Граф Александр Петрович Толстой ныне известен прежде всего как человек, в доме которого умер Гоголь. В литературе нередко можно встретить ссылку на слова Сергея Тимофеевича Аксакова, считавшего знакомство с Толстым «решительно гибельным для Гоголя». Однако если мы обратимся к личности графа Толстого и подробностям его отношений с Гоголем, то увидим иную картину. О скромности графа говорят многие факты. Например, он потребовал от Михаила Погодина убрать упоминание о себе из его некрологической статьи о Гоголе. По этому поводу Петр Плетнев писал Василию Жуковскому в марте 1852 года, что граф Толстой «по христианскому смирению не желает, чтобы где-нибудь выставлено было имя его как человека, оказывавшего одолжение или помощь Гоголю. На этом основании печатно нигде не упомянуто, что Гоголь и жил у него в квартире». В роде Толстого древняя грузинская кровь (он был потомком царя Вахтанга VI) сочеталась с не менее древней русских князей Голицыных. Его отец, Петр Александрович Толстой, — известный военный деятель и дипломат, генерал-адъютант Императора Павла I, боевой соратник князя Багратиона. Граф Александр Петрович Толстой родился в 1801 году в Петербурге. Шестнадцати лет он вступил юнкером в лейб-гвардии Артиллерийскую бригаду, затем служил в гвардейской Конной артиллерии. В 1821 году был произведен в офицеры с зачислением в Кавалергардский полк и назначен адъютантом начальника штаба 1-й армии генерала Дибича. В 1824 — 1826 годах граф Толстой находился в походах с экспедицией по обозрению Каспийского и Аральского морей и истреблению морских разбойников, а в 1828 году, во время войны с Турцией, отличился при взятии крепостей Айдаса и Бургаса. В дальнейшем он продолжал службу по Министерству внутренних дел, был директором Хозяйственного департамента (впоследствии Министерства государственных имуществ). В 1834 году он уже действительный тайный советник, занимает пост Тверского гражданского губернатора, а с декабря 1837 года — военного губернатора в Одессе в чине генерал-майора, с управлением и гражданской частью. Эту должность он занимал до февраля 1840 года, когда после конфликта с князем Воронцовым, Новороссийским и Бессарабским генерал-губернатором, вышел в отставку и уехал за границу. С той поры в течение пятнадцати лет граф Толстой стоял в стороне от государственной и общественной деятельности. К этому времени и относится его дружба с Гоголем. К службе он вернулся только в мае 1855 года, во время Крымской войны, когда принял должность начальника Нижегородского ополчения, и в дальнейшем занимал крупнейшие государственные посты — обер-прокурора Синода (с 1856 по 1862 год), затем до конца жизни был членом Государственного совета. Приведем справку о деятельности графа Толстого в этот период из Русского биографического словаря: «Пять с половиною лет его службы в обер-прокурорской должности совпали с началом реформ царствования Императора Александра II, коснувшихся и Духовного ведомства. Изданная переписка его с Московским митрополитом Филаретом свидетельствует, что он принимал живое деятельное участие в разнообразных важных делах синодального и епархиального управления этого времени. Особенное внимание его привлекали вопросы о мерах к возвышению положения лиц Духовного ведомства — об улучшении духовно-учебной части, о правах монашествующих распоряжаться своим имуществом; к предпринятому по мысли митрополита Филарета переводу Священного Писания на русский язык Толстой относился с крайней осторожностью. «Мы весьма счастливы, что в настоящее время он у нас, — писал о графе митрополит Санкт-Петербургский Григорий, — при всем затруднении, он много помогает нам и много действует в нашу пользу». Тертий Филиппов, служивший при графе Толстом чиновником особых поручений по вопросам Восточных Православных Церквей, впоследствии Государственный контролер, в части воспоминаний о нем, оставшейся неопубликованной и хранящейся ныне в Государственном архиве Российской Федерации, пишет: «Назначение графа Александра Петровича обер-прокурором Св. Синода последовало (20 сентября 1856 года) во время пребывания Государя (Александра II. — В.