«Слушайте, я их всех сосчитал: учитель, смеющийся с детьми над их богом и над их колыбелью, уже наш. Адвокат, защищающий образованного убийцу тем, что он развитее своих жертв и, чтобы денег добыть, не мог не убить, уже наш. Школьники, убивающие мужика, чтоб испытать ощущение, наши, наши. Присяжные, оправдывающие преступников сплошь, наши. Прокурор, трепещущий в суде, что он недостаточно либерален, наш, наш. Администраторы, литераторы, о, наших много, ужасно много, и сами того не знают!» (Ф.М.Достоевский «Бесы») Как известно, 11 февраля этого года Ватикан принял неожиданное решение: существующие в России четыре апостольские администратуры преобразованы в четыре епархии с центрами в Москве, Саратове, Новосибирске и Иркутске, которые формируют «церковную провинцию» во главе с митрополитом. Комментируя этот беспрецедентный шаг Ватикана, демократические СМИ не просто низводили его в глазах обывателя до каких-то малопонятных и, при этом, весьма рутинных трений между христианскими Церквами — это еще более или менее объяснимо для «религиозно нейтральных» светских масс-медиа (хотя в данном случае дело касается отнюдь не только церковных отношений, о чем будет сказано далее). Но какими интересами «объективности» и «независимости» можно объяснить тот факт, что СМИ использовали справедливое возмущение Церкви, чтобы… организовать медиакампанию против нее же самой? Так слаженно и вдохновенно светские журналисты накинулись на Русскую Православную Церковь, что сложилось впечатление, будто это Московский Патриархат объявил Ватикан своей провинцией. До каламбура — самые разнообразные силы нашего политического и медиа-паноптикума оказались в этом вопросе «святее Папы Римского». В комментариях российских СМИ наша Церковь зачастую выглядит этаким упрямцем, которого мудрый Ватикан деликатно и тактично уговаривает помириться, но всякий раз наталкивается на глухое и необоснованное сопротивление: «Отношения с „церковью-сестрой“ должны опираться не на древний постулат канонической территории, а развиваться как-то иначе. Но как? Это и должно стать главной темой диалога с РПЦ, который пока так и не удалось наладить… Видя бесполезность призывов разобраться наконец, как „сестринские отношения“ согласуются с принципом свободы совести, Ватикан решил действовать в соответствии с этим принципом. Наделавшее столько шума преобразование временных администратур в епархии — закономерный шаг на этом пути. Одновременно это и знак РПЦ, что пора как-то договариваться» («Время новостей»). То есть, это намек такой был, если кто не понял. А про то, что в ходе уже десятилетнего диалога подписанные договоренности (в том числе с осуждением прозелитизма) постоянно нарушаются католической стороной, журналисты и слышать не хотят. Вообще даже как-то не хочется ворошить весь этот антиправославный мусор, вываленный на страницы демпрессы за последнее время — одно перечисление заголовков могло бы по объему претендовать на полноценную статью (см. в этой связи перечень в «СМИ.ру» и подробный обзор в «Радонеже»). И это — при параллельных обвинениях в якобы ведомой Московским Патриархатом кампанией против католиков. Причем дело доходило даже до откровенного искажения слов Патриарха и издевательских оценок его выступлений, выдержанных, по мнению «независимых оценщиков», «в духе московской истерики». Ведь даже если рассуждать с точки зрения «политкорректности», т. е. что происходящее — внутреннее дело двух Церквей, то и тогда Русская Православная Церковь имеет полное моральное право самостоятельно решать, как ей реагировать на те или иные шаги католиков. Но ведь нет: у нас разом объявилось несметное число специалистов-теологов, которые стали назидательно указывать Церкви, как ей себя вести или не вести в той или иной ситуации, что говорить, а что не стoит, а также в чем на самом деле суть межцерковных разногласий. Да и вообще, мол, наше Православие лучше католицизма, «…как „Жигули“ лучше „Фольксвагена“» («СМИ.