Фильм «Страсти Христовы» рождает переживания, несопоставимые с обычным восприятием произведений искусства. Его трудно оценивать в привычных эстетических категориях: реализм, совершенное владение кинематографической образностью, поразительно верные типажи артистов, их одухотворенная игра по законам переживания и перевоплощения (по Станиславскому!). Фильм побуждает ощутить рядом с собой присутствие Бога, зритель погружен в состояние очевидца, свидетеля, сопричастного происходящим событиям. Чудодейственная, неотразимая Правда говорит с экрана, где показано завершение земного пути Христа. И потому так пронзительно, так захватывающе сильно сопереживание зала, и слезы сострадания непроизвольно появляются на лицах зрителей. До сих пор мы читали о судилище над Христом и его муках. Теперь мы их УВИДЕЛИ. Истязания, которым его подвергают, — ужасающи и невероятно жестоки. Муки Его — адские. И столь же реальны мордатые, с валютной свирепостью терзающие Сына Божия палачи-садисты. Из исторических источников мы знаем, что таковыми и были показанные в фильме реальные орудия пытки: «кошки», батоги, плети, которыми искровенили до неузнаваемости тело Спасителя. Сосредоточенность авторов фильма на муках Христа — более чем оправданна! За всех нас Иисус принял ВЕЛИКИЕ СТРАДАНИЯ, с которыми мало что может сравниться. Нам полезно помнить цену, которой мы искуплены. В плотную систему образов вплетены все главные силы, которыми решалась судьба Сына Божия: еврейский синедрион, послушный ему умывающий руки Пилат, ученики, среди которых выделен Иуда и его тридцать сребреников, беснующаяся еврейская толпа, требующая освободить, разбойника Варавву, римские солдаты с психологией оккупантов — для них местный народ лишь стадо, которое любой ценой надо держать в повиновении. Параллельно главным событиям по экрану скользит мерцающий образ сатаны, сначала искушающего Христа, а потом наблюдающего за Его муками с мстительной усмешкой на губах. Да, есть режиссерский нажим в изображении пыток, но это не натурализм, а натуральность правды, достоверность истории, подлинность которой не вызывает сомнений ни в сюжете, ни в месте действия, ни в деталях. Замечательно, что сохранен язык героев — латинский и арамейский — перевод дан в субтитрах. Это еще более усиливает Высокий Реализм киноэпопеи. А точнее, появилась возможность нового жанра — фильма-«иконы». Да, в искусстве кино появилась возможность нового жанра — «иконы», где изображение пронизано Божественной энергией, где Лик Спасителя оживает, и в нашем восприятии не теряется сакральность этой ожившей, движущейся иконоподобной картине. Почти каждый кадр фильма — законченное произведение живописи, в котором продуман и мощно воздействует каждый его компонент: композиция, палитра красок, ясно читаемый Замысел. Зрительное впечатление усиливается звуковой партитурой. Искусительный змий приближается к руке Иисуса, как бы ласкается к ней. И следом — беспощадный удар, который наносит Спаситель, поражая змия в голову: тишина искушения взрывается громовым раскатом, в котором прочитывается вся мера Божьей непримиримости ко злу… Вот Иуда лихорадочно подбирает с каменных плит пола рассыпавшиеся сребреники, и мизансцена становится метафорой падения вчерашнего ученика Христа, изменившего ему, ползающего в ногах властителей синедриона. И позорный конец предателя: качающийся на суку труп — рядом с гниющей падалью. Мотив Падения обретает неотразимую образную силу. Главные гонители Иисуса — вожди иудейского синедриона. Их лица — крупным планом — режиссер неоднократно приближает к зрителю. Это собирательный, воплощенный образ зла, символ ненависти: жгучая, непримиримая беспощадность в глазах, ожесточение в лицах. Поистине ветхозаветное противостояние Богу — увы, затвердевшее на века и тысячелетия. Нарастающий трагизм фильма и обусловлен прежде всего этой демонической энергией и