 |
| Православие и Мир | Протоиерей Владимир Вигилянский | 01.04.2013 |
Настоятель храма мученицы Татианы При МГУ протоиерей Владимир Вигилянский рассказал Правмиру об основных, на его взгляд, проблемах современного мира.
— Больше всего меня удручает стремительная деградация нашего общества. Все, на чем веками зиждилось человеческое общество — религия, право, культура, этика, семья, даже национальность и пол, — сегодня хотят упразднить, нивелировать как ограничивающие свободу личности. Нас пытаются убедить, что даже государство себя исчерпало. В последнем, 2000 года, «Гуманистическом манифесте» говорится, что государства себя изжили, нужно упразднить ООН, строить единую человеческую общность путем превращения ее из ассамблеи суверенных государств в «ассамблею народов».
Деформировалось правозащитное движение. Советские правозащитники боролись за то, чтобы государство исполняло собственные законы. Подробно об этом написано в книге Владимира Буковского «И возвращается ветер», вышедшей на Западе в конце семидесятых. Прочитав ее, я понял правоту и силу правозащитного движения — они критиковали власть, апеллируя к Конституции. Сегодня правозащитники борются не за исполнение законов, а с законами.
Возьмем, например, один из последних законов, принятых Думой — об ужесточении наказания за клевету. Казалось бы, правозащитники первыми должны радоваться, что закон защищает личность, честь и достоинство человека. А они недовольны. Сейчас обсуждается закон о защите чувств верующих, и правозащитники все как один выступают против такого закона. Получается, что они за свободу клеветать и оскорблять. Все с ног на голову перевернулось.
Это видно и по многочисленным ток-шоу. Какие там самые распространенные темы? Смертная казнь, аборты и эвтаназия. Уже на протяжении двадцати с лишним лет больше всего спорят об этом. Либералы единодушно выступают против смертной казни.
Позиция спорная, но она имеет право на существование, и я знаю, что в церковной среде некоторые ее разделяют. Но позиция либералов возмущает меня потому, что в других ток-шоу они так же категорично выступают за аборты и эвтаназию. То есть жизнь маньяка и насильника для них ценность, а жизнь младенца в утробе матери или больного человека, впавшего в депрессию, ценностью не является! Их, по логике либералов, можно убивать, по сути беря на себя функцию Господа Бога. Только мир, потерявший нравственные ориентиры, может рождать такие противоречия.
Недавно в США вышло исследование Джона Голдберга «Либеральный фашизм», которое было переведено на русский язык. Многие черты либерального террора, либеральной цензуры и либерального переустройства мира мы наблюдаем и в нашем российском обществе.
Интеллигенцию, к которой я сам принадлежу, много критиковали еще в начале прошлого века, и было за что. Ей присуща определенная кастовость, гордыня, противопоставление себя другим сословиям, менторство. Но теперь становится очевидно, что такая самоидентификация при всех своих недостатках имела положительные стороны. Интеллигенты могли ошибаться, но предъявляли себе жесткие нравственные требования, не позволяли переступать через какие-то этические барьеры. И я с горечью констатирую, что нынешняя интеллигенция чуть ли не культивирует все недостатки интеллигенции дореволюционной и советской, а от всего хорошего отказывается.
Она перестала быть хранительницей культуры, нравственных ценностей. Приведу пример. Недавно Артемий Лебедев — сын известной писательницы — заявил, что всем известно, в какую часть тела Пушкина попала пуля Дантеса, просто люди стеснялись это обсуждать. Кто бы сомневался, что Артемий Лебедев присутствовал на дуэли Пушкина и своими глазами видел, куда попала пуля! Можно было бы и ограничиться иронией, но господин Лебедев выложил эту информацию в своем блоге, и тысячи пользователей интернета ее там обсуждают.
В этой связи вспоминаются слова самого поэта: «Толпа жадно читает исповеди, записки etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете, подлецы: он и мал и мерзок — не так, как вы — иначе». Сегодня и многие интеллигенты не стесняются уподобляться черни, как ее называл Пушкин. Лебедев — типичный представитель современной интеллигенции, которая не только не дорожит культурным наследием, но рада ниспровергнуть любые авторитеты.
Митинг против передачи имущества Церкви 19.12.2010 г.
Мои юность и молодость прошли в диссидентской среде, но нелюбовь к советской власти не мешала нам ценить талантливые произведения советских по духу авторов. И как ни чужд мне Маяковский идеологически, я считал и считаю его большим поэтом. Когда речь шла о культуре, гамбургский счет стирал любые мировоззренческие противоречия. Сейчас его просто не существует.
Как человек, всю жизнь связанный с филологией, литературой, журналистикой, я вижу, что люди в массе разучились читать художественные тексты, они не понимают образов, метафор, подтекста. Скоро перестанут понимать Евангелие, потому что все Евангелие построено на развернутых метафорах, притчах. Не смогут они оценить подтекст и другие художественные приемы Чехова. Стихи таким читателям вообще не нужны, потому что поэзия — иноязык, который борется с нашим прямолинейным прочтением надписей на заборах, а литература превращается в инструкции по применению, в которых нет многозначности, никакой тайны, скрытого смысла.