ру»). Критерий в «аналитике» на религиозную тему изумительный. Шквал нападок на Церковь как раз свидетельствует о том, что тревоги Московского Патриархата отнюдь не беспочвенны. И проблема здесь не только в активности католиков, но и в состоянии умов в самой России, которое и дает основания Ватикану идти напролом в российском направлении с надеждой на определенные результаты. Разумеется, такая ситуация сложилась не вдруг, и решение Папы от 11 февраля лишь — как бы случайно — послужило катализатором, активизировавшим внутрироссийские процессы. А процессы эти весьма сложны и выходят за рамки разногласий между православными и католиками. Идеологические дискуссии последних лет в России ведутся на совсем не инертном фоне глобальных геополитических изменений, возобладания (в том числе — и силовыми методами) в мире западных (т.е. «общечеловеческих», ибо какое человечество вне Запада?) ценностей. И по мере постепенного возрастания роли Православия в жизни самого народа — что вполне объяснимо после крушения советской идеологической модели, а также короткого, но уже весьма поучительного опыта либеральных реформ, — в российских кругах, претендующих на формирование общественного мнения, полным ходом идет процесс, который коротко можно охарактеризовать так: поиск национальной идеи вне Православия. Зачем и кому именно это понадобилось, и где сия спасительная звезда кому видится — это вопрос, который, на мой взгляд, требует особого изучения. Ибо в вопросе противодействия Православию сошлись самые различные, подчас в иных областях друг другу противостоящие силы. В частности, либеральные и прозападно ориентированные силы усматривают опасность христианизации российского общества в том, что Православие якобы ведет к изоляционизму: от духовного — к политическому и экономическому. Его влияние, де, не дает нам попасть в братские объятия «цивилизованных» стран, которые уже давно привели свои религиозные воззрения (там, где они еще теплятся) в полное соответствие с победившими потребительскими «ценностями», благодаря которым Запад на зависть прочим «незолотым» миллиардам превратился в «колонию усиленного питания». Ортодоксальное христианство, не реформируемое уже много веков, по их представлениям не вписывается в обязательную ныне модель демократической государственности, ограничивает права и свободы потребления и словоизвержения, обижая, к тому же, иноверцев и представителей нацменьшинств. Помимо всего прочего за этим кроются и серьезные опасения доминирующих в российских СМИ либералов, что смещение ценностных установок в российском обществе серьезно скажется на их влиянии на умы соотечественников, в конце концов даже на личном материальном благополучии. Они попросту не умеют существовать и плодотворно трудиться вне мутноватой среды всевозможных спекуляций, сенсаций, скандалов и прочей рекламно-порнографической суеты, с которыми, очевидно, воцерковленные граждане мириться более не захотят. Внешне все это выглядит как нормальный идеологический спор, и каждый вроде бы вправе отстаивать свою точку зрения в свободной дискуссии. Но, между прочим, на практике противостояние концепций не так уж безобидно, в чем уже могли убедиться православные сербы. И достанется в итоге не только самой Церкви. Как отмечали в некоторых СМИ, негативная реакция Русской Православной Церкви на действия католиков (особенно, если она найдет понимание у властей) может послужить очередным поводом для объявления нас недемократической страной и применения вполне реальных санкций. Как это было, например, в случае с известной «поправкой Джексона-Вэнника», долгое время ограничивавшей экономическое сотрудничество США с Россией за то, что в былые годы СССР препятствовал выезду евреев. Почему бы не сделать «новыми евреями» в современной России якобы притесняемых католиков и не организовать нам новый «веник»? «Чтобы убедиться, что этот сценарий не фантастичен, достаточно вспомнить, как несколько лет назад глава американской дипломатии г-жа М. Олбрайт протестовала против принятого в России закона „О свободе вероисповедания“. Этот документ, основательно подредактированный в интересах РПЦ, вызвал настоящую истерику на Западе. А Олбрайт призывала чуть ли не к бойкоту России. Так что нынешние действия Ватикана вполне могут сойти за провокацию» («Пресс-центр.