 |
| Эксперт | Елена Чудинова | 20.02.2012 |
Анатолия Мариенгофа не люблю, впрочем, не любя их всех, тщусь отдавать должное в случаях правоты. А именно слова Мариенгофа, потерявшего подростка-сына, первыми пришли мне в голову, когда в сегодняшних новостях мелькнуло сообщение, что еще одна школьница покончила с собой.
«Отцы, матери, умоляю вас: читайте дневники ваших детей, — воистину кровью сердца написал литератор, — письма к ним, записочки, прислушивайтесь к их телефонным разговорам, входите в комнату без стука, ройтесь в ящиках, шкатулочках, сундучках. Умоляю: не будьте жалкими трусливыми интеллигентами! Не бойтесь презрительной фразы вашего сына или дочери: „Ты что, шпионишь за мной?“ Это шпионство святое».
Нравственная проблема, впрочем, с тех давних пор разрешилась хотя бы наполовину. В тридцатых годах прошлого века дневник был своего рода символом приватности. Различье не в том, что тогдашний школьник писал в тетрадке какой-нибудь в лучшем случае «вечной» ручкой, а сегодняшний сидит за ноутбуком. Перемены много глубже. Благодаря такому действительно новому явлению, как блоги, личное перешло в область публичного. Полная замена знака. Так что читать откровения юного существа можно (как правило) безо всякой опаски обвинения в шпионстве. Другой вопрос, что одними блогами шпионство не должно исчерпываться. Есть СМС-сообщения, те же, что почти век назад телефонные разговоры, наблюдения за кругом друзей-приятелей, наконец, просто внимание к выражению лица.
Два этих самоубийства в Москве за неделю — между собой они, к сожалению, не просто связаны, а сцеплены в прямом смысле слова — намертво. Опять девочка, а, главное — способ тот же самый. Вывод из этого напрашивается самый неприятный: всякий, кто писал либо снимал сюжеты о смертельном прыжке школьниц в Лобне, готовил почву для самоубийства в Новогирееве. Известно, что накануне самоубийства девочка из Новогиреева смотрела телевизионный сюжет о лобнинских ровесницах.
Самая частая ошибка — говорить, что подростки пребывают в конфронтации с социумом. Подростки — существа полностью социальные. Просто живут они по законам собственного социума, чьи границы не совпадают с социумом взрослых. В отличие от детей и молодежи постарше, у подростков гипертрофирована подражательность. Ни шага вправо-влево от того, какую одежду принято носить в их кругу, что надлежит делать с волосами. Пирсинг — костьми ляжет, а сделает, если уже сделали другие, то же с татуировкой. Подражают друг дружке, подражают кумирам. И в случае, если ровесник сделал нечто, привлекшее всеобщее внимание, кумиром оказывается он.
Кажется, годах в 60-х прошлого века была такая история в одной западноевропейской стране, в небольшом городе. Покончила с собой школьница. Фотографии в газетах, интервью с друзьями, бесконечные размышления о том, какой она была и отчего на это решилась, многолюдные похороны, на которых все рыдали и закидывали охапками цветов красивый гроб. Через какое-то время — точно такое же самоубийство другой девочки. Снова похороны всем городком, телевиденье, рассуждающее о вине общества и строящее предположения о причинах, газеты с портретами. И вскоре — третья девочка, тем же способом, кажется, это была передозировка вполне доступных лекарств. Повторялись тютелька в тютельку и всевозможные маленькие ритуалы — прощальные записки, подарки на память. Четвертая девочка. Пятая. И что же делает полиция на этом пятом, кажется, самоубийстве? Полиция начинает действовать предельно жестко. Идет в телецентр и цензурирует новостные выпуски. Идет в редакции газет — и рассыпает гранки. Идет в дом несчастных родителей — и берет в свои руки похороны, которые оказываются таким образом стремительными и проходят практически без свидетелей.
Общество негодовало, конечно. Но самоубийства, самоубийства прекратились.
Подростку почти всегда недостает внимания и признания. Мысль, «вот умру, тогда пожалеют» — это почти неизбежная веха взросления. И в этот момент колоссальным соблазном предстает то, что о переступившем грань сверстнике, таком же, как он, все заговорили, все пожалели, все опомнились, да поздно.
Другой вопрос, что в радикально перестроившую механизмы общественной жизни эпоху интернета, меры, предпринятые полицией далеких шестидесятых, уже практически бесполезны. Допустим, не покажут по телевизору. Но ведь все равно на бложик, лениво посещавшийся прежде полутора десятками одноклассников, рванутся тысячи, напишут кучу всяких слов, все равно по сети пойдут гулять красивые фотографии.
Набрав сейчас в поисковике имена трех девочек (которых, по высказанным выше соображениям, не называю), я обнаружила ровно то, чего и ждала. По последнему событию — пока всего лишь 18 фотографий, а по предыдущему — уже 150. Дальше эти числа будут только множиться.
Нет, это ни в коей мере не связано с тем, сколь плохо в стране живется. Это происходит и в самых благополучных, самых богатых странах, предоставляющих юному поколению самые роскошные перспективы карьерного роста. Гормональный взрыв, на его-то фоне — полное еще неумение переживать любовные разочарования, обостренная реакция на несправедливость жизни (а жизнь несправедлива опять же всегда), напор амбиций и вместе с тем неуверенность в своих силах, непривычка к только что — действительно только что — обретенной внешности и недовольство ею; у неустоявшейся личности тысячи причин для срыва. Если недосуг прочитать — а что она там пишет в своем блоге — ни на чью помощь рассчитывать не приходится.
Остается только одно — святое шпионство.
