Русская линия
Православие и современность Марина Бирюкова15.10.2011 

В поисках Авраамовой веры

«Времена переменились: железные дороги, пароходы сблизили местности, а имя русского царя охраняет теперь паломника среди иноверных лучше, чем прежде целая сотня магометанских стражей. Теперь недель в шесть можно легко и удобно съездить в Святую Землю, поклониться всем ее святыням и вернуться домой. И если в старые времена посещение Святой Земли составляло удел немногих, к нему приготовлялись годами, а вернувшись, считали, что совершили все земное и приготовлялись к переходу в Иерусалим Небесный, то в настоящее время такой путь доступен весьма и весьма многим, было бы желание. И в этом желании лежит вся суть паломничества. Желание чего? Проездиться, благо дешево и удобно? Переменить надоевшую ежедневную обстановку? Повидать что-­либо новое или, наконец, из тщеславия, чтобы потом кичиться, что был в Иерусалиме, Назарете, Вифлееме?..»

Василий Хитрово[1] «Зачем стремиться в Святую Землю?», из книги «Русские паломники Святой Земли», 1905 год

А я-то зачем туда лечу?

Этот вопрос, к счастью, пришел вовремя. То есть еще дома, и не в самую предотъездную суматоху. Я дала-таки себе отчет в том, что не желание прикоснуться к святыне доминирует во мне, а желание повысить самооценку, вызвать белую зависть окружающих, побыть в роли счастливицы. Да, конечно — и новые впечатления получить, собственный мир тем самым расширив, и друзей, давно живущих в Израиле, повидать. Желания понятные и отчасти даже нормальные. Но исконная цель паломничества, цель духовная и душеспасительная — она у меня на тридцать девятом плане. Я гораздо ближе к туристу, чем к паломнику.

Вряд ли это можно сходу изменить. Мы вообще очень мало к этому способны: сознательно изменять себя, свое внутреннее состояние. «Много надо хитрости, чтобы справиться со своей душой», — писал Феофан Затворник. Но если мы все же расцениваем свое состояние как ложное и «грехом поползшееся» — мы можем исповедаться. Пусть, подумала я, эта исповедь станет первым шагом. паломничества все­-таки, надеюсь, а не тура. Ведь грехом, о котором мы сказали на исповеди, займется Сам Господь, «иже един окаянныя моея души недуг и сея исцеление ведый.» — есть такая молитва в Псалтири.

К ней прибавляю: Господи, помоги мне прийти на Святую Землю Твою хоть сколько-нибудь достойно. Помоги до конца, до последнего моего шага по ней остаться паломницей, не превратиться в туристку, память которой уподобляется ее же новенькому фотоаппарату: щелкает, фиксируя яркие картинки, и не воспринимает единого Смысла.

Там, на Святой Земле, я начну понимать, чего именно мне недостает — для того, чтобы оставаться паломницей.

Мне недостает, для начала, доверия Богу и смирения, это становится понятно еще в аэропорту. В моем авиабилете время вылета — 15.10. На табло в аэропорту — номер нашего рейса и совсем другое время — 12.20. Получается, что он уже улетает, мой самолет, а я стою тут со своей видавшей российские виды сумкой. «Очень большая нагрузка, возможны ошибки», — вежливо объясняет девушка в справочной. «Да кто ошибся-то? Тот, кто продал нам билеты, или тот, кто вывесил цифры на табло?!» Я впадаю в недостойную панику, иначе говоря, в отчаяние. Мне хочется громко кричать и кого-нибудь побить. В самый кризисный момент с домодедовского неба раздается голос, извещающий нас, растерянных (а я такая не одна), что мы таки летим, но не в 15.10 даже, а вообще в 16.40. Господи, неужели мы в самолете?..

«Для истинного паломничества требуется, прежде всего, вера и молитва. Однако и этого еще далеко не достаточно. Нужно еще глубокое сознание того, что без воли Божией и само желание не осуществится». Василий Хитрово

Несколько часов кряду пробираемся через восточный базар, плотно занимающий все подходы к Храму Гроба Господня. Крестный Путь Спасителя — это теперь тоже сплошной базар. Он невероятно утомляет. Главное — не оторваться от своих и не заблудиться. И услышать хотя бы половину того, что говорит гид — весьма популярная в Израиле личность, ведущий телепередачи «Без границ» Дима Кимельфельд. Дима хорошо знает Священное Писание и историю этой земли. И периодически сообщает нам о том, что установить все эти места — дом Иоакима и Анны, в котором родилась Богоматерь, горницу Тайной Вечери, Овчую купель — с топографической точностью невозможно. После поражения Иудейского восстания (70 г.) город был практически срыт, стерт с лица земли, а искали все эти места потом — через два с половиной века, при императоре Константине, руководствуясь всякими субъективными соображениями. Дима предлагает нам не грузиться сомнениями: «Здесь или на двести метров левее — не это главное, главное — верить».

