Крымское село на Голгофе

Политические репрессии в крымской деревне и сопротивление крестьян сталинской политике коллективизации 1928−1930 гг.

В краеведческих исследованиях советского времени история Крымского полуострова в 1920—1930-е гг. преподносилась как нескончаемая вереница побед и геройских свершений. С незначительными отличиями, эта тенденция сохраняется и в настоящее время. Несмотря на наличие определенного числа публикаций, иначе освещающих события межвоенных десятилетий, и раскрывающих те или иные малоизученные аспекты истории полуострова, этот период по-прежнему остается своеобразной terra incognita.

Одной из таких не получивших должного освещения и мало изученных тем является репрессивная политика советской власти в крымской деревне в процессе коллективизации, а также попытки сопротивления ей со стороны сельских тружеников.

В 1927—1928 гг. в СССР грянул острый хлебозаготовительный кризис. К началу 1928 г. было заготовлено только 300 млн. пудов зерна против 428 млн. пудов к январю 1927 г. Столь низкие показатели объяснялись тем, что в подавляющем большинстве крестьяне предпочитали не продавать хлеб государству по низким заготовительным ценам, а торговать им на более выгодном для них свободном рынке.

Снабжение городов и армии продовольствием оказалось под угрозой. Власть не могла пойти на уступки крестьянству. В противном случае это бы не только поставило крест на коммунистическом эксперименте, но и означало ликвидацию политического господства большевиков.

Нежелание крестьян продавать хлеб государству объявлялось «кулацким саботажем», несмотря на то, что на долю зажиточной части крестьянства приходилось не более 20% всего товарного хлеба.

В 1928 г. власти приступили к принудительным хлебозаготовкам. Еще в 1927 г. на проходившем в Москве со 2 по 19 декабря XV съезде ВКП (б) по отчету ЦК партии была принята резолюция, в которой прямо говорилось о том, что «по отношению к возросшим в своей абсолютной массе. элементам частнокапиталистического хозяйства должна и может быть применена политика решительного хозяйственного вытеснения».(1)

14 января 1928 года ЦК ВКП (б) направил на места секретную директиву «Об усилении мер по хлебозаготовкам», с требованием «арестовывать спекулянтов, кулачков и прочих дезорганизаторов рынка и политики цен».(2)

11 апреля 1928 г. объединенный пленум ЦК и ЦКК ВКП (б) принял резолюцию, в соответствии с которой, для того, чтобы «парализовать угрозу общехозяйственного кризиса и обеспечить не только снабжение хлебом городов, но и отстоять взятый партией темп индустриализации страны, ЦК должен был принять ряд мер, в том числе и экстраординарного порядка». В частности, предполагалось нанести удар по «кулакам и скупщикам-спекулянтам, злостно спекулировавшим хлебом, взвинчивавшим цены на хлеб и угрожавшим голодом рабочим, бедноте и Красной армии».(3) Для этого предусматривалось использовать ст № 107 Уголовного кодекса РСФСР (лишение свободы до 3-х лет с конфискацией всего или части имущества или без таковой). Суды должны были рассматривать такие дела в особом порядке.

Распоряжения партийного руководства были правильно поняты судебными органами. Так, 4 апреля 1928 г. Председатель Главсуда Крымской АССР В. Поляков направил всем народным судам и членам Главного суда Крымской АССР инструктивное письмо «О наших задачах по выполнению директив XV съезда ВКП (б)», в котором говорилось:

«Съезд постановил вытеснить капитал (кулака в деревне), который представляет собой опасное явление, и с которым суд должен беспощадно бороться. К элементам частнокапиталистического хозяйства должна быть применена политика еще более решительного вытеснения.

Отсюда вытекает важная задача суда — карательная политика суда по этой категории дел должна быть суровой и мера социальной защиты по ним — максимальной".(4) (Выделено мной — Д.С.)

Фактически происходило возвращение политики «военного коммунизма»: вводились продовольственные карточки на хлеб и другие продукты первой необходимости. Все население в зависимости от социального положения снова разбивалось на категории по нормам снабжения. В деревне осуществлялось принудительное изъятие хлеба, производимое теми же методами, что и во время Гражданской войны.

