Русская линия
Православие и современностьПротоиерей Артемий Владимиров04.01.2013 

Участие в богослужении — бесконечное обновление человека

Протоиерей Артемий Владимиров

Человек XXI века — и богослужебный Устав, сформировавшийся в Средневековье. Может быть, это несовместимо? Что делать, чтобы православное богослужение не казалось далеким, трудным, малопонятным? Об этом мы беседуем с настоятелем храма Всех Святых в Красном Селе, заведующим кафедрой гомилетики Свято-Тихоновского университета, автором многих книг протоиереем Артемием Владимировым.

— Современному человеку несвойственно интересоваться богослужением, его смыслом, содержанием. Как преодолеть эту инерцию?

 — Человек человеку рознь. И в семье — дети совершенно разные. Если говорить о господствующем духе времени, который взращивает в человеке потребительские инстинкты, обывательские интересы, тормозит мышление, пытается заглушить духовную жажду личности, то ваше замечание будет справедливо. Однако «жизнь короткая такая», и Промысл Господень обымает эту жизнь.

Не мне рассказывать нашим читателям, какими непостижимыми путями Бог приводит в Церковь желающих очистить свою душу от греха и предоставить место в сердце Божией благодати. Едва лишь душа перейдет свой духовный Рубикон и впервые принесет искреннее покаяние перед Богом и священником, меняется все ее мироощущение, мировоззрение. Она уже воспринимает Церковь как кормящую мать, аlma mater, как среду обитания и спасения; благодатный свет и тепло храма становятся пищей для человеческого сердца, а богослужение — чем-то очень важным, поистине заветным, непреходящим.

Таким образом, леность и нелюбознательность свойственны мертвой душе, которая признает себя «иностранкой» в собственном Отечестве под названием Святая Русь. Тот, кто с гордостью и апломбом называет себя светским человеком, противопоставляя светскости «клерикальный мир», или признается в собственной «нерелигиозности», сам ставит себе диагноз, расписывается в отчуждении от благодати, даруемой единственно в награду за живую и горячую веру. Итак, вхождение в отчий дом — в Церковь, с благоговейным трепетом и любовью ко Христу, с ощущением своей нечистоты и греховности — вот начало вживания в богослужение, посредством которого душа приобщается Божией благодати.

 — Однако богослужебный Устав сформирован в Средневековье, когда у человека была иная психология, для него естественно было преклоняться перед чем-то высшим, перед царем земным и Царем Небесным, помазавшим на царство земного. Сегодня человек иной — скептичный, критичный. Как преодолеть барьер между ним и богослужением?

 — Я считаю, что не только в XVI веке, но и в XXI царя можно и должно воспринимать исключительно как помазанника Божия. И уж если антихрист как реальная политическая возможность грядущих дней воспринимается его поклонниками как царь, а не как президент, то почему же считается анахронизмом целостное православное миросозерцание, включающее в себя и традиционную для Библии политическую модель построения общества в соответствии с Небесным иерархическим бытием? Да, безусловно, психология современного человека, сидящего за компьютерным экраном двадцать пять часов в сутки, существенно отличается от психологии праведного Иоанна Кронштадтского. Однако ничто не препятствует нашему современнику, сделав занятия за дисплеем чисто функциональными, служебными, осознать себя православным христианином. А для такового богослужебный Устав вовсе не фантасмагорическое нагромождение непонятных символов, знаков, указаний, а стройная, красивая система понятий, относящихся к богослужебной, литургической практике и к устроению земной жизни, которая у православных находится в гармонии и подчинении уставу Церкви.

Мнимый барьер между человеком и богослужением — это мираж и фантом, исчезающий, едва лишь оно, дитя XXI столетия, войдет с широко раскрытыми от любопытства глазами и бьющимся от радости сердцем в простой деревенский храм. Присмотрится, прислушается — и захочет понять и принять новую для него благодатную жизнь. Думаю, что немалую роль в снятии психологических препон призваны играть священнослужители, наши батюшки, ибо именно они могут совмещать в себе подлинную церковность, традиционализм мышления, приверженность «преданьям старины глубокой», а вместе с тем — свежесть и остроту восприятия современных явлений жизни, язык, доходчивый и понятный для новичков, а самое главное — радостное, радушное, теплое, приветливое отношение ко всякому человеку, переступившему порог храма.