«Матерь Божия, здесь или не здесь Ты родилась, услышь нас… отсюда или не отсюда Ты уходила к Сыну Своему — прошу Тебя.»

Товарищ по группе прерывает мою молитву — сует мне в руки фотоаппарат: «Щелкни меня на фоне!..» На фоне смертного ложа Богоматери. Нет, не могу, не стану. «Да можно, чего ты, можно, вон все фотографируются». Не стану.

Многие фотографируются — даже на фоне креста на Голгофе. С довольными такими улыбками. Я этого не делаю, конечно, я пытаюсь молиться, но я холодна и рассеяна. Надо сосредоточиться, Дима прав: на сто метров левее, правее, какая разница, главное — мы в Святом Граде. Он не левее и не правее, он где был, там и есть. Вон Елеонская гора, та самая. Вон Гефсимания — в ее месторасположении вряд ли кто­-то мог ошибиться, и Вифания, где жили Мария, Марфа и брат их Лазарь была известна все эти века.

Храм Гроба Господня. Очередь в Кувуклию — три кольца вокруг. Это, по крайней мере, точно то самое место — место, на котором Господь каждую Пасху дарует нам чудо Благодатного огня. Греческий монах, дежурящий у входа в Кувуклию, знает слово «быстро» на всех языках. А еще он очень громко и властно хлопает в ладоши — чтоб мы не задерживались. Я едва успеваю приложиться к каменной плите. И думаю: раз Огонь сходит именно здесь, значит, и Гроб был здесь, и Голгофа (как бы верхний этаж храма) тоже здесь, и все остальные святые места тоже.

Дима отчасти прав — невозможно было бы установить все эти места. если бы Сам Господь этому не содействовал. Сформулировав, повторяю это про себя вновь и вновь — дабы спастись от усталости и рассеянности. Я по-прежнему больше туристка, чем паломница. Отчего?

«Одного только желания воочию увидать те досточтимые места. еще недостаточно, если с ним не слито желание от всего сердца и от всей души уразуметь, насколько дано человеку, и оценить ту неизглаголанную тайну искупления, которая совершилась в этих местах, и в молитве, излившейся из глубины сердца, принести от себя как от малейшей части человечества, благодарность Тому, Который для спасения человечества не остановился перед смертью, смертью же крестною». Василий Хитрово

Вифлеем — Бетлехем, так он на самом деле зовется. Россыпь весенних маков среди камней. Маслины — ровесницы и свидетельницы евангельских событий. Цветущие гранатовые и персиковые деревья. Овечки с длинными, как у спаниелей, висячими ушами. Территория Палестинской автономии — совсем не то, что Израиль, это два совершенно отдельных, не понимающих и не приемлющих друг друга мира. Отношение к русским в Палестине традиционно доброе: мы — одна из главных статей дохода, это во-первых; во-вторых, Россия воспринимается как противовес Америки. Я выражаю недоумение по поводу отсутствия в отеле утюга; после некоторого замешательства меня заверяют, что утюг у меня в номере будет через десять минут. Немолодой араб бегал, оказывается, за утюгом домой.

Какие утюги?.. Я же в Вифлееме. В том самом, где — и это-то уж точно.

Оставаться паломницей и не превращаться в туристку трудно — еще и потому, что мы не приучили себя к необходимому сосредоточению на главном, на той самой благой части (ср.: Лк. 10, 42), которая не отнимется. Паломничество — это экзамен, который лично я способна сдать разве что на три с минусом, и то если очень постараюсь.

Звонок телефона в номере. Наш палестинский гид Ирина — зеленоглазая украинка, жена местного араба, причем мусульманина (есть еще арабы­христиане, их до 30 процентов), ждущая третьего ребенка:

— Завтра подъем в шесть. Литургия в храме Рождества. Не надейтесь, никому спать не дам, всех подниму.

Решительная женщина. А я-то попозже собиралась в храм — не к семи все же. И вообще, я не люблю, когда командуют.

Сделаю, однако, усилие над собой, проявлю послушание — надо вытягивать экзамен хоть на ту самую тройку с минусом.

