 |
| Русская линия | Евгений Копарев | 02.04.2011 |
Русская колонизация Кавказа открыла новый период в истории распространения христианства на этой обширной территории. Военное духовенство сыграло здесь свою особую роль.
Исходя из того, что военное духовенство — это профессиональное сообщество духовенства, выполняющее специфические военно-социальные функции и удовлетворяющее религиозные потребности представителей военных сословий, к каковым относится и казачество, — к кавказскому военному духовенству можно отнести и духовенство русского казачества.
Роль военного духовенства, служившего на Кавказе, заключалась в укреплении православной веры казачества, в духовной борьбе с сектантами, с XIX века — в восстановлении христианской веры народов Кавказа, распространённой ещё римлянами, в отражении натиска воинствующего течения магометанства, так называемого мюридизма. Он довёл до крайних пределов религиозную нетерпимость некоторых горских народов Кавказа, выраженную в идее газавата — священной войны против «неверных». Многолетняя борьба с мюридизмом велась на Северном Кавказе не только с помощью военных сил; важно было ещё и духовными средствами отразить пропаганду магометанства среди христианского населения Кавказа.
Успехи казаков-колонизаторов позволяли восстанавливать Православие на земле Кавказа; духовные победы православных миссионеров способствовали упрочению мира в этом регионе.
Общность веры и национальных интересов сблизила русский народ и северокавказские народы настолько, что они пришли к убеждению о единстве своего происхождения. Так, среди русского народа живо было предание, что «кабардинские черкесы — искони вечные холопы Государевы, а сами они с рязанских пределов, из прародительской Государя нашего вотчины, из рязанской земли, — и в горы вселилися"[1].
Многие народы Кавказа надеялись получить защиту со стороны России. «Кабардинские черкесы» в 1559 г. первыми из кавказских народов послали в столицу России послов с просьбой к русскому царю вступиться за них, с их землями взять под свою высокую руку. В составе посольств из Кабарды были уже и депутации гребенских казаков, — действительно, «беглых холопов Царя"[2]. Для защиты Кабарды и казачьих земель воевода Бабичев заложил в 1567 г. на Северном Кавказе русскую крепость Терки: русский народ через четыре столетия после существования на землях Северного Кавказа русского Тмутараканского княжества вернулся на эти южные степные просторы. Однако должны были пройти долгие годы, прежде чем Православная Церковь смогла продолжить миссионерскую деятельность среди горских народов, которые ранее исповедовали Православие. В том же, 1567 году, в Москве крестилась астраханская царица с сыном. В следующем году был послан в Астрахань игумен Кирилл для крещения народа. По церковному управлению Астрахань присоединена была к Казанской епархии. Через благочинных («закащиков») Астрахани осуществлялось церковное управление Северным Кавказом. В 1602 году была учреждена Астраханская епархия. Терское духовенство подчинялось в это время ей. Ее первому епископу Феодосию было присвоено царем Борисом Годуновым наименование Астраханского и Терского по имени двух главных ее городов. В 1664 г. в крепости Терки уже был монастырь и два храма[3].
Во второй половине ХVII века внимание московских властей к региону временно ослабло, но в начале следующего века выяснилось, что значительная часть «гребенских» казаков (живущих вдоль гребней гор) крестится двумя перстами и проводит богослужение по старому чину. Однако в то время Пётр Великий приказал церковному начальству не тревожить «древлего благочестия» казаков, так как он обычно применял репрессии против старообрядцев России за то, что те не шли в его армию, считая его «антихристом», а казаки-старообрядцы, как мы знаем, — уже служили да и ничего антихристианского в нём не видели[4].
В 1723 г. духовенство Гребенской линии были официально подчинено Астраханскому епархиальному архиерею. С этого времени, по указу Царя Петра I, тогдашний епископ Астраханский преосвященный Лаврентий стал также именоваться Ставропольским (по названию построенной Петром I крепости Святого Креста). С основанием в 1735 году города Кизляра, который стал административным центром восточной области северокавказского региона, здесь начинается сооружение православных храмов. Однако удалённость астраханских Владык от своей паствы привела к назначению в Кизляр в 1738 году «закащика» — доверенного лица епископа, благочинного, который наблюдал за церковной жизнью на определённой территории, боролся с отступлениями от истинной веры, управлял духовенством, разбирал споры между духовенством и прихожанами, докладывал епископу о всех случаях нарушения Духовного регламента 1721 года. Первым таким заказчиком на Тереке стал иерей Феодор Иванов. Другой закащик Астраханской епархии вошел в состав духовного правления, открытого в Кизляре. По благословению Владыки они должны были искоренить раскол. Атаманам гребенских городков Центрального Кавказа указывалось, чтобы им «никакого помешательства не чинилось» [5].
Протоиерей Попов И. (Попов И., протоиерей. Мои занятия в архивах // Сборник общества любителей казачьей старины. — Владикавказ, 1912. — N 1. — С. 18) отмечал, что в то время военное духовенство Гребенского войска служило лишь в одной церкви и четырех часовнях (храмах без алтарей)[6]. Эту ситуацию можно объяснить специфическим образом жизни казаков, когда продолжительная каноническая обрядовая служба была просто невозможна, чего астраханские архиереи не желали понять. В Астрахани, в среде священноначалия, создалось впечатление, что в четырех часовнях собираются раскольники.
Под руководством закащика в храмах были устроены алтари, там стали служить по новым книгам, но «гребенцы» продолжали креститься двумя перстами. Многие казаки, по простоте душевной, считали, что раз они присягали Петру Великому, Петру Второму, Царице Анне Иоанновне, указуя на небо двумя перстами, то и креститься тоже надо двумя перстами [7].
Следует заметить, что старообрядчество на Тереке образовалось не в результате раскола, а явилось результатом сохранения обрядов, имевших место до церковных реформ патриарха Никона, поэтому в результате деятельности военного духовенства, под руководством закащика, казаки начали привыкать к новому уставу богослужения, не противились устройству алтарей в храмах. Двуперстное крещение же было лишь средством консолидации «гребенцов» в единую и сплоченную субэтническую группу.
В этот период времени на Северный Кавказ с Поволжья стали проникать старообрядцы различных толков — «раскольники», которые, действительно, раскалывали Церковь. Раскольники проповедывали о скором пришествии Антихриста и о близкой кончине мира. Многие «гребенские» казаки под их влиянием перестали признавать действенность Таинств Церкви, законность служения «никонианской» церковной иерархии. В конце XVIII века многие православные храмы Притеречья опустели. Казачьи священнослужители влачили нищенское существование[8]. Часть казаков, чьё сознание было отравлено раскольническим зловерием, отказывалась считать священнослужителей членами Церкви, некоторые станицы стали сами выбирать церковнослужителей для проведения богослужений. Военным духовенством обстановка на Тереке в это время характеризовалась следующим образом: «Раскольники открыто строили молитвенные дома, открыто держали беглых попов, «расстриг», заводили скиты, в начальники станиц назначались часто явные раскольники, даже между командирами Гребенского и других полков встречались иногда раскольники. Дерзость раскольников дошла до того, что во многих станицах уничтожены были православные храмы"[9].
В 1843 году состоялось открытие Кавказской епархии. Возглавивший её епископ Иеремия, свидетельствовал, что православные храмы в станицах Гребенского полка разобраны, «материал храмов Божиих, кроме станицы Старогладковской, растрачен и неизвестно, где находятся св. антиминсы, книги, утварь; несколько икон из иконостаса находятся в домах раскольников». Иеремия поднял вопрос о строительстве новых храмов, об открытии семинарии и духовных училищ, о борьбе с расколом[10].
Военное духовенство Кавказа в это время духовно поддерживало воинов, благословляя их на брань с абреками. Владыка Иеремия писал в это время в своём дневнике: «В первое число сего месяца (1 ноября 1848 года — Е. К.) великое и страшное произошло смятение в граде нашем: был туман, скрывавший самые близкие предметы; народу сошлось и съехалось на воробьевской площади множество. Часов в 10 утра разнеслись вблизи пушечные удары; горцы грабили ближайшие к Ставрополю станицы; во всю прыть бежали к ним для спасения пешие и конные. Всё это и весть, что партия хищников уже приступила к Ставрополю, встревожило всех… Дети искали матерей, а матери — детей. Аще не Ты, Господи, сохраниши град, всуе бде стрегий… Да не будешь постыжден в нас пред лжепророком магометом (Так в тексте — Е. К.)[11]!»
Борьба епископа Иеремии с расколом закончилось тем, что в 1845 году всё православное духовенство линейных казачьих станиц было отделено от Кавказской епархии и подчинено обер-священнику Кавказского отдельного корпуса Лаврентию Михайловскому, который находился в Тифлисе. Обер-священник Лаврентий Михайловский, а вместе с ним и всё русское духовенство Кавказа были подчинены в это время графу Михаилу Семеновичу Воронцову, командующему войсками и наместнику Кавказа[12]. Итак, мы видим, что духовенство Кавказа стало военным не только фактически, но и юридически, по букве закона. Эта мера, однако, усилила позиции старообрядчества на Тереке. Данные, собранные в РГВИА — Российском государственном военно-историческом архиве (Ф.1058, Оп.1, Д. 319, лл. 60−81) — говорят, что «никониан» в некоторых терских станицах в 1846 году насчитывалось: в Курдюковской не было вообще, в Новогладковской — 2, Старогладковской — 7, Червленной — 12, Щедринской — 16 человек [13]. Однако антисектантской деятельности в дальнейшем стало оказывать содействие государство, благодаря чему деятельность военного духовенства не могла не стать успешной. Духовенство осуществляло окормление старообрядцев посредством единоверия, формы взаимодействия православных верующих двух обрядов в рамках Единой Церкви, при которой духовенство рукополагалось православным архиереем и подчинялось ему, а служба отправлялась по старообрядческим книгам и правилам [14]. Джон Баддели отмечал, что раскольничество на Кавказе, в основном, было побеждено и стало не столь явным, как прежде: в 1888 году, по его данным, раскольники составляли среди казаков 15, 5% [15].
Хочется заметить, что Баддели не питал к России особых симпатий, для него и 15% - уже немного.
Император Александр I в указе от 21 февраля 1803 г. так определил своё отношение к расколу: «Не делая насилия совести и не входя в розыскание внутреннего исповедания веры, не допускать однако же внешних оказательств отступления от Церкви и строго воспрещать в сем соблазны, не в виде ересей, но как нарушения общего благочестия и порядка"[16]. Как видим, для государства было важнее сохранить стабильность и общее благочестие, чем миссионерство в среде раскольников.
