 |
| Российская газета | Андрей Максимов | 27.06.2011 |
Дорогой читатель! Сейчас вашему благосклонному вниманию будет предложена цитата, которую вы читали сто миллионов раз и даже, возможно, знаете наизусть, но я очень прошу: прочитайте ее, пожалуйста, еще раз. Это важно. Итак. «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей Родины — ты один мне поддержка и опора, о, великий, могучий, правдивый и свободный русский язык!» И. С. Тургенев.
Ну как, прочитали? Удалось не просто пробежать глазами знакомые слова, а вдуматься, понять? Почему русский язык «надежда и опора», хотелось бы спросить у Тургенева, да не выйдет… Почему он «великий и могучий», еще понятно. Но почему — «правдивый»? Почему — «свободный»? Разве существуют в природе лживые и зависимые языки?
Нет, можно, конечно, при желании много красивых слов по этому поводу произнести, но вот какого-то конкретного ответа у меня лично нет. Не научили меня этому. Не объясняли.
А что мне объясняли на уроках русского языка? Что мы, и дети наши, и внуки — по большому счету тут ничего не изменилось — учили и учим в школе? Помните? «Жи-ши пиши с буквой „и“. „Не“ с глаголом пишется отдельно». Все эти: «оловянный, деревянный, стеклянный"…Не сказать, чтобы мы учили все это понапрасну: грамотность еще никому не мешала. Только складывается впечатление, что „великий и могучий“ — это одно, а учили мы в школе (и сегодня продолжают учить) нечто другое.
На вопрос, что такое русский язык, нынче, как мне кажется, существует два варианта ответа. Это либо правописание — те самые „не“ с глаголом». Либо то, что невероятно портится (или не портится) благодаря всяким иностранным заимствованиям, что необходимо защищать от нас же самих, поскольку мы, носители языка, относимся к нему неуважительно.
Мало кто из выпускников школ умеет четко, внятно и смело выражать свои мысли
А вот почему у нас слова «воля» и «свобода» имеют разный смысл? Почему у нас есть слово «народ» — чрезвычайно важное, спорное, интересное, а у англичан — нет, зато там есть слово «люди»? Вот это все проблемы русского языка или нет? Может быть, то, что мы изучаем в школе, это грамматика, а философию языка мы не трогаем вовсе, даже не очень понимая, что это такое?
Подобные вопросы возникли у меня после прочтения очень интересной книги Якова Турбовского «Русский язык: между неприязнью и любовью». Турбовской — известный педагог, доктор педагогических наук, председатель Совета директоров школ СНГ. Он рассматривает русский язык так, словно это некое живое существо: как оно живет, как к нему относятся люди, чем питается и так далее. Автор не просто ученый, а человек, страдающий за предмет своего исследования.
В книге я нашел еще одну, не до конца мне ясную цитату из Ушинского. Турбовской пишет: Ушинский утверждал, что преподавание отечественного языка в первоначальном обучении составляет предмет главный, центральный, входящий во все другие предметы.
Хочется воскликнуть на русском нелитературном: ни фига себе! Оказывается, русский язык — это главное! Почему? Турбовской отвечает: потому что язык неразрывно связан с речью.
Мы редко задумываемся над тем, что ребенок познает мир, познавая язык. Сначала он придумывает предметам собственные названия, и эти вещи становятся частью лишь его мира. Затем он узнает названия общепринятые и таким образом входит в наш взрослый мир. Неслучайно Турбовской настаивает: в процессе обучения надо двигаться от мысли к слову, способному эту мысль выразить. Надо научить ребенка пониманию того, что, если он не научится формулировать мысль, то о его уме никто может и не узнать. Это очень важное понимание сущности слова и речи. Вяло, неинтересно, скучно разговаривающий подросток всегда будет выглядеть неумным. И знать язык — это не только (и даже, извините, не столько) знать правила, сколько уметь четко и желательно образно выражать свои мысли.
В Московском институте телевидения и радиовещания «Останкино» я в прошлом году набрал курс, ко мне пришли выпускники школ. Подчеркну: гуманитарии. За первый год обучения я понял, что это умные, интересные, наполненные ребята. Это первый вывод. Второй: мало кто из них умеет четко, внятно и смело выражать свои мысли. Мы усиленно год работали над этим! Но ведь речь идет о выпускниках школ, которые знают русский! Знают, но часто не понимают его сути. Знают, но не умеют использовать.
Может быть, я ошибаюсь, но, мне кажется, это вообще главная тревога Турбовского: многие молодые люди (даже те из них, кто умеет грамотно писать) не умеют пользоваться русским языком как единственным оружием, с помощью которого можно донести до людей свои мысли и убеждения. Я, конечно, не специалист в этом вопросе, но мне кажется, что гибель языка не в том, что в нем появляется много иностранных заимствований (такое было всегда), а в том, что многие носители не умеют им пользоваться. Турбовской вообще считает, что от того, насколько правильно изучается русский язык в школе, зависит будущее нашей страны. Позволю себе подвесить эту фразу без комментария: как говорится, думайте сами, решайте сами.
Но этот смелый вывод исследователя заставил меня вновь задуматься вот о чем. Мы очень часто забываем: образование означает возникновение. В сущности, во всех странах мира могло бы быть учреждение под названием «Министерство образования людей». Какие люди образуются — возникнут — в сегодняшней школе, такую страну мы и получим завтра. То, что в этом образовании русский язык фундамент, для меня безусловно.
В другой, относительно недавно вышедшей удивительнейшей книге Максима Кронгауза «Русский язык на грани нервного срыва» я нашел цифру, которой не устаю поражаться: оказывается, у эскимосов существует 1200 слов для определения оленя! Они видят оленя в 1200 вариациях! Мне кажется, трудно найти лучший пример, показывающий, как язык может раскрыть душу, суть народа. Кронгауз написал книгу популярную. Она стала бестселлером, что само по себе поразительно!
Турбовской создал книгу научную. Главная мысль и, если угодно, главная боль которой выражена в этой печальной констатации: «нам придется осознать необходимость признания объективного существования принципиальных различий между такими явлениями как «русский язык» и учебный предмет «русский язык».
Как писал в далекие времена Жванецкий: то, что мы называем сметаной, сметаной не является. А то, что дети изучают в школе, не является русским языком?
Проблема эта, как я уже говорил, возникла не сегодня: в мои школьные годы чудесные было то же самое. Оно и понятно: изучать грамматику проще, чем философию. И, что немаловажно в сегодняшней ситуации, знание грамматики проверять намного легче, нежели понимание философии.
А закончить я бы хотел еще одной цитатой, по-моему, замечательной. Петр Андреевич Вяземский заметил как-то: «Язык есть исповедь народа. Его душа и быт родной». Походим по улицам, поездим в метро, посмотрим телевизор: послушаем современную русскую речь. Ну, как вам наша «душа и быт родной»? Нравится?
Вопрос задан не для того, чтобы отвечать. А чтобы задуматься.