 — Торжественность и пышность обряда средневековому человеку казалась естественной. Сейчас это вызывает даже недоумение, недоверие: зачем, дескать, вся эта роскошь, почему нельзя проще, дешевле.

 — Вы говорите о недоумении касательно богатых облачений. Но посмотрите, с каким любопытством обыватель смотрит на гардеробные чудеса, представляемые Зайцевым и прочими законодателями современной моды. Посмотрите на мишуру «Голубого огонька» и изыски «Евровидения» — любимые зрелища современников, которые напоминают мне несмышленых детей, увлекающихся серпантином, бисером, хлопушками, позолотой, новогодним дождем и прочей несущественностью. Если люди принимают на ура то, что не стоит и выеденного яйца и забывается тотчас при отвращении в сторону головы зрителя, то справедливо ли думать, что богослужебные облачения, свидетельствующие не о суетности человеческих амбиций, не о желании покрасоваться друг перед другом, а о горнем мире, нетленной, непреходящей реальности, о славе Божества, непременно должны вызывать неприятие и недоумение? Если мы имеем дело с тупым и ограниченным невеждой, который не желает ничего знать, кроме гамбургера и бутылки дурного пива, то, наверное, такому хоть кол теши на голове, вряд ли он доберется до наших с вами заметок и размышлений! Если же в человеке сохраняется внутренняя динамика, жажда познания, обновления своих представлений о мире, то Церковь с ее интерьером, богослужение со священными одеяниями служителей никогда не будут восприниматься как театральный декор, как бал-маскарад, щекочущий нервы участников богослужения.

В жизни Церкви нет ничего случайного, бьющего лишь на броскость, на внешний эффект. Но в каждой детали облачения, в каждом цветовом оттенке содержится глубокая символика, возводящая внимательного созерцателя от земного к Небесному, от временного — к вечному, от видимого — к невидимому. Не будем забывать, что в нас сокрыта потребность в красоте, немногими, увы, осознаваемая. Поверьте, мы мало чем отличаемся от наших предков, некогда приведенных в изумление благолепием Константинопольской Софии. Я нередко участвую в церковных шествиях, крестных ходах по столице и вижу, как совершенно далекие от христианского образа мысли прохожие вытягиваются в струнку, как на их лицах появляется выражение благоговения, радостного удивления, едва лишь с ними поравняются епископы в золотых ризах и митрах, блистающих в лучах солнца. Современный человек, поверьте, устал от всего низкого, пошлого, грубого, он жаждет (даже от противного) идеала. Важно лишь, чтобы священнослужители, одеяния которых свидетельствуют о горнем мире, сердцем прилежали этому миру. Дай Бог, чтобы на лицах клириков и епископов не читалась проза дня, преждевременная усталость от жизни, пресыщение и равнодушие к боли и страданиям человечества.

Всякий раз, когда я смотрю на фотографии новомучеников, когда вновь и вновь взираю на лица исповедников веры: святых митрополита Кирилла (Смирнова), епископа Серафима (Звездинского), епископа Арсения (Жадановского), на бесчисленные сонмы священнослужителей, вступивших в сражение с «багряным драконом» безбожия, то поражаюсь их духовной красоте, возвышенности помыслов, огненной решимости отстоять свою веру даже ценой собственной жизни. И я вновь убеждаюсь в том, что они, наши новомученики, прекрасны как в арестантских робах и лохмотьях, так и в священных церковных ризах и драгоценных крестах.

Искать в обрядах практичности и удобства — значит пытаться штангенциркулем заколачивать в бревна ржавые гвозди. Искать удобства уместнее, простите, в гостиницах, оснащенных современной бытовой техникой. Но священные обряды нашего богослужения имеют прямой и определенный символический смысл. Участвуя в службах, современный человек должен искать одного — нетленного дыхания Божественной благодати, искать Христа — воскресшего из мертвых, Живого Бога, Который, соприсутствуя Своей Церкви, невидимо врачует, воскрешает и исполняет вечной жизнью человеческие сердца, еще вчера отравленные скепсисом, цинизмом, задавленные унынием и отчаянием.

 — Как современному человеку изучить православное богослужение? Какие книги Вы рекомендуете?

