 |
| Слово | Старец Иосиф Исихаст | 21.05.2011 |
ВМЕСТО ПРОЛОГА.
Вспоминаю, мне было пятнадцать лет, 
когда я направился в Удел Божией Матери — на Святую Гору. На этот путь к монашеской жизни меня наставила моя добродетельная и монахолюбивая мать — ныне монахиня Феофания.
В первые годы несчастий оккупации[1], когда ради работы я прервал свое обучение в гимназии, в одну из двух церквей старостильников[2] в Волосе[3] пришел служить священником один иеромонах святогорец. Он был монахом у Старца Иосифа Исихаста, как его называли. Этот иеромонах святогорец стал для меня в то время многоценным советником и помощником на моем духовном пути. Он стал моим духовником, и благодаря его рассказам и советам через небольшое время я начал чувствовать, как мое сердце отдаляется от мира и прилепляется к Святой Горе. Также когда он рассказывал мне о жизни Старца Иосифа, что-то воспламенялось внутри меня, и жаркими становились мои молитва и желание познакомиться с ним.
Когда пришло время — двадцать шестого сентября 1947 года — кораблик не спеша переносил нас из мира на святоимянную Гору — как если кто-то бы сказал: от берега преходящего к противоположному берегу вечности.
На ступеньках к Святой Анне стоял в ожидании благочестивый старец отец Арсений.
- Ты не Яннис из Волоса? — спрашивает он меня.
- Да, — говорю я ему, — старче, однако откуда вы меня знаете?
- А, — говорит он, — Старец Иосиф знает об этом от Святого Иоанна Предтечи. Он явился ему вчера вечером и сказал: «Я несу тебе одного ягненка, прими его в свой загон».
Я всею мыслию обратился к Святому Иоанну Предтече — своему предстателю, в день рождения которого я родился. Я чувствовал глубокую признательность ему за эту его заботу.
- Ну, Яннис, пойдем, — говорит мне отец Арсений, — Пойдем, потому что Старец ждет нас.
Мы поднялись. Что за чувства! Сколько бы сил у кого ни было, он не смог бы описать их.
В тот вечер в церквушке Святого Предтечи, которая была высечена в пещере, я сделал поклон своего вхождения в послушание. Там в едва заметном свете моя душа своим особым образом узнала светлый образ моего святого Старца.
В нашей общине я был самым младшим по телесному и духовному возрасту. Старец Иосиф был одной из величайших святогорских духовных величин нашего времени. Я прожил близ него двенадцать лет, обучаясь у его ног. Столько времени он прожил после того. Бог удостоил меня прислуживать ему до самого последнего его святого вздоха. И он был достоин всякого услуживания: за множество его духовных трудов, за его святые молитвы, которые он оставил нам как ценнейшее духовное наследие. Я узнал его как истинного Богоносца. Великолепный духовный военачальник. Опытнейший в брани против страстей и демонов. Не было возможно, чтобы человек пришел к нему и, сколь страстным бы ни был, не излечился. Достаточно было только оказать ему послушание.
Говоря о монахах, выше всего он помещал Христоподражательное послушание. Для мирян он предпочитал умную молитву, однако всегда под руководством опытного наставника. Потому что он видел множество раз, как люди впадали в прелесть.
- Видишь человека, который не принимает советов или не придерживается советов? Подожди, скоро увидишь его в прелести, — часто говорил он нам.
В соблюдении нашего аскетического чина он был самым строгим. Всей своей душей возлюбил он «пост, бдение, молитву». Хлеб и немножко еды всегда в меру. Не ел свежей еды, если знал, что что-то осталось со вчерашнего или позавчерашнего дня. Однако по отношению к нам, молодым, был умерен в том, что касалось поста. Ибо видел столько телесных немощей, что рассудил за необходимое поберечь нас. Однако, кажется, вся его снисходительность исчерпывалась этим снисхождением. В остальном он был жестко требовательным. Не потому что не умел прощать ошибки или терпеть немощи, однако он хотел, чтобы мы мобилизировали все силы души и тела в аскезе. Ибо говорил: «то, что не даем, чтобы это использовал Бог, использует другой. Поэтому и Господь дает нам заповедь возлюбить Его от всей души и сердца, чтобы лукавый не находил места и покоя остановиться в нас.»
Каждую ночь мы пребывали в бдении. Это был наш устав. Он требовал, чтобы мы до крови боролись против сна и нечистых помыслов. Он сам пребывал в бдении в темноте своей келлийки вместе со своим неразлучным другом — непрестанной умной молитвой. Даже будучи уединенным, он показывал, что знает о том, что происходит снаружи: как мы движемся и как ходим. С одного взгляда читал наши помыслы. И когда видел, что у нас была нужда в духовном укреплении, рассказывал нам о различных удивительных подвигах отцов-святогорцев. Он был даровитейшим рассказчиком. Когда говорил, хотелось слушать его постоянно. Однако, не смотря на всю свою природную одаренность рассказывать, когда он начинал говорить нам о Божественном просвещении, о состояниях благодати, часто выказывал неловкость, потому что бедный человеческий лексикон не мог помочь ему выразить глубину его опыта. Он становился как безгласный, как будто был далеко от нас, не будучи в силах говорить о том, что находится на сверхневедомой, сверхсветлой, высочайшей вершине мистических смыслов — где простые и абсолютные, неизменные и сокровенные таинства Богословия.
Мой Старец не изучал Богословия. Однако богословствовал с величайшей глубиной. В одном из своих писем он пишет: «истинный монах, когда в послушании и исихии очищает чувства, когда его ум утишается и сердце очищается, тогда получает благодать и просвещение ведения и становится весь свет, весь ум, весь ясность; и источает богословие, так что если записывают трое, не успевают за потоком благодати, который источается волнообразно и распространяет мир и крайнюю неподвижность страстей по всему телу. Сердце пламенеет от Божественной любви и взывает: удержи, Иисусе мой, волны Своей благодати, потому что я таю как воск. И действительно, он тает, не выдерживая. И ум захватывается в созерцание, и происходит смешение, и человек пресуществляется, и становится одним целым с Богом, так что не знает или отделяет себя от Него, подобно железу в огне, когда оно раскаляется и соединяется с огнем.»
Из этих его слов видно, что Божественный мрак[4], который ярко освещает нетварный свет, не был неведомой и недоступной ему областью, однако он знал его как место и способ Божьего присутствия: как сокровеннейшее таинство, как сверхсветлый и сверхъявнейший свет. И это потому, что мой старец умел молиться. Много раз, когда он выходил после многочасовой сердечной молитвы, мы видели его лицо изменившимся и светлым. Не было ничего удивительного в том, что тот свет, в котором постоянно омывалась его душа, время от времени омывал также видимо и его тело. С другой стороны светлый нимб Святых есть ничто иное как отражение нетварного света благодати, который сияет и блестит золотом внутри них.
Чистота Старца была чем-то удивительным. Помню, когда я входил вечером в его келлийку, все благоухало. Я чувствовал, как благоухание его молитвы наполняло собой все, что его окружало, воздействуя не только на наши внутренние, но и внешние чувства. Когда он беседовал с нами о чистоте души и тела, всегда в качестве примера приводил Божию Матерь.
- Я не могу вам описать, — говорил он, — насколько приятны Богородице целомудрие и чистота. Потому что Она есть единая чистая Дева, и поэтому хочет, чтобы все мы были такими, и любит таких. — И затем говорил: нет более благоуханной жертвы для Бога, сколько чистота тела, которая приобретается кровью и жестокой борьбой. — И завершал: отсюда поспешите, очищая душу и тело: не принимайте никаких нечистых помыслов.
