Парадоксы церковного образования

Для любого церковного человека, имеющего детей, постоянно маячит перед глазами одна острейшая проблема: как сделать так, чтобы дети выросли духовно здоровыми и глубоко воцерковлёнными? Не надо проводить социологических исследований, чтобы увидеть, насколько быстро исчезают из храмов подростки, ранее вместе с родителями еженедельно участвовавшие в богослужениях. Общая домашняя молитва, воскресные приходские школы, семейное чтение Священного Писания — разве всё это не достаточный в плане эффективности «арсенал» для обеспечения гарантированной встречи ребенка со Христом? Это и сделаем предметом нашего рассуждения.

Мне, как человеку, не познавшему с младенчества благословения церковного уклада жизни, всегда было очень интересно расспрашивать близко знакомых священников, которые уже не в первом поколении предстоят Божественному престолу, что происходило в их семьях, как их воспитывали, как они обрели веру и благочестие? Если эти наблюдения суммировать, то всплывают несколько более чем интересных черт.

Первое, что мне бросилось в глаза — это почти полное отсутствие принуждения к молитве. Нет, речь совсем не о том, что в семье никто и никогда не молился. Просто молитва воспринималась как нечто совершенно внутреннее, интимное, что не может, да и не должно, происходить по «учиненному графику» или «требованию». По крайней мере, жёсткого требования со стороны родителей, чтобы дети с определённого возраста «вычитывали» все (или даже часть) утренних и вечерних молитв, в этих семьях никем не требовалось. При этом родители, как правило, сами почти всегда всё это вычитывали, и дети это регулярно видели. Иногда (здесь очень по-разному) — дети принимали в этом участие. При этом семейное молитвенное правило могло быть гораздо более кратким, нежели чем даже сокращённое в два раза вечернее молитвенное правило, и состоять из нескольких любимых в семье церковных песнопений, которые и дружно пропевались. В одной такой семье весь ритм жизни отца был чётко подчинён молитвенному правилу, буквально по часам: утром — часовое правило в учинённое время, вечером — в 21.00 — вечернее. Кто хочет — присоединяется, кто не хочет — не осуждается и тем более никак не порицается и не наказывается. На службу естественным образом ходила вся семья, поэтому вопрос «идти или не идти?» переходил в область «оставаться дому одному — или же вместе с семьей отправляться в храм». При этом почти всегда дети приходили в храм не к самому началу богослужения — что вовсе не становилось препятствием для причащения их. Особого внутреннего напряжения от того, что дети подросткового возраста всё еще не знают наизусть, например, «Символ веры» или же вечерние молитвы, как это ни странно, родители не испытывали.

Второе — отношение к посту. Здесь оказалось всё очень по-разному. В одних семьях дети ели то же, что и взрослые — то есть соблюдали все требования церковного устава; в других — детям позволялось послабление, мера которого также была более чем подвижной. В любом случае, нарушение поста не воспринималось как смертный грех, из-за которого неизбежно следует наказание и телесное, и духовное.

Третье, и самое интересное — собственно «религиозного образования» дети практически не получали: воскресных школ тогда и в помине не было, а о православных гимназиях даже не мечтали. Если где-то в семье раз в неделю прочитывалось что-то из «Закона Божьего» Слободского — это, пожалуй, был почти максимум внутрисемейного религиозного просвещения. Ни о ежедневном чтении житий святых, ни о совместных обсуждениях библейских текстов, ни о каких-то «назидательных семейных чтениях» мне так и не удалось услышать.

Уже чувствую, как в душе благочестивого читателя разрастается ураган возмущения: «Вот оно, это либерально-апостасийное духовенство нового разлива, исконные устои церковной жизни в корне хочет подрубить!» Парадокс в том, что из этих семей абсолютно все дети становились если не священниками и монахами, то людьми действительно благочестивыми и глубоко любящими Церковь Христову. Кто-то сразу шел в семинарию, кто-то поступал в институт, заводил семью — и по прошествии многих лет оказывался в сане священника. Всё было очень по-разному, но всё — совершенно в рамках христианского благочестия. В итоге все они становились настоящими христианами, соблюдающими посты, регулярно причащающимися, и не слагающими с себя сан даже в самых критических ситуациях острейших внутрицерковных конфликтов.

Возможно, это более чем субъективная картина, создавшаяся в голове от общения с довольно-таки узким кругом духовенства. Но если присмотреться к тому, как сегодня вчерашние неофиты пытаются «укомплектовать по полной» своим представлением о благочестии родного отпрыска — нельзя не заметить существенной разницы, которая имеется между подходами к этому в традиционных священнических семьях. Ведь, в конечном итоге, качество христианской жизни определяется вовсе не мерой поста и частотой посещения храма, не количеством и даже качеством молитв, вычитываемых ежедневно, и даже не знанием историй всех чудотворных икон и специализаций святых в плане чудесной помощи — а чем-то совершенно другим. А вот чем — наверное, это и есть тот самый очень важный вопрос, который каждый должен задавать сам себе, находить ответ — и найдя его, хорошенько думать, насколько педагогическая практика благочестия в его семье подводит — или же, напротив, уводит — от этого «совершенно другого» — но и «самого главного».

http://www.foma.ru/paradoksyi-czerkovnogo-obrazovaniya.html