В.) в Москве по случаю венчания на царство и, при всей своей неожиданности, никого не изумило, напротив, всем показалось совершенно естественным: так успел уже сложиться и отпечататься в общем представлении вполне соответствовавший этому назначению его нравственный образ». Выразительную характеристику графа Толстого после назначения его обер-прокурором Синода в 1856 году дал философ и публицист Никита Гиляров-Платонов в письме к протоиерею Александру Горскому, профессору, а впоследствии ректору Московской Духовной академии: «Трудно найти человека, более преданного Церкви, более готового на всякое улучшение и в то же время менее склонного проводить какие-нибудь личные расчеты в управлении столь важною частию. <…> Он принадлежит к разряду тех людей, которых я не умею иначе охарактеризовать, как назвать их оптинскими христианами. Это люди, глубоко уважающие духовную жизнь, желающие видеть в духовенстве руководителей к духовной высоте жизни, жаждущие, чтобы православное христианство в России было осуществлением того, что читаем в Исааке Сирине, Варсонофии и проч. И он сам в своей жизни именно таков. Никто менее не способен мириться с казенностью, с формализмом и с мирскою суетой в деле Христианства <…> К таким людям принадлежал покойный Гоголь…» В 1833 году граф женился на дочери князя Георгия Александровича Грузинского Анне Георгиевне. Брак этот был не совсем обычен. Александра Осиповна Смирнова, приятельница Гоголя, пишет о Толстых в своих записках: «Тридцати пяти лет княжна вышла замуж за графа Александра Петровича Толстого, святого человека. Он подчинился своей чудовине (чудачке. — В.В.) и жил с нею как брат». Анна Георгиевна была правнучкой Грузинского царевича Бакара; как и Александр Петрович, она была прямым потомком Вахтанга VI и приходилась своему мужу четвероюродной сестрой. Княжна Грузинская отличалась редкой красотой и была женщиной глубоко религиозной. Филипп Вигель рассказывает в своих «Записках», что она «убегала общества и, вопреки обычаям других красавиц, столь же тщательно скрывала красоту свою, как те ее любят показывать». И далее, в примечании, мемуарист передает следующую историю, ходившую в свете: «Пострижение в монахи одного юноши, воспитанного в доме отца ее, подало мысль о целом романе. Утверждали, что когда влюбленные признались князю во взаимной страсти, он объявил им, что брак их дело невозможное, ибо молодой человек — его побочный сын и на сестре жениться не может; тогда оба дали обет посвятить себя монашеству». Смирнова также вспоминает об этой истории. По ее словам, князь уговаривал сына посвятить себя Богу и отослал его в Саровскую пустынь. Вскоре его постригли. Дочь, княжна, не хотела выходить замуж, что очень огорчало старика-отца, и просилась в монастырь. Он ее отпустил, и она отправилась в Троицкую Белбажскую женскую обитель Костромской епархии, находившуюся в восьмидесяти верстах от города Макарьева. В монастыре Анна Георгиевна пробыла недолго, вскоре отец забрал ее оттуда. Прямых свидетельств участников этих драматических событий не сохранилось. Достоверно известно только следующее. Юношу звали Андрей Медведев. Он родился в селе Лыскове Макарьевского уезда Нижегородской губернии, владельцем которого был отец Анны Георгиевны, князь Грузинский. Андрей был отдан в аптекари при лысковской больнице и проявил такие способности, что скоро стал заведовать всею больницею. В 1818 году он поступил в Саровскую обитель, а спустя четыре года в Высокогорском монастыре постригся в монахи с именем Антоний (в честь преподобного Антония Печерского). Впоследствии преподобный Серафим, Саровский чудотворец, предсказал, что Господь вверит ему обширную лавру. Так и случилось, отец Антоний стал наместником Троице-Сергиевой лавры и мудро управлял ею почти полвека. Он был духовником святителя Филарета, митрополита Московского. Гоголь был знаком с архимандритом Антонием, и, очевидно, знакомство это произошло через Анну Георгиевну. Вера Александровна Нащокина, жена друга Пушкина Павла Нащокина, вспоминала, как ее муж встретил однажды Гоголя на улице, едущим в карете с графиней Толстой к Троице. Это было, по-видимому, в 1848 или 1849 году. Знакомство Гоголя с Толстыми состоялось еще в тридцатых годах (в 1839 году он уже переписывался с графом). Со временем это знакомство переросло в близкую дружбу. Гоголя привлекало в Толстом многое, в частности, — природная доброта, религиозная настроенность души, склонность к аскетизму. Анна Васильевна Гоголь рассказывала Владимиру Шенроку со слов брата, что граф Толстой носил тайно вериги. По свидетельству Филиппова, «он усердно исполнял все постановления Церкви и в особенности был точен в соблюдении поста, которое доводил до такой строгости, что некоторые недели Великого Поста избегал употребления даже постного масла. На замечания, которые ему приходилось нередко слышать о бесполезности такой строгости в разборе пищи, он обыкновенно отвечал, что другие, более высокие требования христианского закона, как, например, полной победы над тонкими, глубоко укоренившимися от привычки страстями, он исполнить не в силах, а потому избирает по крайней мере такое простое и ему даже доступное средство, чтобы выразить свою покорность велениям Церкви…» По словам того же Филиппова, граф Толстой был одним из замечательнейших людей, встреченных им на жизненном пути. Его личность производила неотразимое впечатление на всех, кто так или иначе соприкасался с ним. «Летом 1855 года, — рассказывает Филиппов, — мне пришлось чрез заочное посредство познакомить графа с И.