непреклонностью, с которой еврейские вожди преследуют Иисуса, добиваясь его смерти. Это они подстрекают послушную им толпу, которая показана — на площади перед дворцом Пилата — как стадо бесов: орущие глотки, озверелые лица, мстительная судорога в жестикуляции. Адским ревом звучит: «Распни его». Их выбор — омерзительный разбойник Варавва, которого по требованию толпы и освобождает от наказания Пилат. Вечная тема «выбора», железный закон «демократии» — разве можно сосчитать, сколько раз за минувшие два тысячелетия толпа, руководимая очередным «синедрионом», предпочитала гнусных негодяев, изгоняя праведников, отмеченных Божественной благодатью! Последовательно христианское миропонимание авторов фильма вызвало злобные нападки на них со стороны современных еврейских организаций. В очередной раз, когда нет объективной аргументации, был пущен в ход нестареющий жупел антисемитизма. Всевластие реальных правителей нынешнего глобализма заставило Гибсона пойти на уступки: пришлось купировать отдельные реплики («кровь Его на нас и на детях наших» и др.). Без сомнения, самая трудная задача стояла перед исполнителем роли Христа (Д. Кэвизел). Сразу возникает вопрос — возможно ли человеку перевоплотиться в Бога? Не обречен ли замысел — изначально — на имитацию, заведомую искусственность Образа? Мне представляется, что здесь нет противоречия: Божественное заключено в самой природе творения — человек создан по образу и подобию Создателя. Наконец, разве само явление Христа не свидетельствует о возможности человека вместить в себя Бога? Артист, воплотивший в фильме «Страсти Христовы» образ Христа, достигает поразительной убедительности. Его Христос как бы зримо излучает свет, любовь, глубокое сострадание людям — слабым, ослепленным, одержимым бесовскими страстями. Добрые всезнающие глаза, мягкая с оттенком скорби улыбка, исполненные спокойного достоинства фигура, пластика. И вместе с тем стойкость в служении Истине, неколебимая готовность подтвердить ее своим жертвенным подвигом. Воплощенным олицетворением сострадательности, кровоточащей душевной драмы стало исполнение роли Марии, матери Иисуса (М.Моргенштерн). Постоянно оставаясь вблизи Сына, она проживает вместе с ним его судьбу. И столько горя и боли в ее глазах, столько неизбывной материнской муки в лице, окаймленном строгим черным платом! В фильме тонко прочерчена — взглядами, мимикой, монтажом крупных планов — глубинная, духовная связь Сына и Матери, провожающей глазами каждый шаг крестного пути своего Сына на Голгофу. И в создании внешнего образа Исуса и Марии создатели фильма проявили приверженность к исторической правде и даже документальности. Внешность Марии приближена к изображениям Богородицы, какой она запечатлена рукой первого христианского иконописца — евангелиста Луки. А образ Иисуса на экране напоминает лик Спасителя, каким он запечатлен на известной туринской плащанице. Фильм «Страсти Христовы» — произведение эпическое, монументальное, в нем нет буквалистского следования евангельскому повествованию о последних днях земной жизни Христа. На экране поставлены акценты на событиях, в которых с наибольшей силой раскрывается значение и смысл подвига и жертвы Иисуса, достигающей своей кульминации в распятии и последующем воскрешении Его. Показывая чудо воскрешения, режиссер избегает броских эффектов. Быстро опадает белоснежная плащаница, обозначая то, что гроб опустел. Лаконичен и величествен финал фильма: в кадре — очищенный от следов истязаний, просветленный профиль Бога, победившего смерть. И Он делает свой первый — по воскрешении — шаг. Укрупняя движение, экран придает ему значение монументального символа — это шаг в бессмертие, залог чаемого христианами всеобщего «воскресения мертвых и жизни будущего века». Надо признать, что фильм «Страсти Христовы» не столько произведение искусства, сколько эпохальное событие в движении к Судному дню.