 — Многие из наших читателей знают по собственному опыту, что на третий раз посещения Божиего храма непонятное становится понятным, «витиеватые иероглифы» обретают ясное и простое духовное значение. Язык богослужения, ранее казавшийся китайской грамотой, начинает восприниматься как родная речь. Только, в отличие от современного русского языка, речь теплая, возвышенная, питающая и ум, и сердце, обновляющая наши понятия о Боге. Итак, для того, чтобы разобраться в богослужении, необходимо участвовать в нем. Но, конечно же, ничто не мешает современному христианину взять в руки общеупотребительные пособия. Я помню себя юношей, как до дыр зачитывал маленькую брошюрку «Всенощная и литургия» с текстом богослужения, его неизменяемые песнопения.

Очень хорошо знакомиться с творчеством вдохновенных писателей Русской Церкви: митрополита Вениамина (Федченкова) «Небо на земле», священномученика Серафима (Звездинского) «Хлеб Небесный» (проповеди о Божественной литургии). По существу, жажда понимания сдобрит чтение любой брошюры или книги, даже сухого дореволюционного учебника для гимназистов. Сердечная теплота и мир, возбуждаемые благодатью, позволяют заинтересованному лицу в кратчайшее время ознакомиться со структурой службы, схемой богослужения и активно, сознательно в нем участвовать. Я вспоминаю, как трепетно я читал, страницу за страницей, замечательный и до сих пор непревзойденный труд русского ученого Ивана Дмитриевского «Историческое, догматическое и таинственное изъяснение Божественной литургии», в котором тот собрал все известные ему из церковного предания святоотеческие изъяснения отдельных молитвословий и священнодействий Божественной литургии.

— Но почему один человек сразу откликается на богослужение, а другому это трудно? Кто-то плачет во время Литургии, а кто-то просто терпит, выстаивая долгое богослужение? О чем это говорит?

 — Блажен ты, «просто» терпящий человек, ибо ты терпишь «не просто», но Господь в награду за твои усилия до конца через месяц-другой изменит тебя так, что ты уже никогда, по выражению Апокалипсиса, не изыдешь вон. Опытом проверено, что преодоление скуки, туги, печали на самом деле есть не борьба с собственным невежеством, но борьба с демонами, которые, отягощая ум, слух, душу, тело человека, предпринимают поистине титанические попытки вырвать птенца из спасительного гнезда, выкрасть из сердечного лукошка бисер веры и вновь ввергнуть вчерашнего своего слугу в грязь тех страстей и пороков, которые заградили бы ему вход в Отчий дом.

Легче всего полюбить богослужение, взяв благословение у священника и встав поближе к клиросу. Самый вид книг, разложенных на аналое, — богослужебная Минея, Октоих с его восемью гласами, которым соответствуют службы той или иной недели, Праздничная Минея, где киноварью помечены особые праздники, Часослов, служивший некогда начальным пособием для изучающих грамоту на Святой Руси, — не может не воздействовать на человека. Все эти сокровища русского Православия напоминают мне пшеничный хлеб, вкушая который человеческая душа обретает и силу, и свет разумения, а главное — радость собственного бытия.

Вспоминаю, как зеленым юношей, филологом, я впервые попал на клирос и как следил глазами за церковными молитвами, как делал первые шаги в чтении. И тогда-то мне открылось подлинное значение слов русского писателя: «Счастливые часов не наблюдают»!.. Служба, казавшаяся ранее бесконечной, утомительной, пролетала как будто за несколько минут. Всем известно, что участие в благом деле делает наши труды не тягостными, а радостными. А если это для некоторых и несбыточная мечта, то, вооружившись имеющимися в книжных лавках пособиями и богослужебными книгами, мы сможем и самостоятельно открывать для себя terra incognitа, неведомую нам землю спасения, и за малое время стать знатоками дивного христианского богослужения, выше которого нет ничего ни на земле, ни на небе.

