О нравственности, политике и Церкви

В последние недели, на фоне оживившейся политической жизни, те или иные политически активные граждане ставят вопрос: почему Церковь не с нами? Церковь должна поддержать нашу сторону в конфликте, потому что другая сторона поступает безнравственно, и вот против этой-то безнравственности мы и выступаем; почему священноначалие не с нами? Некоторые священники с нами, некоторые — против нас, а вот священноначалие занимает какую-то недостаточно ясную позицию. Что же, вопрос о соотношении нравственности, Церкви и политики нам стоит рассмотреть подробнее.

Участники любого человеческого конфликта стремятся изобразить его как конфликт между добром и злом, ангелами и демонами. Реальность, однако, такова, что на обеих сторонах любого конфликта находятся грешные человеки. Ваши противники безнравственны? О, это можно сказать наверняка. Также наверняка можно сказать, что безнравственны ваши лидеры и ваши союзники. Вы думаете, вас ведут в бой за правду добродетельные мужи, исполненные благоразумия, ответственности и нелицемерного попечения об общем благе? В самом деле? Так мало кто думает — и слава Богу, восторженного почитания вождей нам еще не хватало. Должна ли Церковь обличать их неправды? Нет? Вы готовы мириться с их неправдами ради дела, которое представляется вам справедливым и важным? Вас не возмущает, что священноначалие не высказывается подробно по поводу всем нам хорошо известного нравственного облика видных представителей вашей стороны?

Но давайте будем честны с собой. Вам не нужно, чтобы Церковь обличала неправду вообще — но чтобы она обличала избирательно неправду ваших противников, а о неправдах ваших вождей и союзников снисходительно умалчивала. Начни Церковь неизбирательно и нелицеприятно раздавать обличения — Вы будете первыми, кому это резко не понравится. Вопрос о финансовой прозрачности, например, может оказаться чрезвычайно болезненным не только для ваших противников, но и для ваших друзей. Как и вопрос о личной нраственности. Как и вопрос о соответствии криков «незабудемнепростим» евангельской этике.

От Церкви хотят не нравственного руководства, а чего-то другого, маскирующегося под нравственность — а именно пропаганды в пользу одной из сторон. Церковь такой пропагандой заниматься не будет, по ряду вполне очевидных причин.

Первая причина — как раз нравственная. Как раз забота о справедливости. Каждая и сторон конфликта всегда уверяет, что ее дело справедливое; но давайте попробуем определить, что же такое справедливость. Французская мыслительница Симона Вайль определяла это понятие так: «Справедливость — это забота о том, чтобы никому не причиняли вреда без крайней необходимости». Это определение минимально, понятие справедливости обширнее — но оно уже помогает внести некоторую ясность. Не делать зла и вреда, не предпринимать действий, которые приведут ко злу и вреду. Как говорит Апостол, «Любовь не делает ближнему зла; итак любовь есть исполнение закона. (Рим.13:10)». Чтобы понять, справедливое ли это дело, нам надо задаться вопросом — ведет ли оно к умножению или к уменьшению людских зол и бед.

Это очень простой критерий. Посмотрим, хотя бы, на «освобождение» Ирака или на «арабскую весну» — улучшилась ли жизнь людей? Меньше ли стало литься невинной крови, уменьшились ли людские страдания, стала ли жизнь более безопасной и зажиточной, стали ли такие блага, как медицина или образование, доступнее? Боюсь, что ответ оглушительно очевиден. Возможно, Саддам Хуссейн и Муамар Каддафи были дурными правителями — но при них сотни тысяч людей, которые сейчас замучены и убиты, были бы живы, а другие сотни тысяч, вынужденные бежать из своих домов, продолжали бы в них благополучно жить. Тысячи американских и британских солдат, сотни тысяч местных жителей отдали свои жизни или приобрели мучительные увечья за… за что? Какой еще эффект, кроме разрушения, хаоса и резни всех со всеми был произведен?

В интернете доступны пейзажи ливийского города Сирт — подходящие декорации для съемок мрачной фантастики про жизнь после ядерной войны. Только это не декорации. Это был город, в котором жило множество мирных обывателей, которые ходили на работу, растили детей, жили своей обычной жизнью. Где они сейчас — вопрос, которым радетели о демократии и правах предпочитают не задаваться.

Сейчас аналогичное благодеяние хотят оказать Сирии — и тамошние Христиане со страхом ожидают развития событий. А из освободившегося Египта Христиане уже бегут, из свободного Ирака убежало уже две трети христианского населения, которое как-то жило там при кровавом диктаторе.

Люди, которые несут плакаты, изображающие рядом Путина и Каддафи, недоговаривают — им следует также нести плакаты, изображающие рядом Москву и Сирт. Людей, которые сидят со своими новенькими айпадами в уютных московских кафе, и постят в уютные социальные сети призывы к революции, следовало бы свозить на экскурсию в Сирт — или хотя бы в Багадад, раз уж за неимением машины времени свозить их отечественный 1918 год их не представляется возможным.

И позиция не только Церкви, но и любого нравственно вменяемого человека — стремиться к неумножению людских страданий. Революция — мы должны это помнить из отечественной истории, и это хорошо видно из текущих событий в других странах — всегда приводит именно к умножению страданий. Это не значит, что проблемы, порождающие революционную ситуацию, следует игнорировать. Как раз их-то и не стоит игнорировать, и Церковь этого не делает. Но ожидать от Церкви присоединения к революционной эйфории, требовать, чтобы архиереи сменили свои облачения на [прекрасные] революционные шубы было неуместно.

Другое соображение связано с миротворческой миссией возложенной на Церковь Господом. Как в еще двенадцатом веке сказал митрополит Никифор, «Мы поставлены от Бога унимать вас от кровопролития». Не воодушевлять на борьбу — а именно унимать. А чтобы быть миротворцем, нужно не быть комбатантом — невозможно одновременно разнимать драку и участвовать в ней. Однозначное отождествление с одной из сторон конфликта лишило бы Церковь возможности выступать в качестве модератора.

Третье соображение носит практический характер. Вообразим (хотя это маловероятно), что Навальный сделается президентом. Вообразим также, что при нем массовые выступления будут возможны — хотя бы как сейчас. Каковы будут лозунги этих выступлений? О, это очевидно — «банду Навального под суд!». Это все мы проходили, это все нам задавали. Мы помним также героиню «Оранжевой Революции», Юлию Тимошенко, и мы знаем, где она сейчас — с полного одобрения ее ближайшего соратника Виктора Ющенко.

Сегодня Церковь имеет дело с интернет-толпой, которая требует благословить Навального, завтра она будет иметь дело с толпой, которая будет требовать проклясть Навального — раздача благословений, а равно проклятий, по требованию той или иной группы политических активистов их сильно обесценит. Поэтому лучше проявлять умеренность в этом вопросе.

Значит ли это, что Церкви нечего сказать относительно политики? Нет, почему же, Патриарх ясно высказывался. Просто призыв с ума не сходить, беречь страну и людей остается не услышан теми, кто желает именно сходить с ума. Поэтому очень важно понять, чего мы хотим — и как мы хотим этого добиться. Это не означает пассивности и неучастия в политике вообще — хотя бы потому, что если благоразумные и ответственные граждане будут пассивны, ход событий будут определять «настоящие буйные».

Это означает, что нужно ясно определиться со своими ценностями и своими намерениями. И со своими методами тоже. И высоко ценить, что Церковь не делается военной базой для борьбы одних сограждан с другими — и поэтому остается прибежищем для всех.