Никита Михалков: Мне кажется, что всё, что происходило на Манежной площади и в станице «Кущевской» связано с потерей понятия греха и стыда

По мнению режиссёра, в государстве, где утерян стыд и отсутствуют чёткие нравственные ориентиры, порядок может поддерживаться только полицейским режимом и насилием

«Вы знаете, я могу обратиться только к моему двоюродному деду, историку Дмитрию Петровичу Кончаловскому, который когда-то написал в книге „Пути России“: „в государстве, где утеряно понятие греха и стыда, порядок может поддерживаться только полицейским режимом и насилием“. Мне кажется, что всё, о чем спрашивает мой корреспондент, очень связано с потерей понятия греха и стыда. Причём со всех сторон. Это может быть потеря понятия греха снизу и потеря стыда сверху. Это может быть обоюдно и то и другое», — заявил в своём ЖЖ известный российский кинорежиссёр Никита Михалков, комментируя по просьбе своих читателей события на Манежной площади и в станице Кущевской.

«Но мне просто кажется, что надо разговаривать, всегда можно договориться. И если ты хочешь понять человека, всегда можно всё решить. Поэтому, когда мы говорим про Манежную площадь, то мы прекрасно понимаем, что и это тоже прекрасно управляется, и мы тоже понимаем, что никто из тех, кто этим как-то управляет, они на Манежной площади не находились. Они наблюдали за этим и руководили в той или иной степени со стороны, кстати говоря и через Интернет. А что касается Краснодарского края, этой истории, то, вы понимаете, мы об этом тоже уже говорили — потеряно уважение и к жизни и к смерти».

«Пятьсот страниц пишет Достоевский о Раскольникове. А что он сделал? Молодой, талантливый человек, которому хочется учиться, жить, который может быть, как ему кажется, Шопенгауэром, может стать великим учёным, философом. Ему нужны деньги, чтобы учиться. Есть старушка-процентщица, она вот-вот помрёт. Ну что ж плохого, если я возьму и немножко ускорю это её естественное движение, и на её деньги я буду учиться, я не буду пьянствовать. И что потом происходит? Он всего-навсего подтолкнул эту бабушку к могиле, и в какую трагедию превращается для него этот, казалось бы, ничего незначащий поступок. Преступление — это преступление порога, когда я переступаю через определённые законы (человеческие, нравственные и т. д.). Но это опять же мы упираемся в религию, упираемся в веру».

По словам Никиты Михалкова, в связи с этим он даже хотел снять фильм, который бы показал всем ту очевидную разницу между верующим и неверующим человеком, которая отражается на лицах людей. «Я хотел снять доски почёта — фото знаменитых дояров, доярок, механизаторов, передовиков, шахтёров. Снимать, снимать, снимать, складывать, а потом поставить рядом с ними лица каторжников XIX века, фотографии, которые сопровождали, скажем, путешествия Чехова на Сахалин. Вот взять каторжника, человека, который двух-трёх человек убил. Но у него есть свет в лице, потому что он понимает, что он преступил, в нём есть сознание того, что он совершил смертный грех и как православный человек, он несёт эту кару, зная за что он ёё несёт. И если сравнивать эти лица с лицами хороших, замечательных людей, членов партии, которые много работали, — это будет поразительная, абсолютно поразительная разница!»

«И мне кажется, что это та самая проблема, о которой вы спрашиваете, когда мы потеряли уважение и к жизни и к смерти — на экране убивают 100 человек и никого не жалко», — заключил кинорежиссёр.
Русская линия