Идейным вдохновителем применения чрезвычайных мер выступал лично Сталин. 15 января 1928 г. он выехал в Сибирь в качестве уполномоченного по хлебозаготовкам. В одном из своих выступлений перед местным партийным активом, Иосиф Виссарионович предложил потребовать от кулаков немедленной сдачи всех излишков хлеба по государственным ценам, а в случае отказа — привлекать их к судебной ответственности по ст. 107 Уголовного кодекса и конфисковать у них хлебные излишки в пользу государства, распределив 25% конфискованного хлеба среди бедняков и маломощных середняков по низким государственным ценам или в порядке долгосрочного кредита.

Этим Сталин пытался материально заинтересовать бедняков, чтобы привлечь их на свою сторону в борьбе с кулаками. По его мнению, эти меры должны были дать великолепные результаты, и позволили бы «не только выполнить, но и перевыполнить план хлебозаготовок».(5)

В Крыму наступление большевиков на деревню предварялось выселением бывших помещиков и крупных землевладельцев. Для этого в июне 1928 г. при КрымЦИК была создана специальная правительственная комиссия.(6)

Согласно отчета о работе прокуратуры Крымской АССР за 1928 г., в этот период на полуострове было выявлено 1239 помещиков и землевладельцев. Президиумом ВЦИК утверждено к выселению 54 хозяйства. Выселено 29 хозяйств. Кроме того, 346 дел на помещиков были представлены районными комиссиями в Центральную комиссию по выселению, а 158 дел — отобраны Центральной комиссией при ЦИК Крымской АССР отобрано для представления в Президиум ВЦИК.(7)

В 1929 г. руководство страны провозгласило курс на сплошную коллективизацию крестьянских хозяйств и ликвидацию кулачества как класса.

Выступая в апреле 1929 г. на пленуме ЦК и ЦКК ВКП (б), Сталин заявил, что «крестьянство, пока оно остается индивидуальным крестьянством, ведущим мелкое производство, выделяет и не может не выделять из своей среды капиталистов постоянно и непрерывно».(8)

В развитие данного тезиса, 27 декабря 1929 г. на конференции аграрников-марксистов, Сталин объявил о переходе от политики «ограничения эксплуататорских тенденций кулачества» к политике «ликвидации кулачества как класса». При этом подчеркивалось, что «наступление на кулачество есть серьезное дело. Его нельзя также смешивать с декламацией против кулачества. <…> Наступать на кулачество — это значит сломить кулачество и ликвидировать его, как класс. Вне этих целей наступление есть декламация, царапанье, пустозвонство, все что угодно, только не настоящее большевистское наступление. Наступать на кулачество — это значит подготовиться к делу и ударить по кулачеству, но ударить по нему так, чтобы оно не могло больше подняться на ноги. Это и называется у нас, большевиков, настоящим наступлением».(9)

По утверждению Сталина, для того, чтобы «вытеснить кулачество, как класс», следовало «сломить в открытом бою сопротивление этого класса и лишить его производственных источников существования и развития (свободное пользование землей, орудия производства, аренда, право найма труда и т. д.)». Без этого, полагал вождь, «никакая серьезная, а тем более сплошная коллективизация деревни» просто немыслима.(10)

Что же стояло за этими высказываниями советского лидера? В царской России «кулаками» называли перекупщиков готовой продукции, которые сами на земле не работали. Такие люди, в отличие от зажиточных крестьян, уважением в деревне не пользовались, и были к этому времени в массе своей уже ликвидированы.

Поэтому речь в выступлении Сталина шла о миллионах простых сельских тружеников, поднявшихся в годы НЭПа благодаря предоставленным им государством относительным экономическим свободам.

