Святитель Григорий Палама об исламе

Святитель Григорий Палама родился в 1296 году в Малой Азии. Во время турецкого нашествия семья его бежала в Константинополь и нашла приют при дворе Андроника II Палеолога (1282−1328). Отец святого Григория стал крупным сановником при императоре, но вскоре умер, и сам Андроник принял участие в воспитании и образовании осиротевшего мальчика. Император хотел, чтобы юноша посвятил себя государственной деятельности, но Григорий, достигнув 20 лет, удалился на Афон в 1316 году и поступил послушником в монастырь Ватопед, где под руководством прп. Никодима Ватопедского принял постриг. Мать Григория вместе с его сестрами также приняла монашество.
После смерти духовника, поселился в обители Глоссии. Настоятель научил св. Григория молитвенному умному деланию (исихазм). В 1326 г. из-за угрозы нападения турок вместе с братией он перебрался в Фессалоники, где был рукоположен в сан священника. В 1347 г. Исидор возвел св. Григория в сан архиепископа Фессалоникийского.
В 1354 г. св. Григорий был призван в столицу для решения спора между Иоанном V Палеологом и Иоанном VI Кантакузиным. В пути св. Григорий вместе со своей свитой неожиданно попал в плен к туркам, захватившим галеру, на которой он плыл. Изведав все тяготы плена, продолжая проповедовать и собеседуя с высшими лицами турецкого государства (представителями эмира Орхана, принцем Измаилом, позднее казненным в 1373 г.), он был, наконец выкуплен сербами спустя чуть больше года (плен длился с марта 1354 по июль 1355). Святитель благополучно вернулся в Фессалоники, где и скончался 14 ноября 1359 года.
Творения

Святителю Григорию принадлежит два сочинения, непосредственно касающихся ислама. Оба они написаны во время плена и могут быть надежно датированы 1355 г. Это «Письмо своей Церкви» и застенографированный Таронитисом диспут с некими хионами, состоявшийся по повелению эмира Орхана. Существует также письмо Давиду Дисипату, однако сообщения его об исламе слово в слово повторяют материал «Письма своей Церкви», поэтому рассматривать его отдельно не имеет смысла. Послание датируется последней частью плена, когда он был заключен в Никее, то есть, примерно весной 1355 г. Письмо ссылается также на диспут с некими хионами, который состоялся перед отправкой святителя в Никею. Диспут был записан неким врач ем Таронитом, который никак иначе, кроме указаний Паламы, неизвестен.
Место в византийской антиисламской полемике