ру»). Как Вашингтон лоббирует интересы Ватикана (одновременно используя их для подготовки своих досье с «компроматом» на неугодные страны, чтобы всегда иметь под рукой повод для вмешательства) было наглядно продемонстрировано во время февральского визита президента Буша в Китай. Такой подход отлично вписывается в глобальную стратегию Запада по отношению к России: показать всему миру, что на наших огромных просторах обитают люди сплошь дикие, по определению неспособные управлять такими территориями и имеющимися у них вооружениями и производственными мощностями. «…Россия — страна большого риска. После 11 сентября президент Владимир Путин попытался убедить новых западных союзников в том, что в России гарантирована безопасность всех „опасных“ объектов. Но обеспечение безопасности требует больших средств, а у России их нет…. Некоторые объекты — их немного — на самом деле охраняются должным образом, другие же вполне доступны для хорошо организованных террористов и преступников» («Panorama»). Ну как тут обойтись без «внешнего управляющего», «гауляйтера» из «цивилизованной» страны? Плохо только, что пилоты-террористы 11 сентября не были в курсе, что в США, в отличие от недоразвитых стран, «безопасность всех объектов гарантирована», а то бы точно не направили захваченные (тоже — «гарантированно безопасные») «Боинги» на здания ВТЦ и Пентагон. Главное, что пытаются заретушировать сторонники «объективности» и «невмешательства в межцерковные споры» — это то, что нападки на Церковь есть одновременно атака на саму Россию, да и исходят эти поползновения, как правило, из единого источника. Ведь в противном случае «объективистам» придется сделать два крайне болезненных для себя вывода: 1) что именно Русская Православная Церковь есть последний бастион России, и, защищая Церковь, мы отстаиваем суверенитет и независимость страны; и наоборот: 2) тот, кто выступает против Церкви, действует и против России. Между тем, оснований для выводов о том, что исторический спор двух христианских Церквей все более используется в политических и стратегических целях более чем достаточно. Как отмечает известный телепублицист М. Леонтьев, «современная католическая экспансия носит исключительно политический, в крайнем случае, экономический характер. И опирается, кстати, на несоизмеримую с нашими возможностями экономическую мощь…. Да, действительно, надо признать, на территории Российской Федерации католическая церковь миссионерской деятельности, по сути, не ведет. Потому что там в ходу совсем другая тактика. Сначала ослабление политических позиций России, отсюда позиций православия, а потом экспансия… Католическая экспансия ползет вслед за политической и опирается на предателей» («Однако», 05.03.02). Вопросы стратегии и тактики приобретают действительно чуть ли не решающее значение. Как показала сама антицерковная кампания в связи с протестами Русской Православной Церкви против действий католиков на территории России, практика опоры на антироссийские силы, а также структуры враждебно относящиеся к Московскому Патриархату (что, как правило, совпадает) на всем постсоветском пространстве сейчас уверенно взята на вооружение католиками, но в той же степени и обычными русофобами. Весьма показателен в этой связи пример с Украиной, где откровенно враждебные по отношению к Русской Православной Церкви действия Римско — Католической церкви стали чуть ли не основной проблемой для налаживания нормальных отношений между Москвой и Ватиканом. «Сегодня главным полем экспансии, нашествия на Русь является Украина… Никаких религиозных, догматических разногласий и вообще проблем у раскольников с РПЦ нет. Их самоидентификация осуществляется единственным им известным способом — через программную русофобию» (там же). И здесь связь религии с политикой более чем очевидна, поскольку самостийной Украине отводится весьма похожая роль и в геополитических планах Запада в отношении России. Как отмечает З. Бжезинский, «…Украина, новое и важное пространство на евразийской шахматной доске, является геополитическим центром, потому что само ее существование как независимого государства помогает трансформировать Россию. Без Украины Россия перестает быть евразийской империей…. Независимость Украины бросила вызов притязаниям России на божественное предназначение быть знаменосцем всего панславянского сообщества» («Великая шахматная доска»). Кстати, есть и иные любопытные политико-религиозные совпадения, на которые обратил внимание первый заместитель председателя Совета Федерации В.