Массовая коллективизация развернулась в Крыму в октябре 1929 г. Так же, как и в других регионах страны, претворение в жизнь распоряжений партийного руководства на территории полуострова сопровождалось арестами крестьян и привлечением их к уголовной ответственности. Согласно сводке Главсуда Крымской АССР, в период хлебозаготовок в республике, по состоянию на 25 октября 1929 г. было осуждено 387 человек, из них по социальному положению: кулаков — 194 человека; зажиточных крестьян — 15; середняков — 119; бедняков — 19; кустарей — 5; служащих — 5 человек.(11)

Изъятие «кулацкого» имущества производилось уполномоченными райисполкомов при обязательном участии представителей сельсоветов, колхозного актива и бедноты. Помимо них, претворением в жизнь решений правительства занимались присланные из города «активисты». В начале 1930 г. с предприятий Крыма в деревню выехали свыше 300 «лучших рабочих». Верные солдаты пославшей их партии, они с готовностью включились в борьбу против собственного народа.

Вот что 6 января 1930 г. писала по этому поводу севастопольская газета «Маяк коммуны»:

«Начинается вербовка добровольцев в колхозы. Директива ноябрьского пленума — послать для руководства социалистическим переустройством деревни 25 000 рабочих. Морзаводу — послать передовых, лучших.» (12)

Являясь наиболее крупным севастопольским предприятием, Морской завод отправил в деревню более 30 своих «активистов». Хотя, как отмечалось в том же издании, желающих принять участие в коллективизации было «куда больше».(13)

«Кандидатуры обсуждались в цехах, каждого прощупывали до точки. Угол зрения — послать в колхозы крепких ребят, проверенных на практической работе, идеологически твердых, могущих на работе в деревне осуществить генеральную ленинскую линию». (14)

Так как среди рабочих Морского завода было немало бывших активных участников Гражданской войны на стороне большевиков, «проявивших себя» в процессе взимания продразверстки и красном терроре, не приходиться сомневаться, что объявленное советским правительством очередное наступление на крестьянство, было с воодушевлением воспринято ими.

Отправка «активистов» в деревню происходила со всей возможной торжественностью. Как правило, это мероприятие сопровождалось массовым митингом, на котором руководители местной партийной ячейки произносили напутственные речи, звучали оркестры. Именно так утром 3 января 1930 г. проводили группу рабочих Севастопольского кожевенного завода. (15) В похожей обстановке происходила отправка на «колхозную стройку» рабочих Севастопольского Морского завода.

«Посылка в колхозы, — говорили, обращаясь к присутствующим, выступавшие на митинге директор и руководитель партийной организации завода — факт огромного значения. Мы возлагаем на вас ответственнейшую задачу — пролетарски руководить колхозной стройкой. <..>На вас возлагается задача осуществлять сталинское «…когда посадим СССР на автомобиль, а мужика на трактор, пусть попробуют нас догнать почтеннейшие капиталисты.» (16)

Ответы уезжающих на звучавшие в их адрес напутствия не оставляли никакого сомнения в правильном понимании ими стоящей перед ними задачи:

«Будем корчевать пик капитализма в деревне, — заявил один из отправляющихся в деревню рабочих. — Дотла!..» (17)

Исчерпывающее представление о том, как это воплощалось на практике, позволяют составить нижеприведенные выдержки из сводок о ходе коллективизации в крымской деревне:

Евпаторийский район. «Конфискуют имущество все под чистую: календарь, ложки, окорока, последнюю буханку хлеба, сдают все это в колхоз, и когда делят эти мелочи, то получаются скандалы. Кулаки уезжают, детей бросают, которые ходят под окнами и просят их покормить».

Судакский район. «… Отбирали все до последней буханки, деньги, золото, подушки, самовары».

Джанкойский, Симферопольский районы. «Как раскулачивали в Джанкойском районе — описывали имущество и тут же распродавали, лошадей колхозам продавали по 75 копеек, инвентарь тоже шел по дешевке. Настроение кулацкой части — бежать. Настроение парторганизации такое — независимо от того, лишен или не лишен избирательных прав, имущество конфисковать».

