 |
| Нескучный сад | Андрей Кульба | 14.01.2013 |
Не всегда дается чтение жития. Но иногда чудо встречи случается. Тогда видишь, что твои представления о жизни и человеке опять изменились. Не перевернулись с ног на голову — скорее расширились и стали точнее. Как будто в хорошо знакомом доме нашел еще одну дверь.
В житии святителя Василия Великого открытий хватит на несколько непохожих друг на друга людей. Кажется, что он прожил несколько судеб. Вся его жизнь на виду: он всегда был окружен очень образованными людьми, со всеми состоял в переписке, несколько гениальных современников оставили о нем воспоминания. Но все-таки дело не только в большом количестве свидетелей.
Разные места и служения, на которые Василий Великий по воле Божией попадал, выявляли в нем самые разные таланты. Он и аскет, и оратор, и церковный лидер, и благотворитель, и богослов. Слова его проповеди, по рассказу прп. Ефрема Сирина, имели вид огня. А люди вокруг него собирались, скреплялись в одном деле, как хороший хор. И за каждым из определений, даваемых свт. Василию, годы жизни и многочисленные дела.
Как один все это может связать в себе и вынести? Подсказку, кажется, дают письма самого свт. Василия. Его современники пишут весьма затейливо, а он отвечает остроумно и просто. Это письма легкого и открытого человека. И так, наверное, он и совершал свои великие труды — легкою рукою. Послушно отзывался на Божий призыв. И в жизнь вокруг себя вносил особую гармонию отзывчивости. Любовь. Точнее слова, кажется, нет.
«Иди, сын твой жив»
Когда знаменитого мудреца древности Солона спросили о том, как воспитать добродетельного человека, он ответил: «Родить его в добродетельном государстве». Ответ хороший, только вот с подходящим государством часто возникают проблемы…
Провинцию Каппадокия, в которой появился на свет будущий святитель Василий Великий, как и всю Византийскую империю в IV веке, лихорадило. Константин Великий умер. Созданное им православное государство возмущали еретики. «Молодое вино христианства еще бродило в старых мехах язычества», — пишет английский историк Ф. Фаррар. О вере рассуждали цари, солдаты, монахи. Любая торговка на рынке уверенно бралась истолковать самые трудные места Св. Писания. Споры богословов напоминали сражения в темноте, потому что противники не понимали друг друга. Власть то и дело оглядывалась на забытых было идолов, и злодейства творились с большим размахом. Так, по словам Фаррара, префект Модест, начальник императорской гвардии, однажды приказал сжечь корабль с восьмьюдесятью епископами…
Но история показывает, что крепкая семья может воспитать ребенка и в слабом, и даже во враждебном добру государстве. Правда, семья должна быть особенная. А будущий святитель Василий родился в особенной семье.
Добрая жизнь была как будто гербом их рода. Веру и мужество предки Василия почитали так, как другие благородные фамилии почитают знатность или богатство. Дед Василия по матери стал мучеником при Диоклетиане. Дед и бабка с отцовской стороны во время гонений семь лет прожили в лесах на севере Каппадокии и среди лишений только укрепили свою веру. Уже в более благоприятные времена бабка Макрина добровольно вернулась к пустынножительству в безлюдный понтийский лес, где летом сменяли друг друга ветры и ливни, а зимой — снегопады. Начиная с нее, три поколения рода дали трех святых женщин, а одно поколение еще и трех святых епископов — Василия и его братьев Григория и Петра.
Всего в семье, столь счастливой в рождении епископов, было десять детей, и свое громкое прозвание — Великий — Василий получил еще в детстве как старший среди братьев.