Под влиянием немцев-протестантов в России в XVIII веке зародилась секта духоборов. Духоборы подвергались преследованиям, их отдавали в солдаты, ссылали на окраины Империи, но впоследствии, уже в XIX веке, они снискали расположение в российских правящих кругах, склонных к мистицизму, да и у самого императора Александра I. Беседы с целью их вразумления, которые проводили с духоборами представители власть предержащих имели и обратный результат: в духоборчество обратился камердинер императора. Для сектантов были отведены для поселения плодородные земли на Молочных водах в Мелитопольском уезде Таврической губернии. Представители власти решили, что духоборы должны жить, как в русской народной сказке, — там, где «течёт молочная река — кисельные берега». Позднее духоборы стали называться молоканами. При Николае I переселения духоборов были прекращены и их стали ссылать на Кавказскую пограничную линию [17].
В 1836 году дивизионный благочинный священник Раменковский во время планового объезда подчиненных частей и подразделений обнаружил в одной из рот секту духоборов. Духовным вождем сектантов был переведённый за свои еретические взгляды из флота рядовой Семен Фёдоров, который, находясь в новом воинском коллективе, сумел вовлечь в секту четверых солдат. По рапорту священнослужителя командир полка перевёл «новообращенных» сектантов в резервный батальон полка, а Фёдоров был предан суду и отправлен в 14-й линейный батальон на Кавказ. Следует отметить, что священнику Раменковскому, что видно из его рапорта обер-священнику отдельного Кавказского корпуса протоиерею Лаврентию Михайловскому, удалось вернуть всех четверых заблудших в лоно Православия и тем самым «утушить пламя сего душепагубного раскола». Военный пастырь привёл основные правила, проповедуемые духобором Семеном Фёдоровым своим собратьям. Они заключались в следующем:
1. Веровать в Спасителя, но не признавать Его во плоти, бывшей, по мнению сектантов, духовной.
2. Не чтить икон, поскольку поклонение иконам является идолопоклонничеством.
3. Святое крещение, совершаемое священником, не считать правильным, поскольку само крещение снисходит на всякого человека духовно, без каких-либо обрядов.
4. Покаяние должно совершаться не в присутствии священника. Для отправления самого Таинства достаточно взяться рукой за дерево или куст растения, приклониться и взять в руку немного земли, признаться в своих грехах и таким образом получить духовное Причащение.
5. Отвергать Таинство Евхаристии (Причащения), поскольку, как утверждали духоборы: «Мы — не людоеды, чтобы пить кровь"[18].
Плодом совместных усилий Св. Синода и военного духовенства явился указ от 24 июля 1906 г., обязавший начальников в лице полковых командиров оказывать содействие военным священникам в охранении православных нижних чинов «от вредных сектантских учений». Намеченные указом меры предусматривали следующее:
а) неуклонное и, по возможности, в большем количестве, посещение
нижними чинами церковных служб в воскресные и праздничные дни;
б) устроение внебогослужебных религиозно-нравственных бесед, со-
провождаемое наглядными пособиями;
в) заведение и широкое распространение в каждой воинской части
библиотек, состоящих из одобренных Св. Синодом книг и брошюр;
г) приглашение в необходимых случаях для проведения противосектантских собеседований опытных миссионеров[19].
Пиком противосектантских мероприятий являлась разработанная духовным правлением при Протопресвитере армии и флота России совместно с Генеральным Штабом программа религиозно-нравственных мероприятий, состоящая из вероучительного, священноисторического, богослужебного и просветительского отделов. За образец действий высшее военное духовенство взяло пастырские меры, выработанные комиссией Тифлиского военного духовенства и применяемые в жизни Владикавказского крепостного гарнизона. Эти меры включали:
а) проведение религиозно-нравственных чтений с «туманными картинками» (в чтениях принимали участие врачи и офицеры);
б) проведение бесед священнослужителей по ротам с периодичностью два раза в неделю;
в) устройство в солдатских чайных специальных библиотек.
В соответствии с «Положением об обучении пехоты», введённым приказом по Военному ведомству N 619 за 1911 г., каждый православный солдат первого года обучения обязан был знать «Молитву Господню» и «Молитву за Царя». В процессе внебогослужебных бесед солдат должен был усвоить Символ Веры. Знание молитв подкреплялось их ежедневным пением [20].
Во второй половине XVIII в. степное пространство Северного Кавказа с бассейнами рек Терек, Кума, Маныч и Кубань оказалось заселенным русскими казаками. Рядом с военными поселениями и крепостями возникали казачьи станицы и хутора, жители которых занимались, кроме выполнения своих непосредственных воинских обязанностей, земледелием. Станица отличается от хутора тем, что имеет православный храм, поэтому население её многочисленнее, чем население хутора. Кроме того, из хутора мог выступить в поход отряд максимум в сотню сабель, а из станицы — в несколько сотен; в станице находилось и полковое знамя.
От военного духовенства в этот исторический период требовалась защита государственных интересов на Кавказе посредством религиозного просвещения местных жителей, тем более что и сами коренные жители шли навстречу христианству. Так, «владелец Малой Кабарды Корго-Кончокин принял христианство с частью своих подданных… Корго, в крещении князь Андрей Иванович Черкасский-Кончокин, обратился к русскому правительству с просьбою о дозволении поселиться ему на левом берегу Терека. Ему предоставлено было право выбрать для поселения место, какое пожелает, и он избрал урочище Моздок. В 1763 году на этом месте возникает форпост и при нём селение с православной церковью. Подданные князя Кончокина составили основу Горского казачьего линейного полка, первоначально образованного из горцев… Моздок долгое время служил убежищем для всех переходивших на сторону христианства кабардинцев, осетин, чеченцев и для всех страдавших от гнета мусульман, — даже грузин и армян, выселявшихся по временам из Грузии и Армении[21].
Однако духовному просвещению населения Кавказа мешал низкий культурный и нравственный уровень кавказского духовенства. Многие не могли даже подписаться под донесениями епархиальному Владыке. Приток представителей иных сословий в духовенство был крайне ограничен, хотя епархиальные Владыки благожелательно относились к «заручным постановлениям» прихожан в отношении кандидатов на церковно- и священнослужительские должности. Лишь в последней четверти XVIII века по распоряжению Св. Синода, кроме предоставления такого одобрения, ставленников проверяли в знании краткого катехизиса.
Одной из причин небольшого числа кандидатов на должности священников являлось нежелание казаков менять своё сословие. После того, как кандидат проходил испытания, и епископ рукополагал его в сан, войсковая казачья верхушка исключала его из военного звания и из куренных списков, зачисляла в казачье духовенство. В основном, это были казаки в возрасте от двадцати семи до тридцати лет, не пьющие, хорошо ведущие хозяйство. А самое главное требование — священник не должен был принимать участие в кровавых столкновениях с неприятелем, не должен был убивать. Он давал подписку о том, что «по смерть свою не оставит храма». Эти требования, а также убеждение, что рукополагаемый перестаёт быть казаком, следовательно, — военным, — становились почти для всех казаков непреодолимым препятствием для принятия священного сана [22].
При подаче «заручных постановлений» не могли не возникнуть злоупотребления. Так, в нарушение Церковных канонов был рукоположен казак Леонтий Иванович Попов, в молодые годы убивший человека. Об этом читаем в Постановлении Синода от 29 ноября 1742 года «О штрафовании Вольского войска Караванской станицы атамана, старейшин и казаков за ложное одобрение, данное ими смертноубийце Леонтию Попову, произведенному на основании того одобрения во священника приходской их церкви»: «По Указу Ея Императорского Величества, Святейший Правительствующий Синод, по рапорту Военной Коллегии, коим объявлено, что-де по присланному Ея Императорскаго Величества из Святейшаго Правительствующаго Синода в ту Коллегию указу и по определению тоя Коллегии велено Вольскаго войска Караванской станицы станичного атамана Стефана Бирелкина и прочих старшин и казаков за лживое их к Преосвященному Иллариону, Епископу Астраханскому о смертноубийце… Леонтие Попове, что якобы он человек добрый… письменное представление, по коему он в ту их станицу и в попа был произведён, оштрафовать при собрании войскового круга, дабы впредь таких представлений ложных чинить не дерзали» [23]. Инцидент произошёл в казачьей области, прилегающей к Кавказу, но на Кавказе дело обстояло не лучше.
Только в 1797 году Указом Св. Синода представление приходских заручных прошений было запрещено. Непрекращающиеся набеги абреков, бедность приходов, скудное материальное обеспечение духовенства, его приниженное положение — всё создавало крайне тяжелую обстановку для распространения и развития христианства на Кавказе. Священникам, особенно в терских (гребенских) приходах, нередко приходилось зарабатывать своей семье на пропитание подённой работой у казаков. Многие из них, прося астраханских епископов о представлении денежного и хлебного жалованья, просили «смиловаться» и «не дать умереть с женою и детьми голодной смертью», ибо «дохода никакого нет». Приверженные старообрядчеству казачьи старшины глумились над духовенством и даже с презрением избивали его, зная, что далекая епархиальная власть своим священникам не поможет. Протоиерей А. Лебедев писал Астраханскому владыке: «Не соблаговолено ли будет нашу Моздокскую соборную церковь освободить от власти коменданта, понеже он у нас — в лице вашего преосвященства — имеет власть отдавать всякие приказания, когда, куда и которому священнику ехать не только в приход свой, но и в городки для исправления мирских треб; даже ключи от церкви хранит у себя». Такое положение не способствовало укреплению авторитета кавказского военного духовенства. Это было тем более прискорбно, что паства сама тянулась к Церкви. «Состав населения был очень пёстрый, — пишет Г. Н. Прозрителев, исследователь казачьего быта того времени, — украинцы однодворцы, отставные гусары, отставные солдаты Кавказского корпуса и их дети, цыгане, люди неразрешённых званий, бывшие запорожцы, разночинцы, не помнящие родства, киевские казаки, пехотные солдаты и т. п… Переселенцы первое время не имели церквей, несмотря на ходатайства им не разрешали строить церкви, и они оставались без священников. Население в суровой и тяжелой жизни в новом крае, оторванном от всей России, не могло найти себе утешения в церкви. Отсутствие возможности исполнять самые необходимые христианские требы, как крещение и погребение, не говоря уже о церковных службах, только усугубляли тяжёлое положение первых переселенцев"[24].