Ялтинский район. «Секретарь партийной ячейки Ивановский (деревня Кекенеиз) приходит к кулаку и требует с наганом в руках золота выдачи имущества, мануфактуры и проч.»(18)

«Даже в пору самого сурового военного коммунизма, — писала в своей жалобе в адрес правительства жительница Золотой балки Марица Кендроти, — мы не наблюдали таких действий властей на местах, какие мы теперь испытали в отношении себя при наличии всех существующих и действующих законов. Для меня было бы все это понятно, если бы я с отцом была объявлена вне закона, как тягчайшие уголовные преступники. Произошло же с нами следующее:

Во время отсутствия отца (находился в Москве по делам) 5.02.1930 г. ко мне на хутор прибыла бригада по раскулачиванию во главе с представителями власти от Кадыковского сельсовета и Севастопольского райисполкома, и без всяких объяснений приступила к описи всего нашего имущества. Описан был не только сельхозинвентарь, продукция в виде вина и мои барашки, но и все домашние вещи, вплоть до носильного белья. Взяты были имевшиеся в наличии облигации и другие ценные бумаги и документы и после этого, все имущество на подводах было вывезено с хутора, а я посажена на подводу и отвезена в Севастопольское ГПУ, где меня под арестом продержали несколько дней в голоде и холоде. Я не знаю, за что меня арестовали, за какие преступления, т.к. никаких обвинений мне не предъявлялось.

Правильно ли были составлены описи, я также не знаю, т.к. проверять мне их не разрешили, а только насильно заставили подписать.

Я осталась буквально в том, в чем была застигнута, и мне было разрешено надеть только пальто. Я оказалась в тяжелом положении, ибо ни квартиры, ни имущества, ни денег у меня нет, ибо все было отнято. Мне даже не дали копии описи моего имущества".(19)

Только в одном лишь Севастопольском районе зимой 1930 г. в ходе мероприятий по раскулачиванию было выселено не менее полутора сотен крестьянских семей, у которых конфисковали 149 домов, 62 лошади, 12 волов, 40 коров, 94 овцы, 27 бричек, 32 плуга, 38 сараев, 147 ульев.(20) Всего к 1 марта 1930 г. в Крыму было раскулачено 2682 хозяйства. С учетом средней численности семьи (3,8 — 4 человека), это составляет около 10 тысяч человек.(21)

Но, разумеется, усилий присланных из города «активистов» было недостаточно, чтобы сломить сопротивление непокорных крестьян. Решающую роль в деле «ликвидации кулачества как класса» сыграли органы ГПУ.

За три с половиной месяца 1930 г. в деревне (в целом по стране) было арестовано 14 0724 человека, а всего до 1 октября 1930 г. — 28 3717 человек. Из числа арестованных в 1930 г. через тройки ОГПУ прошло 179 620 человек, из них приговорено: к расстрелу 18 966 че-ловек, различным срокам тюремного заключения — 99 319 человек, к ссылке — 47 048 человек, передано органам юстиции или освобождено — 14 287 человек. Из них непосредственно тройкой ОГПУ Крымской АССР было осуждено 3 055 человек. (22)

«В целях наиболее организованного проведения ликвидации кулачества как класса, — сообщалось в приказе ОГПУ Крымской АССР № 44/2 1 от 2 февраля 1930 г., — и решительного подавления всяких попыток противодействия со стороны кулаков мероприятиям Советской власти. в самое ближайшее время кулаку, особенно его богатой и активной контрреволюционной части, должен быть нанесен сокрушительный удар. Сопротивление кулака должно быть и будет решительно сломлено».(23)

ОГПУ развернуло сеть концлагерей. Доставка раскулаченных в места концентрации возлагалась на милицию и сельский актив; охрана лагерей — на милицию, которая на все время кампании была переведена в непосредственное подчинение ОГПУ.

Только по состоянию на 16 февраля 1930 г., и только в Симферопольском районе чекистами было организовано 4 концентрационных лагеря на 6 тыс. человек. В Керчи к 14 февраля в лагере содержались 62 семьи (236 человек).(24) Как и во время Гражданской войны, местами содержания арестованных становятся складские помещения и подвалы.