Антиисламские сочинения святителя Григория Паламы интересны и оригинальны сразу в нескольких отношениях. Прежде всего, их отличает от большинства представителей предшествующей традиции то, что они возникли из непосредственного опыта соприкосновения с миром ислама и сам святитель для себя считает это важным, указывая в «письме», что свое мнение об исламе и мусульманах он сформировал, «лучше узнав их образ жизни».
Уже в Лампсаке состоялись первые богословские дискуссии с мусульманами, на основе которых святитель делает общие замечания об исламе и его последователях. Затем пленников переводят в летнюю резиденцию эмира Орхана, находившуюся неподалеку от Бруссы; где святитель участвовал в трапезе и апологетической беседе с внуком Орхана, турецким принцем Измаилом, о котором ему рассказывали как об «одном из самых жестоких людей и злобных врагов христиан», но который лично к свт. Григорию отнесся с уважением. Наконец, в Никее свт. Григорий наблюдает за похоронным ритуалом мусульман, и после оного завязывает разговор с совершавшим его имамом[1]. Все эти разговоры подробно описаны им. Свт. Григорий сожалеет, что у него не хватает сил записать все его разговоры с мусульманами, он убежден, что подобная запись как его реплик, так и реакций на них со стороны турок, была бы очень полезна для христиан.
Диспут с хионами записан как отдельное сочинение, однако «текст письма и диалог составляют единый источник опыта Паламы турецкого плена. Хронологически оба текста написаны в один год, письмо написано после разговора. Хотя диалог записан не рукой самого святителя, он, тем не менее, излагает его мысли и поступки и получил одобрение со стороны самого Паламы"[2], который ссылается на сделанную Таронитисом запись и рекомендует ее к прочтению для интересующихся. В византийской литературе это, наверное, единственный представитель жанра «диспут в собрании эмира», столь популярного в арабской и сирийской христианской литературах в IX-ХII вв. Сам Орхан, принимая решение о устроении диспута, видимо, желал подражать своим предшественникам, которые имели обыкновение организовавыть диспуты между представителями разных религий и сект в присутствии эмира, который являлся окончательным судьей в споре. Диспут с хионами уникален и тем, что он представляет собой стенограмму подлинного диалога, в которой Таронитис отмечает не только произнесенные реплики и аргументы святителя, но и те, которые ему не дали высказать, или в высказывании которых отпала необходимость по ходу живой дискуссии. Таким образом, мы можем составить представление о том плане диспута, который составил свт. Григорий при подготовке к нему.
«Атмосфера исламско-христианского диалога в текстах Григория Паламы дышит особенным величием и специфической деликатностью. В этих диалогах Палама показан четким и твердым в христианских положениях и, вместе с тем, спокойным и умеренным по отношению к мусульманской реакции. Григорий хотел убедить своих собеседников: поэтому он опирается тезисы, являющиеся общими для обеих религий — например, он начинает с понятия Божества, как его понимали мусульмане на основании свидетельств Корана о Христе, Слове Божьем».[3]
«Св. Григорий считает турок «самыми варварскими из варваров», но воспринимает свое пленение как промыслительное, ибо оно позволяет ему явить им Евангелие. Это миссионерское попечение видно и в двух рассказах, сообщаемых св. Филофеем о плене архиепископа"[4]. Подобное видение Фессалоникийский святитель распространяет и более широко, благодаря такому видению «свт. Григорий сформулировал и использовал некоторые новые идеи относительно ислама и роли мусульман в Божественном плане. Мусульманское завоевание позволяется Богом для предоставления диалога между христианством и исламом, и для проповеди Евангелия мусульманам"[5]. Он надеется, что все мусульмане некогда обратятся ко Христу, если не в этой жизни, то, по крайней мере, во время Страшного Суда, когда пред Ним «всякое колено преклонится, небесных, земных и преисподних».
Philippidis-Braat считает, что в богословской аргументации Паламы против ислама очень мало оригинального[6]. Однако с этим сложно согласиться. Св. Григорий предлагает ряд оригинальных доказательств троичности Бога, Божественности Христа на основании именования Его Словом в Евангелии и Коране, возможность воплощения для Бога и объяснения иконопочитания — в «Диспуте», в «Письме» же он передает удачные и новые контраргументы против мусульманских обвинений в том, что якобы Богу для рождения Сына нужна жена, что якобы христиане исказили Евангелие, что их несчастья и поражения свидетельствуют о неистинности их веры; помимо этого святитель дает объяснение, почему после Христа невозможно появления другого пророка.
Вообще в целом «аргументация Григория Паламы оказывается диалектически весьма утонченной. Он не избегает критических положений, чтобы сохранить внешне гармоничное впечатление. Что касается отношения к Мухаммеду, Григорий отвечает благородно, но однозначно. На протяжении диалога святой обращает особое внимание на то, чтобы не задеть религиозного чувства собеседников. При том, что нет взаимопонимания, господствует атмосфера взаимного уважения"[7]. В полемике святитель Григорий часто пользуется методом аналогий, традиционным для византийской полемической литературы. В лучших традициях этой же литературы он постоянно старается вывести каждый свой аргумент и почти каждое свое утверждение из вероучения самих оппонентов.
Находит в полемике с мусульманами отражение и богословие свт. Григория о нетварных энергиях Бога. Употребляя распространенный и чрезвычайно популярный пример солнца для иллюстрации триадологического учения, свт. Григорий привносит понятие Божественной энергии. Это — другой, наряду с вочеловечиванием Сына Божия мост между двумя сферами бытия — тленной и нетленной. Иванова выражает сомнение в подлинности признания мусульманами Троичности Бога, которое произошло с необычной легкостью и полагает, что это полемическое преувеличение Таронитиса[8]. Однако и клятвы стенографиста, и рекомендации самого Паламы, и, главное, психологически достоверное описание удивления, которое испытали христианские слушатели диспута, не оставляет пространства для подобных сомнений. «То, что турецкие чиновники неожиданно легко приняли и утверждения о Троичности Бога и высказывание о свободе воли, объясняется их секулярностью, религиозной индифферентностью и стремлением унифицировать различные религии… Видимо, сами не признавали себя компетентными в этих вопросах — если вспомнить, как они советовались со всеми относительно чудес Мисея».[9]
Крайне важно и интересно подробное описание методики миссионерского диалога, которое приводит святитель в своем «Письме». В диалоге с мусульманами он основывается на примере речи св. апостола Павла в Афинском ареопаге: узнав о смысле мусульманского ритуала погребения, он выражает одобрение тому в нем, что может вызвать оное без ущерба для христианской совести и на основании этого переходит к возвещению Божества Христа, стараясь выводить свои утверждения из привычных воззрений турок. Говоря прямо неприятные для собеседников вещи о их религии, он вместе с тем сохраняет и даже неизменно подчеркивает доброжелательное отношение к ним лично.
«Знание Паламы относительно Ислама ограничено несколькими основами, которые он, кажется, получил из популярных христианских источников"[10]. Их было, по-видимому, не очень много. Свт. Григорий значительно зависел от прп. Иоанна Дамаскина: в догматической части он много заимствует из «Точного изложения православной веры», в части полемической ощущается явное влияние 100 главы «О ересях». Другим источником Паламы было «Опровержение Корана» Никиты Византийского: именно оттуда он позаимствовал ошибочную идею, введенную Никитой, о том, что мусульмане якобы верят, что Христос будет судьей мира.
Теперь несколько слов о том, как антимусульманские работы святителя отразились на последующей византийской полемике с исламом. Те немногие полемисты, что еще успели написать свои сочинения за последний век существования империи, не обошли вниманием вклад свт. Григория. На основании анализа сочинений Кантакузина и св. Григория Паламы, Todt приходит к выводу, что первый «при составлении своих «Апологий» и «Слов» постоянно имел перед глазами «Письмо своей Церкви» и диалог, записанный Таронитисом"[11]. Совпадение видно в вопросах об искаженности Евангелия, насильственного распространения ислама, объяснение почитания креста и икон и др. Кроме этого, влияние «Письма» прослеживается в антимусульманской 4 главе ересиологического сочинения «Против всех ересей» одного из преемников свт. Григория — свт. Симеона Фессалоникийского. Оно видно в описании аморальности мусульманского образа жизни как аргумента против ислама.
Помимо распространения в Византии, «диспут с хионами» очень рано был переведен на славянский язык, вероятно, в конце XIV в.[12] Критический текст славянского перевода был опубликован Г. М. Прохоровым.[13]
На писателей древней Руси диалог свт. Григория оказал определенное влияние. Так, известный полемист, прп. Иосиф Волоцкий обширно цитировал в своем «Просветителе», — сочинении, напрвленом против ереси жидовствующих, — аргументы Паламы об иконах (6-е слово), о справедливости Бога в отношении к спасению человека из рук диавола (4 слово) и о Троице (1 слово). «Еще одним фактом уважения к «Беседованию» на Руси является рекомендация его в числе книг, «которых следует читать и внимать», находящаяся в конце рукописи конца XVI в., содержащей сочинения св. Максима Грека».[14]