Православное военное духовенство, направлявшееся по распоряжению епархиального начальства в казачьи станицы, в течение первых шести лет получало жалование наравне с офицерами. Священнику выдавали 2 пая (60 десятин), дьякону — полтора пая (45 десятин), дьячку (церковнослужителю) — 1 пай (30 десятин). Переданные им во время службы земельные участки переходили в их потомственное пользование. Но, несмотря на эти привилегии, служение на Кавказе оставалось непопулярным среди великоросского клира. В годы Кавказской войны многих отпугивала близость военных действий и возможность оказаться в плену или в заложниках у абреков. Во многих закубанских станицах не было православного духовенства[25].
В распространении православной веры среди народов Кавказа большую роль сыграло образование в 1746 г. в Кизляре Осетинской духовной комиссии. Её деятельность положила начало миссионерской деятельности среди северокавказских народов и представителей народов Закавказья, переселившихся в Кизляр и Моздок. Инициатива учреждения этой миссии принадлежала грузинским духовным лицам — архиепископу Иосифу и архимандриту Николаю, подавшим в 1743 г. императрице Елизавете Петровне челобитную о посылке находившихся в Москве представителей грузинского духовенства — архимандрита Пахомия и игуменов Христофора и Николая для проповеди христианства среди 200 тысяч осетин Кавказа [26]. Они объясняли необходимость этого тем, что осетины издавна придерживались христианской веры. «О том свидетельствуют и поныне каменные со святыми иконами церкви и книги, к коим они охотно прибегают; они и святые посты Великий, Госпожин (Успенский — Е. К.) и Филиппов постно содержат и, когда, по случаю, увидят каковую христианскую духовную персону, и со оною поступают ласково, и желательно в дом к себе для посещения, а особливо ради водосвятия, неотступно просят, и к восприятию христианской веры греческого исповедания весьма склонны, да и мольбищ, иже идололаторы творят (идололатрия — это, в переводе с греческого, — идолопоклонение. — Е. К.), у них нет, но не получая проповеди Слова Божия, молитву творят, взирая только на небо"[27].
В 1745 г. православная миссия во главе с архимандритом Пахомием прибыла в Осетию и основала Осетинское подворье. В следующем году на основе миссии была создана Кавказская комиссия для восстановления Православия среди осетин и других народов Кавказа. Затем она развернула широкую миссионерскую работу среди осетин в городах Кизляре, Моздоке, где в 1764 г. была образована духовная школа для обучения новокрещенных осетинских детей, просуществовавшая до 1792 г. К открытию этой школы в Моздоке уже жило свыше 200 новокрещенных поселенцев и была построена церковь. Правда, миссионерская деятельность грузинского духовенства имела серьезные недостатки. Новокрещенным были обещаны различные льготы — вплоть до материальной помощи. Учеёый Ю. Клапрот, побывавший на Кавказе в 1807 — 1808 гг., писал, что обращение в Православие у многих осетин ограничивается крещением. Многие повторяли обряд Таинства вследствие того, что окрещенным выдавалось за счет государства 12 аршин полотна и две севрюги. Об основах христианской веры многие горцы ничего не узнавали, кроме того, что они называли себя христианами и могли перекреститься[28]. Таким образом, мы видим, что значительное число горцев не знало, что Таинство Крещения совершается только один раз, и, следовательно, даже понятия не имело о «Символе веры"[29].
Руководителем комиссии до 1764 года был грузинский священник Пахомий. Кроме него в состав комиссии вошли знающие осетинский язык клирики грузинского происхождения и прапорщик Андрей Бибирюлев, представляющий российскую военную администрацию в Осетии. Само участие в составе комиссии должностного лица, представляющего армию, говорит нам о том, что деятельность миссионеров была неразрывно сопряжена с деятельностью военных и осуществлялась во многом не только в религиозных, но и в военно-социальных целях. Деятельность Кавказской комиссии регулировалась Синодом и военными комендантами Моздока и Кизляра, указывая нам на то, что клир комиссии можно отнести к военному духовенству. Но, видимо, знание иереями осетинского языка было поверхностным, т. к. часть новокрещенных тайно возвращалась в магометанство, участвовала в антироссийских выступлениях, из-за чего миссия находилась словно в зоне боевых действий. Так, в 1769 году старшиной ущелья Бахтигереем Есеновым были взбунтованы более ста человек своего селения из-за того, что ему недодали на Осетинском подворье полотно и две севрюги. Восставшие разрушили подворье миссии, разграбили казну и убили пятерых служащих.
В 1764 году Екатерина Великая организовала под эгидой коменданта Кизляра Моздокскую духовную осетинскую школу для новокрещенных горцев. В 1771 году Кавказскую комиссию преобразовали в Осетинскую духовную комиссию. Деятельность её контролировали российская военная администрация и Святейший Синод. Центр миссии находился, как и прежде, в Моздоке[30]. Её главой был назначен русский священник — протопоп Афанасий Лебедев[31]. В инструкции, регламентирующей деятельность миссии, миссионерам рекомендовалось требовать помощи от находящихся в Кизляре и Моздоке комендатур. Инструкция предупреждала о том, что духовные лица могут находиться «под некоторым у тех команд надсмотрением, которые принимать будут всякие паче чаяния приносимые на них жалобы, для сообщения о том к архиерею и Святейшему Синоду». «Здесь, паки, — говорилось далее, — напоминается о тех качествах, каковые вам, избранным на сие евангельское служение неотменно иметь следует. Должны быть вы завсегда трезвенны, целомудры, благоговейны, чинны, кротки, любовны, снисходительны, учительны, оказывать себя пред всеми не ханжами или лицемерами, но искренними и чистосердечными, не склоняться ни под каким видом к какому-либо насилию и лихоимству, ничего не вымогать и отнюдь не брать, ибо должны вы иметь в памяти сие: отправляетесь на сие святое дело не для насыщения алчбы в корыстолюбии, но для приобретения славы Божия, пользы государства и для спасения душ человеческих"[32].
Таким образом, мы видим, что военные чины комендатур, которые в те времена назывались командами, видели в миссионерах своих подчиненных, а обязанностью офицеров комендатур являлась, среди прочих, и — забота о нравственности миссионеров.
По упразднении Осетинской миссии в 1792 году миссионерское дело было возложено на открытое в Моздоке викариатство Астраханской епархии, епископом которого стал Преосвященный Гаий Бараташвили (по другим сведениям — Такаов). Он был яркой, незаурядной личностью. Родом грузин [33](по другой версии — осетин с южных склонов Кавказского хребта), он одно время находился при грузинском посольстве в России. Для успешного достижения главной цели новой «епархии» — христианизации горцев, живших вдоль Кавказской линии, Св. Синод дал епископу Гаию Бараташвили инструкцию [34], которая предписывала в деле просвещения осетин православным вероучением следовать инструкции, данной Осетинской духовной комиссии в 1771 г. Относительно своих планируемых предприятий епископ также обязан был предварительно заручиться согласием генерал-губернатора Гудовича.
В начале XIX века создалось разделение Северного Кавказа на две части в церковно-административном отношении. Юго-восточная часть Северного Кавказа по-прежнему входила в состав Астраханской епархии, а северо-западная часть находилась в ведении Таврическо-Феодосийского викариатства Екатеринославской епархии. Это приводило к отсутствию единства в духовном управлении казачьей паствой. Только в 1820 г. на короткий срок весь Северный Кавказ, включая Кавказскую область и Кубань, был подчинен в духовном отношении Астраханскому архиерею.
Учреждение в Восточной области Северного Кавказа Моздокско-Маджарского викариатства совпало по времени с выдающимся событием: возникновением на берегах Кубани нового оплота Православия — черноморского казачества. Заселение Кубани казаками началось с 1792 г. Черноморские «козаки» — потомки запорожцев — отличались приверженностью к православной вере, что их выделяло из великорусского населения края, легко поддававшегося влиянию старообрядчества и сектантства различных толков. Черноморцы переселились первоначально с Новороссии на Кубань без духовенства, которое осталось при храмах, возведенных казаками за Бугом. С собой казаки взяли одну только походную (палаточную) церковь, оставив также в Малороссии служившего прежде в ней престарелого иерея Антония. По прибытии первых черноморцев в Тамань встал вопрос об удовлетворении религиозных нужд казачества. Феодоссийский Владыка прислал в войско двух священников. Наконец, по повелению Екатерины II, Кубань в 1794 г. была причислена к Феодосийскому викариатству. Между викарием и представителями Войскового Правительства складывались тесные благожелательные отношения, о чём говорит нам письмо от 1796 года кошевого атамана Захара Чепиги Феодосийскому епископу Гервасию по поводу кандидатов в пресвитеры: «Ваше преосвященство, милостивый батько, для стола вашего преосвященства икры свежей 2 бочонка, балыков пар 10 и часть вязиги при сем посылаем и покорнейше прошу прислать архимандриту Екатерино-Лебяжьей пустыни Феофану в помощь иеромонаха и диакона, а подносителей сего кандидатов — диакона Григория Стрещенко, Алексея Волынского, Гавриила Куса, Ивана Сулиму и Федора Соболя святительским рукоположением во священников милостиво не оставить"[35].
Особенностью кубанского клира была его выборность. Традиция выборности клира получила свое начало еще в Запорожской Сечи. Там реальным руководителем церковной жизни (кроме совершения самого факта Таинств и обрядов) был кош — правительство Сечи. Кошевой атаман был начальником запорожского духовенства и потому принимал и определял духовных лиц из Киева в сечевые церкви, оставлял или возвращал их назад. Практически он исполнял обязанности архипастыря (не мог, разумеется, только рукополагать никого в клирики и совершать Таинства Церкви). Только от малоросского Межигорского монастыря признавала Сечь духовную зависимость (здесь спасали в преклонные годы жизни свои души многие казаки[36]). Эти обстоятельства нередко навлекало на запорожцев несправедливые упреки в безверии и равнодушии к религии. Киевский митрополит XVII века Петр Могила называл запорожских казаков «ребеллизантами», отступниками, а московские дьяки (аналог — по должности — современных министров) считали их «людьми, не имеющими страха Божия». Но они не учитывали того, что казаки были прежде всего воинами-защитниками, хранителями земли Русской, рыцарями Православия. Часто казачьи священники сопровождали свою паству и в тяжелых боевых походах. Духовно поддерживаемые пастырями казаки всегда были крепки в православной вере.
Важным фактором воспитания, в том числе патриотического, была для казачества Церковь, которая помимо нравственных приоритетов внушала казакам чувство преданности Царю и Отечеству. Одним из лозунгов казаков стал лозунг: «За Веру, Царя и Отечество!» Такие понятия, как «патриотизм» и «верноподданничество», становятся для казаков нераздельными.