Характерным подтверждением этому служит приведенный ниже фрагмент из воспоминаний Николая Ундольского, сына первого настоятеля храма Воскресения Христова в Форосе:

«…однажды, в дом при Форосской церкви из „Мухалатского сельсовета“ приехала комиссия „По раскулачиванию“. <…> Мою 63-летнюю мать больную сердцем и туберкулезом, 38-летнюю сестру Нину забрали и повезли в знаменитый „Массандровский винный подвал“, часть которого вместо бутылок многолетнего вина была заполнена „раскулаченными“. Около месяца в очень тяжелых условиях пребывания в этом подвале, прокурор, рассматривавший дела людей, свезенных туда, распорядился маму и Нину освободить».(25)

Излишни пояснения, что столь благополучный исход являлся скорее исключением из общего правила. В подавляющей своей массе крестьяне, попавшие в жернова сталинской репрессивной машины, были отправлены на спецпоселение.

О судьбе одной такой семьи ссыльных рассказано в опубликованном в ноябре 2007 г. на страницах газеты «Первая Крымская» историко-биографическом очерке журналистки Натальи Дремовой:

Крымчане Никифоровы жили на хуторе неподалеку от села Золотое Поле, расположенного на территории нынешнего Кировского района. Крепкий хозяин, Никифоров-отец положил жизнь на то, чтобы выбиться из бедности. Все, чем владела семья — от дома до коров, лошадей и овец — было нажито своим трудом. В 1929 г. за всеми Никифоровыми пришли люди в форме. Дали несколько минут на сборы, объявили, что семья подлежит раскулачиванию и ссылке. (Как выяснилось впоследствии, в сельсовет поступил анонимный донос: утверждалось, что Никифоровы пользуются трудом батраков, хотя те работали сами и наемный труд не использовали).

Услышав о ссылке, бабушка Никифорова молча рухнула на пол — ее парализовало. Старушку оставили, где лежала, остальных увезли.

«Много лет спустя стали известны страшные подробности ее смерти: в опустевший дом прибыли местные активисты — национализировать «кулацкое» добро. Чтобы не возиться с беспомощной старухой, ей. выстрелили в голову и оставили на полу, решив, что она мертва. А женщина еще жила день или два, слышала, как по дому ходили чужие люди, как резали тут же овец и жарили мясо. Лишь через несколько дней соседи решились заглянуть в разграбленный дом и только тогда похоронили старушку.

Остальных членов семьи погрузили в вагоны для перевозки скота, и транспортировали на Север". (26)

Значительное количество спецпереселенцев погибло по пути к месту ссылки. Нередкими были случаи, когда от голода, холода и болезней вымирал весь этап. Тех раскулаченных, кто все же добирался живым до места поселения, размещали в неприспособленных для жизни бараках, а то и вовсе выгружали из поезда прямиком в тундру, без пищи и теплой одежды, по сути, обрекая их на верную смерть.

«У нашей мамы всего детей было шестеро, — вспоминала спустя много лет одна из дочерей Никифоровых, Галина, — а выжили только мы, три девочки: Валя родилась в 1931-м, четыре года спустя я, еще через два года Марина. Как мы уцелели, сейчас понять трудно. Болели цингой, рахитом, от голода отекали — были похожи на стеклянные бутылки. Родители работали, но ссыльным денег практически не давали, только небольшой паек, который нужно было растянуть на месяц. В 1941 г. от туберкулеза умерла мама, ей было только 29 лет, отец остался с тремя маленькими детьми на руках».(27)

Насилие и репрессии, разгул беззакония и произвола при проведении коллективизации и раскулачивания вызвали массовое недовольство и сопротивление крестьян.

Только в Крыму и только за 1929 г. органы ОГПУ зафиксировали 37 террористических актов в деревне, 9 антисоветских выступлений.(28) В следующем, 1930 г., противодействие политике коллективизации на территории полуострова приобретает все больший размах. Только за первые 10 месяцев 1930 г. — с января по октябрь — было совершено 60 террористических актов против колхозного актива, 104 антисоветских выступления.(29)

Не желая отдавать имущество и скот в колхозы, и опасаясь преследований, крестьяне сокращали посевы, прятали зерно и резали скот.