Если говорить о молчании: ни одного слова он не говорил без нужды. Особенно в Великую Четыредесятницу, когда они были одни вдвоем с отцом Арсением и хранили молчание всю неделю. Разговаривали только с вечерни субботы до повечерия воскресения, а остальное время всю неделю в молчании. Сообщались мыслями. И, так как он видел в подвиге молчания большую пользу, то и нам запрещал разговаривать между собой: только по совершенной нужде можно было нарушать молчание. Когда он посылал нас за пределы нашей пещеры для какого-то «послушания», не разрешал нам разговаривать ни с кем. Помню, когда я возвращался, он всегда подробно расспрашивал, сохранил ли я абсолютное послушание и молчание. За два-три слова в нарушение заповеди мое первое «правило» было двести поклонов.
Однако этот небесный человек умел с таким умением излечивать страсти своих послушников, что они могли просто оставаться рядом с ним, и становились другими людьми. Однако мало кто оставался. Многие ушли. Нелегко было оставаться рядом с ним. Особенно моему смирению его отеческая любовь дала такое воспитание, что многим, если услышат, это покажется невероятным. Например, за двенадцать лет, что мы прожили вместе, я считанные разы слышал свое имя в его устах. Чтобы позвать меня, он использовал все оскорбительные слова и все соответствующие украшающие эпитеты. Однако сколько любви в этих умышленных издевках, сколько непорочного интереса за этими оскорблениями! И сколь признательна моя душа теперь за эти хирургические вмешательства его чистейшего языка!
Мы прожили в пустыне достаточное количество лет. Однако от различных невзгод почти все заболели. Старец в молитве получил повеление спуститься ниже, как и произошло. Климат там более мягкий, труды более умеренные, и мы пришли в себя. За исключением Старца: он был болен на протяжении всей своей жизни. Хотите — от поста, хотите — от трудов бдения, от потов молитвы или от содействия искушения — в любом случае от всего этого он дошел до того, что весь стал одной сплошной раной. Однажды я спросил его: Старче, зачем вы теперь так поститесь, после столького истощения? — И он мне ответил: Сейчас, дитя мое, я пощусь, чтобы наш благой Бог вам дал Свою благодать.
Однако, не смотря на его телесные болезни и страдания, в нем чувствовалась такая душевная плодовитость и блаженство, что, затрудняясь описать его, он говорил, что в нем находится нечто такое как рай.
Наконец, пришло и время его отшествия. Свою смерть он ждал всю свою жизнь. Потому что его пребывание здесь было борьбой, трудом и болью. Его душа жаждала упокоения, и тело тоже. И на нас, не смотря, что с самого начала он взрастил в нас постоянную память смерти, очень большое впечатление произвело его свыкание со «страшнейшим смерти таинством». Было видно, что он готовился к торжеству. Настолько его сознание уверяло его в Божией милости. Однако в последние дни он опять плакал больше обычного. Отец Арсений говорит ему, чтобы утешить: Старче, за всю свою жизнь вы совершили столько трудов, столько молитв, столько плача, и опять плачете? — Старец посмотрел на него и застонал: Э, отче Арсение! истина то, что говоришь, однако и я человек. Думаешь, я знаю, было ли угодно то, что я делал Богу? Он есть Бог: не судит так как мы — люди. И, может, опять вернемся сюда, чтобы рыдать. Что успеет сейчас каждый из нас. Насколько пребывает в печали и плачет, настолько утешится.
Его любовь к Божией Матери была выше всякого описания. Лишь только он упоминал Ее имя, как из его глаз начинали течь слезы. Он долгое время просил Ее, чтобы Она забрала его и чтобы ему отдохнуть. И Всецарица услышала его. За месяц раньше Она сообщила ему об его отшествии. Тогда Старец позвал меня и сказал, что нужно приготовить. Мы ждали.
Накануне его успения — 14 августа 1959 года — повидать его приехал г-н Схинас из Волоса: они были очень хорошо знакомы.
- Как ваши дела, Старче, — говорит ему, — как здоровье?
- Завтра, Сотир, ухожу на вечную родину. Когда услышишь колокола, вспомнишь мои слова.
Вечером на всенощном бдении Успения Богородицы Старец сколько мог пел вместе с отцами. На Божественной Литургии, когда причащался Пречистых Таинств, сказал: «снаряжение жизни вечной[5]». Рассвет 15 августа. Старец сидит в своем мученическом креслице во дворе нашей келлии. Ждет часа и секунды. Он уверен в том, что ему сообщила Богородица, однако, видя, как время проходит и солнце поднимается, он начинает чувствовать нечто похожее на смущение, волнение от задержки. Это последнее посещение лукавого. Он зовет меня и говорит: Дитя мое, почему Бог задерживается взять меня? Солнце поднимается, а я до сих пор здесь! Видя, как мой Старец скорбит и почти беспокоится, я осмеливаюсь сказать ему: Старче, не смущайтесь, сейчас мы сотворим «молитву», и вы уйдете. Его слезы прекратились. Отцы, каждый со своими четками и усиленная молитва. Не прошло и четверти часа, и он говорит мне: позови отцов сделать поклон, потому что я ухожу. Мы сделали последний поклон. Вслед за этим он возвел свой взгляд высоко вверх и упорно смотрел около двух минут. Затем поворачивается и, полный трезвенности и невыразимого душевного изумления, говорит нам: Все совершил, ухожу, удаляюсь, благословите! — И с последними словами он склонил голову направо, два-три раза тихо открыл и закрыл уста и глаза, и на этом все завершилось. Предал свою душу в руки Того, Которого вожделел и Которому работал от юности.
Смерть истинно преподобническая. Среди нас он рассеял чувство воскресения. Перед нами было мертвое тело, и нужно было скорбеть, однако внутри себя мы переживали воскресение. И это чувство больше никогда не исчезало: с тех пор им сопровождается всякое воспоминание о приснопамятном святом Старце.
Так как его жизнь сама по себе была для нас писанным и устным учением, также так как на своем собственном опыте мы узнали силу его слов и так как уже много лет многие настоятельно просят нас написать о святом Старце — в этом издании мы даем ему самому возможность говорить посредством его писем.
Отец Иосиф по-мирскому был неграмотным — едва закончил второй класс народной школы[6]. Однако в отношении Божественных предметов был мудрым. Богонаученный. Университет пустыни научил его тому, в чем мы главным образом имеем нужду — небесным дисциплинам.
Нам известно, что от слов Старца получат пользу монашествующие; известно, что получат пользу подвизающиеся добрым подвигом в миру. Если получат пользу также другие — это Господь весть, и пусть делает то, что благоволит Его благость. В любом случае это нелегко слушать — без мужественного мудрования — и выполнять на деле — без борьбы и великого труда.
Мы много благодарим и испрашиваем молитв покойного Старца о всех сотрудничавших в настоящем издании. Смиренно из глубины просим прощения за невыполнение до сих пор просьб о написании биографии приснопамятного покойного Старца.
Архимандрит ЕФРЕМ, игумен Святой Киновийной обители Филофэу на Святой Горе.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Послания к монашествующим и мирянам
1. К юноше на его вопрос о «молитве».
Мой возлюбленный во Христе брат, желаю тебе всего лучшего. Сегодня я получил твое письмо и отвечаю на то, что ты написал мне. Сведения, которые ты хочешь получить, не требуют себе времени и труда, чтобы мне подумать и ответить тебе.
Умная молитва является для меня как для каждого его ремесло, поскольку я творю ее тридцать шесть с лишним лет.
Когда я пришел на Святую Гору, сразу же начал искать пустынников, которые возделывали бы молитву. Тогда — сорок лет назад — таких было много, у которых внутри была жизнь. Люди добродетели. Древние старчики. Из них мы выбирали себе Старца, и они были нашими путеводителями.
