«У всякого Павла своя правда», — говорит русская пословица. Однако в научном мире порой малоубедительные теории претендуют на статус универсального закона, то есть правды всеобщей. Причем порой это теории признанных мэтров, оспаривать которых не очень-то удобно.
Так, с легкой руки известного ученого Б.А. Успенского установилось почти единодушное мнение о четком разграничении в древнерусском сознании значений слов «истина» и «правда». «Правда осмысляется как божественное начало, а истина — как человеческое», — пишет Успенский в книге «Краткий очерк истории русского литературного языка» [1]. Эту идею повторяют в своих работах и высказываниях и другие ученые. При этом все приводят в качестве неопровержимого доказательства цитату из Псалтири: «Милость и истина сретостеся, правда и мир облобызастася. Истина от земли возсия, и правда с небесе приниче» (Пс. 84:11−12). К ней мы еще вернемся.
Посмотрим, что пишет в своем «Толковом словаре живого великорусского языка» Владимир Даль. «Истина — противоположность лжи; всё, что верно, подлинно, точно, справедливо, что есть (Всё, что есть, то и истина; не одно ль и то же есть и естина, истина? — В.Д.)…» В качестве примеров Даль приводит пословицы: «Свет плоти — солнце, свет духа — истина»; «Истина хороша, да и правда не худа» и др.
Теперь о правде. «Правда — истина на деле, истина во образе, во благе, правосудие, справедливость… (то есть „правда“ и „истина“ если не синонимы, то уж никак не жестко разведенные понятия. — В.Т.) По первому коренному значенью правдой зовется судебник, свод законов, кодекс». Примеры: «Без правды жить легче, да помирать тяжело»; «Не в силе Бог, а в правде»; «Цыганская правда хуже всякой православной кривды»; «И твоя правда, и моя правда, и везде правда — а где она?»; «Вся правда в вине» (ср. In vino veritas, т. е. «Истина в вине». В русском варианте вместо «истины» употреблена «правда» — В.Т.).
Таким образом, мы видим, что «истина» есть нечто безусловное, непричастное лжи, тогда как «правда» бывает разной, и только высшая правда — истинна. Справедливости ради надо признать, что Даль также приводит упомянутую цитату из Псалтири. К ней мы еще вернемся.
«Аще не избудет правда ваша паче книжник и фарисей, не внидете в Царствие небесное» (Мф. 5:20), — предупреждает Христос. Чья-то правда может оказаться абсолютной ложью перед очами Божьими. Иначе с истиной. П.Я. Черных в своем «Историко-этимологическом словаре» пишет: «Истина — филос. „достоверное знание, правильно отражающее объективную действительность,. правда“. Др.-рус. (Дог. Игор. 945 г.) и ст.-сл. истина — „правда“, „верность“, „законность“ [Срезневский, I, 1144; Изборник, 1076 г., 31 об., 187 об. и др.] Произв. от истый, о.-с. *istъ, -а, -о: *istъjъ, -аjа, оjе — „тот же самый“, „подлинный“, „действительный“, „настоящий“». Таким образом, «истина» и «правда» (в высшем смысле) признаются почти синонимами.
Жизнь не укладывается в прокрустово ложе структурализма: мертвящих схем и жестких антитез. А вся концепция Успенского построена на упомянутой цитате из Псалтири (одной-единственной!); другие его примеры говорят о «правде», но не об «истине». Но что же тогда значит упомянутая загадочная ветхозаветная фраза?
В «Толковой Псалтири» («изъясненной по святоотеческим толкованиям») Евфимий Зигабен пишет о словах «Истина от земли возсия и правда с небесе приниче» так: «Под истиною разумей Самого Христа. Ибо Он сказал: Аз есмь истина (Ин. 14:6). Итак когда Христос воссиял от земли, по рождении на земле, и разрушил потом всякую ложь и обман, то Отец, Который, как мы сказали, есть высочайшая правда, призрел с неба на землю… Итак высшее и небесное примирено с низшим и земным». Христос — вот истина, пророчествует царь Давид.
Если бы уважаемый Борис Успенский внимательней перечитал бы Псалтирь, то он бы нашел и множество других случаев употребления слов «истина» и «правда», которые выступают почти всегда как синонимы. «Зане рекл еси: в век милость созиждется, на небесех уготовится истина Твоя» (Пс. 88:1); «Правда Твоя правда во век, и закон Твой истина» (Пс. 118:142); «Еда повесть кто во гробе милость Твою и истину Твою в погибели; Еда познана будут во тьме чудеса Твоя и правда Твоя в земли забвенней» (Пс. 87:11−12). Перевод последнего примерно такой: «Неужели в гробу кто-нибудь поведает о милости Твоей и погибший — об истине Твоей; Неужели во тьме познаются чудеса Твои и в земле забвения — правда Твоя?» Здесь мы встречаемся с яркой особенностью поэтики псалмов — стилистической симметрией, при которой вторая часть фразы повторяет ту же мысль в другом словесном оформлении. «Истина» и «правда» выступают здесь как синонимы. В другом месте из 5 псалма говорится, что «несть во устех их истины». По логике Успенского, следовало бы сказать «несть во устех их правды», потому что истина у каждого своя.
Идея относительности истины весьма приятна современному человеку. Разумеется, это личное дело каждого, но зачем же переносить новомодное мировоззрение на древнерусское? Некогда Понтий Пилат небрежно бросил: «Что есть истина?» — в лицо Христу — Самой Истине, стоящей перед ним. Кажется, этот пример должен был научить осторожности со словами…
Русская пословица утверждает: «У Бога правда одна». Имеется в виду настоящая правда. То есть истина.
[1] Эту книгу подверг резкой критике М.И. Шапир, однако по данному вопросу ограничился замечанием о неоригинальности Успенского, приведя в пример статью П.Ф. Калайдовича (1817).