Другим фактором, активно повлиявшим на патриотическое воспитание казаков, стала возникшая в XIX в. на Дону и на Кубани система образования. Благодаря влиянию общегосударственной идеологии, патриотическое воспитание в школах рассматривалось через призму религиозности и верноподданничества. Занятия начинались с молитвы во славу Царя и Отечества. Отмечались все религиозные и государственные праздники, все важнейшие события в жизни Царской Семьи и т. п. В специфических образовательных учреждениях казаков — в детском корпусе и юнкерском училище, где готовились офицерские кадры для казачьих частей, а также в ряде военных, ремесленных школ акцент в воспитании делался на уважение, к военной славе Великой России, изучались традиции военного искусства казаков.
Поэтому даже в молитвах казаки, обращаясь к Богу, благодарили его: «Слава тебе, Господи, что мы — казаки!».
Переселившись на кавказскую землю, казаки стали строить храмы и формировать войсковое духовенство. Оно стало составлять несколько обособленную социальную группу, так как, благодаря удаленности Кубани, в ней лишь в слабой степени ощущалось воздействие высшей епархиальной власти. Во главе войскового духовенства вначале стоял войсковой протоиерей. Вскоре появилось екатеринодарское духовное правление — низшее духовное присутственное место, в котором войсковой протоиерей хотя и продолжал быть главенствующим лицом, но уже не единственным.
Кубанское духовенство всегда близко стояло к рядовой массе, разделяло с народом и горе, и лишения. Ему не чужды были и те отрицательные свойства, которыми изобиловала казацкая среда. В определенной мере отрицательное воздействие на войсковое духовенство оказывал и сам порядок обращения казака в иерея, в который внедрялись злоупотребления, так как кандидат в иереи должен был угодить и казачьему обществу, и атаману, и войсковому протоиерею, вследствие чего кандидаты не могли не отличаться крайней дипломатичностью и обходительностью. Духовенство Кубани, избранное из казачьей среды, получало земли наравне с другими казаками, а дети духовных лиц числились в посемейных списках в казачьем звании и несли военную службу, если не были причислены к духовной службе. Плоть от плоти народной, некоторые представители военного духовенства Кубани, родным языком которых был малоросский язык, считали, что и Иисус Христос также разговаривал по-малоросски.
В среде кубанского военного духовенства было немало представителей, пользовавшихся любовью народа и умевших врачевать духовные язвы казаков словом, душевным отношением, вниманием к их нуждам и запросам, безвозмездной помощью.
В первой четверти XIX на Кубани развернулась просветительская деятельность войскового протоиерея Кирилла Россинского. Родился он в 1774 году в городе Миргороде на Полтавщине в семье священника. После обучения в семинарии в двадцатичетырехлетнем возрасте он стал священником в одной из церквей родного города. Всем своим благоговейным служением он должен был оправдать такое раннее рукоположение, ведь во иерея по канонам Церкви надлежит рукополагать только в тридцатилетнем возрасте. Затем он стал членом Ростовского духовного правления, и, прослужив в Ростове два года, был переведён служить на Кубань. На начатой в 1803 г. службе в Черноморском казачьем войске он, будучи и военным человеком и клириком, пробыл два десятилетия и за этот срок построил в Екатеринодаре две церкви, содействовал постройке на Кубани свыше 25 храмов, завёл войсковой хор духовных певчих, открыл в своем крае 10 приходских училищ и основал Екатеринодарское войсковое училище. Его деятельность на посту войскового протоиерея оставила глубокий след в истории Кубанского края. Такого количества школ в то время не имели даже внутренние губернии России. Благодаря настоянию протоиерея Кирилла Россинского в 1818 г. в Екатеринодаре открылось духовное училище. А ведь в те времена некоторые пономари не только писать, но и читать не могли (хотя церковная служба от этого не страдала, так как церковнослужители знали Псалтырь и Часослов наизусть). С 1806 по 1820 гг. о. Кирилл был смотрителем Екатеринодарского уездного училища и за свой счёт содержал двенадцать его учащихся, помогал сиротам и бедным. За это время он собрал при училище библиотеку. Отец Кирилл составил и издал крайне востребованный и необходимый тогда для всего населения Кубани (в том числе и для самого военного духовенства) учебник русского языка для учащихся кубанских училищ. Трудами о. Кирилла в 1820 году уездное училище было преобразовано в войсковую четырехклассную гимназию. По Указу Царя сам же Россинский, как основатель, был назначен первым её директором. За свои труды по народному образованию о. Кирилл был избран в число «внешних членов» по отделению словесных наук Харьковского университета. Работу, которую он проделал, можно назвать титанической. Истратив свои денежные средства на нужды Церкви, он остался без средств к существованию и умер 12 декабря 1825 года, прожив очень короткую жизнь: всего лишь пятьдесят один год [37].
С целью выполнения Указов российских Монархов, касающихся деятельности клира Русской Поместной Церкви, Святейший Синод в XVIII веке издал множество постановлений, оказавших положительное воздействие на служение российских пастырей, в т. ч. военного духовенства Кавказа. Духовенство освобождалось от телесных наказаний, священно- и церковнослужителям было запрещено заниматься торговыми промыслами[38], им предписывалось «неленостно» проповедовать [39].
Реализуя эти предначертания, архиепископ Платон Любарский (глава астраханской епархии, куда ещё входил Северный Кавказ) в 1800 г. запретил иереям торговать, обязал священников учить в воскресные дни, и особенно в посты, своих пасомых молитвам, читать им в церкви и даже на дому «катехизические проповеди, с ясным снисходительным понятию слушателей толкованием». Священникам также было вменено в обязанность написать в продолжение года по три проповеди, «представляя каждую архиерею с ясным снисходительным понятию слушателей толкованием» на просмотр, а затем произносить их с церковного амвона «непременно наизусть».
В 1811 году кавказские военные власти обратили внимание на успехи мусульманской религии среди горских народов. Проповедники магометанства стали распространять ненависть к христианству и России, и это требовалось как-то нейтрализовать. Тогдашний Командующий русскими войсками на Кавказе генерал Тормасов предложил Государю использовать для обращения горцев в христианство иезуитов. Однако Царь Александр I принял дальновидное решение использовать для этих целей способных православных миссионеров. После чего в 1814 г. была вновь возобновлена деятельность Осетинской духовной комиссии (деятельность которой была прекращена в 1799 году). Теперь миссия находилась в Тифлисе и подчинялась учреждённому в 1811 г. Грузинскому экзархату. В его ведение были переведены из Астраханской епархии приходы с осетинским населением, уже обращённым в Православие. Число православных осетин к этому времени сократилось из-за совращения осетин в магометанство до 2200 душ. Многие жители Кавказа совращались в маометанство по нескольку раз. Так, в Постановлении Синода от 31 октября 1742 года «О мерах к вразумлению православного грузинца Юрия, дважды совращавшегося в магометанство» читаем: «Юрий скинул с себя крест и православную веру бранил и ругал всячески, а до церкви Божией упорством своим не ходил двое суток, а потом-де, по увещанию казначея, обещал и молиться"[40].
На возрожденную комиссию указом Св. Синода от 1824 года были возложены те же обязанности, что лежали на прежней, Моздокской комиссии с её фактически приравненному к военному духовенству клиром. Новая Осетинская духовная комиссия возглавлялась архиепископом Досифеем, она имела в своем составе архимандрита, семь иереев, пять диаконов, пять церковнослужителей и пять мирян. Первоначально комиссия направила свою деятельность преимущественно на восстановление и распространение христианства в Южной Осетии. В первые же годы было обращено более 6000 осетин. Особенным оживлением миссионерской деятельности Осетинской духовной комиссии отмечен период, когда она была передана в 1817 году в подчинение экзарху Грузии архиепископу Феофилакту (Русанову). За короткий срок работа Осетинской комиссии была значительно улучшена. По предложению Владыки Феофилакта Св. Синод в 1818 г. дал миссии более совершенную инструкцию. Обращение горцев в христианство предписывалось теперь вести только духовными средствами, не прибегая к материальным вознаграждениям. Проповедь миссионеров теперь следовало считать завершённой не прежде, чем новообращенные пожелают иметь церковь и священнослужителей. Благодаря новым началам, положенным в основу деятельности Осетинской духовной комиссии, за время управления Грузинским экзархатом владыки Феофилакта (1817 — 1822) число новообращенных достигло 47 000 человек различных национальностей. За этот же срок для осетин было восстановлено 29 храмов, для кабардинцев, карачаевцев, абхазцев — 11. Владыка Феофилакт (Русанов) обращал внимание на упорядочение богослужения среди горцев, которое велось в разных местах по-разному: на грузинском, армянском и даже на греческом языках[41].
Недостаток священников в приходах Черноморского берега и Закубанья вынудил командование сделать в 1866 году представление Кавказскому наместнику о назначении в станицы священников. Среди изъявивших желание отправиться в Закубанье оказалось немало иереев со слабыми морально-деловыми качествами. Так, историк П. П. Короленко писал: «В станице Самурской в 1867 году офицеры, пьянствуя со священником, напоили его до бесчувствия и носили по улицам на мертвецких носилках, говоря всем встречным, что их духовный пастырь скончался и они его сами отпевают» [42].
Многие священники, особенно в отдаленных станицах, оказались малоопытными даже в совершении богослужения и отправлении треб. Находясь вдали от духовного начальства, лишённые опытных руководителей, они забывали о своем призвании. Казачье линейное духовенство часто становилось жертвой произвола военных властей и станичного начальства, не ожидая защиты от Главного военного священника Кавказской армии.
В 1860 году было открыто «Общество восстановления православного христианства на Кавказе» с центром в Тифлисе, в распоряжение которого были отданы все денежные суммы бывшей Осетинской комиссии. Вначале оно имело, в основном, военно-социальный характер деятельности и состояло под председательством Наместника Кавказа князя А. И. Барятинского — победителя Шамиля, который в восстановлении Православия на Кавказе видел одно из средств противостояния магометанскому повстанчеству, но, вследствие необходимости в содействии ему духовной власти, в 1865 году при нём был открыт духовный комитет под председательством Экзарха Грузии, а в 1885 году, по новому уставу, оно и совсем стало подчинено Св. Синоду.
«Общество восстановления православного христианства на Кавказе» получало правительственные субсидии на пропаганду крещения среди населения Кавказа и открытие церковно-приходских школ в Елизаветпольской, Бакинской и Тифлисской губерниях. В 1860-е годы служба в храмах Осетии стала проводиться на осетинском языке. Это позволило увеличить число прихожан православных храмов. В 1860−70-е годы в Северной Осетии было построено 38 храмов, в Южной — 45 [43].