Итак, делание умной молитвы состоит в том, чтобы принудить себя постоянно произносить молитву устами, непрерывно. В начале быстро: чтобы ум не успевал образовывать помысел рассеяния. Обращай внимание только на слова: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя». Когда будешь произносить эти слова долгое время, ум привыкает к ним и сам начинает их произносить. И начинаешь услаждаться так, как будто у тебя мед во рту. И постоянно хочется их произносить. Если оставляешь их, то чувствуешь себя очень стесненным.
Когда ум привыкнет к ним и насытиться — хорошо их заучит — тогда посылает их в сердце. Потому что ум является питателем души, и если увидит или услышит что-либо хорошее или лукавое — его задача состоит в том, чтобы опускать это в сердце, которое является центром духовной и телесной силы человека, троном ум; таким образом, когда молящийся держит свой ум, чтобы он ничего не представлял себе, но был внимателен только к словам молитвы, тогда, дыша с легкостью и некоторым понуждением и собственным усилием воли, он (молящийся) опускает его в сердце; и держит его в своей клети и произносит молитву:
- Господи Иисусе Христе, помилуй мя!
В начале он произносит молитву несколько раз за один вдох. Затем, когда ум привыкает стоять в сердце, на каждый вдох он произносит по одной молитве. «Господи Иисусе Христе» — вдох, «помилуй мя» — выдох. Это происходит до тех пор, пока благодать не посещает и не начинает действовать в душе: дальше уже наступает созерцание.
Молитва произносится везде: и когда сидишь, и в кровати, и в пути, и когда стоишь. «Непрестанно молитесь, за все благодарите[7]» — говорит Апостол. Однако молиться нужно не только когда ложишься спать. Нужна борьба: стоя-сидя. Если устаешь — садись. И опять стоя. Чтобы сон не захватил тебя.
Это называется «деланием"[8]. Им ты показываешь Богу свое произволение; все заключается в Нем, если Он даст тебе. Бог есть начало и конец. Его благодать действует во всем. Она является движущей силой.
Что же касается того, как совершается, как действием Благодати в душу вселяется любовь — все это заключается в хранении заповедей. Когда ты поднимаешься ночью и молишься, когда видишь больного и сострадаешь ему; видишь вдову и сирот, стариков, и оказываешь им милость, тогда Бог любит тебя. Тогда и ты Его любишь. Он первый любит и изливает Свою благодать. А мы воздаем то же из того же, «твоя от твоих».
Итак, если ты просишь, чтобы обрести Его только через молитву, не делай выдоха без молитвы. Только будь осторожным, чтобы не принимать фантазий. Потому что Божие невидимо, непредставляемо, бесцветно — сверхсовершенно. Не принимает силлогизмов. Действует в нашем рассуждении как легкий ветерок.
Умиление приходит, когда думаешь о том, сколько огорчил Бога. Который столь добр, столь сладок, столь милостив, благ, весь полон любви. Так что распялся и пострадал ради нас. Это и другое, что претерпел Господь — при изучении — приносит умиление.
Итак, если сможешь вслух и непрерывно произносить молитву — через два-три месяца привыкнешь к ней. И благодать посетит и прохладит тебя. Только произноси ее вслух, непрерывно. И когда ум примет ее, тогда отдохнешь от того, чтобы произносить ее языком. И опять, когда ум оставляет ее, начинает язык. Необходимо всяческое принуждение языка, пока не навыкнешь в ней в начале; затем все годы твоей жизни ум будет произносить ее без труда.
Когда придешь, как говоришь, на Святую Гору, зайди и к нам, чтобы повидаться. Однако тогда будем говорить о других предметах. У тебя не будет времени говорить о молитве. Молитву найдешь там, где твой км будет в покое. Здесь же, когда будешь ходить по монастырям, твой ум будет занят другим — тем, что услышишь и увидишь.
Я уверен, что ты найдешь «молитву». Не сомневайся. Только стучи прямо в двери Божией милости, и Христос обязательно тебе откроет — иначе невозможно. Сильно полюби Его, чтобы получить многое. В Его любви — большой или малой — заключается воздаяние — большое или малое.
2. К нему же, о молитве и ответ на вопросы.
Я очень обрадовался твоей готовности принести пользу своей душе. И я тоже жажду быть чем-нибудь полезным всякому брату, который ищет спасения.
Итак, мой возлюбленный и дорогой брат, отверзи свои уши. Предопределение человека, когда он рождается в эту жизнь, состоит в том, чтобы найти Бога. Однако он не может Его найти, если сначала Сам Бог не найдет его. «Ибо Им живем и движемся"[9], однако наши страсти закрыли нам душевные глаза, и мы не видим. Но когда много благой Бог наш обращает Свой глаз на нас, тогда мы просыпаемся как от сна и начинаем искать своего спасения.
Отсюда к первому твоему вопросу: Теперь Бог увидел тебя, просветил и ведет тебя. Работай Ему, где бы ты ни находился. Неустанно произноси молитву: языком и умом. Когда язык устает, пусть начинает ум. И опять, когда ум тяжелеет — язык. Только не прекращай. Делай много поклонов. Пребывай в бдении ночью, сколько можешь. И если в твоем сердце зажжется пламень и любовь к Богу, ты начнешь искать покоя[10] и не будешь в состоянии оставаться в миру — ибо в тебе начала зажигаться молитва, — тогда напиши мне, и я скажу, что тебе делать. Если же благодать не будет действовать таким образом, но будет ревность исполнять заповеди Господни по отношению к ближнему, тогда успокойся на том, что есть, не ищи ничего другого. Разницу между тридцатью, шестьюдесятью и ста найдешь, когда почитаешь Эвергетинос[11]. Также найдешь там множество другого такого же написанного, и это принесет тебе множество пользы.
Теперь ответ на другие твои вопросы: Молитва должна произносится внутренним словом. Однако поскольку в начале ум не привык к ней, то забывает ее. Поэтому произносишь ее иногда устами, а иногда умом. И это происходит до тех пор, пока ум не насытится ею и пока она не станет действием[12].
Действием называется то, когда произносишь молитву и чувствуешь в себе радость и веселие, и хочешь произносить ее постоянно. Итак, когда ум перенимает молитву и рождается та радость, о которой я пишу тебе, тогда она (молитва) будет произноситься в тебе непрерывно, без понуждения с твоей стороны. Это называется чувством-действием, так как благодать действует без участия воли человека. Он ест, ходит, спит, просыпается — и постоянно совершает в себе молитву. И имеет мир, радость.
Теперь о времени молитвы: так как ты находишься в миру и имеешь различные попечения, то твори молитву всегда как найдешь время. Однако постоянно понуждай себя к тому, чтобы не опускать ее. Относительно «созерцания», о котором спрашиваешь — это трудно, ибо оно требует абсолютного покоя.
Духовное состояние разделяется на три класса, и соответственно действует в человеке благодать. Первое состояние называется очистительным, и оно очищает человека. Та благодать, которую имеешь ты сейчас, называется очистительной. Она побуждает человека к покаянию. Всякое желание к духовному, которое имеешь, — все от благодати. Твоего собственного нет ничего. Это она таинственно действует. Итак, когда понуждаешь себя, эта благодать пребывает с тобой определенные годы. И если человек — благодаря умной молитве — продвигается, то принимает другую благодать — очень отличную от первой.
Первая, как мы уже сказали, называется чувством-действием и является очистительной, так что молящийся чувствует в себе Божественное движение-действие.
Другая благодать называется освящающей. Ею он получает свет познания, возводится к созерцанию Бога. Не чувственный свет, не фантазии, не картины воображения, но ясность ума, чистота помыслов, глубина смысла. Чтобы это пришло, молящийся должен иметь глубокий покой и неложного[13] наставника.
