 |
| Фома | Сергей Худиев | 16.08.2011 |
Посещая некоторое время назад Саранск, Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл в одной из проповедей процитировал святителя Иоанна Златоуста: «если мы хотим стать подобными Спасителю, мы должны делать общее дело, не ища своего». Как отметил Святейший, одну эту фразу — «должны делать общее дело, не ища своего» — «нужно золотыми буквами выбить, чтобы она была в кабинете каждого начальника, в каждом месте, где люди задумываются о благе страны и о благе людей».
«Когда мы становимся подобными Христу? Тогда, когда мы способны делать общее дело. Мы знаем, что многие философские учения, многие идеологии призывали людей к солидарности, то есть к общему делу. Почему? А потому, что без солидарности ничего нельзя сделать. Но эта солидарность, основанная на человеческой мудрости, на идеологии, рассыпалась как прах и пепел. Можем ли мы иметь такую основу человеческой солидарности, которая переживет века, которая переживет смену поколений, которая станет прочной основой для возрождения нашего Отечества, преодоления экономических и прочих трудностей, с которыми мы сталкиваемся?».
Как и многие слова Патриарха, эти слова обращены не только к церковным людям, но и ко всем; поэтому нам стоит рассмотреть подробнее их мировоззренческий контекст и их значение для нашего общества.
Катастрофы последних нескольких лет, обернувшиеся сотнями жертв — пожар в «Хромой Лошади», крушение «Булгарии», общее положение дел с коррупцией и криминализацией экономики — делают особенно заметным крах наивной веры в то, что если люди будут руководствоваться только своими частными, эгоистическими интересами, стремлению к прибыли и личному обогащению, «невидимая рука рынка» расставит все по своим местам. Отнюдь не отрицая рыночных механизмов как таковых, свободной конкуренции, личной инициативы, надо отметить и их принципиальную недостаточность.
Само по себе стремление к удовлетворению своих личных — или, в лучшем случае, семейных — интересов отнюдь не приводит к всеобщему процветанию. Мы видим, как предприниматели (как в случае с «Булгарией») грубо пренебрегают требованиями безопасности, чтобы минимизировать свои расходы; что люди, занимающие те или иные государственные посты, используют их не для служения общему благу, а для извлечения прибыли, как эффективность государства в поддержании порядка и справедливости разрушается из-за того, что соображения личной выгоды оказываются гораздо важнее, чем соображения долга перед обществом. Рост коррупции и преступности, неудовлетворительное исполнение государством своих функций по обеспечению правопорядка — это то, от чего страдают все; так пренебрежение к общественному долгу и общему благу наносит ущерб частным интересам каждого.
Все это побуждает — если не сказать, вынуждает — задуматься о тех ценностях, на которых мы хотим строить наше общество. Ибо вопрос о ценностях не относится к отвлеченному теоретизированию; это вопрос глубоко практический, и неспособность задуматься над ним и ответить на него порождает глубоко дисфункциональное общество, от болезней которого страдают все его члены.
Поэтому нам необходимо осознать, провозгласить и принять те ценности, на которых мы намерены строить нашу общую жизнь; в этой статье хотелось бы особенно рассмотреть такую ценность, как солидарность. Но прежде всего, мы должны обратиться к рассмотрению вопроса о ценностях вообще.
Любая цивилизация — включая, разумеется, и русскую — созидается на мировоззрении, которое включает в себя представление об объективном нравственном законе, о предназначении общества и человека, о месте личности в обществе и в мироздании в целом, об обязанностях человека по отношению к своим ближним. Любая цивилизация давала человеку определенное место в великом сообществе, включавшем усопших, живых, и тех, кому еще предстояло родиться, сообществе, где живущие принимали наследие предков, чтобы передать его потомкам.
Эти цивилизационные основы обычно воспринимаются как настолько само собой разумеющиеся, как воздух, которым люди дышат, что на них начинают обращать внимание только в двух случаях — когда их доводится сравнивать с основами другой великой цивилизации, или когда они начинают разрушаться. Впрочем, как мы знаем, бывает, что их сознательно стремятся разрушить, надеясь возвести на развалинах старого новый и лучший мир.
Наша страна — и сопредельные страны — пережила грандиозный социальный эксперимент, в котором все, относящееся к христианской цивилизации, было объявлено источником угнетения и препятствием к наступлению лучшего будущего. Во имя этого светлого будущего — которое, как мы знаем, так и не наступило — предполагалось отвергнуть наследие прошлого. В нашей стране — и ряде других стран — это приняло форму кровавой революции с последующим установлением диктатуры; в других странах это имеет характер постепенного и плавного отхода от христианских основ жизни. Но отхода куда? Какую картину мироздания предлагают нам принять как «современную» и почти само собой разумеющуюся?
