Не имея возможности оказать сопротивление вторгшимся в Крым в нарушение Брестских договорённостей германцам и не дождавшись корабля из Севастополя, бежавшие в Ялту члены руководства Республики Тавриды — А. Слуцкий, Я. Тарвацкий, С. Новосельский, А. Коляденко, И. Финогенов, И. Семёнов, С. Акимочкин и два члена Севастопольского Совета решили добраться на автомобиле по побережью до Феодосии. 21 апреля у деревни Биюк-Ламбат они попали в засаду, устроенную повстанцами, и отправлены в Алушту. 22 и 23 апреля во время допросов арестованные подверглись пыткам и издевательствам, после чего, 24 апреля, были расстреляны в балке близ Алушты. Остались в живых только тяжелораненые Акимочкин и Семёнов.

Однако у большевиков ещё были силы для сопротивления. Из Севастополя в Ялту прибыл миноносец с десантным отрядом, который вместе с местными красногвардейцами двинулся на Алушту. Как и в январе 1918 г., красногвардейцев и матросов поддержали многие греки, движимые жаждой мести. 23 апреля, в 12 км от Ялты, татарские повстанцы были разбиты, началось их преследование, сопровождавшееся насилиями по отношению к татарскому населению. Свидетельница Лидия Ломакина в показаниях упомянутому И. А. Бунину заметила о событиях в Кизилташе: «…Подступив к деревне, красногвардейцы и греки поставили в разных пунктах на шоссе пулемёты и начали обстреливать деревню; одновременно с этим ими произведены были поджоги… в тот же день началась ловля татар красногвардейцами и греками и стрельба по ним; через два-три дня после того деревня была подожжена в центре… пожар распространился на всю так называемую Старо-Мечетную часть Кизильташа, в коей выгорело до 20 домов; пожаром уничтожено и всё находившееся в них имущество». Население в страхе разбегалось. Следователь констатировал, что «небольшая шайка красногвардейцев из греков — жителей Гурзуфа терроризировала жителей деревни, производя убийства и расстрелы татар, поджоги их домов, разграбление имущества и прочие насилия…» В селении было расстреляно 13 жителей. Их трупы были обнаружены в могилах и общих ямах обезображенными, «у некоторых… обрезаны уши и носы, разбиты прикладами головы…»; заметно, что их избивали камнями.

По показаниям свидетелей активную роль в зверствах сыграл местный житель немец П. Л. Бейерле. Однако конкретную его вину, кажется, так и не удалось доказать. Более того, он заявил, что ещё 7 апреля, в районе Коуша, был убит его отец, а 18 апреля в Кизилташе убита мать, дом сожжён, имущество разграблено. Сам он был арестован татарами и содержался в Биюк-Ламбате пока его не освободили большевики.

24 апреля красногвардейцы вошли в Алушту. Этот день, пишет современник, «является одним из печальнейших дней в истории уродливой большевистско-татарской борьбы. После обстрела Алушты артиллерийским огнём с миноносца разъярённые гибелью комиссаров матросы, сломав сопротивление восставших, ворвались в городок. Рассыпавшись в погоне за отступавшими по его узеньким улицам, они рубили без разбора всех попадавшихся им навстречу татар. Татарское население Алушты и окрестных деревень, побросав свои очаги, бежало в горы и скрывалось там вплоть до того момента, когда матросские отряды, прошедшие с боем почти до Симферополя, были оттеснены в Ялту, а Алушту 27 апреля занял эскадрон немецких уланов».

Теперь — свидетельства алуштинских татар. Группа красногвардейцев ворвалась в дом Бекира Мемедова, где прятались несколько жителей, и потребовала выдачи якобы скрывавшихся в доме эскадронцев. «Им заявили, что никаких эскадронцев нет, после чего они сделали обыск. Один из красногвардейцев — грек, ругаясь, стоя у лестницы, сказал, что вы ещё будете воевать 100 раз, но за каждого убитого грека убьём 100 татар — весь Гурзуф мы перебили и вас всех сейчас перережем». Семеро мужчин были уведены в неизвестном направлении, и больше их никто не видел. Антитатарские погромы зафиксированы также в Никите и Ялте.

В Феодосии части красногвардейцев и матросов с помощью миноносцев «Фидониси», «Звонкий» и «Пронзительный» легко подавили татарское выступление. Затем большевистские отряды с боем взяли Судак. В отдельных районах восстание продолжалось до 30 апреля, до окончательного падения Республики Тавриды.

Особая комиссия по расследованию злодеяний большевиков, состоящая при Главнокомандующем вооружёнными силами на Юге России, обобщив факты, собранные следственной комиссией Курултая, 24 июня 1919 г. в Екатеринодаре сделала заключение, что «за два-три дня апреля месяца убито мирных жителей более 200, уничтожено имущества, точно зарегистрированного, на 2 928 000 рублей, общий же ущерб, причинённый большевиками татарскому населению Алушты, Кизильташа, Дерекоя, Алупки и более мелких посёлков, по приблизительному подсчёту превышает 8 000 090 рублей. Тысячи жителей оказались нищими». Межнациональные столкновения продолжались в течение некоторого времени и после падения большевистской власти в Крыму.

Такова одна из мрачных страниц крымской истории времён начала Гражданской войны. В описываемых событиях смешались классовая и национальная нетерпимость, бессмысленная ярость толпы, развязанные безнаказанностью инстинкты, да и просто желание поживиться за счёт ближнего своего. В условиях хаоса и безвластия, наступления внешних сил, имевших собственные цели, появился «удобный» повод отомстить за прошлые обиды, ограбить и унизить, если не убить соседа. Будем знать и помнить об этом, дабы не допустить повторения в любой форме, ведь в гражданской войне не бывает и не может быть победителей.

Впервые опубликовано: Проблемы истории и археологии Крыма. — Симферополь, 1994.