И третье состояние — посещение благодати — это приходящая после них совершающая благодать, которая является великим даром. Теперь я не пишу тебе об этом, так как нет и такой необходимости. Однако, если хочешь почитать об этом, я, когда совершались эти действия, написал со всей своей безграмотностью рукописную книжицу — «духовную трубу». Попробуй найти ее. Купи также Святого Макария у Схинаса[14], авву Исаака[15], и получишь много пользы. И если встретишь что-нибудь непонятное — напиши мне, и я с большим желанием отвечу тебе.
Теперь я все пишу тем, кто спрашивает. В этом году приезжали из Германии — только для того, чтобы узнать об умной молитве. С большим интересом мне пишут из Америки. Из Парижа многие горячо просят. Мы же здесь у себя зачем пренебрегаем? Разве постоянно призывать имя Христа, чтобы Он помиловал нас, является копанием окопов?
Наконец, господствует также темная идея искушения: что если кто-нибудь произносит молитву, то боится впасть в прелесть; тогда как-то, что он говорит, само является прелестью.
Кто хочет, пусть попробует. И если действие молитвы продлится, то в нем наступит Рай. Он освободится от страстей, станет другим человеком. А если он еще будет в пустыне, ах! ах! нельзя выразить благ молитвы!
3. Монаху, вышедшему на арену подвига.
Радуйся в Господе, возлюбленное чадо, которого благодать моего Иисуса просветила и освободила от мира. И он улетел в пустыню и водворился в Киновии[16] вместе со священной общиной. И ныне славословит и благодарит от души Бога.
Божественная благодать, чадо мое, подобно приманке входит в душу и без насилия привлекает человека к высокому и горнему. Она знает способ заманивать мысленных рыб и выводить их из моря мира. Однако что после этого?
Когда Бог удаляет от мира идущего монашествовать и переносит его в пустыню, не показывает ему сразу ни его страсти, ни искушения, пока он не станет монахом и пока Христос не свяжет его Своим страхом. И таким образом начинается испытание, борьба и брань.
И если сначала испытуемый поспешит и успеет зажечь с помощью подвигов свечу аскезы, она не тухнет, когда благодать удаляется и приходят искушения. Иначе, когда благодать уходит, то и он придет в свое предыдущее состояние. И, соответственно страстям, которые были у него в миру, восстанут и искушения и разбудят прошлые привычки, которым он работали которым был порабощен.
И прежде всего знай, чадо мое, что:
человек от человека большую разницу имеет: и монах от монаха. Есть души мягкого характера, которые убеждаются с большой легкостью. Есть также души жесткого характера, которые не подчиняются легко. Между ними такая разница, как между ватой и железом. Вате нужно только смазывание словом. Однако железу нужен огонь и горн искушений, чтобы поработиться. И такой должен иметь терпение в искушениях, чтобы произошло очищение. Если не имеет терпения, то является светильником без масла: вскоре тухнет и теряется.
Таким образом, если кто-нибудь такой с естеством крепче железа приходит монашествовать, как только выступает на арену, сразу же восстает против послушания. Сразу же нарушает обетования и отказывается от сражения. И видишь: как только благодать немного сокращается, чтобы были проверены его намерение и терпение, он сразу же бросает оружие и начинает раскаиваться, что пришел, чтобы стать монахом. И проживает свои дни полный преслушания и горечи, будучи весь пререканием и высокомерием.
Разгонит благодать немного — по молитвам Старца — тучи искушений, чтобы он пришел немного в себя и отрезвился — однако он через некоторое время опять своеволие и преслушание, опять смущение и замешательство.
Пишешь о брате, что смотришь на него и удивляешься, как он вкладывает в послушание[17] столько труда, и опять изнутри захватывает эгоизм. Однако легко, думаешь, человеку победить страсть?
Доброта, милостивость и все внешние добродетели не успокаивают надменности сердца; но мысленное. (?), боль покаяния, сокрушение и смирение — вот что смиряет непослушный помысел. И непослушливый человек является большим и несносным трудом.
Только крайним терпением он может устроиться. Только крайним терпением Старцев, терпением и любовью братьев есть возможность, чтобы пришли в чувство жестоковыйные послушники. Однако вот, где и они бывают многополезны как правая рука. И почти всегда такие, у которых есть какое-то дарование в сравнении с другими, тяжело смиряются. Думают: мы есть, а они — нет.
Итак, нужен большой труд и долготерпение, чтобы был вырыт этот старый фундамент гордости и в качестве другого фундамента положены смирение и послушание Христовы. Однако Господь, видя труды и произволение и их самих, и других, передает их другому искушению, которое противодействует их страсти и, Своей милостью, спасает и их, «хотяй всем спастися». Ты же смотри, кому хочешь подражать.
Было бы прекрасно, чтобы у всех был благой характер, все были бы смиренные и послушливые. Однако, если случится кто имеющий природу тверже железа, пусть не отчаивается. Нужна борьба, однако благодатью Божией может победить. Бог же не несправедлив, чтобы испрашивать одно вместо другого. Как раздал дарования, требует и воздаяния.
Ибо с начала творения разделил людей на три чина: одному дал пять талантов, другому два и иному один.
У первого высочайшие дарования: он вместительнейший умом и называется Богонаученным, ибо получает от Бога без научения. Как в древнее время были Великий Антоний, Святой Онуфрий, Преподобная Мария, Кирилл Филеотис, Лука из Стириоса и мириады других, которые стали совершенными без наставников.
Второй чин, чтобы делать добро, должен научиться этому. Третий, хотя и слышит, хотя и учится, прячет это в землю — не делает ничего.
Вот поэтому между людьми и монахами существует такая разница, как видишь. И поэтому прежде всего «познай себя». То есть познай себя как ты есть. Как ты есть истинно — не так, как считаешь ты, что ты есть. Этим познанием ты становишься мудрейшим из людей. С таким сознанием и в смирение входишь, и благодать принимаешь от Господа. Если же не стяжаешь самопознания, но надеешься только на свой труд, знай, что всегда будешь находиться далеко от пути. Потому что Пророк не говорит: «виждь, Господи, труд мой», но: «виждь, Господи, смирение и труд мой». Труд — для тела, смирение — для души; и опять таки оба они — труд и смирение — вместе для всего человека.
Кто победил дивола? Тот, кто познал те болезни, страсти и недостатки, какие у него есть. Боящийся познать самого себя — он остается далеко от познания; и не любит больше ничего другого как только видеть ошибки других и осуждать их. Он не видит у других достоинств, но только недостатки; не видит в себе недостатков, но только достоинства. И это истинно есть лишение, которым страдаем мы — люди восьмого века[18]: что не признаем в другом достоинств. Один лишен много, но все это имеют многие. То, что имеет один — нет у другого. И если мы признаем это, происходит много смирения. Поскольку чтится и прославляется Бог, Который многообразно украсил людей и всем Своим творениям дал неравенство. Не так как страдают нечестивые, чтобы принести равенство, извращая Божие творение. Бог все премудростию сотворил.
Отсюда, дитя мое, сейчас, когда начало, позаботься хорошо узнать себя, чтобы положить крепкий фундамент — смирение. Позаботься научиться послушанию, стяжать молитву.
«Господи Иисусе Христе, помилуй мя» пусть будет твоим дыханием.
Не оставляй своего ума в праздности, чтобы не научиться плохому. Не позволяй себе смотреть на недостатки других, ибо, не заметив того, окажешься сотрудником лукавого и без продвижения в добре. Не будь по неведению союзником с врагом своей души.
Будучи изобретательным, враг хорошо умеет скрываться за страстями и немощами. Поэтому чтобы победить его, нужно посражаться, умертвить себя — все страсти. Когда ветхий человек умрет, тогда упразднится сила врага и … (?).