В этой картине мира, которая либо прямо провозглашается материалистической, либо подразумевается в качестве таковой, Вселенная лишена каких бы то ни было ценностей, какого бы то ни было смысла, цели и предназначения. Жизнь и разум считаются порождениями абсолютно бездумных и бесцельных природных процессов, которые не желали и не могли желать нашего появления; звездное небо над нами — бессмысленным скоплением материи, которая вечно кружится по своим неизменным законам, нравственный закон внутри нас — не более чем результатом общественного давления, надежда на вечное спасение и окончательное торжество добра — не более чем иллюзией. Как прекрасно формулирует эту точку зрения современный атеистический публицист Ричард Докинз, «в конечном итоге, в мироздании нет ни цели, ни смысла, ни добра, ни зла, ничего, кроме бездумного, безжалостного безразличия».
Не все это ясно формулируют — но многие из этого исходят. И мы, увы, во многом живем в мире, сформированном — или, вернее, деформированном — именно таким представлением.
В нашей стране была предпринята попытка заметить веру в Бога неким атеистическим суррогатом, предлагавшим свой вариант «жизни будущего века», в котором грядущие поколения, как предполагалось, насладятся плодами трудов и жертв ныне живущих. А ныне живущие, унавозив почву для грядущего, должны умереть безо всякой надежды воскресения. Этот суррогат доказал свою нежизнеспособность — но он хотя бы задавал какую-то систему моральных координат, которая оказалась полностью утрачена с его падением.
Разумеется, нравственное или безнравственное поведение — результат личного произволения каждого конкретного человека. Однако для того, чтобы он мог сделать свой выбор, ему должна быть предложена внятная система морали. Для того, чтобы человек мог решать, желает ли он идти по пути правды, этот путь должен быть ему указан.
Нередко приходится слышать, что люди вправе сами для себя определять, что такое хорошо и что такое плохо; любое указание истинного пути рассматривается как невыносимое покушение на личную свободу. Что же, люди, обладая личной свободой, могут принять такую точку зрения — но тогда они должны принимать и ее последствия. Если вор решает обокрасть Вашу квартиру, значит, он решил, что это хорошо. Если полицейский, к которому Вы обратитесь, откажется искать его, значит, он решит, что это хорошо. Если предприниматель решит сэкономить, подвергая Вашу жизнь опасности, — что же, у каждого у нас есть право решать, что хорошо и что плохо, не так ли?
Позиция нравственного релятивизма, при которой человек не желает признавать объективного характера нравственности, показывает свою несостоятельность, как только кто-нибудь наступает нравственному релятивисту на ногу.
Для того чтобы общество могло существовать, необходимо признание объективного нравственного закона — того, что в раннехристианской литературе называется «путем жизни».
В материалистической картине мироздания такой путь невозможно указать; более того, само понятие высшей Правды в ней лишено смысла. Если не существует ни объективного морального Закона, которому мы обязаны повиноваться, ни высшего Законодателя и Судии, которому мы обязаны дать отчет, а есть только конфликтующие представления различных людей и обществ о том, что им нравится и не нравится — любой разговор о нравственности теряет смысл. Любое «ты должен» натыкается на вопрос «кому?».
В суде обвинитель и защитник обращаются к одному и тому же закону; и только существование закона придает их спору смысл. Без этого закона любые рассуждения о том, виновен человек или нет, достоин ли он наказания или награды, порицания и похвалы, просто бессмысленны — и точно так же бессмысленна любая моральная риторика в мире, где нет объективного нравственного Закона.
Всякий человек, на которого пытаются наложить какие-то нравственные обязательства, вправе спорить — «а кто вы такие, чтобы налагать эти обязательства? Почему вы решили, что я должен им повиноваться?»
Во вселенной, созданной Богом, ответ очевиден — нравственные обязательства налагаем не мы (хотя мы можем, верно или в чем-то ошибаясь, на них указывать). Источником закона — и наших обязательств ему повиноваться — является Бог, наш Создатель и Судия.
Эти обязательства, в частности, включают в себя требование солидарности с другими людьми. Понятие солидарности исходит из того, что человек по природе своей — существо социальное, связанное со своими братьями и сестрами неразрывными связями, которые делают его членом семьи, участником предприятия, жителем города или деревни, гражданином государства, членом народа, наконец, человеческого рода в целом. Временное и вечное, материальное и духовное благополучие человека зависит от того, признает ли он эти братские узы. Смотрит ли руководитель предприятия на рабочих как на соработников, вместе с которыми он служит обществу, или только как рабочую силу, которую он использует для достижения своих личных целей? Видит ли он свою деятельность как служение ближним, при котором коммерческая прибыль является законным результатом, или, напротив, обращен к поиску прибыли любой ценой?
Отказ признавать свою ответственность перед другими людьми, преследование только своих личных интересов — верный путь к личному и общественному краху. И сегодня мы стоим перед необходимостью вернуться к ряду истин, необходимых для нашего выживания. Существует объективный нравственный закон. У людей существуют неотменимые обязательства по отношению к своим ближним — это особенно касается тех, кто занимает государственные посты или обладает экономическим могуществом. Мы стоим перед необходимостью вернуть все их значение великим словам «ты должен».
И первое, что мы должны сделать, — это не бояться свидетельствовать о реальности нравственного закона и не бояться ему следовать. Потому что всем нам надлежит явиться пред лицо нашего Законодателя и Судии и пожать вечные плоды наших временных решений.