П. Горегляд: «География планируемых к внедрению католических епархий удивительно совпадает с намеченными тем же Бжезинским границами трех новых республик, которым надлежит возникнуть в результате „децентрализации“ России: Восточноевропейской, Сибирской и Дальневосточной… Уж не за этим ли так стремится в Россию Папа?» («Независимая газета»). Но нет — нашему «просвещенному» телепропагандой обывателю все кажется, что Русская Православная Церковь нарочно раздувает чисто межцерковную проблему, пытаясь компенсировать свою слабость засчет привлечения на свою сторону государства и общества. Да пускай, мол, католики делают себе в России, что хотят: у нас рынок, конкуренция, победит сильнейший и т. п. В этой связи вспоминается тот шум, который в свое время подняли либеральные СМИ по поводу того, как Глава нашего государства поделил территорию России на федеральные округа — сколько было обвинений в неконституционности и произволе! Зато в ситуации, когда «дележ» России на свои территориальные области организовал глава другого государства (а Ватикан, между прочим — государство) пресса не только не протестует — она горой встает за «делителя». Кстати говоря, впомнить о том, что Ватикан — это еще и государство, проводящее определенную внешнюю политику, не мешало бы и нашему застенчивому МИДу. Полагаю все же, министр и его советники вполне осведомлены о том, что мы здесь имеем дело не с иностранной оккультной сектой, а субъектом международных отношений и международного права. И не обязательно быть воцерковленным человеком, чтобы увидеть очевидное: «То, что произошло за последние два года в отношениях Ватикана и Москвы, это точное, хотя и запоздалое отражение перемен в геополитике» (диакон Андрей Кураев, «Литературная газета», 27.02.2002). Если же у тех, кто определяет внешнюю политику России, нет доверия к слову православных, как стороны, так сказать, заинтересованной, приведу весьма точную оценку ситуации, которую дал раввин Иудейской Общины Санкт-Петербурга и Сефардского центра Санкт-Петербурга Авром Шмулевич: «В то время, когда Запад усиливает свое давление на Восток, возросшее влияние его духовных институтов укладывается в давно пройденный и хорошо известный сценарий, постоянно повторяющийся в истории экспансии западноевропейской цивилизации: купец-миссионер-солдат. Сначала на территорию потенциального господства приходит купец, потом наступает очередь миссионера, а уж после него приходит черед солдата. Западный купец уже лет 10 назад пришел в Россию, сегодня время миссионера. Сейчас НАТО расширяется на Восток, его авангард уже закрепился на границах. Через 10−15 лет может сложиться такая ситуация, когда наступит черед и для солдата». И как сейчас к приходу католических миссионеров старательно «разоружают» нашу Церковь, к «дружескому» визиту «пса-рыцаря» соответствующим образом «подготовят» и нашу армию. И все же главное, как уже говорилось, заключается не столько в кознях наших зарубежных «друзей» — к ним мы за несколько веков уже привыкли, как к неприятной неизбежности. И, в большинстве своем, уже не строим особых иллюзий насчет того, что с каждой либеральной реформой нас полюбят жарче прежнего. Главное, все же, — возвращаясь к «нашим баранам», — это мучительный поиск нашей интеллигенцией какой-либо Большой и Красивой Идеи, которая бы удовлетворила всех, была бы в меру патриотична, в меру «политкорректна», интеллектуально новаторская, но доступна каждому, и при этом авторство можно было бы приписать себе. Православие с этой точки зрения, конечно же, мешает и раздражает. Как в 1913 году писал Архиепископ Никон: «К несчастью, современная наша интеллигенция, в большинстве, так предубеждена против Церкви, так испортила свой вкус в отношении к духовному, что простое слово евангельской истины, которое с такою любовию восприемлется в детской простоте верующим простецом, кажется интеллигенту черствым хлебом и он, избалованный современной светской литературой, отворачивается от духовной: это-де старое, сухое, схоластическое; это — давно стало пережитком, давно наукою отвергнуто и опровергнуто…» Однако, поскольку мода на откровенный атеизм еще силу не набрала, изобретаются всевозможные уловки для «включения» веры в свои умозрительные