Наша брань не к человеку, которого случайно можешь умертвить тысячами способов, но к началам и властям тьмы. Брань с ними происходит не сладостями и лукумом, но потоками слез, болью души до смерти, с крайним смирением и величайшим терпением. Чтобы от перетружения от молитвы текла кровь. Чтобы от изнеможения падать на недели, как тяжело больной. И не оставлять брани, пока демоны не будут побеждены и оттеснены. Тогда получаешь свободу от страстей.
Также, дитя мое, понудь себя с начала войти узкими вратами, ибо только они вводят в пространность рая. Каждый день и час отсекай свою волю и не ищи другого пути кроме этого. Этим путем шли ноги преподобных Отцов. Открой и ты ко Господу путь твой[19], и Он наставит тебя[20]. Открой Старцу свои помыслы, и он тебя исцелит. Никогда не скрывай своего помысла, потому что внутри него находится спрятавшееся лукавство диавола: будучи же названной, она исчезает. Не открывай проступка другого в свое оправдание, потому что благодать сразу же открывает твои, хотя до этого покрывала тебя. Сколько ты в любви покрываешь брата, столько и благодать согревает и хранит тебя от клевет человеческих.
О другом же брате, о котором ты говоришь, кажется, что у него есть неисповеданные грехи, потому что он стесняется сказать о них Старцу. И поэтому получает место искушение. Однако это неподобство должно быть исправлено. Потому что без чистой исповеди человек не очищается. И жалко, что диавол надсмехается над ним. В глубине скрыт эгоизм. Господь да просветит, чтобы он пришел в чувство. Ты молись и имей любовь к нему и ко всем, кроме того, храни себя от всего.
В любом случае сейчас, когда ты вышел на арену, тебе предстоит испытать искушения многих видов и готовься оказывать послушание. Постоянно произноси молитву, и Господь Своей благодатью поможет тебе. Никогда искушения не бывают крепче благодати.
4. Дитя мое, если будешь внимателен к тому, что я пишу тебе.
Дитя мое, если будешь внимателен к тому, что я пишу тебе, и будешь понуждать себя, обретешь великую пользу. Все это происходит с тобой, потому что не понуждаешь себя в молитве. Поэтому понуждай себя. Постоянно произноси молитву. Ни на сколько не останавливай уста. Таким образом внутри себя привыкнешь к ней и затем ее переймет ум. Не переставай следить за помыслами, потому что размягчаешься и загрязняешься.
Молитва, постоянное понуждение естества — и увидишь, сколько благодати примешь.
Жизнь человека, дитя мое, есть скорбь, потому что протекает в ссылке. Не ищи совершенного упокоения. Христос поднял Крест, и мы должны поднять. Если будем терпеть все скорби, обретем благодать у Господа. Поэтому Господь оставляет нас быть искушаемыми, чтобы испытать наши ревность и любовь к Нему. Поэтому нужно терпение. Без терпения человек не становится практиком, не научается духовному, не достигает меры добродетели и совершенства.
Люби Иисуса и произноси молитву, и она просветит тебя на Его пути.
Будь внимательным, чтобы не осуждать. Ибо от этого отступает Бог, уходит благодать и Господь оставляет тебя, чтобы ты пал, смирился, увидел свои проступки.
То, что пишешь, — хорошо. Первое, что чувствуешь, есть благодать Божия, которая когда приходит, человек становится духовным. И все ему кажется хорошим и прекрасным. Тогда он всех любит, имеет благоговение, слезы, теплоту души. Однако когда благодать удаляется, чтобы человек был испытан, тогда все становится плотским, и душа падает. Но ты тогда не теряй своего желания, но постоянно взывай молитвой: с понуждением, насилием, многой болью.
- Господи Иисусе Христе, помилуй мя!
И опять и многажды то же самое постоянно. И как будто смотришь мысленно на Христа и говоришь Ему: «Благодарю Тебя, Христе, за то хорошее, что Ты мне дал, и за то плохое, чем я страдаю. Слава Тебе, слава Тебе, Боже мой.» И если будешь терпеть, опять придет благодать, опять радость. Однако также опять искушение и скорбь, смущение и нервы. Однако опять борьба, победа, благодарение. И так происходит до тех пор, пока понемногу не очищаешься от страстей и не становишься духовным. И со временем, старея, приходишь к бесстрастию.
Однако борись. Не ищи, чтобы пришло только хорошее. Никто не становится монахом с помощью пуха. Монах должен быть оскорблен, осмеян, испытан, должен пасть, встать, стать человеком. Не в объятиях мамы. Возможно ли, слыхано ли когда было, чтобы кто-то стал монахом возле своей мамы: где только скажешь: ох! — Поешь, чтобы не заболеть!
Аскеза, дитя мое, требует лишений. Не найдешь благ в ванных и благополучии. Нужна борьба и великий труд. Нужно день и ночь звать ко Христу. Нужно терпение во всех искушениях и скорбях. Нужно подавить гнев и вожделение.
Сильно устанешь, пока не поймешь, что молитва без внимания и трезвения есть трата времени — труд без платы. Нужно на всех чувствах внутри и снаружи поставить бодрствующую стражу — внимание. Ибо без него ум и силы души проливаются впустую и по привычке, как бесполезная вода, что бежит по дорогам. Никто никогда не обрел молитву без внимания и трезвения. Никто никогда не удостоился подняться вверх, пока сначала не пренебрег дольним. Ты часто молишься, а ум твой гуляет и там и здесь, где ему нравится, какая привычка его притянет. И нужно много понуждения, чтобы его оторвать оттуда и чтобы он внимал словам молитвы.
Часто в твои помысел, слово, слух, взгляд коварно входит враг, и ты этого не замечаешь. Уже после понимаешь это и хочешь бороться, чтобы очиститься. Не ослабевай, противоборствуя духам лукавства. Благодатью Христовой победишь и возрадуешься вместо скорби.
Здесь будь осторожным — скажи и другим: будьте внимательны, чтобы не восхвалять друг друга в глаза. Потому что и совершенным вредит восхваление, а не только вам, которые являетесь еще бессильными. Одному Святому его гость трижды сказал, что он хорошо плетет свое рукоделие. На третий раз Святой сказал ему: Как только ты пришел сюда, человече, изгнал от меня Бога!
Видишь, какая точность была у святых? Поэтому всему нужно большое внимание. Только оскорбления и поругания полезны духовно человеку. Потому что из них рождается смирение. Приобретает венцы. Терпя, подавляет эгоизм и тщеславие.
Отсюда, когда тебя оскорбляют: гордец, лицемер, нетерпеливый и тому подобное — время терпения. Если заговоришь — потеряешь.
Итак, всегда имей страх Божий. Имей ко всем любовь и будь внимателен, чтобы тем или иным образом не огорчить и не повредить кому, потому что во время молитвы скорбь брата будет для тебя помехой. Будь для всех добрым примером слов и дел, и Божия благодать всегда будет помогать и покрывать тебя.
И осторожно, дитя мое, никогда во всей своей жизни не забывай, что монах должен быть примером для мирян, а не скандалом: как опять таки сам он получает пример от Ангелов. Отсюда он должен быть очень осторожным, чтобы его не выкрал сатана.
Есть ли нужда монаху выходить в мир? Пусть выходит. Однако он дожен быть весь глаз, весь свет — чтобы хорошо видеть и чтобы не случилось так, что принес пользу другим, а сам получил вред.
Исключительная опасность угрожает выходящим в мир молодым монахам и монахиням, пока они в цветущем возрасте: они проходят посреди ловушек.