В.Киреевским, от которого, по возвращении моем в Москву, вместе с благодарностию за устроенное мной знакомство, я услышал следующие, навсегда сохранившиеся в моем сердце слова: «Легче становится жить после встречи с таким человеком, как граф Александр Петрович». Смирнова вспоминает о своеобразной ревизии, которую граф Толстой провел в бытность свою Тверским губернатором: «Раз он поехал в уездный город и пошел в уездный суд, вошел туда, помолился пред образом и сказал испуганным чиновникам, что у них страшный беспорядок. «Снимите-ка мне ваш образ! О, да он весь загажен мухами! Подайте мел, я вам покажу, как чистят ризу». Он вычистил его, перекрестился и поставил его в углу. «Я вам изменю киоту, за стеклом мухи не заберутся, и вы молитесь; все у вас будет в порядке». Ничего не смотрел, к великой радости оторопелых чиновников; и с чем приехал, с тем уехал…» Несомненно, что дружба Гоголя с графом Толстым была основана на духовной общности; их взаимоотношения в корне отличались от всех светских, приятельских и литературных знакомств писателя; если в дружбе Гоголя с Аксаковыми, Плетневым, Погодиным, Шевыревым главную роль играли общие литературные интересы, а также их преклонение перед его талантом, то граф Толстой, по его собственным словам, «вовсе не являлся поклонником сочинений» Гоголя. Однако ему не была чужда сфера литературы и искусства, он ценил и понимал поэзию. Смирнова пишет, что граф Толстой дружил «с монахами Греческого подворья, бегло читал и говорил по-гречески; акафисты и каноны приводили его в восторг; они писаны стихами, и эта поэзия ни с чем не может сравниться». Начитан был граф и в духовной литературе. По словам Филиппова, он ежедневно обращался к Священному Писанию и знаменитым его истолкователям, особенно любил святителя Василия Великого как одного из величайших учителей Церкви. При этом святых отцов граф Толстой читал в оригинале (на греческом и церковнославянском). Среди его знакомых — деятели культуры и сановники — Николай Карамзин, Александр Пушкин, Василий Жуковский, Алексей Хомяков, Владимир Даль, Вильгельм Гумбольдт, граф Каподистрия. По должности обер-прокурора Синода он знал всех иерархов Русской Православной Церкви, а также имел дружеские и официальные связи с церковными деятелями Запада и Востока. Филиппов писал графине Анне Георгиевне Толстой в августе 1875 года: «Память о графе Александре Петровиче хранится благоговейно во всех тех монастырях Православного Востока, которые мне удалось посетить». Трудно сказать, в какой мере граф Толстой влиял на Гоголя. Но, как верно заметил один публицист «Вестника Европы», «Гоголь был чересчур стойкий, самостоятельный человек, скорее способный других подчинить своему влиянию, чем самому подчиниться». Письма Гоголя к графу Толстому проникнуты тем же наставительным тоном, что и по отношению к другим адресатам. Так, он писал ему 5 марта (н. ст.) 1845 года: «Все же, что ни говорил я относительно Великого Поста и предстоящих вам подвигов говения и пощения, выполните с буквальною точностью, как бы она ни казалась вам не нужною или не идущею к делу. Наложите также на себя обет добровольного воздержания в слове во все продолжение этого времени…» Не менее, чем к графу, Гоголь был привязан и к Анне Георгиевне. «Я вас полюбил искренно, — писал он ей в конце сентября (н. ст.) 1845 года, — полюбил, как сестру, во-первых, за доброту вашу, во-вторых, за ваше искреннее желание творить угодное Богу, Ему служить, Его любить и Ему повиноваться». Графиня Толстая была прекрасно образована, хорошо знала светскую литературу, но предпочитала всегда духовное чтение — особенно любила Святое Евангелие и проповеди. Поддерживала Анна Георгиевна и связи с ученым монашеством, считая его главнейшим источником духовного просвещения. По отношению к себе графиня была всегда строга и не позволяла никаких прихотей и излишеств. Она не только неукоснительно соблюдала все посты, но считала своим долгом каждый пост приобщаться Святых Христовых Таин, что в целом было нехарактерно для современников ее круга. Помимо глубокого благочестия и любви к духовенству, графиня Толстая отличалась необыкновенной добротой. Ее благотворительность была известна в Москве, где она, овдовев, провела последние годы своей жизни. После смерти Гоголя Анна Георгиевна, дожившая до глубокой старости, часто вспоминала о нем. Владимир Гиляровский передает со слов ее бывшей компаньонки Юлии Арсеньевны Троицкой, что графиня постилась до крайней степени, любила есть тюрю из хлеба, картофеля, кваса и лука и каждый раз за этим кушаньем говорила: «И Гоголь любил кушать тюрю. Мы часто с ним ели тюрю». Настольной книгой ее были «Слова и речи преосвященного Иакова, архиепископа Нижегородского и Арзамасского» в четырех частях, изданные в 1849 году. На книге имелись отметки карандашом, которые делал Гоголь, ежедневно читавший Анне Георгиевне эти проповеди. По словам графини, она обыкновенно ходила по террасе, а Гоголь, сидя в кресле, читал ей и объяснял значение прочитанного. Самым любимым местом книги у Гоголя было «Слово о пользе поста и молитвы». Со времени знакомства Гоголь неоднократно жил у Толстых — в Париже, в Москве на Никитском бульваре, возможно, он бывал в имении отца Анны Георгиевны Лыскове. В одном из писем к ней Гоголь передает «глубочайший поклон» старому князю. В пяти верстах от Лыскова располагалась знаменитая Макарьевская ярмарка, к которой Гоголь проявлял большой интерес. В его записной книжке 1841 — 1846 годов содержится выписка «О Нижегородской ярмарке» из «Журнала Министерства Внутренних Дел», а в записной книжке 1841 — 1844 годов есть заметка «Сведения о Лыскове» (эти материалы Гоголь намеревался использовать во втором томе «Мертвых душ»). Сразу после нее — запись: «Дела, предстоящие губернатору», навеянная разговорами с графом Толстым. В генерал-губернаторе из второго тома многие угадывали Александра Петровича. Гоголь относил его к категории людей, «которые способны сделать много у нас добра при нынешних именно обстоятельствах России, который не с европейской заносчивой высоты, а прямо с русской здравой середины видит вещь» и побуждал заняться государственной деятельностью. В книге «Выбранные места из переписки с друзьями» к графу Толстому обращены семь писем-статей — больше, чем к кому-либо. Личная переписка Гоголя с графом Толстым была весьма обширна, но после смерти писателя Толстой, возможно, уничтожил свои письма. Во всяком случае, весной 1852 года он сообщает сестре, графине Софье Петровне Апраксиной, что, разбирая гоголевские бумаги, изымает свои и ее письма к покойному — действие, из которого некоторые исследователи вывели заключение едва ли не в «краже» Толстым рукописей второго тома. Подобное предположение противоречит мнению современников о личности графа Толстого. Так, например, Жуковский, чей нравственный авторитет был необычайно высок, справляясь у Плетнева об обстоятельствах смерти Гоголя, писал в марте 1852 года: «Где он жил в последнее время в Москве? Верно ли, что у графа? Если так, то бумаги в добрых руках, и ничего не пропадет». Сразу после смерти Гоголя граф Толстой послал в Оптину Пустынь извещение и пятнадцать рублей серебром на помин души новопреставленного. Помня завет Гоголя, Александр Петрович всю оставшуюся жизнь поддерживал дружеские связи с обителью. Он переписывался с Оптинским старцем преподобным Амвросием и даже собирался поселиться в Иоанно-Предтеченском скиту. Промыслительные обстоятельства сопровождали и самую кончину графа. Летом 1873 года на обратном пути из Иерусалима он умирал в Женеве и отказывался исповедоваться и причащаться у местных священников. Оптинского инока отца Климента (Зедергольма), которому граф Толстой ранее много покровительствовал и которого он был крестным отцом, в несколько дней рукоположили во иеромонаха и отправили за границу. В Женеве он исповедал и дважды причастил Александра Петровича, который умер на его руках. В сороковой день по кончине графа архимандрит Григорий (Палама) сказал о нем в Московском Донском монастыре: «Мне самому пришлось быть свидетелем его теплых молитв, его сердечного умиления при посещении им святых мест в Иерусалиме, его горячих и полных верою, любовью и упованием к Господу Богу слез, которыми он ежедневно орошал живоносный Гроб Спасителя нашего. Такое твердое хранение Православия во всей его неприкосновенной чистоте и теплая вера, какая была у покойного, в наш век всеобщего уклонения от истинного христианства и Православия делали его поистине одним из немногих избранных».