построения, как правило — на подчиненных ролях: либо в качестве рекламной приманки, либо для нравственного облагораживания и придания некой глубины всей концепции, а также обозначения ее исторической преемственности. Пример «Евразии» Дугина был бы, наверное, далеко не самым худшим в числе многих попыток «внедрить» Православие в самостоятельную идеологическую конструкцию. В иных теориях действуют самые разнообразные варианты «нейтрализации» влияния Русской Православной Церкви. Одни проводят разделительную черту между Церковью, иерархами и самой православной верой (обычно набор тезисов тут довольно банален и воздействует на примитивные обывательские инстинкты: жадность, зависть и им подобные — «мол, для общения с Господом тебе не нужны попы на иномарках и с мобильниками, они — такие же чиновники» и т. п.). Либо само Православие преподносится как «устаревшее», «тормозящее общественное развитие», «неприспособленное к современным условиям», не в пример католицизму и, тем более, протестантизму. На этой стадии, все же признается, что вера — это, в целом, хорошо, но там, где не мешает и не противоречит «правам человека», «демократическим ценностям» и прочим достижениям мира сего, которые в совокупности составляют новое, более прогрессивное и близкое человеку третьего тысячелетия учение. Но многие на этом не останавливаются, и предлагают «взять все лучшее» из разных религий, чтобы сделать нечто удобное для всех и не очень стесняющее, так сказать, «при нoске». «Плюрализм из общества должен перекочевать в каждую отдельную голову — каждый человек должен верить сразу в несколько богов. Этакий «плюротеизм». В. Розанов по этому поводу как-то заметил, что нормативный интеллигент «утром верит в Ницше, в обед — в Маркса, и вечером — во Христа"…. Именно эта форма «любой и всякой «религиозности все навязчивее заявляет о себе в нынешней России: трудно найти школьную учительницу или журналистку, которая не заявляла бы о себе, что она нашла путь скрестить «духовность православия» с «духовной мудростью Востока»» (диакон Андрей Кураев, «О нашем поражении»). Наконец, в иных вариантах религия вообще провозглашается излишней в этом мире, не нужной думающему и интеллигентному человеку, и считается причудой и уделом уменьшающейся с годами кучки блаженных чудаков и неудачников. Эти категории теоретиков любят также пугать сограждан последствиями влияния Церкви на государство и общество, которое (в смысле — влияние), по их мнению, уже сейчас недопустимо велико. «В такой атмосфере иерархи Русской Православной Церкви обрели уверенность и диктуют уже, как жить и что делать, не только пастве своей, но и обществу в целом» («Утро.ру»). При этом они почитают за доблесть и особый успех пнуть Церковь при каждом удобном случае (очень похоже у Достоевского в «Братьях Карамазовых» либерал Миусов судился с монастырем по какому-то пустяку потому, что «начать процесс с «клерикалами» почел даже своею гражданскою и просвещенною обязанностью»). Общественности рисуют каких-то монстров: «Клерикализм формирует тот тип личности, который уже и личностью не назовешь. А это может иметь вполне определенные политические последствия, о которых и говорить не хочется» («Время МН»). Какое все-таки счастье, что, после тысячелетий бесплодных поисков человечеством замены жуткой личности верующего (которого «и личностью не назовешь»), либерализм наконец-то явил миру альтернативу: свободного от всех «клерикальных» (а заодно и моральных) ограничений человека-суперпотребителя, которым Фукуяма поставил жирную точку в истории! Жду — не дождусь, когда, наконец, начнет свое вещание на ТВ-6 старая-новая команда, чтобы вновь иметь радость любоваться на новую «личность» в кунсткамере «за стеклом». Кстати, роль телевидения, а, точнее, его исторического предшественника — кинематографа, — в «расцерковлении» общества осознавали еще до либералов и другие творцы «новой исторической личности»: «Кинематограф соперничает не только с кабаком, но также и с церковью. И это соперничество может стать для церкви роковым, если отделение церкви от…государства мы дополним соединением…государства с кинематографом…. Кинематограф развлечет, просветит, поразит воображение образом и освободит от потребности переступать церковный порог… Вот орудие, которым нам нужно овладеть во что бы то ни стало!» (Л.