Огромный храм времен Юстиниана и Феодоры. Каменные колонны в два обхвата. Лестница вниз — туда, где настало время родить Ей (Лк. 2, 6) и где стояли эти ясли. Я опять не могу сосредоточиться или опять сомневаюсь, что это — именно здесь?..

Молодой священник из Подмосковья, привезший на Святую Землю группу своих прихожан, собирается исповедовать — как положено, перед Причащением. Но храм принадлежит православным грекам, а они против. У них не положено исповедовать перед Литургией. В наших рядах замешательство. Батюшка: «Мы в гостях и должны уважать обычаи хозяев. Благословляю всех причащаться без исповеди. Если только вы не совершили здесь какого-то очень страшного греха». Страшного греха никто, похоже, не совершил. Ждем начала службы. Ко мне подходит пожилая монахиня и показывает куда-то наверх: «Смотри. Глаза открыты?». На каменной колонне — лик Спасителя. Глаза закрыты — почему?.. «Мне — открыты глаза. Сейчас и тебе откроет. Смотри».

Я в шоке. Я вижу, как очи Спасителя медленно открываются и закрываются вновь. И еще раз, и еще. Ясно, что это не связано с углом зрения, с ракурсом — я стою неподвижно и смотрю из одной точки, и вижу при этом именно движение. Еще несколько человек стоят рядом, слева, справа от меня и видят то же. И с переменами освещения это, судя по всему, не связано.

Здесь я вынуждена прерваться или, верней, забежать вперед. Вернувшись домой, я спрашивала всех, кого только могла спросить: что это, по-вашему, чудо или некая иллюзия? Я искала ответа в интернете. Узнала, что в 1996 году было отмечено слезоточение этого Лика, а затем многие стали наблюдать движение глаз. Мои саратовские собеседники, в том числе и те, кто так же, как и я, вернулся недавно со Святой Земли, высказывали разные мнения. Некоторую точку в моих сомнениях поставил игумен Пахомий, настоятель саратовского Свято-Троицкого собора: «Не спешите доказывать всем, что это именно чудо, однако же и не отвергайте. Вполне возможно, что Господь дал вам видеть чудо. Храните его в сердце».

Впрочем, в те утренние минуты — и потом, когда я пришла в храм еще раз поздно вечером и увидела то же — у меня не было никаких сомнений. Да и сейчас они уходят — сразу, как только я возвращаюсь в эту точку своей памяти. Тогда я снова вижу медленно затворяющиеся и отворяющиеся очи — и не сомневаюсь: передо мною подлинное чудо.

Призывы не искать чудес, не ждать чудес, не опираться на видимые чудеса — вполне понятны и правильны: ты поверил, потому что увидел Меня, — говорит Господь апостолу Фоме, — блаженны не видевшие и уверовавшие (Ин. 20, 29). Но при этом Он все­-таки дает Фоме возможность убедиться: «Фомы не оставил еси, Владыко, погружаема глубиной неверия» — это из богослужения на Фоминой неделе. Мы нуждаемся в чудесах по своему маловерию, да! — но Господь не оставляет нас в этой беде, Он дарует нам видимые, объективно свидетельствуемые чудеса. Намеренно искать чудес — неправильно, неразумно, но заранее не признавать их, отказываться в них верить, вооружаться тотальным скепсисом — еще неразумнее. И это от худшего маловерия, так мне кажется.

Чудо пугает. Почему? Потому что оно не оставляет путей к отступлению, оно вынуждает человека шагнуть на иную, высшую ступень веры. Есть вера-психотерапия: я буду думать, что Бог есть и что Он есть любовь — чтобы мне легче жилось на этом свете; чтоб надежда всегда была; чтобы выходы находить из всех моих проблем. Но есть и другая вера. Вера Авраама, Исаака и Иакова. Это когда человек ходит пред Богом, когда он все время у Бога на глазах, и знает, что помимо Бога ничего нет. Современному человеку, привыкшему искать личной свободы и личных прав, такой веры подсознательно не хочется, вот почему он бежит от чудес. Я полагаю, что все тексты, «разоблачающие» чудо схождения Благодатного огня, продиктованы именно этим страхом, этим желанием ускользнуть куда-то в сторонку с Божьих глаз.

Ведь на самом­-то деле, достаточно прочитать одно только «Хожение» игумена Даниила, написанное, кстати, девять веков назад, чтоб утратить всякие сомнения.

