Репрессии против Церкви при Сталине: в чем логика террора

Почему расстреливали одних иерархов и не трогали других? Были ли примеры исповеднического поведения обновленцев во время репрессий? С какой интенсивностью закрывались храмы в разных районах СССР? Эти и другие острые вопросы церковной истории обсуждались на конференции «1937 год в истории Русской Православной Церкви», прошедшей 16 ноября в Государственном музее современной истории России.

Конференция «1937 год в истории Русской Православной Церкви» собрала лучших специалистов в области истории гонений на Церковь в СССР и Большого террора, представителей Православного Свято-Тихоновского государственного университета, Института всеобщей истории РАН, государственных архивов. Ее работа была приурочена к открытию выставки «Преодоление», открывшейся в музее неделей ранее и также посвященной истории советских гонений на Церковь.

«Сегодня в истории гонений остается еще много белых пятен и вопросов, на которые мы не можем найти ответов, а, может быть, и не найдем никогда, — отмечает преподаватель ПСТГУ священник Александр Мазырин. — Речь идет не только о выявлении мест захоронений, которые найдены далеко не все, но и о самой логике террора, его технологии. Почему репрессировали одних иерархов и не трогали других? Чем были вызваны гонения?»

Вопросу о репрессиях, направленных против ближайшего окружения патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия (Старогородского) был посвящен его доклад. Как отметил церковный историк, от тюрьмы будущих патриархов Сергия и Алексия (Симанского, в то время митрополита Ленинградского и Новгородского), спасло то, что они считались первым и вторым лицом в Русской Православной Церкви.

Некоторых других, по мнению доктора исторических наук, сотрудника Центрального государственного архива Санкт-Петербурга Михаила Шкаровского, спасло совсем не это, а сотрудничество с «органами». В частности, ученый говорит, что показания митрополита Николая (Ярушевича) уже с 1920 годов обнаруживаются в следственных делах репрессированных священнослужителей, зачастую являясь единственными уликами следствия и базой обвинения.

Впрочем, как показывает история, даже сотрудничество с властью во времена Большого террора не могло стать иммунитетом и спасти от преследования даже лояльных иерархов. Так жернова репрессий коснулись не только патриаршей Церкви и катакомбных церковных структур, но и значительной части обновленческих епископов и священников. Именно в это время они подвергаются репрессиям со стороны власти, прежде в целом благоволившей лидерам обновленческого раскола.

«В то время, когда сохранить жизнь можно было только, отрекаясь от веры, многие обновленцы мужественно продолжали служить, и об этом нужно помнить, когда мы говорим о их массовом принятии через покаяние в лоно патриаршей Церкви, которое имело место в сороковых годах», — считает заведующий кафедрой истории Русской Православной Церкви ПСТГУ священник Александр Щелкачев.

Не смотря на то, что сталинский Большой террор ознаменовался и рядом неожиданных отречений видных представителей обновленческой иерархии, в целом, по мнению собравшихся историков, на основе следственных документов, говорить о массовом различии в поведении представителей обоих иерархий не приходится. Тем более, что в конце тридцатых как те, так и другие порой оказывались арестованными по одним и тем же делам.

По времени Большой террор совпадает с небывалой волной массового закрытия православных храмов, начавшейся в 1936 году, и связанной с «демократизацией» процедуры избрания народных депутатов сталинском СССР. Де-юре, участвовать в выборах получили возможность практически все официально зарегистрированные общественные организации, в том числе и религиозные.

Случаи выдвижения в депутаты священнослужителей или церковных активистов действительно имели место (в надежде на облегчение гонений), чтобы парализовать этот процесс органы, проводившие подготовку к очередным выборам, в массовом порядке были призваны по упрощенной схеме ликвидировать религиозные организации, имевшие к тому времени официальный статус. Первоначально регистрация была придумана советской властью как инструмент гонений на Церковь, но к середине тридцатых все легальные храмы, обязанные иметь официальное разрешение на свою деятельность, этой регистрацией обладали и, стало быть, могли законно выдвигать своих представителей в советы.

В РСФСР в 1936—1937 было закрыто более 12 000 храмов, то есть около 90% храмов, действовавших прежде. Об этом в своем докладе рассказал сотрудник Института всеобщей истории РАН Алексей Беглов.

В отличие от Нечерноземья и Севера, где накануне 1936 года еще действовало до 50 процентов православных церквей, в южных областях страны, традиционно «обновленческих», процент закрытых храмов, к началу Большого террора, порой равнялся ста. Это объясняется волной закрытия храмов, которая на рубеже 1920−30-х годов прокатилась по черноземью, и была связана была с кампанией по насильственной коллективизации казачьих регионов.

Все эти данные могут в некоторой степени скорректировать наше представление о сталинских гонениях, или, во всяком случае, углубить понимание той логики, которой руководствовалась советская власть, санкционируя последующие волны преследования Церкви.

Дальнейшим исследованиям этого вопроса мешает закрытый характер архивов, в которых хранятся важнейшие документы той эпохи. В первую очередь речь идет об архивах ФСБ, доступ к которым был закрыт, или, во всяком случае, значительно ограничен в начале «нулевых» годов для большинства светских и церковных исследователей. Негативно по этому поводу уже не один раз высказывались многие церковные ученые.

http://www.nsad.ru/articles/repressii-protiv-cerkvi-pri-staline-v-chem-logika-terrora