Троцкий «Водка, церковь и кинематограф», 1923 г.). И хотя нет среди нашего теле-киноруководства пассионариев, вроде тов. Бронштейна, свое дело они тоже неплохо знают. Однако, если бы всем этим привычно «баловались» одни лишь либералы, это было бы еще полбеды. Но непрерывные попытки найти объединяющую русскую идею вне Православия не оставляют и представители так называемого патриотического крыла нашей политики, и это особенно удручает. Например, в сети Интернет на сайте «Агентства Русской Информации» был опубликован любопытный документ под названием «Катехизис русского в «Россиянии». Руководство русских мудрецов». Сей документ являет собой некий свод правил, которые призваны помочь читателю «…самому добиться жизненных высот, и всей нашей Русской Нации отстоять свое право на будущее». В числе прочих наставлений сказано: «…4. Не рассчитывай на помощь священников. Нынешний клир в основном состоит из коммерсантов от религии. Им нет дела до русских…. Люди же, те которые искренне верят, сопоставляют свою веру не с заявлениями начальников от Церкви, а с собственной совестью». Такое впечатление, что авторы документа сами черпают все свои познания о Церкви с экрана телевизора, либо со слов тех, с кем на протяжении всего документа призывают бороться. Во всяком случае, трудно поверить, что они честно искали помощи в самых разных храмах, и сплошь наталкивались на коммерсантов в рясах, которые отказывались их выслушать или исповедать без платы по прейскуранту. Спрашивается: ну если сам не ведаешь, о чем говоришь, и не веруешь — зачем же других с толку сбивать? Не так давно в интернет-издании «СМИ.ру» было опубликовано интервью писателя и философа А.А.Зиновьева. Известный мыслитель, считающий себя искренним патриотом России, полагает необходимым заявить: «Православие не является не только единственной, но вообще никакой ценностной базой для духовного возрождения России. Это духовное падение России, это деградация… Россия отбрасывается на 100 лет… Укрепление православия означает деградацию России и является одним из факторов падения России и гибели…. Я считаю, что я бы советской власти, советскому периоду простил все его прегрешения за одно только то, что в советский период Россия была очищена от религиозного мракобесия…», и далее в таком же духе. Не хотелось бы отягощать данную обзорную статью дискуссией о «ценностных базах» советской власти и Православия, но один момент не могу не упомянуть. Давно замечено, что отдельные творцы различных идей и теорий имеют личные проблемы с Православием зачастую по той простой причине, что не могут ужиться на одной и той же ниве. Им обидно соперничать с «теориями», «отставшими» на 2000 лет, и не ведающими современной политологии, социологии и политэкономии, где сии мудрецы себя чувствуют безусловными корифеями. С похожими проблемами — только в своей области — когда-то столкнулся другой выдающийся русский писатель Л.Н.Толстой. И, похоже, по тем же причинам. Во всяком случае, я ради интереса посчитал при помощи компьютера, сколько раз в интервью Зиновьева звучит местоимение «я». Получилось 204. Но, как бы то ни было, странное чувство вызывают люди, называющие себя патриотами России и при этом злословящие на Церковь и само Православие. Как бы: «от сих до сих я — патриот, а здесь — противник». По замечательному слову митрополита Иоанна (Снычева), «…"патриоты», клянущиеся в любви к России-матушке и одновременно отвергающие Православие, — любят какую-то другую страну, которую они сами себе выдумали». При этом, что примечательно, такие «патриоты» не устают ссылаться в поддержку своих убеждений на Достоевского, Ильина, Бердяева и иных выдающихся русских мыслителей и писателей, для которых русский народ и его вера были безусловно неразделимы. Но как себе это представить: здесь пропускаем, здесь — цитируем? Кажется, в революционной комедии «Бумбараш» был такой персонаж — часовой красноармеец, силившийся одолеть Марксов «Капитал». Он объяснял процесс примерно так: «таблицы и цифры пропускаем, а в революционную суть вникаем…». Кстати о красноармейцах: у современных коммунистов свои специфические счеты с Церковью, поскольку и здесь когда-то имело место соперничество квазирелигии с традиционной верой. Однако ныне это выглядит уже не так радикально, поскольку отчасти, само учение сильно видоизменилось — от р-р-революционного к традиционалистскому (они уже не хотят, к примеру, поражения демократической России в схватке с мировым империализмом, как когда-то их предшественники желали поражения царской России в Первой мировой войне; и нет оснований считать их патриотизм неискренним). Отчасти и потому, что основную опасность и для себя, для России они видят сейчас не в Церкви, а в западной экспансии и глобализации по либеральным рецептам. Но, естественно, в свою Большую Идею Православие они не пускают, хотя и стараются воздерживаться от резких выпадов по отношению к верующим. Классовый подход по-прежнему актуален: «В обществе, расколотом на архибогатых и архибедных, разговоры об общих для всех идеалах суть благоглупости и благорастворение воздухов» («Советская Россия»). Как-то забывается при этом, что было в истории России долгое — и не самое безрадостное — время за пределами семидесятилетнего советского периода, когда русских независимо от их социального положения объединяли общие идеалы. И идеалы эти слишком хорошо известны, чтобы их игнорировать при нынешних «раскладах». Советский период России оставил нам «в наследство» не только нынешнюю КПРФ: достойными преемниками трудовой (и не очень) советской интеллигенции стали и либералы всех мастей — как говорится, «каждому нашелся свой Гайдар». Высшее чиновничество, в свою очередь, породило крупных капиталистов и олигархов. Одного только не произошло: не оформилась крупная национально-ориентированная право-консервативная сила, которая могла бы объединить патриотов-некоммунистов. В тех же западных странах такого рода партии почти всегда присутствуют (хотя и в сильно трансформированном виде) и традиционно опираются на церковь (как, скажем, ХДС/ХСС в Германии). Причин отсутствия такой силы у нас много. И то, что патриоты никак не договорятся. И отсутствие настоящего «патриотического», не спекулятивно-сырьевого капитала, без заинтересованности которого политические структуры создать крайне сложно. Думается, если бы политсистема современной России произрастала непосредственно из России начала ХХ века (скажем, если бы история ограничилась февральским переворотом 1917 г.), то мощная консервативная партия у нас бы непременно была, и она могла бы удерживать реформы, там где они неизбежны, в рамках национальных интересов. Как бы то ни было, существующий расклад — это данность, хотя и безрадостная. Но именно эта данность (плюс, конечно, мощное дезактивирующее и дезинтегрирующее воздействие довлеющих либеральных СМИ) заставляет метаться разрозненные силы консервативно-патриотического направления в поисках самых разнообразных и утопических идей и идеек, не замечая того, что им предлагает история и традиция Отечества, на верность которому они шумно присягают. «Всем, кто любит Россию, а не плод собственной фантазии, пора прекратить поиск «современной русской идеологии», искусственное конструирование идеологических и мировоззренческих систем «для русского народа». Русская идея существует в неизменной своей нравственной высоте и притягательности уже многие столетия. Она, по милости Божией, пережила века, смуты и войны, революции и «перестройки» и не нуждается ни в замене, ни в поправках, ибо имеет в своем основании абсолютную праведность Закона Божиего и Его святых заповедей» (Митрополит Иоанн (Снычев)). Однако изобретателям «новой русской» национальной идеи в дальнейшем будет гораздо труднее игнорировать тот факт, что наши соотечественники в последние годы все в большей степени демонстрируют наличие исторической памяти и, даже не будучи в большинстве своем воцерковленными, отождествляют себя с Православием. Как раз регулярно возникающие в демократических СМИ ревнивые истерики по поводу растущего влияния Церкви, как это было и с февральским решением Ватикана, свидетельствует о том, что сей знаменательный процесс вполне реален и динамичен. Медленно и верно набирает силу осознание того факта, что, если мы не возвратимся к своим историческим духовным корням, в основе которых столетиями была православная вера, мы так и будем обречены метаться «между Дзержинским и Бжезинским».