Не так страшно тем, у которых как-то прошел возраст и кто увял от аскезы. Они не получают столько вреда, сколько могут быть полезными, если имеют опыт и ведение.
.. (?) всякий монах не получает от мира пользы, разве только похвалы и славу, которые его выполаскивают, и он остается обнаженным. И горе, если не покрывает Божия благодать — соответственно нужды и цели, по которым каждый выходит.
5. Не облекайся только в листья.
Чадо мое, в Господе возлюбленное, дитя Духа Святого. Радуюсь, когда ты радуешься. Радуются Начала и Власти, Херувимы и Серафимы, Ангельские воинства, лики Апостолов и Пророков, Мучеников и Праведников, и наша Всечистая Матерь — Царица и Госпожа всех.
Сегодня ты обрадовал мою душу сказанным через чернило и бумагу.
Весьма же буду радоваться, если до конца подтвердишь то, что написал сегодня. Потому что брань врага начинается через три-четыре года. Ибо тогда благодать заканчивается к испытанию. И свеча тухнет. И то, что ныне является прекрасным — что и действительно является прекрасным — тогда кажется безобразным, черным и темным. Поэтому то, что сейчас с тобой происходит — нисколько не имей это за искушения. Потому что другой блюдет. И поскольку, возлюбленное мое чадо, просишь от меня, убогого, совета, слушай:
Не облекайся только в листья, но глубоко пусти корни, чтобы обрести источник, как делают платаны. Чтобы постоянно орошаться водой и постоянно давать ростки. И чтобы когда придет засуха, не случилось с тобой чего плохого. Поскольку ты обрел свой источник. И когда потухнет свеча, которая у тебя ныне, у тебя будет зажжена другая через твои дела. И ничуть не пострадаешь от тьмы. Способ же стяжания сего таков:
Во-первых, совершенное и безусловное послушание всем. Из него рождается смирение. Признаком смирения являются неисчислимые слезы, которые три-четыре года бегут в виде источника. Из них рождается непрестанная молитва, так называемая умная молитва. Так что только скажешь: Иисусе мой сладчайший! — и бегут слезы. Только скажешь: Матерь Божия! — и не можешь удержаться. И тогда из них рождается покой во всем теле и совершенный мир.
Один брат однажды хотел сдержать самого себя — так как у него бежали слезы и кто-то постучал в дверь — и не смог, пока они не прошли — такая у них сила.
Итак, если это стяжаешь, не бойся претерпеть изменение к худшему. Потому что становишься человеком другой природы. Не то что природа изменяется, но благодать изменяет ее свойства через Божественные энергии[21].
Так называемый «устав» должен заключать в себе сущность, как листья дерева покрывают плоды.
Песнопение должно совершаться смиренно. Ум должен охотиться за смыслом тропаря. Рассудок[22] должно облачаться в мыслимое умом и возводиться в его созерцание.
Чтение таким образом должно быть с большим вниманием. Тогда с помощью всего этого душа расширяется, увеличивается. Гаснет, умирает ветхий человек и восстанавливается новый: и избыточествует в любви Христовой. И с этих пор человек уже нисколько не удовлетворяется земным, но постоянно страстно стремится к небесным.
Тоже для тела: оно должно бороться со всей крепостью. Чтобы всегда было порабощено духу. Чтобы ничуть не огорчать его. И, то ли ешь, то ли трудишься, молитва да не прекращается.
Во всех молитвах ум да следует и думает о том, о чем молишься и что читаешь. Ибо если ты сам не понимаешь того, что говоришь, то как найдешь взаимопонимание с Богом, чтобы Он даровал тебе то, что просишь?
Если сохранишь это, хорошо тебе будет. Спасешься .. (?) и меня обрадуешь; если же по нерадению преслушаешься, во многих вызовешь скорбь.
6. Пишешь о гневе в сердце безрассудного.
Итак, опять послушай меня.
Положи твердое основание. Строй хорошую обитель на небе. Очищай внутреннюю сторону чаши, как нас учит Господь, чтобы и с наружи стать чистым. Поскольку все совршаемое для тела суть листья, которые украшают внешнего человека.
И сие хорошо и прекрасно, то же, что я написал тебе перед этим, — вот что очищает человека изнутри. Оно отверзет очи души. Из него очистится сердце, чтобы увидит Бога в день оный. Ибо без работы рассуждения малая польза от внешнего.
Если не видишь, как слезы текут при каждом воспоминании о Боге, — значит, болеешь неведением, из чего рождается гордость и ожесточается сердце.
Итак, пусть смирение будет как облачение во всех твоих движениях и стань губкой общине[23], очищающей всегда упреки и уничижение: напитывай свою душу не честью и хвалами, но упреками и осуждениями, как безответный.
Никогда не ищи найти справедливость, ибо тогда имеешь несправедливость. Но научись мужественно терпеть искушения, какие бы не попустил Господь. Говори без многих оправданий: Благослови! — и чтобы не совершить проступок не покаяться в том, что совершил проступок. В осознании души, а не снаружи, для похвалы — чтобы сказать, что был неправ, а внутри осуждать.
Не ищи в своих скорбях утешения от людей, чтобы утешиться от Бога.
Мост, через который все мы проходим, есть прощение виновных; и если не прощаешь виновного, разрушаешь мост, .. (?) Итак, будь добрым образом и прмером для других через свои добрые и благоприятные Богу дела и не желай через свой язык победить всех.
.. (?). Справедливое есть мужественно терпеть находящее искушение, чтобы выйти победителем — виноват ты или не виноват. Если же говоришь: «но почему?» — противоборствуешь Богу, Который послал тебе печали для твоего страстного состояния. Бог воспитывает нас, чтобы мы пришли к бесстрастию. И если ты этого не выдерживаешь, то истинно воюешь с Богом.
Пишешь о гневе в сердце безрассудного. Гнев сам по себе является естественным. Как нервы в теле. И он тоже есть нерв души. И нужно, чтобы каждый применял его против демонов, еретиков и всего мешающего на пути Божием. Если же гневаешься на подобнодушных братьев или, становясь вне себя, разрушаешь дела рук своих, знай, что недугуешь тщеславием и не по назначению используешь нерв души. Избавляйся же от него через любовь ко всем и истинное смирение.
Поэтому, когда к тебе приходит гнев, силой закрой уста и не говори к оскорбляющему или обесчествующему или порицающему или многообразно задевающему тебя без причины.
И этот Змей развернется в сердце, поднимется до горла и, поскольку ты не дашь ему выйти, удавится и лопнет. И если это повторится несколько раз, уменьшится и совсем прекратится.
Так как человек соторен разумным и спокойным, то исправляется несравненно лучше любовью и мирным путем, чем гневом и яростью.
Сие и я обрел во многом и большом испытании. Добром и любовью многих можешь умирить. И если кто-то благорасположен, то скоро делаешь его, чтобы сообразовался, стал Ангелом Божиим.
Итак, говорю это тебе и всем. Никогда не ищите исправиться с гневом, потому что искушение не изгоняет искушение — но со смирением и искренней любовью. Когда видишь пред-идущий гнев, оставь исправление до времени. И когда увидишь, что гнев прошел, пришел мир и бесстрастно работает рассуждение, тогда говори полезное.
Я никогда не видел, чтобы исправление произошло во гневе, но всегда в любви. Тогда и наставляемый жертвует собой. Итак, поступайте таким образом. Возьми пример с самого себя: когда ты умиряешься? С оскорблениями: Или с любовью?
И не удивляешься слову, который говорит тот Святой в Отечнике: «что гневный и вспыльчивый человек, даже если воскресит мертвого, неприемлем в Царстве Божием»!