Но мы спускаемся по лесенке вниз: Литургию будут служить в нижнем храме, непосредственно у места Рождения Спасителя — благодаря Божией помощи, мои «топографические» сомнения позади. Все непривычно: греческий язык, иное пение, отсутствие алтарной преграды (все непосредственно перед глазами), отсутствие Великого входа, скажем, потому что просто некуда выходить — места очень мало. И то, что не исповедовались. И что к Чаше прикладываться по Причащении нельзя.

И то, наконец, что я в слезах. Впервые в жизни со мной такое — в храме. Во время богослужения.

Конечно, я теперь буду жить совсем, совсем по-другому!..

Увы. Не проходит и часа, как я обнаруживаю в себе и отчасти проявляю внешне весь свой букет: и раздражение, и тщеславие, и нетерпение, и эгоизм.

Во мне нет веры Авраама. Даже после встречи с чудом нет. Одной только встречи с чудом недостаточно для того, чтобы ее обрести.

Мы постоянно читаем Евангелие здесь, на Святой Земле — в нашей группе нет священника, но есть опытный церковный чтец и есть Дима Кимельфельд, который не забывает об этой необходимости. Мы останавливаемся на Горе Блаженств (Нагорной проповеди), на Тивериадском озере (оно же Галилейское море, оно же Кинерет), на горе Фавор — и вновь вслушиваемся в эти слова. И до нас доходит то, что не доходило ранее.

Например: вам дано знать тайны Царствия Божия, а прочим в притчах, так что они видя не видят и слыша не разумеют (Лк. 8, 10). Эти слова всегда казались мне загадочными. И только здесь, на берегу Галилейского моря, стали яснее. Для того, чтобы понять эти слова, нужно самого себя почувствовать прочим, неспособным вмещать всю полноту Истины, неспособным к той самой вере Авраама, Исаака и Иакова — но способным усвоить сюжет как поучение. Поучение в том, например, что нельзя бросать камень в другого, если сам не без греха.

— Батюшка, у нас лишние люди в автобусе! Зачем их к нам посадили, нам же мест из-за них не хватит!

— Это какая-то неорганизованная группа, они тут без священника. У них свой автобус должен быть, а их к нам зачем­-то сажают.

— Женщина, это наше место! Мы на этом месте с самого начала сидим. А вы пришли и уселись.

Мы, «неорганизованная группа», озираемся и ежимся. Сейчас нас выкинут из автобуса, и мы навсегда останемся здесь, в путанице грязных арабских кварталов, возле нашего полуторазвездочного отеля.

Группа, недовольная нашим присутствием в автобусе, действительно очень организованная и благочестивая. Она везде ходила в белых платках (женщины, естественно), с большими крестами в руках (крестами торгуют мусульмане) и у всех здешних святынь дружно пела.

А мы и петь-то не умеем. Точно, выкинут.

— Православные! — это уже батюшка.— Успокойтесь. Мест в автобусе хватит всем, потому что всех заранее пересчитали. А вы (это уже нам, «лишним») не обижайтесь: люди просто очень вас любят и боятся, что вы по ошибке сядете не в тот автобус.

А может, впрямь не обижаться? Я ведь помню, что происходило во мне самой — ну хотя бы вчера в очередном старинном монастыре по дороге. Мне срочно надо купить несколько иконок — народу-то в Саратове много ждет! — автобус наш вот­вот тронется, а эти бабушки из Урюпинска все лезут и лезут со своими сорокоустами.

Впечатления?.. Их много. Иудейская пустыня, в которой сатана искушал Христа — для того, чтобы это лучше понять, нужно ее увидеть. В ней нет совсем никакой воды и никакой еды, даже травинки нет, которую можно было бы сорвать и сгрызть. И много-много камней лежит, и они готовы, кажется, сделаться хлебами, дабы погубить человечество.

Естественные пещеры в скалах — бедуины и теперь загоняют в эти пещеры скот во время песчаных бурь и страшных зимних ливней. И ясли, кормушки то есть, и сегодня в некоторых таких пещерках стоят.

Лавра Саввы Освященного, особо почитаемого в православном мире святого. В его пустынной обители родился тот Церковный Устав, который мы используем сегодня. Женщин дальше ворот не пускают, однако выносят им огромные черные зонты для защиты от пустынного солнца, старинный медный чайник с травяным чаем и маленькие фотооткрытки — место погребения преподобного Саввы.