«В ряде наших деревень, — сообщала 11 января 1930 г. севастопольская газета „Маяк коммуны“, — под влиянием мулл и лишенцев хищнически истребляется скот. Кулачье сотнями уничтожает барашков, хозяйственно-полезный молочный скот, подбивает к тому же середняков и бедняков. „Прежде, чем идти в колхоз — ликвидируйте скот“, — выбросили лозунг кулаки. Убой, безобразное истребление скота должно быть прекращено немедленно».(30)

Наиболее серьезное сопротивление сталинской политике коллективизации оказали крестьяне Южного берега Крыма, в особенности, жители деревни Ускут (ныне — с. Приветное Алуштинского района). Первый всплеск недовольства случился здесь еще в 1928 г. в связи с хлебозаготовками. Весной население деревни начинает активно вооружаться. На имя правительства Крымской АССР и ВЦИК ускутские крестьяне подготовили около 300 заявлений с требованием немедленной отмены коллективизации как меры, противоречащей шариату. Наряду с этим, планировалось отправить делегацию к турецкому послу в Москву с жалобой на притеснение мусульман. Высказывались намерения о переходе в турецкое подданство, и эта инициатива нашла поддержку среди жителей других деревень.

Параллельно крестьяне разрабатывали планы ухода в горы, вели переговоры с турками-яличниками (перевозчиками на яликах) о возможном отплытии в Турцию.

Об этих настроениях стало известно чекистам. В ночь с 26 на 27 января ОГПУ совершило налет на Ускут и арестовывало около 100 заговорщиков во время проведения ими нелегального собрания. Некоторым крестьянам удалось бежать в горы, однако, месяц спустя, и они были схвачены. В ходе завязавшейся перестрелки двое ускутцев были ранены, впоследствии один из них скончался от потери крови.(31)

Писавший об этом выступлении советский корреспондент ни словом не обмолвился о его подавлении, но записал, что местные жители оскорбляли солдат и даже закидывали их камнями. Один из бойцов, под впечатлением от увиденного, даже покончил с собой.(32)

Аналогичными трудностями чекистские мероприятия сопровождались в соседних с Ускут деревнях — Шелен (ныне — с. Громовка), Арпат (ныне — с. Зеленогорье), Ай-Серез (ныне — с. Междуречье). Здешние жители сумели отбить арестованных односельчан, так что добиться успеха сотрудники «органов» смогли лишь со второго-третьего раза.

Всего в южнобережных деревнях были арестованы 254 человека. Из них 61 человека приговорили к расстрелу, остальные получили различные сроки лишения свободы или были высланы из Крыма. Важно при этом отметить, что статус «проблемных» сохранялся за некоторыми из этих сел и в дальнейшем. Так, в деревне Ускут, где к 1937 г. насчитывалось 17 членов ВКП (б) и 14 сочувствующих, верховенство на протяжении многих лет сохранялось за местным 80-летним муллой, беспрепятственно совершавшим отправление исламских религиозных обрядов (в том числе обрезание). (33)

Помимо террористических актов и попыток восстания, сопротивление крестьян коллективизации находило свое выражение и в форме т.н. «бабьих бунтов» — массовых выступлений, в которых принимали участие исключительно женщины. Летом и осенью 1930 г. такие выступления произошли в Феодосийском, Керченском, Судакском и Симферопольском районах.

8 августа восстали жительницы деревни Сеит-Эли Феодосийского района. Поводом к выступлению послужило прибытие накануне уполномоченного из бюро принудительных работ, который распорядился направить 13 мужчин-жителей села для отправки на работу в Феодосию, Керчь, Симферополь и Харьков. В разгар деревенской страды это решение вызвало взрыв возмущения. Потребовав немедленного возвращения высланных «кулаков» и лишенцев, обеспечения деревни товарами первой необходимости, сокращения хлебозаготовок и приостановления отправки мужчин на принудительные работы, деревенские женщины избили (и едва не подняли на вилы) председателя сельсовета Якова Рака и секретаря партячейки Ломанова. Удары тяжелыми предметами получили и прибывшие в деревню сотрудники ОГПУ. Особенно досталось уполномоченному по хлебозаготовкам Погребельскому.

Итог этой истории был трагичен. Зачинщицы бунта, крестьянки Аксинья Матышева, Матрёна Григорьева, Дарья Денисова — были приговорены, соответственно к 8, 3 и 5 годам лагерей. Кроме того, к расстрелу приговорили вернувшегося накануне из ссылки крестьянина Петра Свидлова, чьи изобилующие животрепещущими подробностями рассказы о быте спецпереселенцев произвели на сельчан неизгладимое впечатление, и подготовили хорошую почву для взрыва народного возмущения.