Говоришь, что чтишь мои слова. Итак, проверь, истина ли это, на том, что пишу тебе. И задуши страсть, когда она приходит сама задушить тебя. Держи змея заключенной внутри единожды и дважды и многажды, и сразу же обрящешь путь радости и победы. И тогда сразу же начнут действовать молитвы за тебя, которые я творю. И когда будет побеждена мать, рушится весь рой дочерей, которых рождает гнев.
Ибо главные страсти, которые раждают все остальные, есть гнев и вожделение.
Итак, всеми своими силами подавляй гнев всякий раз, когда он возникает, и в следующий раз найдешь его более слабым. И опят продолжай бить его отсекать голову — когда увидишь его поднимающим голову: и вскоре расцветет плод долготерпения — невозмутимость. Отсюда мир и благодать, и последуют все блага.
Другая же мать — вожделение, которое сбрасывает поднимающегося. И, когда ко всему будет применено воздержание и не будет подачи материала, не будет избыточествовать кровь. И когда не избыточествует, не может сбросить человека, однако воюет.
Итак, беспрекословно противостань. Не оставляй помыслы входить, но воюй через молитву. Воюй мужественно, а не вяло. И они немедленно парализуются. И когда будешь творить таким образом, расцветет цветок чистоты и невинности, так что душа твоя будет радоваться радостью неизреченной и получит уведомление, что отныне тебе уготовано место упокоения. И таким образом парализуешь зло и этой страсти, и все зло ее дочерей.
7. Послушай об одном событии, которое произошло со мной.
Только что получил это твое письмо и посмотрел, что в нем, — и радуюсь тому, что ты здоров, сожалею же о твоих скорбях.
То, о чем ты пишешь, дитя мое, происходит с тобой потому, что у тебя нет терпения.
Ты, дитя мое, ищешь Христа, ищешь, чтобы войти в небесный град. Молится об этом Старец, молятся отцы, молюсь и я, убогий, здесь в скалах. Господь слышит всех нас, и для сокрушения твоей гордой души, для того, чтобы смирились и были поборены гнев, ярость, раздражение, эгоизм, — послал тебе блоху — это небольшое искушение — чтобы оно тебя щипало, чтобы ты терпел; чтобы оно беспокоило тебя, чтобы ты стал долготерпеливым. И чтобы ты понемногу утихомиривал гнев, ярость и смущение: подавляя в себе это и не давая выйти суровому слову. И тогда эта сатанина сила, которая подавляется внутри единожды, дважды и многажды, уходит и оставляет человека как ягненка кротким и спокойным.
И послушай об одном событии, которое произошло со мной. Я, когда был в миру, ссорился с тысячами. У меня было львиное сердце. И любовь Христова сделала меня трупом. Если бы я захотел рассказать, сколько я страдал каждый день от этой страсти, нужно было бы писать книгу. Ибо Бог, желая освободить меня, очень искусно вел меня: чтобы меня несправедливо беспокоили, оскорбляли, задевали. И не так, что просто насмешки, но могли и убить. И, с крайним терпением терпя и подавляя в себе сатану, я получил оставление зла.
Итак, одной лютой зимой искушающий подстерегал и применил всю свою ловкость, на какую он способен, когда Бог оставляет ради испытания. И когда сделал три и четыре попытки и нашел свои нападения мертвыми, неожиданно врывается через дверь такой порыв ветра, что поднимает крышу со всеми подпорками, кровлю с тысячами окад[24] камней на ней — уносит в воздух как аэроплан — и бросил ее напротив на скалы, в снег. А мы остались безмятежными под снегом.
Однако если услышишь о видах искушений — не сможешь выдержать без того, чтобы не повредить себе, осуждая виновных. Однако, терпя свои испытания, такую благодать получишь — сполна в соответствии с искушениями, — что она меры не имеет. Так что не думай, что если устранишься от этого, не придет другое искушение. Обязательно придет. И если не окажешься мужественным в этом — будешь таким и в других искушениях.
Потому что искушение внутри нас. Ты не видишь его, дитя мое? Будь внимателен к нему! Оно от пупа чрева поднимается к сердцу. Зажигает его. Разгорячает кровь и поднимается к горлу. Стучит в голову. Помрачает ум. И как ком стоит в горле, перекрывает дыхание и душит человека.
Его может двигать другой — худший человек, — или, лучше сказать, искушение и его заставляет вызвать у тебя смущение и замешательство. Однако Господь оставляет его, чтобы ты во всем стал испытаннейшым и вошел в бесстрастие. Ибо, когда ты готовишься и ждешь его, не приходишь в замешательство, не смущаешься: не выходишь из себя.
Пишешь, что если бы знал, что получишь благодать, вытерпел бы тысячи таких искушений, как это. И откуда ты взял, что если терпишь, не получишь благодати? Я говорю и тебе и всем братьям: что нет другого более короткого пути, как если кто терпит искушения, которые приходят, каким бы образом они не приходили. Духовное состояние человека и благодать, которую он имеет, получает свидетельство от терпения. Как вас терпит Старец? Потому что имеет терпение. Из этого свидетельствуется, что имеет благодать. Имеет добродетель.
У добродетели нет колокольчика, чтобы узнавать о ней по звону. Колокольчиком добродетели являются снисходительность, долготерпение, терпение. Это является украшением монаха и всякого христианина.
Подвизающийся, предзря воздаяние свыше и благодать, которую должен получить от Господа, все терпит. Вот почему брату, как сильному, дал Старец выносить и терпеть одержимого. Тебе же, как немощному, дал этот наименьший кол. Итак, покажи терпение, чтобы и тебе стать способным выносить одержимого. Снисходить к нему, прислуживать ему, терпеть его. Великая добродетель! Знаешь ли ты, что значит выносить и терпеть сумасшедшего?
К нам пришел один сумасшедший, и мне стало жалко прогонять его. Везде его гнали. Я удержал его, чтобы он успокоился немного, чтобы его сердце немного согрелось. И что после этого? Положил ему пост сверх меры, поскольку Господь говорит: «сей род не может выйти иначе, как от молитвы и поста"[25].
И вот однажды все мы были наружи, а он закрыл все двери и окна келии, оставив нас снаружи. И не смотря на многие уговоры не открывал. В конце концов, что нам делать? Нашли отвертку, раскрутили дверные петли и открыли. И тогда он вышел.
- Эй, — говорю я ему, — зачем ты закрыл и оставил нас наружи?
- Потому что, — говорит он, — внутри были лук и картошка., я хотел сам подвизаться: есть лук и картошку!
Через некоторое время он пришел в порядок, однако ушел, и опять стал одержимым. Трижды он приходил, и как только ему становилось хорошо, уходил и опять сходил с ума, и демоны овладевали им. Сейчас он в лечебнице.
Ты же будь внимательным, чтобы не пренебречь ни единым из малых, уничиженных и больных мира сего. Ибо это пренебрежение и оскорбление не останавливается на этих несчастных, но через них поднимается к лицу Творца и Создателя, образ Которого они носят. И чрезмерно удивишься в день он, когда увидишь, как Божий Дух Святой упокоевается в них больше, чем в твоем сердце.
Я заболел. Чувствую себя как парализованный. Не могу сделать и десяти шагов. Для этого и для всякого я стал трупом. Очень прошу молиться за меня. Потому что у меня много душ, которые ищут моей помощи.
И поверьте, отцы и братья мои, что за каждую душу, которая получает помощь, испытываю брань, которую она имеет.
Поэтому и ваш Старец постоянно болен. Ибо слабеет от умственной сверхусталости и от искушений, которыми за всех вас страдает. Поэтому не говори, дитя мое, то, что говорит тебе демон: что Старец, по твоему слову, безразличен, что не видит твоего труда и твоих нужд. Как может быть безразличным тот, кто за всех страдает?
Будь осторожен! Оставь этот помысел и твори послушание, чтобы Бог увидел предрасположенность, облегчил твой труд. Прими искушение и не вини одно и другое. Ибо, если не терпишь одного искушения и другого, и делаешь виновными других — так как Господь дает их нам- тогда Он сам отхлещет нас, что намного страшнее и жестче. Ибо никто из людей не может научить так, как учит Всесильный. Поэтому, дитя мое: «примите наказание, да не когда прогневается Господь"[26]. Полюбите Его волю и сносите все находящее, чтобы нам не случилось быть переданными Им малодушию и богохульству.
И когда опять оступаешься и падаешь — опять кайся. Не отчаивайся. Ободрись и надейся. Говори: Прости меня, Христе, и опять каюсь! Не говори: пойду в гнев Божий! Не грех ли? — Мы люди.
Не раздражайся на братьев. Сноси их ошибки, чтобы они сносили твои. Люби, чтобы тебя любили, и терпи, чтобы тебя терпели. Будь хорошим, и все вместе с тобой станут хорошими. Подчини свои страсти, и увидишь, как многие будут почитать не только твои слова, но и само движение твоих глаз.
Относительно послушаний, о которых говоришь: если их много и ты не успеваешь, так что у тебя происходит смешание, то и я прошу Старца, чтобы он послабил тебе, чтобы ты не выполнял их с ропотом.
Относительного же другого, что ты мне написал, ты показываешь вот что: у тебя много тщеславия. Поэтому стань трупом, чтобы все попирали тебя. Стань землей. Бей, ударяй, возненавидь себя. Возненавидь его совершенной ненавистью. Ибо если ты его не сбросишь, оно тебя сбросит. Будь мужественным, не жалей его! Благодатью Божией я тебя поддерживаю. Однако напоминаю тебе также слово Отцов, которые говорят: «Если не прольешь кровь, не получишь Дух».
Не считай себя человеком, если не получишь благодати. Без благодати мы, люди, напрасно родились в мир.
Каждый из нас — соответственно чистоте души и просвещению, которые получил здесь, — увидит там Христа ближе, чище, и будет наслаждаться Его благоуханием; и будет радоваться и трепетать больше других.
Итак, не считай себя человеком, если не получишь благодати.
8. Не можешь терпеть всего этого ради Моей любви?
Ничто другое не способно столько помочь и умиротворить гнев и все страсти, как любовь к Богу и всякому человеку. Любовью побеждаешь легче, чем другой борьбой.
Однако и подвизаясь, не чувствуешь боли, когда умом владеет любовь. Поэтому любовь не падает, поскольку всегда направляешь к ней кормило души. И что бы не случилось, взываешь: Ради Твоей любви, Иисусе мой, сладкой любви!, переношу оскорбления, позор, несправедливости, труды и все скорби, что бы со мной ни произошло. И сразу же, когда ты так помышляешь, груз боли облегчается и горечь демона прекращается.
И поверь тому, что я собираюсь тебе сказать. Один раз, по причине следовавших один за другим страшных моих искушений, мной овладела печаль и уныние, и я судился к Богу как несправедливо наказанный.
Что Он предает меня таким большим искушениям, ни мало их не сдерживая, чтобы мне хотя бы немного передохнуть. И в этой горечи услышал внутри себя очень сладкий и очень чистый с крайним состраданием голос: Не можешь терпеть всего этого ради Моей любви? — и от голоса пустился в такие слезы, и каялся в унынии, которому позволил собой овладеть. Я никогда не забуду этого голоса, такого сладкого, что сразу же исчезло испытание и все уныние.
- Не можешь терпеть всего этого ради Моей любви?
- О сладкая сущая Любовь! Ради Твоей любви мы распялись и все терпим!
Опять рассказывал мне один брат, что один раз у него была печаль ради некоего брата, что он посоветовал этому брату, а тот преслушался и поэтому имел большую печаль. И, молясь, вошел он в исступление.
И видит Господа, прибитого на Кресте, — всего в свете. И Христос, подняв голову, поворачивается к нему и говорит: Посмотри на Меня, сколько Я претерпел ради твоей любви! Ты же что претерпел? И с этими словами печаль исчезла, он наполнился радостью и миром и, проливая источники слез, удивился и удивляется снисхождению Господню. Который попускает скорбям, однако опять утешает, когда видит, что мы отчаиваемся.
Поэтому не отчаивайся; не расстраивайся в скорбях и искушениях, однако любовью нашего Иисуса облегчай гнев и отчаяние.
И подбадривай себя, говоря: Душе моя, не отчаивайся! Ибо короткая скорбь очищает тебя от многолетней болезни. Но она скоро и уйдет. И это истинно.
Искушения: насколько небольшое терпение, настолько большими кажутся искушения. И сколько человек привыкает их терпеть, настолько они уменьшаются, и он переживает их без труда. И становится твердым как скала.
Итак, терпение! И то, что сейчас тебе кажется трудным, — достигнешь, когда пройдет много лет, оно прийдет к тебе в руки и ты будешь держать его как свою собственность — не заметив, откуда оно взялось.
Поэтому сейчас, пока молодой, трудись, не говоря «зачем» и не отчаиваясь. И когда постареешь, пожнешь плоды бесстрастия. И удивишься: откуда у тебя уродились такие прекрасные колосья, когда ты ничего не выращивал! И станешь богатым, ничего не достойный! И весь твой ропот, преслушания и отчаяния повредили таким плодам и благоуханным цветам!
Поэтому поспешай.
И если праведный падет мириады раз — не теряет своего дерзновения, но опять поднимается, собирает силы и Господь надписывает ему победы. И не показывает ему победы, чтобы не возносился, падения же подносит к его глазам, чтобы он видел их, страдал, смирялся.
Когда же пройдет засилье врагов и везде прогремят неявные победы, тогда Он начинает постепенно показывать ему, что он побеждает, что получает награды, что его руки ощутили нечто, что он искал до этого, и ему не было дано. И таким образом он упражняется, испытывается, совершается, насколько вмещает природа, ум, рассудок и сосуд нашей души.
Поэтому мужайся, крепись в Господе и не уменьшая своего желания. Однако постоянно ищи, зови — получишь или не получишь.
[1] Греция была оккупирована немецкими войсками в 1940 году. (Здесь и далее прим. переводчика.)
[2]
[3]
[4]
[5] Слово «'εφόδιον» значит также то, что необходимо в дорогу.
[6] Это приблизительно соответствует нашему второму классу начальной школы.
[7] 1 Фес. 5, 17−18.
Оригинальный греч. текст говорит: 'εν παντ]ι ε'υχαριστε[ιτε - букв.: «во всем благодарите», то есть в любом телесном и душевном положении и состоянии. [8] πράξις
[9] Деян., 17, 28.
[10] Букв.: исихии.
[11]
[12] По-гречески действие — 'ενέργεια - значит также «энергия».
[13] То есть не пребывающего в состоянии прелести.
[14] Схинас — знакомый Старца Иосифа, часто приезжавший к нему. См. предисловие отца Ефрема.
[15]
[16]
[17] Послушание в смысле работы. Это послушание не одно и то же с послушанием в смысле добродетели, когда монах отрекается от своей воли. В греческом языке для каждого значения русского слова «послушание» есть особое слово. Послушание в первом смысле есть «διακόνημα» или «διακονία», а во втором смысле — ««υπακοή».
[18]
[19] Пс. 36, 5.
[20] Пс. 24,9; 44,5; 59,11; 107,11; 138,10; 142,10; Прем. 9,11.
[21]
[22]
[23] Речь идет о монашеской общине, в которой живет получатель письма.
[24] 1 окада = 1280 г.
[25] Мк. 9, 29.
[26] Пс. 2, 12.