Греческий монастырь Герасима Иорданского близ города Иерихона. Икона — Герасим со львом, ланью и верблюдом. Фотографии на стене: на руках у монаха — маленькая газель со сломанной, забинтованной ногой. Традиция заботиться о животных сохраняется со времен святого, братом которому стал лев. О людях тоже заботятся: нас (одну из бесчисленных паломнических групп!) сразу усаживают за стол с лепешками, монастырской похлебкой и чаем. Не забыть: «спасибо» по-гречески «евхаристо».

Городок Бейт Джали, в котором жил будущий архиепископ Мир Ликийских и над которым он стоял в небе во время войны 1967 года, отталкивая снаряды. Если бы я не видела чуда в Вифлееме — я бы не поверила.

Храм Георгия Победоносца в Лидде. Место погребения святого, столь любимого на Руси. Товарищ по группе приглашает меня к разговору с «русским батюшкой», который очень хорошо разъясняет чудо о змие. «Батюшка» на поверку оказывается архиепископом Тобольским и Тюменским Димитрием. Теперь храню подаренную им иконку.

Горненский женский монастырьГорненский женский монастырь в Эйн Кареме — в той самой Нагорной стране, в которую поспешила Мария, дабы рассказать родственнице Своей Елизавете о произошедшем с нею, Марией, чуде. Место невероятной красоты. Маленькое кладбище. Русские и украинские фамилии в скобках после монашеских имен. Даты упокоения — с 50-х годов по начало XXI века.

Мощи преподобномученицы великой княгини Елисаветы и инокини Варвары в монастыре Марии Магдалины, принадлежащем Русской Православной Церкви Заграницей.

Археологический раскоп в Иерусалиме — церковь VI века. Низкие сырые своды, каменный престол, каменный крест. Наша полусознательная остановка — на границе предполагаемого алтаря. Удивительное чувство вневременности Церкви.

И, конечно, Гефсиманский сад.

Это далеко не полный перечень. Полный невозможен, да и не нужен. Сейчас, перечитывая программу нашего пребывания на Святой Земле, я с некоторым ужасом осознаю, что многого не помню совсем, многое слилось или провалилось в памяти. Следует, может быть, сказать еще об одном искушении паломника — искушении усталостью. Что нужно, чтобы преодолеть и его тоже? Нужна та самая вера, отсутствие коей в нас показывает нам Святая Земля.

Вера Авраама, Исаака и Иакова. Вера, при которой человек всегда чувствует себя у Бога на глазах. Кажется, она недостижима для нас. Мы не сосредоточены на главном, на благой части (ср.: Лк. 10, 42), и потому заваливаем экзамен паломничества, не паломниками на поверку оказываемся, а туристами, озабоченными своим местом в автобусе или снимком на фоне достопримечательности.

Василий Николаевич Хитрово, ставший моим постоянным спутником на Святой Земле, пересказывает страницы жития святого Давида Гареджийского[2]:

«.он много лет стремился поклониться иерусалимским святыням, и вот желание его исполнилось. Из Грузии прошел он долгий путь до Палестины, и наконец с одной из окрестных гор увидал перед собою столь желанный Святой Град. Тогда он, святой отец, не решился идти далее, а в виду Иерусалима совершил молитву, поднял с земли три камня на память и, не вступая в город, вернулся на родину, сознавая все свое недостоинство осязать и приложиться грешными устами к таким святыням. Кто с такими чувствами совершает паломничество, для того оно, без сомнения, будет плодотворным.»

Способны ли мы — нет, не остаться на все эти дни в Бен-Гурионе, в Тель­Авиве, не купить в том же Бен-Гурионе сразу же обратный билет — нет, конечно! Но хотя бы в какой­то мере испытывать те же чувства?

Нет! Но мы не можем не искать этих чувств, этой веры. Потому что без них человеку не жить. И здесь, на земной родине Слова, ставшего плотью и обитавшего с нами (см.: Ин. 1, 14) — этого нельзя не понять.

«Аз же неподобно ходил путем сим святым, во всякой лености и слабости. яко что добро сотворих на пути сем, не буди то: ничтоже бо добра створих на пути сем.» — писал игумен Даниил — нам, своим потомкам в утешение.

Журнал «Православие и современность» № 19 (35), 2011 г.

[1] Василий Николаевич Хитрово (1834−1903) — учредитель Императорского Палестинского общества, выдающийся организатор паломничества и исследователь Святой Земли

[2] Преподобный Давид Гареджийский (VI век), сириец по происхождению, один из просветителей Грузии

http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=58 108&Itemid=3


Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика