 |
| Российская газета | Александр Архангельский | 18.10.2011 |
На телеканале «Культура» — премьера нового документального фильма Александра Архангельского «Жара».
Прославившийся предыдущим документальным интеллектуальным сериалом «Отдел» известный журналист и телеведущий на этот раз посвящает свое исследование духовным поискам советской интеллигенции и неофициальной религиозной жизни в 1960—1980-х годах. Накануне премьеры, которая состоится на следующей неделе, Александр Архангельский ответил на вопросы «РГ».
Российская газета: Почему ваше внимание привлекла эта тема?
Александр Архангельский: Мне кажется, что мы оказались примерно в той же ситуации, что и люди 70-х. Кстати говоря, не только в СССР, но и во всем мире происходило что-то такое, у людей возникало ощущение, что выжжены смыслы. А ценности опалены. И сейчас многие из нас, при том, что внешне вроде бы все нормально, чувствуют, что смыслы жизни ускользают.
Ради чего все это? Во имя чего? — с этого вопроса начинался разворот в судьбе моих героев. Формально мы взяли за «точку поворота» 1972 год. Когда все вокруг полыхало, горели торфяники, дышать было нечем. И эта внешняя духота стала олицетворением духоты внутренней. И это выжженное внутреннее надо было чем-то срочно заполнять. Иначе ты рухнешь, не выживешь. И многие в это время начинают поиск смысла. И Бога. Кто-то находит, кто-то нет, кто-то приходит к Церкви, кто-то не приходит. Но движение идет неостановимо.
РГ: Почему ваши последние фильмы обращают внимание на духовную и интеллектуальную историю недавнего времени, второй половины XX века?
Александр Архангельский: С одной стороны, это время, которое уже завершилось. И мы свободны по отношению к нему, поскольку не участвуем в нем. А с другой стороны, это время продолжает на нас воздействовать своей энергией. Эта энергия не ушла, она еще очень живая, острая, переживается как нечто здешнее. И всегда лучше работать именно с таким материалом. Еще очень важно, что мы можем поговорить с непосредственными участниками событий. Тогда как с непосредственными участниками событий 50-х, 40-х, 30-х годов мы уже не поговорим. А здесь можно глаза в глаза увидеть людей, которые прожили свою жизнь вопреки всем обстоятельствам и отсутствию шансов на самореализацию. Да, может быть, они потом проиграли политически, но каждый лично свою собственную жизнь «выиграл». Для меня это самое интересное.
РГ: Какие открытия вы сделали для себя, что вас удивило?
Архангельский: Открытиями всегда являются судьбы людей. Я в принципе знал, что крупнейший советский геолог Глеб Александрович Каледа был тайным священником. Но собирая материал для фильма, я увидел все это в деталях. Кабинет ученого, где стопки образовывают алтарную часть, а вазочка для варенья и винный бокал служат дискосом и чашей для Причастия. Представляешь себе детей, которые не могут привести в дом своих сверстников, просто потому что те дома скажут об увиденном родителям. И прикасаешься к натуральному «катакомбному» существованию, хотя, подчеркиваю, отец Глеб Каледа был не священником Катакомбной церкви, но тайным священником Московской патриархии. Молодые люди сегодня даже не понимают, почему он явно не пошел в попы. Объясняешь: ребята, но ученого никто бы не допустил к священнической службе, уполномоченный по делам религий просто не выдал бы ему разрешение. Но и наукой он заниматься тоже уже бы не мог. Ведь только в октябре 1990 года исчез разрешительный характер деятельности уполномоченного по делам религий. Как недавно это было!
Открытием для меня стала встреча с поэтом, художником 70-х Сандром Ригой, о котором я слышал лишь краем уха. В конце 70-х он организовал ойкумену, экумнический кружок. Сейчас слово «экуменизм» превратилось в своего рода партийный штамп, а тогда это было нечто совсем другое.
В этом не было никакой идеологии, только желание найти Бога. Он искал, нашел и стал делиться со всеми. Тогда же, в 70-е, среди хиппи и вообще молодой тусовки возник опыт борьбы с наркотиками по религиозным основаниям. И когда Сандра арестовали, он сказал кагэбэшнику: вы же понимаете, я плохого не делаю, я людей избавляю от наркотиков и веду их к Богу. А тот ему ответил: лучше пусть они употребляют наркотики, чем верят в Бога. Сандр Рига объясняет этот ответ очень просто: если человек верит в Бога, его душа уже ушла от государства.
В 70-е происходили замечательные события в сфере культуры, в 1971 году вышел «Андрей Рублев» Тарковского, а в 1972-м — «Солярис». В нашем фильме есть фантастическая история о пластинке Владимира Федоровича Вавилова, ленинградского лютниста, написавшего музыку (приписываемую, кстати, итальянскому композитору Франческо да Милано) к знаменитой песне на стихи Андрея Волохонского «Над небом голубым». Песня потом существовала уже как народная, ее пел Гребенщиков. Но только не «Над небом голубым», а «Под небом…». Большая разница, между прочим — «над небом» — рай, а «под небом» — мечта. Все любители музыки убеждены, что мелодия создана итальянским композитором эпохи Возрождения, а на самом деле никому не известным советским композитором Вавиловым. А мы жили рядом, и того не знали.
РГ: Люди этого времени удивительно не досмотрены и не дослышаны, взять хотя бы такого огромного поэта, как Ольга Седакова. Почему время заглушало звучание тех, чей голос был главным?
Архангельский: Время глуховатое. Но для тех, кто слышал, оно было совершенно четким. Звенящим. Ну, а в том, что не слышно Седакову, виновато скорее время, в котором мы живем. Мы-то живем не во времена глухоты, а во времена лишнего шума. И в этом зашумлении исчезает ясность, спокойные чистые голоса и сегодняшнего, и того времени. Мы и хотели донести до зрителя голоса того времени — и отца Димитрия Дудко, и отца Иоанна Крестьянкина, и Сандра Риги, — они не слышны до сих пор. Сандр Рига вышел из психушки в Благовещенске, где он сидел за отказ покаяться в телеэфире в своей религиозной деятельности, уже в самый разгар перестройки. Это люди подвига, а он по-прежнему в наше время не слышен. Но тем не менее надо рассказывать о нем заново. Ведь мы либо совершенно не знаем своей истории, либо знаем ее слишком плоско и однозначно. Это даже не история, это истории. А внутри них еще и человеческие судьбы.
РГ: Наверное, самая неоспоримая культурная вершина второй половины XX века — Сергей Аверинцев. Очевидно, что его культурная мощь задана верой. Что вы думаете о значении веры в становлении культуры и в «человекоформировании»?
Архангельский: Аверинцев говорил, что он ни одного дня своей жизни не был атеистом. Хотя он не был с детства воцерковленным. Трудно поверить, но его лучшие статьи в пятом томе философской энциклопедии, производившие переворот в умах, были написаны им до крещения. Его научная проповедь началась, когда он еще не был внутри Церкви, что, как говорит Ольга Седакова в нашем фильме, ничуть не противоречит духовной традиции. Многие учителя Церкви написали свои лучшие труды до того, как приняли крещение.
Беседовала Елена Яковлева