Аналогичный «бабий бунт» прошёл 25 августа 1930 г. в деревне Кият (ныне — с. Светлое Керченского района). В октябре 1930 г. все организаторы, подстрекатели и зачинщики мятежа были арестованы и приговорены к длительным тюремным и лагерным срокам заключения.(34)

В целом по стране в 1930 г. ОГПУ зафиксировало 13 756 массовых выступлений в деревне, в которых приняли участие 3,4 млн. человек.(35)

Весной 1931 г. коллективизация в Крыму была в основном завершена. К концу 1931 г. колхозы объединяли 85% крестьянских хозяйств и занимали 94% площадей зерновых культур, 98% площадей табака, 95,5% садов, 98% огородов и 86% виноградников.(36) К концу 1932 года вне колхозов осталось только 15% дворов.(37)

Во время коллективизации Крым потерял тысячи трудоспособных хозяев, расстрелянных, сосланных или отправленных в лагеря. Те же крестьяне, которые не попали под раскулачивание, превратились в наемных работников государства. Лишенные элементарных прав и возможностей, колхозники не могли покинуть деревню без разрешения председателя и за исключением нескольких строго очерченных обстоятельств, таких как призыв в армию, по спецнабору на стройки или выезд на учебу. Кроме того, над колхозниками постоянно нависала угроза репрессий за невыполнение плана по хлебозаготовкам или невыработку трудодней.

Такова была страшная цена, которую крымское крестьянство заставили заплатить в процессе социалистического переустройства деревни.

Автор выражает признательность исследователю проблем истории Гражданской войны в Крыму, члену Союза русских, украинских и белорусских писателей Автономной республики Крым, Вячеславу Георгиевичу Зарубину, а также историку советских органов государственной безопасности и политических репрессий в Сибири Алексею Георгиевичу Теплякову за ценные консультации, данные в процессе написания настоящего очерка.

Отдельная благодарность Ирине Николаевне Легкодух за предоставленный документальный и фактический материал.

Примечания:

1. Пятнадцатый съезд ВКП (б). Москва. 2−19 декабря 1927 г. // КПСС в резолюциях и решениях съездов конференций и пленумов ЦК. Часть II. 1925−1953. — М.: Государственное издательство политической литературы, 1953. — с.318

2. Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927−1939. Документы и материалы. В 5-ти тт. / Т. 1. Май 1927 — ноябрь 1929 // Под ред. В. Данилова, Р. Маннинг, Л.Виолы. — М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1999. — с.147

3. О хлебозаготовках текущего года и об организации хлебозаготовительной кампании на 1928/29 г. Резолюция объединенного пленума ЦК и ЦКК ВКП (б) от 11 апреля 1928 г. // КПСС в резолюциях и решениях съездов конференций и пленумов ЦК. Часть II. 1925−1953. — М.: Государственное издательство политической литературы, 1953. — с.374

4. Брошеван В.М. Симферополь: белые и темные страницы истории (1918−1945 гг.) Историко-документальный хронологический справочник. — Симферополь: ЧП ГУК, 2009. — с.123

5. Сталин И.В. О хлебозаготовках и перспективах развития сельского хозяйства. Из выступлений в различных районах Сибири в январе 1928 г. (Краткая запись) // Сочинения. Т.11, М.: Государственное издательство политической литературы, 1949. — с.4

6. Брошеван В.М. Раскулачивание в Крыму (История в документах и материалах о выселении из Крымской АССР в 20−40-х годах XX столетия бывших помещиков-дворян и крупных землевладельцев, кулаков, ликвидированных как класс, в числе которых оказались и иностранноподданные.) — Симферополь, 1999. — с.7

7. Указ. соч. — с.28

8. Сталин И.В. О правом уклоне в ВКП (б). Речь на пленуме ЦК и ЦКК ВКП (б) в апреле 1929 г. (Стенограмма) // Сочинения. Т.12, М.: Государственное издательство политической литературы, 1949. — с.40

9. Сталин И.В. К вопросам аграрной политики в СССР. Речь на конференции аграрников-марксистов 27 декабря 1929 г. // Сочинения. Т.12, М.: Государственное издательство политической литературы, 1949. — с.167−168

10. Сталин И.В. К вопросу о политике ликвидации кулачества, как класса // Сочинения. Т.12, М.: Государственное издательство политической литературы, 1949. — с.183

11. Брошеван В.М. Симферополь: белые и темные страницы истории (1918−1945 гг.) — с.134

12. «Маяк коммуны», № 6 (2664), понедельник, 6 января 1930 г.

13. Там же.

14. Там же.

15. «Маяк коммуны», № 4 (2662), суббота, 4 января 1930 г.

16. «Маяк коммуны», № 6 (2664), понедельник, 6 января 1930 г.

17. Там же.

18. Зарубин А.Г. Сопротивление «чрезвычайщине» в Крыму (1928 — 1931 гг.), или о последнем открытом проявлении недовольства сталинской политикой // Известия Крымского республиканского краеведческого музея, .4. — Симферополь, 1993. — с.44−45

19. Брошеван В.М. Раскулачивание в Крыму — с.91−92

20. Алтабаева Е.Б. Марш энтузиастов: Севастополь в 20−30 годы. — Севастополь: «Телескоп», 2008. — с. 249

21. Омельчук Д.В., Акулов М.Р., Вакатова Л.П., Шевцова Н.Н., Юрченко С.В. Политические репрессии в Крыму (1920−1940 годы). — Симферополь, 2003. — с.39

22. Ивницкий Н.А. Судьба раскулаченных в СССР. — М.: Собрание, 2004 — с.17

23. Брошеван В.М. Раскулачивание в Крыму — с.12

24. Соколов Д.В. «Великий перелом» крымской деревни // Первая Крымская, .3 (209) — 25/31 января 2008.

25. Фирсов П.П. Форос глазами Николая Ундольского. — Севастополь: «Арт-принт», 2008. — с.142

26. Дремова Н. Ссыльные от рождения: три сестры-крымчанки отбывали срок на Соловках // Первая Крымская, № 202, 30 ноября/6 декабря 2007.

27. Указ. соч.

28. История городов и сел Украинской ССР. Крымская область. — Киев, 1974. — с.43

29. Последняя рукопись Сабри Айвазова. Дело партии «Милли Фирка». Документы свидетельствуют. Из серии «Рассекреченная память». Крымский выпуск. Том 1./ Под общ. ред. В.В.Пшеничного, Р.Н.Лесюка, С.В.Лунина, И.И.Полякова — Симферополь: издательство «ДОЛЯ», 2009. — с.5

30. Цит. по: Алтабаева Е.Б. Указ. соч. — с.245

31. Омельчук Д.В., Акулов М.Р., Вакатова Л.П., Шевцова Н.Н., Юрченко С.В. Указ. соч. — с.41

32. Виола Л. Крестьянский бунт в эпоху Сталина: Коллективизация и культура крестьянского сопротивления. — М.: РОССПЭН; Фонд Первого Президента России Б. Н. Ельцина, 2010. — с.173

33. Пащеня В.Н. Этносоциальное развитие в Крыму в первой половине XX века (1900−1945 гг.): Монография. — Симферополь, 2008. — с.51

34. Ильина Л. Бабьи бунты в крымских селах // http://crimeanblog.blogspot.com/2010/07/babiy-bunt-v-krymu.html

35. Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927−1939. Документы и материалы. В 5-ти тт. / Т. 2. Ноябрь 1929 — декабрь 1930 // Под ред. В. Данилова, Р. Маннинг, Л.Виолы. — М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2000. — с.43

36. История городов и сел Украинской ССР. Крымская область. — Киев, 1974. — с.43

37. Реабилитированные историей. Автономная республика Крым: Книга первая. — Симферополь: ИПЦ «Магистр», 2004. — с.23

Впервые опубликовано: информационно-аналитическая газета «Крымское эхо»

http://kr-eho.info/index.php?name=News&op=article&sid=7682