Не мудрено, что женщины плачут на Божественной литургии, ибо, когда многоочитые Херувимы невидимо спускаются с небес, держа в руках Богомладенца Христа, тогда и суша, и облака, и камни, и деревья, и воды, и звезды — все приходит в священный трепет, в совокупной устремленности творения к своему Творцу. Вот почему плачут женщины, а младенцы блаженно улыбаются, когда на солее появляются священнослужители, которые вместе с невидимо присутствующими Ангелами держат в руках великую Святыню! Особый слух к службе прорезывается у тех, кто трезубцем покаяния пригвождает к земле многоголовую гидру страстей — гордости и тщеславия, чревоугодия и блуда, гнева и сребролюбия. Чем чище становится наше сердце, посредством Таинств Покаяния и Причащения, тем более «открытий чудных» Дух просвещения, Дух Святый, совершает в душе. Вот почему самыми сознательными прихожанами православных храмов являются годовалые младенцы, которые по неискушенности во зле созерцают своими широко открытыми глазенками сидящего на престоле Господа Бога в окружении Небесных Сил бесплотных.

 — Надо ли выделять какие-то части службы для усиленной молитвы или же надо стараться на протяжении всей службы удерживать внимание, и этого будет достаточно? Зачем после всенощной слушать 1-й час?

 — Некогда Киево-Печерская Лавра в качестве пособий по изучению Божественной литургии издавала очень интересные книжечки для мирян. Текст священных песнопений главной службы перемежался с тайными молитвами, которые благочестивый христианин может произносить в то время, как священнослужители молятся в алтаре, преклоняя милость Божию к людям. Из этих молитв, предназначенных для мирян (а они весьма схожи с литургическими молитвами, прочитываемыми священнослужителями в алтаре), становится ясно, какие части богослужения должны пользоваться нашим особым вниманием. Ведь во время Евхаристического канона Господь Бог Дух Святый перстами и устами священника, соборной молитвой народа совершает непостижимое чудо преложения хлеба и вина в Пречистые Плоть и Кровь Господа Иисуса Христа! А это изменение природы вещей не объяснит ни один человеческий ум, как бы он ни кичился своими познаниями.

Внимание, обращенность ума и сердца к Богу, срастворение своей души с молитвенным дыханием всей Церкви — вот главное условие сердечного участия в Божественной литургии. Тот, кто тщательно следит за чтением и пением в храме, одновременно внимая собственной душе, и станет тем «усердным и благосмыслящим» учеником, которому уготована духовная награда — «войти в радость Господа своего». Тогда вместе со всей Церковью, едиными устами и сердцем, мы, внимательные прихожане, будем приносить подлинную службу Богу, что является конечным предназначением (и временным, и вечным) людей, обрученных Христу.

Зачем слушать после всенощной 1-й час? Я бы спросил задавшего этот вопрос: а разве можно не слушать после всенощной 1-й час, если он введен святыми отцами как особая часть богослужения, подводящая итог вечерних служб? Думается, что любознательные смогут самостоятельно узнать, какое символическое значение несет чтение 1-го, 3-го, 6-го и 9-го часов. Их название заимствовано с древнейших, библейских времен, когда в Израиле богослужение, да и сами сутки, делились на четыре стражи, соответственно дневные и ночные. 1-й час мы слушаем для того, чтобы поблагодарить Господа Бога, допустившего нас до участия в богослужении, и с мирным сердцем отправиться домой. А там не забудем еще прочитать перед сном с возможным благоговением вечерние молитвы и с полнотою благодатных чувств отойти ко сну.

— Надо ли относиться к богослужению творчески, пытаться найти в себе эмоциональный отклик на происходящее, на каждое слово и действие, или же надо стараться доверяться Господу, Который откроет тебе Сам правильные переживания богослужения?

 — Действительно, святой Симеон Новый Богослов, великий подвижник XI столетия, утверждает, что мы должны разуметь и до точности осмыслять каждое слово каждой молитвы! Молитва просвещает ум человека, и мы должны учиться во время чтения слышать ушами то, что произносят уста, а воспринимаемое внешним слухом доводить до духовного разумения и складывать собственные прошения в сокровищницах нашего сердца. Количество молитвословий мало-помалу переходит в качество самой молитвы. Жертва Богу дух сокрушен: сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит (Пс. 50, 19). Само сердце наше меняется — становится шире, глубже, светлее, по мере внедрения в него внимательно и благоговейно воссылаемого Богу молитвословия.

Безусловно, служба предполагает творческое к ней отношение. Единственное, от чего хотелось бы предостеречь наших читателей, — чтобы они не тужились и не пыжились и не высасывали из собственного перста сентиментальных чувствований, то есть не сочиняли для себя внутреннюю жизнь, уподобляясь ревностным католикам, обреченным их учителями на бесплодную мечтательность, иногда вырождающуюся в самую настоящую душевную болезнь, называемую прелестью. Отсылаю интересующихся этим вопросом к писаниям святителя Игнатия (Брянчанинова), епископа Кавказского, который в «Аскетических опытах» предупреждает читателей, дабы они не пытались ощутить то, что еще не соответствует состоянию их сердца, не возрожденного Божественной благодатью. Он предостерегает от самообольщения людей, привыкших падшими чувствилищами сердца ощущать терпкий вкус всего земного. Как часто животная похоть рядится в одежды пламенного восторга, а преувеличенное суждение, мнение о себе самом и чувство собственной исключительности загадочно трансформируются в дух самобичевания и притворного смирения.

Вот почему мы, христиане, участвуя в богослужении, призываемся к трезвению, спасительному недоверию к сердечным ощущениям. По учению наставников благочестия, нам надлежит задерживать в душе ощущение своего недостоинства, нечистоты и греховности. Заметим, что это не мешает возгревать в сердце чувство безграничного доверия Небесному Отцу, Который «не хочет смерти грешника», но ожидает его обращения, дабы оживить Своею благодатью убитое грехом человеческое сердце. Несомненная надежда на милость Божию к кающимся — вот источник утешения для правильно молящегося христианина! Есть даже особый термин, многими понимаемый совершенно неправильно, — «умиление», который означает, с одной стороны, полную открытость перед Богом и сознание своей неисправности, недостаточности, греховности, а с другой — живое упование на Бога, милующего, прощающего, с радостью принимающего в Свои объятия блудного сына, который, осуждая себя, повергается ниц пред Небесным Отцом.

Итак, слова богослужения всегда отзываются во внимательно настроенной душе колебанием ее сокровенных струн. Направление движения — от разума к чувствам. Поэтому я соглашусь с Вашими мыслями о необходимости полностью доверяться Господу, благодать Которого, как премудрая учительница, в совершенстве знает сердце ученика и освящает его неспешно и постепенно, полагая на ум и сердце спасительные мысли и намерения. Для того чтобы быть далеким от прелести, самообольщения, важно следовать совету Отцов — иметь обостренный слух, внимание, желание довести до ума и сердца читаемое и пропеваемое в храме, а все остальное сделает благодать Божия, которая откроет нам неведомые области нашей собственной падшей души, укажет на еще не осознанные болезни, недостатки, немощи и покажет, в каком направлении идти ко Господу, дабы обрести полное исцеление. Преподобный Силуан Афонский говорит, что от нас требуется лишь простота и незлобие. Человек, всецело преданный Господу и старающийся не осуждать людей, становится способным воспринимать наитие Божией благодати и руководствоваться ею на богослужении так, как если бы ученик доверчиво протянул руку учителю и пошел вслед за ним туда, куда наставник влечет своего питомца.

Итак, правильно участвует в богослужении тот христианин, для которого служба становится его жизнью. Стоя в храме и не обращая внимания на окружающих, он уподобляется то ребенку, припадающему ко груди матери, то взрослому сыну, который склоняет главу пред сединами своего родителя, то влюбленному, стремящемуся на свидание с безмерно дорогим для него человеком, то больному, которому предстоит Небесный Врач и с неизреченной любовью врачует его раны.

Служба для христианина — источник бесконечного обновления. Она, хорошо знакомая и изученная, всегда приносит ему ощущение новизны, служба вливает в него эликсир вечной жизни, становится «инъекцией бессмертия», делает его существом воистину крылатым! Вот почему святой епископ Игнатий говорил о христианстве как о самой настоящей поэзии, а молитву называл вдохновением, которое не один раз посещает человека, но всегда соприсутствует ему, превращая многоскорбную земную жизнь во вдохновенный гимн признательности и славословия Спасителю, пришедшему в этот мир, дабы даровать нам жизнь с избытком, счастье и блаженство.

Беседовала Анна Афанасьева

Журнал «Православие и современность», № 23 (39), 2012 г.

http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=61 865&Itemid=3


Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика