 |
| Российская газета | Елена Яковлева, Елена Степанова, Митрополит Тихон (Шевкунов) | 23.09.2011 |
Отцу Тихону то и дело звонят. 
Профессор Нарочницкая говорит, что не спала ночь, увлекшись чтением. Как я ее понимаю! Три раза смеялась — до колик. Два раза плакала, уткнувшись в подушку. От счастливого горя. От трезвого счастья. Моей веры.
Первая «пыльца» собранных смыслов — это же абсолютная правда. Без малейших прикрас.
Над текстами о Церкви часто довлеет позапрошлого века традиция — обо всем говорить причесанно, общо, пристойно, безпроблемно, вычищая все недостатки. Ну ладно, в 19 веке роль усредняющего ри-райта, похоже, играла цензура, а сегодня он зачем, уныло рассуждаешь, закрывая очередную книгу и опасаясь, что традиция станет эталонной.
Но к нашему общему счастью появилась не подлежащая никакой «благолепной» редактуре и написанная абсолютно авторски книга отца Тихона. Все в ней дышит личным опытом и пронизано авторским стилем, причем стиль не уступает лучшим рассказчикам века, начиная от Чехова и кончая Конецким и Довлатовым.
И когда я читаю, как удивительный монах, который погибнет (еще не знаю об этом, но по чему-то неуловимому чувствую) в аварии, говорит девице, не надевающей платка: «Я вам половичок к голове гвоздиком прибью», я понимаю, что у меня появилась еще одна парадоксальная фраза.
Никто в этой книге — ни автор, ни герои — специально не выставляются «в лучшем свете» (хотя некоторые, видимо, будут прославлены русской церковью как святые), и от этого ощущение невероятной силы и правды.
Церковный опыт автора начался с послушания в монастыре. Интеллигентный московский мальчик, ВГИКовский студент, чистил выгребные ямы и убирал за коровами лепешки. Уставая до слез. Огорчаясь до слез. Автор специально не педалирует, но по всему видно, сколько шероховатостей, заноз, колючек, ран от гвоздей нес в себе опыт монастырского общежития. Но каким-то необыкновенным и целительным образом он перетекал не в обиды, не в саможаление, не в привычное индивидуалистическое чайльд-гарольдство, а в такое незнакомое, и в такое странно знакомое смирение и послушание.
И вот когда изнутри такого опыта, в котором «за все заплачено», человек начинает говорить о «мире невидимом» как о само собой разумеющемся, он становится само собой разумеющимся и для читателя. Любой спор и недоверие почти автоматически обрекаются на глупость. Ты грешишь не против навязываемой тебе сверху истины, а против вкуса. Вкуса правды.
Но настоящий секрет книги не во множестве чудес и явленности прямого действия Божия в человеческой судьбе, а в том, что в ней представлены невероятные личности. Эта очень высокая «личностность» как героев, так и авторского видения делает рассказанные им истории незабываемыми притчами.
Героями этих притч помимо великих старцев, казначеев и наместников становятся Булат Окуджава, Сергей Бондарчук, Андрей Битов, теща маршала Жукова, вчерашний высокопоставленный начальник и его дочь, автор всем известных ныне песен иеромонах Роман, генеральный прокурор, притворившийся монахом воришка, и посещавший Печоры с визитом президент Ельцин. И понимаешь, вот уж точно нет в вере и Церкви ничего анахронического и маргинального — сердцевина человеческой жизни.
При этом все время трезвящая нота правды, и «тексты акафистов не совершенны», и «характер (у наместника) не лечится».
Я думаю, что именно такого рода книги обезоруживают противников веры, чья позиция чаще всего держится на предубеждении, что Церковь манипулирует людьми, («морочит людям бошку», как любит говорить один мой знакомый интеллектуал). Опыт жизни, полный жажды, вопросительности, страданий, исканий, и вместе с тем обычных слабых человеческих движений души, стремлений и желаний, а иногда очевидных и сильных недостатков, представленных без осуждения — может быть, это лучший способ свидетельствования о вере?
В книге очень много афористически-точных, похожих на духовные формулы выражений «Господь не любит боязливых», «Это заслуженно, но не полезно», «Судить о делах настоятеля — не моя мера», «Там, где неправда, „ура“ не кричи».
Кто-то из святых, кажется святитель Игнатий Брянчанинов, писал, что за неимением духовных наставников, учиться надо у книг. Отец Тихон наотрез отказывается относить эти слова к своей книге: «Святитель Игнатий вел речь о святоотеческой литературе». Но когда рассказанные истории подсказывают тебе твои собственные недостатки, размыкают болезненные проблемы, развязывают внутренние узлы, предупреждают, то они ведут тебя. Открывают путь. Тот самый Путь. Который Истина и Жизнь.
ПРОПОВЕДЬ С ЛИСТА
Неожиданные рассказы о жизни Церкви корреспондент РГ обсудила с автором.
Российская газета: Пожалуй, самое поразительное в вашей книге, это решение прямо говорить о «мире невидимом» и его действии в мире видимом. Мне кажется, что это пока еще не вписано в современные — мыслительную и культурную — традиции. Качественные газеты, например, не впускают на свои страницы мистического содержания любого толка, будь то, хоть спор о вере, хоть письмо читательницы на тему «на меня соседка порчу навела»
Архимандрит Тихон: И правильно делают. Я и сам недолюбливаю мистику. А что касается книги, то помните у Шекспира: «Есть многое на свете, друг Гораций, что и не снилось нашим мудрецам». В книжке истории, может для кого-то и могут показаться чудесными, фантастическими, необычайными, но для церковной жизни они весьма обычны. Да и личности, действующие в них, зачастую всем известны.
РГ: Речь если не о чудесах, то о прямом действии Божием.