Сегодня пять графоманов могут скинуться и издать сборник, создать на кухне или в кафе свой союз писателей, раздавать друг другу премии имени великих. И чем они для массового читателя отличаются от известного писателя? Ничем. Тоже издаются, тоже премии получают. Исчез институт экспертов — его просто уничтожили. Или — подменили.
И подобное не только в культуре происходит. От знакомых ученых слышал, что и в науке сегодня понятие «экспертиза» просто отсутствует. Думаю, что нет его ни в промышленности, ни в сельском хозяйстве, ни в любой другой области. Но мне понятней и ближе культура, и то, что там сегодня творится, вызывает недоумение.
Например, одна наша прихожанка пишет внутренние рецензии для издательства, которое выпускает переводную литературу. И она рассказывает, что если ее рецензия отрицательная, уличающая в пошлости предлагаемую для печатания книгу, издатели радуются и издают. Такая у них лакмусовая бумажка — раз человек с традиционными представлениями ругает произведение, его нужно переводить, издавать и распространять. Поразительная тяга у людей ко всему пошлому, разрушающему личность.
Причину этих грубых искажений и в культуре, и в общественно-политической жизни я вижу в том, что люди отвергли и продолжают отвергать нравственные и эстетические законы. Законы, формировавшиеся веками и имеющие религиозные корни, конкретно для русской и европейской культуры — христианские. То есть если докапываться до истоков, путь к нынешней деградации начался с отхода человека от Бога, и чем дальше уходил человек, тем сильнее искажалась вся наша жизнь.
Это происходит не только в России — Россия только включилась в этот если не общемировой, то уж точно общеевропейский процесс. Последние 20 лет я почти каждый год бываю во Франции и вижу, как она изменилась за это время. Дело не в национальном составе. И раньше во Франции было немало арабов, алжирцев, но они интегрировались во французскую культуру, считали себя французами. Сейчас не просто не считают, но презирают французов и Францию.
Нынешняя цивилизация заставляет и самих французов стесняться, что они французы. Неполиткорректно, видите ли, выставлять себя французами перед другими людьми.
Я не специалист по Западу и по католицизму, но не могу забыть, как однажды мы приехали во Францию незадолго до визита туда Папы (еще Иоанна Павла II) — праздновалось 1500-летие крещения Франции. На всех улицах шли массовые демонстрации против Папы, везде висели оскорбительные плакаты — Папа держит в зубах голого французика и с зубов у него течет кровь. Люди демонстративно отказывались от крещения — бросали на землю кресты, топтали их. По бульварам под рок-музыку шли полуголые девицы с хвостами. Такую Францию я увидел в конце девяностых.
В тот момент я искренне сочувствовал и французским католикам, и Папе, но я понял, что католики проиграли Европу, сдали ее. После Второго Ватиканского собора Католическая Церковь изменялась вместе с изменяющимся миром, и эта доктрина потерпела полный крах. Была надежда на Бенедикта XVI — консерватора, но его уход — сдача позиций. У меня в голове не укладывается, как может «наместник Христа» уйти на пенсию. Но это закономерно для нынешнего католицизма.
В России в этом смысле ситуация утешительней. Я уже не раз говорил, что возникшее год назад протестное движение потерпело сокрушительное поражение по вине своих лидеров, которые сразу обрушились с бранью на Церковь. У людей думающих эти яростные нападки, да еще с элементами клеветы, вызвали ассоциации с большевиками, и многие из тех, кто изначально сочувствовал протестному движению, отвернулись от него, марши миллионов оказались маршами нескольких сотен. Особенно тогда, когда либеральный антиклерикализм перерос в разгромы храмов и крестоповалы.
Я считаю, что цивилизованные формы протеста нужны и полезны — без контроля общества над властью государство развиваться не может. Теперь по милости лидеров протестного движения оно в России дискредитировано, на ближайшие годы заморожено. Люди помнят о большевистских гонениях — еще живы те, у кого были репрессированы деды и отцы, — и не приемлют большевистского хамства. Несмотря на то, что несколько поколений насильно лишили веры, в русском человеке сохранилось благоговейное отношение к святыне.
Миссия сегодня нужна, но я не считаю, что для этого обязательно ходить на рок-концерты. Задача миссионера не в том, чтобы понравиться тем или другим категориям граждан, а в том, чтобы привести людей к спасению, в Церковь. Зачем мне куда-то бегать в поисках паствы, когда в храм постоянно приходят люди, имеющие смутное представление о Христе, но пережившие какие-то потрясения и нуждающиеся в пастырском утешении? Вот где широчайшее поле для миссии!
У человека, члена-корреспондента РАН, скончалась жена, с которой он прожил более пятидесяти лет. Естественно, он был в отчаянии. Друзья привели его ко мне. Или женщина вложила в сына душу, а он стал наркоманом, тащит из дома все, лишь бы купить себе дозу. Она тоже не знала, как дальше жить. Постоянно ко мне приходят такие люди. Но только от меня зависит, смогу ли я их утешить, помочь им вновь обрести смысл в жизни, найти Бога, и в этом я вижу основную миссию священника.
Ну и все мы, миряне и священники, должны свидетельствовать о Христе личным примером. Одно дело — считать себя христианином, и другое дело — быть им.