[1] Святитель называет его tasimЈnej, по-видимому, от тюркского danismend («учёный, учитель»).

[2] Sahas D.J. Captivity and dialogue: Gregory Palamas and the Muslims // The Greek Orthodox Theological Review N25 1980. — P. 426.
[3] ep…skopoj AnastЈsioj (GiannoulЈtoj). O diЈlogoj me to islЈm apТ orqodТxh Јpoyh // Oikoumenh. 1998, T. 2. — S. 61.
[4] Иоанн Мейендорф. Жизнь и труды святителя Григория Паламы. СПб., 1997. — С. 234.
[5] Ivanova Z. The Balkan Orthodox view on Islam in the context of the Ottoman conquest and rule during the 14th-15th century // - http://www.geocities.com/umaximov/zlatina.htm.
[6] Philippidis-Braat A. La captivite de Palamas chez les Turcs: Dossier et commentaire // Travaux et memoires, t. VII. Paris, 1979. — P. 198.
[7] ep…skopoj AnastЈsioj (GiannoulЈtoj). O diЈlogoj me to… - S. 62.
[8] Иванова З.И. Антиислямската полемика във Византия през Палеологовата епоха. София, 1995. — С. 69.
[9] Прохоров Г. М. Прение Григория Паламы с «хионы и турки» и проблема «жидовская мудрствующих» // Труды Отдела древнерусской литературы. N27, 1972. — С. 345.
[10] Sahas D.J. Gregory Palamas on Islam // The Muslim World N73, 1983. — P. 10.
[11] Todt K-P. Kaiser Johannes VI. Kantakuzenos und der Islam. Wurzburg, 1991. — S.
[12] Прохоров Г. М. Прение Григория Паламы с «хионы и турки» и проблема «жидовская мудрствующих» // Труды Отдела древнерусской литературы. N27, 1972. — С. 347.
[13] Прохоров Г. М. Указ. соч. — Сс. 359−365.
[14] Прохоров Г. М. Указ. соч. — С. 350.