Архимандрит Тихон: А вот от этого никуда не деться, как бы высоко такие слова не звучали. В книге документально рассказывается о мире, которой находится рядом. Совсем поблизости от нашего обыденного и привычного. Только мы среди важных и суетных дел этот мир не замечаем. Пока не выясняется, что проживаем жизнь, не замечая главного.
РГ: Ваши герои, псково-пчерские старцы отец Иоанн Крестьянкин, отец Серафим, может быть, будут прославлены как святые.
Архимандрит Тихон: Как один инок говорил, критически глядя на себя: «Я не монах, но я видел настоящих монахов». Я бы мог повторить за ним.
РГ: Но в книге много и веселых, забавных историй о «несвятых» святых.
Архимандрит Тихон: Это не потому, что мне так уж захотелось рассмешить читателя, а от того что в этом «мире рядом» очень много радостного. И даже трагедии в нем не заканчиваются отчаянием, напротив, они — великая часть жизни и познания, всегда ведут к удивительным прорывам.
РГ: Вами двигало желание засвидетельствовать этот мир?
Архимандрит Тихон: В первую очередь. И самому войти в него еще раз.
РГ: Среди ваших героев много известных всей стране — Булат Окуджава, Андрей Битов, Сергей Бондарчук.
Архимандрит Тихон: В жизни самых разных людей происходили поразительные духовные события. Мы закрываемся порой от мира «рядом с нами», «железным занавесом», но все равно, мы его полноправные граждане и наследники. Беда в том, что если человек так и не увидит и не войдет в него хотя бы на миг, не свершится важнейшее из событий его жизни.
РГ: Как бы вы назвали это событие?
Архимандрит Тихон: Знакомством с Богом и с самим собой. А это, последнее, не говоря уже о первом, очень полезное знакомство в нашей жизни. И весьма интересное. А ведь многие люди проживают всю жизнь, так и не встретившись, не познакомившись с самим собой.
РГ: Что может быть критерием того, что встреча произошла?
Архимандрит Тихон: Этот момент очень определенный и несомненный. Он связан с покаянием. Но это не то, о чем, как правило, думают далекие от церкви люди. Не нарочитое и тупое самоуничижение, а — последняя и мужественная правда о себе самом. По-гречески покаяние — метанойя — изменение ума. После него человек совершенно по-новому начинает смотреть на самого себя. Зрелище, правда, не для слабонервных. Оно и великих святых повергало в ужас и содрогание. Зато правда — дорогого стоит. И еще — эта правда открывает доселе неизведанный вечный, но абсолютно реальный, наполненный жизнью мир, прекрасней и поразительней которого нет.
РГ: В вашей книге все построено вокруг личностей.
Архимандрит Тихон: Один из древних отцов сказал: Главная минута в жизгни- та, которую ты проживаешь сейчас. А главная встреча — тот человек, который сейчас перед тобой.
РГ: Как вы выбирали стиль разговора с читателем?
Архимандрит Тихон: Я старался, чтобы читатель спокойно и ясно следил за сюжетом и понимал, что я хочу сказать. Нравоучительность и дидактика всегда скучны и совсем неубедительны. А вот живые свидетельства — самое важное, что у нас есть. Ведь и Евангелия — это свидетельства апостолов об их жизни со Христом.
РГ: Книга получилась современной, мир веры не выглядит отгороженным. для читателя с опытом Интернет-чтения — с разножанровыми вставками, записями, цитатами.
Архимандрит Тихон: Честно говоря, я просто писал эту книгу для друзей. Прихожане, студенты, братия монастыря дано просили записывать эти истории. Писал книжку в машине, в самолете, извините, на разных совещаниях — времени-то нет. Мы, священники сегодня — и прорабы, и преподаватели, и воспитатели в детском доме, а я еще и председатель колхоза в Рязанской области. Но остается долг перед людьми, с которыми я должен говорить вовсе не на хозяйственные темы. И эта книга была маленькой попыткой отдать его.
АВТОРИТЕТНОЕ МНЕНИЕ
Борис Любимов, профессор, доктор искусствоведения:
- «Назидательные новеллы» — так назывался цикл произведений Сервантеса и, пожалуй, так можно было бы определить и самый тип повествования отца Тихона с той лишь поправкой, что никакого «назидания» в рассказах отца Тихона нет и в помине; оно вытекает из сюжета каждого из рассказов, да и от умонастроения читателя: хочешь — включайся в подтекст и игру смыслов новеллы, а не хочешь — что ж, оставайся довольным тем, что она тебя развлекла и рассмешила. Вот и смехом книга может и удивить непривычного читателя, а иного ханжу и оттолкнуть — что это за смех на страницах книги, написанной монахом! Хотя, на самом деле, смех отличает не только и до сих пор пререкаемую для многих книгу Рабле, но и иные жития святых, а слово «веселие» одно из самых часто употребляемых на страницах молитвословов и богослужебных книг. Церковный смех — это смех Богом упоенного человека, радующегося и веселящегося, оттого что все устроено Богом прекрасно и, несмотря на ухищрения сатаны и бесов, несмотря на падения и грехи человека, природа и человек не погибли безвозвратно и не перестают удивлять и восхищать красотой и величием.
«Несвятые святые» — гимн церковности, романтиком которой был отец Павел Флоренский в своей молодой книге «Столп и утверждение Истины». Отец Тихон (Шевкунов) не романтик, а реалист, но энергия его рассказов, коротких или длинных, веселых и горьких, с хорошим концом или трагичным ведет читателя внутрь церковной ограды, не оставляя его «около церковных стен» (Розанов), а все ближе и ближе к центру церковного мироздания, к его «святая святых» — алтарю и престолу.