Мать Эмеллия (что значит «мелодичная») с молодости отличалась красотой и благочестием. Вся жизнь ее прошла в заботах о младенцах, которые рождались один за другим. Казалось бы, старшие дети в конкуренции с грудничками лишены материнского внимания и должны были бы привыкнуть жить без ее опеки. Но когда она умерла, Василий (будучи почти сорока лет) пишет в письме: «…По грехам моим я лишился единственного оставшегося мне утешения в жизни — моей матери. Не смейся надо мною за то, что в мои лета я оплакиваю мое сиротство, но взгляни снисходительно на то, что я не могу терпеливо выносить разлуки с такою душою…»
Богатый знатный отец славился собственной школой красноречия и успел дать детям хорошее первоначальное образование. Говорить и писать он учил по творениям Гомера, Геродота и других классиков, выбирая в них то, что возвышает дух и не оскорбляет чистоты. Светскую науку родители укрепляли молитвой. Слово отца, профессионального ритора, было не только искусным, но и сердечным. Оценить его молитвенный дар можно по одному случаю. Василий в детстве опасно болел. Однажды после молитвы о его здоровье отец увидел во сне Иисуса Христа. Господь сказал: «Иди, сын твой жив» — после чего ребенок выздоровел.
Но главная забота о воспитании Василия по обычаю времени лежала на его бабке. Он жил в ее доме сначала до семи лет, а потом — после смерти отца — с 14 до 17. Влияла на отрока и старшая сестра — тоже, как и бабка, Макрина. После внезапной смерти жениха она дала обет целомудрия, отличалась глубокой верой и очень хорошо знала Св. Писание (Василий Великий признавал, что так и не смог с ней в этом знании сравняться). Не раз, когда успехи начинали кружить брату голову, Макрина помогала ему советами и поддерживала своим примером (она в конце концов увлекла в монашество и мать. Эмеллия говаривала: «Всех детей я отогнала от себя, а Макрину не смогла»).
Соль пустыни
Было решено, что таланты Василия требуют продолжения образования, и он переезжает сначала в Кесарию, столицу Каппадокии, потом в Константинополь и, наконец, в Афины. Учение дается ему легко, а главное, юноша не развращается в соблазнах столицы. Даже наоборот, постепенно приобретает вкус к простой жизни. Большинство учеников, и среди них будущий император-отступник Юлиан, искали власти, которую могут дать знания. Василий искал истину. Он хотел знать, как устроен мир на самом деле. В этом стремлении он сходится с другим необыкновенным «однокашником» Григорием (прозванным позднее Богословом) и обретает в нем друга на всю жизнь. Григорий поселился в Афинах раньше и на правах старожила защищал Василия от студенческих вольностей по отношению к новичку. «Не надо, — говорил он приятелям, — Василий старший мужчина в семье, он всегда серьезный и не любит таких шуток».
Грамматика, астрономия, медицина (ее Василий начал изучать с ухода за больными), физика… Во всех науках он достигает такого понимания, какого редко добивается и тот, кто специализируется на чем-то одном. Прилежание его равно его даровитости. Но… На главные вопросы знаменитые афинские мудрецы не в силах дать ответов. Философские системы и дворцы мировых столиц юноша в одном из писем сравнивает с детскими песочными замками, непрочными, как все гордое, земное. Риторы предрекают ему славу ритора, философы — философа. А Василий после учебы отправляется в Египет, к монахам-пустынникам, которые больше молчат.
В то время в пустыню вслед за Антонием Великим уходили самые смелые подвижники — Пахомий, Макарий Египетский, Макарий Александрийский. В Александрии было богатейшее собрание богословских книг. Там Василий учится у иноков постническим подвигам. «Я удивлялся, — пишет св. Василий, — их умеренности в пище, их выносливости в трудах, я изумлялся их глубокому молитвенному настроению, изумлялся тому, как они успешно борются со сном, как помышления их всегда возвышенны и свободны, несмотря на голод и жажду, на холод и скудную одежду… Живя, как будто их тело не принадлежит им, они на деле показали, что значит жить в этом мире мыслью об ином мире и иметь свое отечество на небесах… Я молился, чтобы и я, насколько позволят мои силы, мог бы сделаться подражателем этих людей».
Он еще не крещен. По обычаям времени, крестились в том возрасте, в каком Христос принял крещение от Иоанна Предтечи. Но он уже христианин — в чине оглашенного — и какой христианин! Григорий Богослов пишет, что Василий уже до крещения был иереем для верующих. И все-таки только после испытания пустыней Василий решает, что готов принять благодать Святого Духа.
Но сначала, рассказывает свт. Димитрий Ростовский, он возвращается в Афины, чтобы найти своих учителей-язычников и подробным свидетельством о христианском учении отплатить за то добро, которое они ему дали. Он говорит о Христе. О Воскресении. О милосердии, о любви к Богу и ближним.
«- Твоим рассказам радуется сердце, — отзывается один из мудрейших наставников, Еввул. — Но скажи, какого ближнего любить мне? Жена моя умерла, дети разъехались по миру. Ученики и соседи — большей частью люди богатые, в жалости они не нуждаются, любви не заслуживают.
— Все заслуживают любви, как заслуживают солнечный свет или право на раскаяние. И как раз злого нужно в первую очередь вводить под кров добрых дел, потому что он острее других испытывает их нехватку…"
К удивлению коллег и учеников, Еввул объявляет, что тоже хочет быть христианином. Он раздает свое имущество бедным и вместе с Василием отправляется в Палестину. В Иерусалиме оба принимают крещение в водах Иордана. Когда священник подводил к таинству Василия, над ними вспыхнула молния, и вылетевший из нее голубь окунулся в воду и исчез в небе.
Год они живут в Иерусалиме. Потом странствуют по монастырским поселениям Сирии, Палестины, Месопотамии. Чудесное знамение опережает их в Кесарии. Один из архиереев получает во сне откровение о том, что в город входит его будущий архиепископ. Странников торжественно встречают, всех удивляет глубина их веры. Со временем строгая жизнь Василия еще больше укрепляет уважение к нему. Василия рукополагают во пресвитеры, и он становится наставником иноков.
Все свое время Василий отдает пастырским трудам, прежде всего — проповеди. Часто он проповедует по два раза в день. В это время и были записаны те знаменитые беседы, которые дошли до нашего времени. Разъясняя первые стихи Писания (беседы на Шестоднев), он старался показать своим слушателям, большей частью ремесленникам — кузнецам, ткачам, плотникам, что Божии глаголы первых шести дней действуют и доныне. Именно потому вода стекается в моря, земля производит растения, солнце и луна совершают свои круги. Он делится самыми подробными знаниями из прикладных наук и житейского опыта, связанными в пламенную картину Божиего Творения. Он показывает, как можно извлекать уроки красоты и доброго нрава, наблюдая небо и землю, движение светил и повадки животных.
«Не потрудишься ли сам о себе, человек? Еще в настоящем веке не заготовишь ли нужного к успокоению в будущем, взирая на пример муравья? Он летом собирает себе пищу на зиму и не проводит время в праздности потому, что еще не наступили зимние скорби, а напротив того, с каким-то неумолимым тщанием напрягает себя к работе…» (Из бесед на Шестоднев.)
Дошли до нас беседы и другого рода, где Василий Великий разбирает то, что называют общественными нравами, обличает взвешенно и сострадательно — иногда прямо перед ним стоящих — ростовщиков, пьяниц, завистников (на каждую из страстей есть по отдельной острой беседе):
«Ныне раб негодует на то, что он несвободен; воспитанный на свободе — что …не из знатных по роду… Знатный родом жалуется, что не слишком богат; богатый скорбит и сетует, что не правитель городов и народов; военачальник, что не царствует; царь… что есть еще народы, не подклонившиеся под его скипетр… Но мы, отложив скорбь о том, чего у нас нет, научимся воздавать благодарность за то, что есть…»
Молодой священник завоевывает любовь паствы. С ним советуются охотней, чем с неопытным местным епископом, избранным на кафедру сразу из оглашенных. Епископ начинает завидовать. Чтобы не вводить в соблазн ближнего и не раскалывать Церковь, Василий решает опять оставить столицу.
В безлюдной местности при подошве горы, покрытой лесом и омываемой рекой Ирис, он вместе с родным братом и несколькими друзьями строит простое жилье. У хибары не было ни целой крыши, ни дверей, ни очага. Местность можно представить по записи Григория Богослова, который тоже присоединился к старому другу: «Что не завалено камнями, то изрыто оврагами, а где нет оврагов, там все заросло тернием, и над тернием утес, и на утесе стремнистая и ненадежная тропинка, которая ум спутника приучает к собранности и упражняет в осторожности…» Приходилось непрерывно собирать дрова, носить воду. Почва требовала удобрения, и друзья возили на себе огромную телегу с навозом. В основном пищу составляли вода, хлеб, соль, коренья. Хлеб напоминал куски извести — как по виду, так и по вкусу.
Эти работы и суровые пиры весело описал в своих посланиях Григорий Богослов: «Не могу не упомянуть об этих садах, лишенных травы и овощей, и о том, как мы тащили тяжести, подобные горам, на руках и на шеях, на которых до сих пор видны следы этих трудов…»
Годы на берегу Ириса каждый из них считал самыми радостными в своей жизни. Дневной труд сопровождался молитвою и пением гимнов, «которыми приправляется наша работа, как солью» (слова из письма). Спал Василий на голой земле, тайно носил власяницу. Крайностей — полного уединения и чересчур строгого поста — избегали. По опыту других Василий знал, что отшельник рискует впасть в самообольщение. В общинных трудах и в заботе о беспомощных легче бороться с гордыней и учиться любви к ближнему. Друзья-иноки принимали странников и помогали беднякам в округе. К ним начали стекаться измученные голодом и притеснениями люди, похожие общины появляются и в других местах Каппадокии.
На берегах Ириса друзья готовились провести все свои дни. Но христианский мир терзали ереси Ария и Савеллия, достойных пастырей не хватало. «Брань приняла много видов и разделилась на много частей… во всех поселилась непримиримая ненависть… Сдвинуты с места все определения Отцов, поколеблены все основы и твердыни догматов… Всякий богослов, хоть и тысяча пятен лежат у него на душе», — так описывает свое время св. Василий. Ученых друзей умоляют о помощи священники, родственники, друзья: их опыт и красноречие требовались всем православным.
Пастырь добрый
Василий возвращается в Кесарию. Старый архиепископ искренне просит у него прощения и поддержки, а со временем и передает ему свою кафедру. Под началом вчерашнего пустынника оказываются 50 епископов в 11 провинциях. Завистникам, далеким от веры, кажется, что сорокалетний епископ слишком молод для такой ответственности. Но Василий — тот раб Божий, кому Господь доверил сразу десяток талантов (по молитвам и трудам предков — не иначе). Он всегда первый и, значит, должен быть слугой всем. Он сильно истощил себя испытаниями, но зато и воля его закалена в суровом аскетическом искусе.
Он опять произносит проповеди. Обличает нечестивых правителей, убеждает благочестивых христиан в необходимости более смелого исповедания веры, примиряет враждующих. Знатное происхождение давало Василию связи с высокопоставленными лицами. Знание обычаев разных народов и риторики выработало его дипломатический такт. Опыт пустынных молитв и философская искушенность помогли в изъяснении учения о Троице, в борьбе с еретиками. Твердость молодого архиепископа становится осью, вокруг которой внутри дробящейся империи все же растет кристалл православного государства.
Дома, вырубленые в туфовых скалах в районе деревни Гюремы. Где-то здесь, возможно, была Василиада
Святитель открывает училища, больницы и дома для неимущих в таком количестве, что они образуют отдельное поселение (Василиаду). Здесь питались почти все бедные дети Кесарии. Существовало и специальное отделение для прокаженных, которых, навещая, епископ обнимал и называл братьями. О Василиаде говорили: «Здесь учится любомудрию болезнь, ублажается несчастие, испытывается сострадательность».
В один год Каппадокия сильно потерпела от града и паводков. «Приморские страны без труда переносят подобные недостатки, потому что иным сами снабжают, а другое получают с моря. У нас же, жителей твердой земли, и избытки бесполезны, и недостатки невознаградимы, потому что некуда сбыть того, что у нас есть, и неоткуда привезти, чего нет. Всего же несноснее в подобных обстоятельствах бесчувственность и ненасытность имеющих у себя избытки. Они пользуются временем, извлекают прибыток из скудости…» — пишет Григорий Богослов. Цены на хлеб поднялись до невозможного, и среди бедняков начался голод. Василий продал имение, только что перешедшее к нему после смерти матери, и употребил деньги на закупку солонины, хлеба, овощей и на устройство в постоянном месте котлов, в которых готовилась еда для нуждающихся.
«В колодцах, через вычерпывание, вода делается лучшею; а если колодцы запущены, то вода в них загнивает, — и застой богатства бесполезен; а движение его и перехождение из рук в руки общеполезно и плодоносно», — пишет он (Беседа о любостяжательности).
Когда на престол всходит новый кесарь — Валент, последователь арианской ереси, ариане с новой силой принимаются возмущать Церковь и теснить тех, кто верует в единосущие Бога Отца и Бога Сына. Многие епископы — кто из страха, кто по невежеству, кто из корысти — переходят на сторону императора. Единственным защитником Православия на Востоке, не потерявшим кафедру, остается святитель Василий. Во всех опасностях и искушениях он сохраняет царственное спокойствие духа. Для устрашения император присылает в Каппадокию начальника гвардии Модеста (того самого, который, возможно, сжег корабль с епископами). Тот вызывает Василия и начинает угрожать ему отнятием имущества, изгнанием, смертью.
— Имущество? У меня нет ничего, кроме ветхой одежды и потрепанных книг, — отвечает епископ. — Изгнание? Но и то место, где я живу сейчас, мне не принадлежит, и в какую бы страну меня ни изгнали, она так же будет моей или, точнее, Божией. Пытки? По своей немощи я умру и от одного удара. А смерть мне не страшна, потому что соединит меня с Богом, которому я служу всю жизнь…
И император со своей гвардией не решается тронуть пастыря, любимого народом.
При защите веры святитель иногда становился дерзновенен и взыскателен, но в общении с друзьями всегда оставался кроток. Архиерейские власть и слава стали для него куда более серьезным испытанием, чем монашеские подвиги. «Приезжай, — пишет он своему знакомому иноку, — чтобы хоть кончиком твоего пальца освежить меня, горящего среди этих искушений. Среди волн одно погибает, другое подымается на их гребне, третье покрывается морской рябью; мои бедствия в таком же положении. Иные прекратились, иные еще продолжаются, иных я ожидаю…»
Но все бедствия он преодолел и окреп в них, потому что неукротимо рвался к Богу и готов был вытерпеть все ради Его милости. При разных — порой откровенно жестоких — правительствах, при огромном количестве завистников и открытых врагов Василию Великому своими молитвами, письмами, проповедями удалось собрать воедино различные партии верующих на Востоке, которые до этого путались в догматике и настороженно относились друг к другу, из-за чего Православие казалось разрозненным и слабым. До II Вселенского Собора, где учение св. Василия Великого о Троице было признано всей полнотой Церкви, самому святителю дожить не пришлось. И все же особых Божиих знамений он удостоился еще при жизни.
Паства жаловалась на утомительность церковных служб, и святитель Василий просил Бога помочь ему в составлении нового чина литургии. Он хотел, чтобы само богослужение своим благолепием свидетельствовало об истине. И однажды, когда он, стоя у престола, начал совершать Евхаристию, ему явился Сам Господь с апостолами и сказал: «По просьбе твоей уста твои пусть наполнятся хвалой!..» И святитель стал произносить слова новых молитв.
Еввул с высшими клириками увидели в тот момент свет небесный, заливающий алтарь, и светлых мужей в белых ризах рядом со святым Василием. Все сослужители в алтаре в ужасе пали ниц, проливая слезы и славя Господа.
Остался удивительный рассказ очевидца (Елладия, преемника Василия Великого на епископском престоле) о том, как святитель спас юношу, который подписал договор с дьяволом. Молодой человек из вожделения к целомудренной девушке обратился за помощью к сатане и получил ее в жены. Содеянное раскрылось, падшего привела к святителю рыдающая жена. Василий увидел их искренний страх и раскаяние и на сорок дней запер юношу в комнате внутри церковной ограды, помогая усиленно поститься и молиться. Потом созвал весь причт церковный, множество иноков и мирян и попросил их о помощи. Всю ночь продолжалась общая молитва о милости к отступнику. Утром невидимо явился сам дьявол с распиской несчастного и стал с такой яростью нападать на своего должника, что причинял боль и святому Василию. Пастырь призвал народ воздеть руки к небу и молился такими словами: «Благословен Господь Бог мой! Эти люди до тех пор не опустят рук своих, пока Ты не отберешь у дьявола ту расписку». Долго со слезами вопил народ: «Господи, помилуй!» И вдруг все увидели, как расписка по воздуху пронеслась прямо в руки святителя. Василий разорвал ее на части, а юношу причастил Святых Христовых Тайн…
Невозможно рассказать о всех чудесах, которые Господь совершил по молитве Василия Великого. Святой епископ дружил и хранил духовное единство с величайшими из пустынников. Говорят, когда он рукоположил в диаконы преподобного Ефрема Сирина, тот вдруг стал понимать греческий язык, на котором совершалось Богослужение. Святой обращал в христианство язычников и иудеев. И до самых последних своих дней был любящим духовным отцом для искренне покаявшихся грешников.
Вот еще один случай, рассказанный святителем Димитрием Ростовским. Жила в Кесарии богатая и знатная вдова, которая совершенно поработила себя блудной страсти. Бог все-таки коснулся своею благодатью и ее сердца; женщина стала раскаиваться и оплакивать свои падения. Без пощады к себе вспомнила и записала она все, что сделала от юности и до старости. В конце к списку прибавила какой-то особенно мучивший ее совесть грех.
Придя в церковь, она припала к ногам святого Василия и просила очистить ее своей молитвой.
Всю ночь молился о ней святой, а утром вернул женщине ее записи со словами: «Никто не может прощать грехи, кроме одного Бога». Развернув список, она увидела, что все ее беззакония изглажены, кроме тяжелейшего, записанного последним. С ужасом пала женщина на колени перед святителем и, рыдая, умоляла помочь ей очистить и этот грех. Святитель со слезами жалости отвечал: «Встань, женщина, я сам человек грешный и нуждаюсь в прощении. Тот же, Кто очистил другие твои грехи, может отпустить тебе и этот. Живи оставшуюся жизнь честно и, не отступая, умоляй Господа о помиловании. И вот что я тебе советую: ступай в пустыню, найди там инока Ефрема, попроси и его молитв».
Вдова, проделав огромный путь, нашла преподобного Ефрема Сирина, однако тот ей сказал: «Кто смог отмолить тебе многие твои грехи, в силах отмолить и этот один. Но только поторопись, чтобы застать его в живых…»
Несчастная женщина, которую так торопил прп. Ефрем, пришла в Кесарию в тот момент, когда тело святого Василия несли к погребению. Она бросилась к процессии и в отчаянии стала кричать на святого Василия, как на живого: «Горе мне, святитель Божий! Пусть увидит Бог и рассудит между мной и тобой в том, что ты в силах был помочь мне, а отослал к другому!»
И громко рассказав всем о своем горе, она швырнула свой покаянный свиток поверх тела святого. Один из клириков взял его, чтобы посмотреть, что там такое написано.
— Чего ты раскричалась? — сказал он женщине. — Тут ведь нет ни слова.