Гражданское управление, введённое на Кавказе сенатором Ганном в 1840 году, оказалось затратным и малоэффективным. В отдельных районах Кавказа оно привело к восстаниям. Кавказ, поглощая людские и материальные ресурсы, взамен приносил стране лишь проблемы. Николай I нашёл выход из сложившейся ситуации в большей концентрации власти в высшем управлении краем. Так, в 1844 году появились должность Кавказского Наместника в Тифлисе, о котором неоднократно упоминалось выше, а в 1845 году, — Кавказский комитет в Санкт-Петербурге, который регулировал и контролировал деятельность Наместника. Наместник управлял Кавказским краем, включая Закавказье и Кавказскую линию. В его руках сосредотачивалась и военная и гражданская власть. Он мог, в пределах Кавказа, изменять государственные законы в соответствии с условиями края. Наместник также являлся Главнокомандующим Кавказской Армией с приданными ей войсками, и командами Кавказской линии. Касательно вопросов военного характера он подчинялся лично Царю, без каких либо посредников. Таким образом, обширнейшие пространства, населенные казаками и горцами, управлялись в течение десятилетий Штабом Кавказской Армии, т. е. высшим офицерством этого воинского объединения [44].
Наместнику и начальнику Штаба был подчинён Главный Священник Кавказской Армии, который являлся начальником православного военного духовенства Кавказской Армии и приданных Армии казачьих Войск.
Благочинный Штаба войск Финляндского военного округа протоиерей Павел Львов в позапрошлом веке написал книгу о правах и обязанностях военного духовенства, составленную из указов Св. Синода, гражданских и военных постановлений. В ней читаем: «Главный Священник Кавказской Армии наблюдает, чтобы служба Божия отправляема была по церковному положению в церкви Главной квартиры (в Тифлисе — Е. К.) и во всех полковых церквах, чтобы Священники особенно пеклись о доставлении больным утешения веры и святого Причастия.
Он заботится, дабы Священники, проповедуя слово Божие войскам, внушали им любовь к Вере, Государю и Отечеству и утверждали в повиновении властям.
Он надзирает за благочинием и добрым поведением подчинённых ему Священнослужителей.
Он осматривает, в назначенное Главнокомандующим время, подведомственные ему церкви для удостоверения, все ли потребное для отправления богослужения находится в них в целости и чистоте, с должным ли благоговением и осторожностью сохраняется Святыня, в исправности ли содержится церковный архив. При сём обязан он удостоверяться в способности и благонадежности Священно- и церковнослужителей. Всякая замеченная им неисправность должна быть исправлена по его требованию неупустительно; а о важнейших он доносит Главному Священнику Армии и Флотов, доводя о том с тем вместе и до сведения Дежурного Генерала Генерального Штаба.
Средством надзора служат Главному Священнику Благочинные. Чрез них объявляет он прочим Священникам предписания начальства и получает сведения о вверенном их смотрению. По особой надобности он может давать предписания полковым Священникам непосредственно и получать от них требуемые донесения.
Он принимает от полковых Священников чрез Благочинных в установленное время метрические и исповедные книги и представляет Главному Священнику Армии и Флотов, а также послужные списки клириков со своим свидетельством об их качествах.
Пред выступлением против неприятеля и по одержании победы он наблюдает, чтобы в Армии отправляемо было молебствие.
Во время сражения он находится в назначенном от Дежурного Генерала месте и наблюдает, чтобы Священники были при своих местах для молебствий, для ободрения православных воинов гласом веры и благословения церкви и для доставления раненым и умирающим утешения веры и Св. Причастия. Он наблюдает, чтобы отделённые от полков Священники в госпиталях отправляли свои обязанности исправно.
В штате его состоят: диакон, письмоводитель, два церковника из нижних воинских чинов и писарь из певчих.
Благочинные избираются Главным Священником Армии.
Благочинному предоставлено:
1. Рассматривать проповеди Священников, и при рецензии подтверждать, чтоб они, проповедуя слово Божие пред военными людьми, излагали и объясняли обязанности воина-христианина, отвращали их от пороков.
2. Наведываться о поведении каждого подведомственного ему Священника и церковника.
По делам своего ведомства Крепостной Благочинный относится к Коменданту.
На обязанности полковых священников состоит:
1. Обходиться с нижними воинскими чинами в духе кротости.
2. Внушать им, чтобы они имели христианскую любовь к Богу и ближним, уважение к Верховной Монархической власти.
3. Раскрывать важность присяги, гибельные последствия клятвопреступников в земной жизни и неизбежный суд по смерти" [45].
Обязанности и права Главного священника Кавказской Армии были сравнимы с обязанностями и правами Главного священника Армии и Флотов, но на меньшей территории.
Мы видим, что основной задачей религиозно-нравственного воспитания, осуществляемого военным пастырством Кавказа, являлось развитие у воинов Кавказской армии патриотизма как важнейшей духовно-нравственной и социальной ценности, формирования у них профессионально значимых качеств, верности своему гражданскому и воинскому долгу в условиях мирного и военного времени, высокой ответственности и дисциплины.
В-целом, духовно-педагогическая деятельность военного духовенства включала в себя воспитание, обучение, развитие и психологическую подготовку защитника Империи.
У Ф. Ласкеева выделены три вида пастырских обязанностей: «учительство, воспитание и нравственное руководство пасомых в духовной жизни"[46].
Целью и задачей воспитания являлось формирование нравственных качеств личности военнослужащих. Это определяло его содержание: оно включало в себя в качестве составных частей «умственное» и нравственное воспитание[47], что было отражено в руководящих документах империи: «Военные священники прилагают старание о составлении из воинских чинов и обучающихся в полковых школах церковных хоров для пения при Богослужениях, причем способные из воинских чинов допускаются к чтению на клиросе.
Военные священники обязаны в церкви вести катехизические беседы и, вообще, поучать воинов истинам православной веры и благочестия, применяясь к степени их разумения, духовным потребностям и обязанностям военной службы, больных же — назидать и утешать в лазаретах. Военные священники должны преподавать Закон Божий в школах полковых, солдатских детей, учебных команд и других частей полка; с согласия военного начальства, они могут устраивать внебогослужебные беседы и чтения.
Военные священники обязываются ограждать воинских чинов от вредных учений, искоренять в них суеверия, исправлять нравственные их недостатки, увещевать, по поручению полкового командира, порочных нижних чинов, предотвращать отступления от православной церкви и, вообще, заботиться об утверждении воинских чинов в вере и благочестии.
Военные священники, по долгу своего звания, обязаны вести свою жизнь так, чтобы воинские чины видели в них назидательный для себя пример веры, благочестия, исполнения обязанностей службы, доброй семейной жизни и правильных отношений к ближним, начальствующим и подчиненным" [48].
С 1716 года в соответствии с «Артикулом воинским» в воинских частях должность полкового священника стала штатной, проведение богослужений обязательным [49]. Такой порядок распространялся и на казачьи полки Кавказа.
По Указу монарха были установлены штаты церковнослужителей при приходских церквах, в соответствии с которыми в пределах Российской империи не могло оказаться селения более 100 дворов, не имевшего хотя бы одного священника. При расквартировании частей и подразделений, как регулярных войск, так и казачьих полков, в городах, крепостях и станицах проблема включения их в приходы ставилась перед местными архиереями.
Значит ли это, что казачье духовенство не является военным? Конечно, нет. Ведь военное духовенство — это профессиональное сообщество духовенства, выполняющее военно-социальные функции и удовлетворяющее религиозные потребности представителей военных сословий, к каковым относится и казачество. После подчинения духовенства Кавказской линии в 1845 году Главному священнику Кавказской Армии, который подчинялся лишь Наместнику Кавказа и Главному Священнику Армии и Флотов, утверждать, что казачье духовенство не являлось военным, было бы уже необоснованно.
Казачье духовенство удовлетворяло религиозные нужды Кавказского линейного казачьего войска, которое было создано в 1832 г. для охраны Кавказской укрепленной линии. Войско просуществовало до окончания Кавказской войны (1864 г.), и в 1866 году было реорганизовано в Кубанское и Терское казачьи войска.
Хотя в период существования Российской империи понятия МПО (морально-психологическое обеспечение) не существовало, однако весь комплекс информационно-воспитательных мероприятий, проводимых государственным, военным, военно-религиозным руководством страны в целях формирования высокого морального духа, проводился в соответствии с целью и задачами морально-психологического обеспечения деятельности войск в нашем современном понимании.
Рассматривая опыт военных священников в Кавказской Армии до 1917 года по формированию высокого морального духа её войск, можно говорить о наличии в нём элементов многих известных современной военной науке видов МПО: в пастырской работе, в культурно-досуговой работе, в антисектантской работе и т. д.
Религиозно-нравственные устои укреплялись благодаря проповеди, внебогослужебным беседам, религиозным чтениям, урокам Закона Божия, самостоятельному изучению духовной литературы.
Участие военного духовенства в тех процессах, которые мы сегодня называем военно-социальной работой, проявлялось:
— в изучении социальной ситуации в подразделении;
— в оказании медицинской помощи раненым в лазаретах во время проведения военных действий;
— в погребении погибших воинов;
— в благотворительной деятельности.
Важное значение имели мероприятия, осуществляемые военным духовенством и офицерским составом по поддержанию психологической устойчивости личного состава и сохранению психического здоровья военнослужащих, которые, с современных позиций, можно понимать как участие военных пастырей и командного состава в психологической работе:
— помощь новобранцам при адаптации в воинской среде.
— изучение индивидуально-психологических особенностей военнослужащих, социально-психологических процессов в воинских коллективах и доклад о результатах командиру части;
— назидание и утешение больных в лазаретах;
— индивидуальная беседа;
— напутствие солдат перед боем.
Участие военного духовенства и офицеров в том, что в современных условиях приобрело терминологию культурно-досуговой работы, проявлялось:
— в хоровом пении нижними чинами общественных молитв;
— в занятиях с церковным хором из ротных песенников (вспомним опыт о. Кирилла Россинского);
— в чтениях с «волшебными фонарями» (чтения с «туманными картинками»);
— в антиалкогольных компаниях.
Военное духовенство принимало участие, наряду с командным составом Кавказской Армии, в защите войск от психологического воздействия противника. Основными формами этой работы являлись обличительная проповедь, произносимая священником, и групповые беседы с нижними чинами, осуществляемые офицерским составом.
Военные пастыри проводили активную антисектантскую работу и миссионерскую деятельность.
Исходя из вышеперечисленных примеров, можно прийти к выводу, что к числу основополагающих принципов морально-психологического обеспечения боевой готовности военнослужащих Кавказской Армии и, в целом, всей Русской Армии следует отнести:
1) приоритетность славного исторического и культурного наследия России, её духовных ценностей и традиций;
2) единство, согласованность, преемственность и непрерывность в проведении Таинств, ритуалов, обрядов, церемоний и иных мероприятий морально-психологического обеспечения;
3) преимущественное использование в пропагандистских и агитационных целях религиозно-нравственных форм и методов воздействия.
В настоящее время командный состав и военное духовенство на основе изучения российского опыта служения офицерского состава, полковых священников в 19 веке, положительных наработок института капелланов за рубежом по формированию морального духа войск участвует в проведении мероприятий МПО в Вооруженных Силах Российской Федерации. Несомненно, что эта деятельность включает трансформируемый опыт военного духовенства и офицерства России дореволюционного периода её истории [50]. Кроме этого, военное духовенство наших дней использует новые формы, которые не использовались его предшественниками: просмотр документальных фильмов с антисектантским содержанием, проведение фестивалей духовной музыки, проведение общественных чтений, крестного хода на авиасредствах и пр. На наших глазах происходит становление института военного духовенства.
Имея в своём сердце веру, русские воины всегда одерживали победы. Потеря веры грозила поражениями. Поэтому военное духовенство заботилось об укреплении веры российских солдат, офицеров и юнкеров — будущих офицеров. Офицеры дореволюционной России вместе с военным духовенством заботились о духовном росте русского воина. Но под воздействием сил апостасии система религиозного воспитания, в том числе и в военно-учебных заведениях Российской Империи, десятилетиями державшаяся на триедином принципе «За Веру, Царя и Отечество», перестала глубоко проникать в юнкерское, а затем и офицерское сознание, способствовать становлению начинающих командиров прежде непобедимой Русской Армии. Участник событий Первой мировой войны генерал А.И. Деникин писал, что вступавшие в ряды офицерских кадров молодые командиры к вопросам веры и Церкви относились довольно равнодушно. Казарма же, отрывая людей от привычных условий быта, от более уравновешенной и устойчивой среды с её верой и благочестием, не давала уже взамен религиозно-нравственного воспитания. Утрата веры обернулась Гражданской войной [51]. Не стало надолго и военных священников.
Самым действенным методом воспитания военными пастырями своих пасомых являлся личный пример проявления мужества и бесстрашия. Военные священники с честью служили Богу и своему Государю на войне, как и в дни мира, на поприще миссионерства внутри России и среди разноплеменного и разноязычного населения Кавказа, при исполнении пастырских обязанностей во время общественных бедствий, и в годину войны. На поле битвы они всегда были достойными пастырями беззаветного храброго христолюбивого воинства, безропотно переносили тягости походной жизни, бестрепетно ходили со своими частями на штурмы, безбоязненно напутствовали больных и умирающих под неприятельскими выстрелами, терпели раны, заключение в плен и смерть.
За военные подвиги были награждены Золотыми Наперсными Крестами на Георгиевской ленте следующие военные пастыри Кавказской Армии (Отдельного Кавказского корпуса):
— Севастопольского пехотного полка протоиерей Тимофей Мокрицкий, за участие в славном деле покорения Эривани;
— Священник драгунского Нижегородского полка о. Симеон Лещинский, за подвиги в 1818 г. по 1829 г. во всех походах и сражениях с персами;
— Священник Чугуевского Уланского полка о. Иоанн Михайловский, за Персидскую войну 1826−1827 и 1828 гг., в воздаяние отличного мужества;
— Полковой священник Захария Борисов, за примерное мужество и неустрашимость в делах против Кавказских абреков в 1845 г., особенно 5 июня;
— Священник Крымского пехотного полка о. Иоанн Фёдоров, за поход в Персию в 1827 г.;
— Священник пехотного Генерал-фельдмаршала князя Варшавского, графа Паскевича-Эриванского полка о. Стефан Осташкин, за отличие в сражении с абреками 25 июля 1846 г. при штурме завалов, устраненных ими на хребте Тяня;
— Протоиерей Ставропольского пехотного полка о. Иаков Путинцев, за подвиги в походах на Кавказ, начиная с 11 ноября 1854 г. и кончая 1 июля 1862 г.;
— Священник 76-го пехотного Кубанского полка о. Александр Леонтовский, за подвиги с кавказскими войсками при покорении горцев 1861 -1863 гг.;
— Священник того же Кубанского полка о. Иоанн Костянский, за отличие в сражениях с абреками в 1862 г.;
— Священник Кавказской армии о. Василий Скитский, за подвиги с горцами в 1862 и 1863 гг.;
— Священник 151-го пехотного Пятигорского полка о. Митрофан Молчанов, за подвиги 11 и 12 июня 1877 г. на перевязочном пункте в Кобулетском отряде;
— Священник 155-го пехотного Кубинского полка о. Николай Преображенский, за подвиги в войне с турками 23 и 28 октября 1877 г.
За военные подвиги были награждены Орденом Св. Владимира 4-й степени следующие военные пастыри Кавказской Армии:
— Священник 157-го пехотного Имеретинского полка о. Алексей Михайловский, за участие в делах 20, 21 и 22 сентября 1877 г., орденом Св. Владимира 4-й степени с мечами;
— Протоиерей Тифлисского военного госпиталя о. Иоанн Веригин. За отличие в Турецкую кампанию 1877−1878 гг. орденом Св. Владимира 4-й степени с мечами.
За военные подвиги были награждены Орденом Анны 3-й степени следующие военные пастыри Кавказской Армии (Отдельного Кавказского корпуса):
— Священник Ширванского пехотного полка о. Пантелеймон Бодридзев, за хладнокровие и самоотвержение во все времена военных действий в 1807 и 1808 гг. с персами, когда он находился безотлучно с полком, служа примером воинским чинам и подавая помощь раненным под выстрелами;
— Священник Литовского егерского полка о. Иоанн Мищенков, участвовавший в разных походах на Кавказе с 1844 г., за превосходное мужество при сражение при р. Чолоке втрое сильнейшего неприятеля был награжден орденом Анны 3-й степени с бантом;
— Священник 16-го гренадерского Мингрельского полка о. Петр Рождественский, за турецкую кампанию в составе войск Кавказской армии, в главном отряде графа М.Т. Лорис-Меликова. При возвращении Мингрельского полка из похода в Штаб-квартиру через Боржом — имение ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ МИХАИЛА НИКОЛАЕВИЧА, ЕГО ВЫСОЧЕСТВО лично благодарил о. Петра за его самоотверженную деятельность на поле битвы военных действий. Два месяца провел добрый пастырь в госпитале, ухаживая с истинно христианским самоотвержением за тифозными больными;
— Священник Сухумского военного госпиталя о. Аполлон Новиков, за отличие в Турецкую войну 1877−1878 гг.;
— Священник 81-го пехотного Апшеронского полка о. Виктор Гречко, за отличие в Турецкую войну 1877−1878 гг.;
— Священник 159-го пехотного Гурийского полка о. Арсений Копецкий, за отличие в Турецкую войну 1877−1878 гг.;
— Священник форта Александровского о. Иосиф Лиадзе, за отличие в Турецкую войну 1877−1878 гг.;
— Священник церкви Потийской местной команды и гарнизона о. Николай Каллистов, за отличие в Турецкую войну 1877−1878 гг.;
— Священник 34-го пехотного Севского полка о. Петр Кучинский, за отличие в Турецкую войну 1877−1878 гг
Во время боевых действий были ранены следующие военные священники Отдельного Кавказского корпуса :
— Священник Херсонского гренадерского полка о. Андрей Башинский 17 ноября 1808 г. при штурме крепости Эривани, по собственному желанию, находился в деле, в котором был тяжело ранен пулей в левое плечо, отчего через два дня волей Божией и скончался;
— Священник 15-го егерского полка о. Карп Аггеевич Бардин, участвовавший в походах на Кавказе и Турции в 1807 г., был в кампании 1808 г. В 1810 г. ноября 19 дня, во время перехода полка во вновь назначенные штаб-квартиры и при следовании вместе с ним всех полковых и ротных тяжестей, вещей штаб- и обер-офицеров, о. Бардин, сопровождавший полковую церковь и свою семью, подвергся в 30 верстах от Тифлиса внезапному нападению неприятельской партии, которая, сделав дружный залп из ружей по нашему обозу, бросилась в упор на русский конвой. В общей свалке о. Карп спасся прямо чудом из рук смерти, хотя жестоко был изранен: он получил рану пулею в правую руку между локтем и кистью навылет, с раздроблением кости, а потом его рубили саблями в правое плечо, с рассечением части сустава, — в голову и затылок, с рассечением жил; в левую руку, — сверху на кисти, — с пересечением сухих жил трех последних пальцев и кости до половины, — в спину, в трех местах, с разрублением верхних покровов до костей, — в правую руку на большом пальце и еще в двух местах в голову, с повреждением в одном из них кости… Тогда же о. Карп потерял все свое имущество. О. Бардину было в то время 33 года, и только благодаря крепкому молодому организму и особенно внимательному уходу он оправился от жестоких ран и мог еще жить некоторое время. Из послужного списка за 1811 г. видно, что он, о. Бардин, в 1810 году за свои подвиги в походах ВСЕМИЛОСТИВЕЙШЕ пожалован был скуфьею.
Во время эпидемий самоотверженно подвизались во своем служении:
— Протоиерей Грузинского гренадерского полка о. Григорий Авраамов с Тифлисским мушкетерским полком с 1795 г. в составе войск Кавказской армии участвовал во всех делах против горцев, турок и персов до 1804 г. Особенное мужество и самоотвержение он проявил в период свирепствовавшей в г. Тифлисе в 1803 г. эпидемии моровой язвы. Еще с большим рвением и бесстрастием в 1804 г. он действовал в селении Хашире, когда там с необычайной силой смертности развилась та же моровая язва. За отличие во время походов и эпидемий о. Аврамов награжден был всеми наградами, в то время установленными для белого духовенства, до золотого наперсного креста включительно;
— Священник Владикавказского гарнизонного полка о. Ефрем Асатианов, во время холерной эпидемии в 1812 г. в городе Владикавказе, подвергал себя смертельной опасности, когда утешал и напутствовал умиравших, бывших в карантине за крепостью, не зная покоя ни днем, ни ночью.
Оставили о себе незабвенную память:
— Священник Нижегородского пехотного полка о. Даниил Захарьевский, участник похода в Персидские владения в 1804 г. 20 июня, находясь в полковом каре, окруженном многочисленным неприятельским скопищем, несколько часов производивший непрерывный пушечный и ружейный огонь, с совершенно спокойным и бодрым духом, с твердостью и мужеством, свойственным его сану, имея Св. крест в руках, поощрял воинов изречениями Слова Божия на смелый и самоотверженный бой, невзирая на страшную опасность, пулями причиняемую со стороны врага";
— Священник Казанского мушкетерского полка о. Александр Васильев в 1804 г. был в походе против абреков и, не щадя своей жизни, подвергался опасности наравне с полковыми чинами, с целью воодушевить воинов к геройскому выполнению своего долга;
— Священник 28-го егерского полка о. Николай Покровский в крепости Ахалцыхе во время чумной эпидемии забывал собственную болезнь и, увлекаясь чувством человеколюбия, не оставил положительно ни одного из страдающих без совершения над ним последнего христианского долга, сем много способствовал одобрению солдат, вкореняя в сердцах их святую надежду на всеблагий промысел Божий;
— Священник 160-го пехотного Абхазского полка 40-й пехотной дивизии Феодор Михайлов. Во всех сражениях отец Феодор находился в передовых цепях. Если же часть отводили в резерв, то он уходил в передовые цепи других полков и под свист турецких пуль и снарядов смело шел вдоль цепи стрелявших солдат и кропил их святой водой, не позволяя подниматься для целования креста. Во время затяжных боев отец Феодор иногда проходил так по нескольку верст от одной позиции к другой. При штурме крепости Kaрса пастырь с крестом в руке и в епитрахили, находясь впереди цепей, был ранен;
— Священник Феодор Михайлов был известен всему отряду, действующему на кавказско-турецкой границе. За отличие в боях с турками при блокаде города Эрзерума он был произведен в сан протоиерея. Кроме того, награжден орденами Св. Анны 2-й степени с мечами, Св. Владимира 4-й степени с мечами и золотым наперсным крестом на Георгиевской ленте;
— Протоиерей Доримедонт Петрович Поповицкий, священник 13-го лейб-гренадерского Эриванского полка, который был ранен в грудь в момент напутствия умирающего воина на поле брани.
Мученическую смерть восприяли:
— 19 декабря 1917 года (ст. ст.) молитвенный старец, пастырь военно-морского ведомства о. Михаил Чефранов. Свидетельством мученической кончины старца является слово архиепископа Таврического и Симферопольского Димитрия 30 декабря 1917 года (журн. «Новый град». — Симферополь: Таврия, 1997, с. 75−74). «19 декабря, вечером, когда мы — православные христиане, воспевали праздничные восхваления Богомладенцу Христу, нас ради родившемуся в граде Вифлееме, и к радостным песнопениям присоединяли священные гимны в память Богоносного священномученика Игнатия, кровью своею засвидетельствовавшего истинность веры Иисусовой, по стогнам града Севастополя вели узника, нашего сопастыря и сомолитвенника, священника военной Свято-Митрофановской севастопольской церкви о. Михаила Чефранова и, выведя его за град, расстреляли. Казнившие о. Михаила богоборцы не предъявили к нему никаких обвинений, кроме того, что он напутствовал Святыми Тайнами матросов, осужденных на смерть военно-гражданской властью, то есть обвиняли о. Михаила за верное исполнение им священного своего долга» [53];
— Протоиерей Пётр Сухоносов, с весны 1994 года назначенный благочинным православных церквей Ингушетии. Был выкраден бандитами прямо из алтаря святого храма, где он прослужил настоятелем почти сорок лет своей смиренной жизни.
Чечня с её столицей, городом Грозным, в это время полностью вышла из-под контроля центральных властей и стала настоящим бандитским логовом. Туда никто не решался ехать.
В станицу Слепцовскую, где служил о. Пётр, стали часто приезжать военные: они обращались к нему с просьбой приехать в расположение дислоцированных на границе с Чечней подразделений и блок-постов покрестить солдат, прибывавших сюда со всей огромной России, отслужить молебен о спасении. Прямо к церкви подъезжали военные машины, и батюшка, собрав всё необходимое для священнодейства, уезжал часто на целый день. Все, знавшие о. Петра, конечно, сильно волновались, и молили Бога, чтобы Он уберег их пастыря от всех бед. Обычно вместе с собой отец Пётр брал кого-нибудь из своих помощников. Кроме того, он никогда не ехал в гости к воинам с пустыми руками, а обязательно вёз им гостинцы и вообще всёе, что приносили люди в храм на панихидный стол. Солдаты всему были рады.
Монахиня Анастасия рассказала об одной из таких поездок. Она вспоминает, как однажды летом 1995 года, когда недолго гостила в станице Слепцовской, батюшка сказал, что завтра надо им ехать на пограничную заставу крестить солдат. В это время у него было очень много разных дел, и отлучиться из храма он просто не имел возможности. Казалось, поэтому можно было отложить и эту поездку. «Нет, — категорично сказал отец Пётр, — мы отложим все остальное, но завтра поедем к пограничникам». Рано утром в храм приехал офицер. Батюшка взял всё необходимое для крещения. Нам же, как это бывало и раньше, когда он ехал к военным, наказал взять гостинцев: конфеты, варенье, хлеб — всё, что принесли люди на панихиду.
Наконец подъехали к высокой изгороди и увидели часовых. Немного поодаль стояли вышки с вооруженными солдатами. Всех собрали на площадке перед палатками, и батюшка обратился к пограничникам с пастырским словом. Он напомнил им про христианский долг перед Богом и людьми, рассказал о бессмертии христианской души, необходимости верующего быть готовым в любую минуту предстать пред Господом. Говорил он и о традициях православного воинства, приводил много примеров стояния за веру и истину из жизни святых мучеников. Желающих принять святое крещение оказалось очень много.
Крестить решили прямо на берегу горной речки Ассы. Командир погранзаставы распорядился выставить дополнительные посты и усилить наблюдение, чтобы всем нам не оказаться под обстрелом бандитов. Началась служба. Некрещеные ребята заходили прямо в бурлящую речку, и батюшка их всех крестил там. Совершив таинство святого крещения, он затем отслужил перед солдатским строем молебен о спасении с чтением акафиста святому мученику Иоанну Воину. А буквально через несколько дней ему стало известно, что вся эта пограничная застава погибла во время нападения боевиков. Видимо, батюшка всё знал, потому и спешил к ним. Так отец Пётр исполнил свой пастырский долг и подготовил православных воинов, «за веру и Отечество живот свой положивших», к встрече с вечностью.
На Пасху батюшка посещал армейский блок-пост, расположенный на повороте с федеральной трассы в станицу Орджоникидзевскую. Отец Пётр поздравлял воинов с великим Праздником и оставлял им в подарок целую корзину гостинцев. Среди бандитов такие визиты вызывали недовольство: дескать, русский священник одобряет войну. Всё чаще и чаще стали появляться слухи о готовящейся расправе над протоиереем Петром Сухоносовым.
За окормление военнослужащих он, брошенный бандитами в холодное мрачное подземелье, был замучен там зверскими пытками и голодом. Оттуда он и ушел в вечность [54].
Четыре иерея, окормлявшие военнослужащих наших Вооруженных Сил, без вести пропали в Чечне [55].
Во время грузино-югоосетинской войны в августе 2008 года священники Цхинвала оставались в городе, духовно поддерживая его защитников. Армия Грузии не щадила мирного населения Южной Осетии. Грузинские танки въехали на территорию кладбища, проехали по могилами и сожгли находившуюся там церковь. Было убито несколько прихожан. Разрушен храм святого Георгия VIII века. В селе Хетагурово сожжён храм Пресвятой Богородицы X века. Внутри храма обнаружены останки женщин и стариков. 8 августа пали все защитники села. Во время боя, отступая из села, они решили укрыться в храме. Люди надеялись на то, что грузинские солдаты, которые, возможно, считают себя православными людьми, не станут разрушать православный храм. Однако грузинские военные заживо сожгли людей вместе с православным храмом, показывая тем самым, что они не относят себя к христианам [56].
Как видим, военный священник несением креста своего служебного долга воспитывал в себе и в других христианское самоотвержение, а в минуты, когда пастырская обязанность звания ставила его лицом к лицу перед опасностью, находил в себе достаточно душевной силы, чтобы стоять на высоте своего служения, смело смотреть в лицо смерти на поле боя, ободрять слабых духом словом Христовым и утешать страждущих силою Таинств Церкви.
***
1. См.: Ставропольские епархиальные ведомости. — 1888. — N 18. — С. 728.
2. См.: Карамзин Н. М. История Государства Российского. — Спб., 1819. —
Т. 7. — С. 120.
3. См.: Юдин П. Л. Терцы и их восточные соседи // Записки Терского общества любителей казачьей старины. — Владикавказ, 1914. — N 8. — С. 45−46; Великая Н. Н. Официальное православие и гребенские казаки в XVIII — начале XX в. // Православие в исторических судьбах Юга России. Южнороссийское обозрение. Вып.16. — Ростов-на-Дону, 2003. — С.30−43; Знаменский П. В. История Русской Церкви. — М.: Крутицкое Патриаршее подворье, 1996. — С.134.
4. См.: Попко И. Д. Терские казаки с стародавних времен. Вып.1. Гребенское войско. — СПб., 1880. — С. 133−134; Великая Н. Н. Официальное православие и гребенские казаки в XVIII — начале XXв. // Православие в исторических судьбах Юга России. Южнороссийское обозрение. Вып.16. — Ростов-на-Дону, 2003. — С.30−43.
5. См.: Гедеон, митрополит Ставропольский и Бакинский. История христианства на Северном Кавказе до и после присоединения его к России. — Москва-Пятигорск, 1992. — С. 75; Северный Кавказ в составе Российской Империи / Под редакцией Миллера А. И. — М.: Новое литературное обозрение, 2007. — С. 108.
6. См. по: Великая Н. Н. Официальное православие и гребенские казаки в XVIII — начале XXв. // Православие в исторических судьбах Юга России. Южнороссийское обозрение. Вып.16. — Ростов-на-Дону, 2003. — С.36−36.
7. См.: Полное собрание Постановлений и Распоряжений по ведомству Православного исповедания Российской Империи. Царствование Государыни Императрицы Елизаветы Петровны. Т. II. 1744 — 1745 гг. — СПб.: Синодальная типография, 1907. — С. 399; Попко И.Д. Терские казаки с стародавних времен. Вып.1. Гребенское войско. — СПб., 1880. — С. 141.
8. См.: Гедеон, митрополит Ставропольский и Бакинский. История христианства на Северном Кавказе до и после присоединения его к России. — Москва-Пятигорск, 1992. — С. 78.
9. Раздольский С. А. Русская православная церковь в Кавказской войне // Кавказская война: уроки истории и современность. Материалы научной конференции. — Краснодар, 1995. — С. 260.
10. Гедеон, митрополит Ставропольский и Бакинский. История христианства на Северном Кавказе до и после присоединения его к России. — Москва-Пятигорск, 1992. — С. 116.
11. Иеремия (Соловьев), архиепископ. Записки высокопреосвященного Иеремии (Соловьева), архиепископа Нижегородского (1799 — 1884), за время бытности его епископом Кавказским и Черноморским в г. Ставрополе в 1846, 1847 и 1848 годах // Публ. Предисловия и послесловия К. Евтропова // Томские епархиальные ведомости. — 1901. — N 12, отделение неофициальное, С. 16−17.
12. См.: Иеремия (Соловьев), архиепископ. Записки высокопреосвященного Иеремии (Соловьева), архиепископа Нижегородского (1799 — 1884), за время бытности его епископом Кавказским и Черноморским в г. Ставрополе в 1846, 1847 и 1848 годах // Публ. Предисловия и послесловия К. Евтропова // Томские епархиальные ведомости. — 1901. — N 11, отделение неофициальное, С. 9−11; Знаменский П. В. История Русской Церкви. — М.: Крутицкое Патриаршее подворье, 1996. — С.370−371.
По окончании Кавказской войны, 10 июля 1867 г. последовал Указ Императора о подчинении военного духовенства казачьих войск кавказскому епископу, как это было ранее, при епископе Иеремии. Двадцать два года разделения епархии не привели к лучшему в нравственном отношении среди казачьего духовенства. Многие священнослужители, особенно в отдаленных приходах, оказались малоопытны не только в деятельности духовных наставников, но даже в совершении богослужения и отправлении обычных треб, а побуждений к изменению нравственной жизни у духовенства не было, так как оно нигде не находило ни нравственной, ни материальной поддержки.
С присоединением духовенстве Казачьего линейного войска в состав Кавказской епархии вошел весь Северный Кавказ. Число церквей увеличилось. Как писалось в «Ставропольских епархиальных ведомостях»: «В 1845 г. отчислено было от епархии в ведомство Главного священника Кавказской армии 82 церкви, а в 1867 г. присоединено было к ней более 200 церквей» (См. по: Раздольский С.А. Русская православная церковь в Кавказской войне // Кавказская война: уроки истории и современность. Материалы научной конференции. — Краснодар, 1995. — С. 262−263.). Итак, мы видим, что военное духовенство все же сыграло свою положительную роль в формировании высокого морального духа русского воинства, ибо храмы строятся только тогда, когда в душах людей есть на то «благоволение», которое воспевается в известном всем богослужебном тексте (Это стихира утрени Праздника Рождества Христова).
13. См. по: Великая Н. Н. Официальное православие и гребенские казаки в XVIII — начале XXв. // Православие в исторических судьбах Юга России. Южнороссийское обозрение. Вып.16. — Ростов-на-Дону, 2003. — С.37−39.
14. См.: Карташев А. В. Очерки по истории русской православной церкви. Т.2. — Париж, 1959 (репринт. изд.) — М., 1991.- С. 182.
15. См.: Баддели Д. Завоевание Кавказа русскими. 1720 — 1860 / Пер. с англ. Л. А. Калашниковой. — М.: ЗАО Центрполиграф, 2007. — С. 29.
16. Христианство: Энциклопедический словарь. — М., 1995. — Т. 2. — С. 447.
17. См.: Знаменский П. В. История Русской Церкви. — М.: Крутицкое Патриаршее подворье, 1996. — С.434.
18. См.: Чимаров С. Ю. Русская православная церковь и Вооруженные Силы России в 1800—1917 гг.: Дис…. докт. ист. наук. — СПб., 1999. -С. 118.
19. См.: Указ Его Императорского Величества Самодержца Всероссийского из Свя-тейшего Правительствующего Синода от 24 июня 1906 года // Вестник военного духовенства. — 1906. — N 17. — С.515.
20. См. по: Чимаров С. Ю. Русская православная церковь и Вооруженные Силы России в 1800 -1917 гг. — С. 362.
21. Ставропольские епархиальные ведомости. — 1888. — N 18. — С. 734. См. также: Полное собрание Постановлений и Распоряжений по ведомству Православного исповедания Российской Империи. Царствование Государыни Императрицы Елизаветы Петровны. Т. I. 25 ноября 1741 — 1743 гг. — СПб.: Синодальная типография, 1899. — С. 505; Полное собрание Законов Российской Империи. Т. XI. — СПб. — N 8847. (В Православие обращались кавказские калмыки).
Попытки войти в политическое и религиозное единство с Россией предпринимались несторианскими ассирийскими (асорскими) духовными вождями в 1830-е, 1840-е, 1850-е годы. Так, в 1851 году в Тифлис тайно приезжал из Урмии Епископ Иосиф, желая от имени Патриарха ассирийцев-несториан переговорить с русскими властями о переселении несториан в Россию. В Тифлисе он встречался с Экзархом Грузии Архиепископом Исидором. Во время русско-турецкой войны 1855 — 56 годов Патриарх Маар-Шимун Авраам предлагал военную (! — Е. К.) помощь русской Кавказской армии и захват для России значительной территории от Вана до Мосула. Генерал Муравьев, участник этих событий, такую помощь считал очень ценной для России. — Муравьев Н. Н. Война за Кавказом в 1855 году. Т. 1−2. — СПб., 1877. — Т. 1. — С. 303−305; Т. 2. — 163−164. — Цит. по: Стефан (Садо), иеромонах. Российская православная миссия в Урмии // Христианское чтение. Журнал Санкт-Петербургской православной духовной Академии. — СПб, 1996. — С. 77, 102.
22. Щербина Ф. А. Происхождение казачьего выборного духовенстве
в Черномории // На Кавказе. — Екатеринодар, 1910. — С. 3.
23. Полное собрание Постановлений и Распоряжений по ведомству Православного исповедания Российской Империи. Царствование Государыни Императрицы Елизаветы Петровны. Т. I. 25 ноября 1741 — 1743 гг. — СПб.: Синодальная типография, 1899. — С. 482.
24. Прозрителев Г. Первые русские поселения на Северном Кавказе и в нынешней Ставропольской губернии / /Труды Ставропольской ученой комиссии. 1913. — Вып. V. — С. 3 — 18.
25. См.: Северный Кавказ в составе Российской Империи / Под редакцией Миллера А. И. — М.: Новое литературное обозрение, 2007. — С. 109.
26. См.: Доброклонскии А. Руководство по истории Русской церкви. М., 1893. Вып. IV.
27. Полное собрание Постановлений и Распоряжений по ведомству Православного исповедания Российской Империи. Царствование Государыни Императрицы Елизаветы Петровны. Т. I. 25 ноября 1741 — 1743 гг. — СПб.: Синодальная типография, 1899. — С. 445.
28. См.: Клапрот Ю. Путешествие по Кавказу и Грузии, предпринятое в 1807—1808 гг. // Осетины глазами русских и иностранных путешественников XIII- XIX вв. — Орджоникидзе, 1967. — С.167−169.
29. Символ веры — это молитва православных христиан, содержащая основные догматические (обязательные, непреложные) положения православной веры. В ней, в частности, есть слова: «Исповедую едино Крещение во оставление грехов». — Е. К.
30. См.: Северный Кавказ в составе Российской Империи / Под редакцией Миллера А. И. — М.: Новое литературное обозрение, 2007. — С. 102−103.
31. Знаменский П. Учебное руководство по истории Русской церкви. — М., Крутицкое Патриаршее Подворье, 1996. — С. 370.
32. См.: Беляев И. Русские миссии на окраинах. — СПб., 1900. — С. 76−77.
33. Гумилевский Ф. История русской церкви. Изд. 6. — СПб., 1895. — С. 699.
34. См.: Беляев И. Русские миссии на окраинах. — СПб., 1900. — С. 85.
35. См.: Щербина Ф. А. Происхождение казачьего выборного духовенстве
в Черномории // На Кавказе. — Екатеринодар, 1910. — С. 269−280.
36. См.: «Путь к истине», док. фильм / реж. А. Фещенко. — Одесса: Киностудия «Реак-фильм», 2003. — 26 мин.
37. См.: Матвеев О. Слово о Кубанском казачестве. Шептун С. Из истории Православной Церкви на Кубани. — Краснодар: «Советская Кубань», 1995. — С. 400−407; См. также: Князев П.А., Саранов А.М. Патриотическое воспитание донского казачества // Патриотическая идея накануне XXI века: прошлое, или будущее России. Материалы межрегиональной научно-практической конференции в г. Волгограде 19 — 20 ноября 1998 года. — Волгоград: «Перемена», 1999. — С. 240−242.
38. Руководственные для православного духовенства указы Святейшего правитетельствующего Синода. 1721−1878 гг. — М.: Типография М. Н. Лаврова и К*, 1879. — 146−147.
39. См.: там же. — С. 376.
40. Полное собрание Постановлений и Распоряжений по ведомству Православного исповедания Российской Империи. Царствование Государыни Императрицы Елизаветы Петровны. Т. I. 25 ноября 1741 — 1743 гг. — СПб.: Синодальная типография, 1899. — С. 453.
41. См.: Знаменский П. Учебное руководство по истории Русской церкви. — М., Крутицкое Патриаршее Подворье, 1996. — С. 370−371.
Важнейшим источником, характеризующим миссионерскую и военно-социальную деятельность Империи на Кавказе в этот исторический период является «Молитва за Царя» для жителей Кавказа. В Империи молитва за Царя рассматривалась как главная обязанность для всех сынов Отечества. Эта молитва составлена командующим Отдельным Кавказским корпусом, военным губернатором Кавказа генералом А. П. Ермоловым. Молитва за Царя объединяла всех подданных Империи, возглавляемых единым Царем, власть которому дана Единым Богом. Можно предположить, что магометанам эта молитва напоминала 112 суру Корана с ее четырьмя айатами (переложение мое — Е. К.):
Реки: «Он — Бог — Един;
Предвечен Бог Один,
И временные чужды
Ему любые нужды,
Мы ж все всегда во всем
Нуждаемся лишь в Нем.
В веках Он не рожден,
В веках творил лишь Он;
Никто с Ним не сравнен.» —
См.: Коран / Пер. с араб. Г. С. Саблукова. Изд. 3-е. — Казань, 1907. — С. 1169.
Генерал Ермолов предписывал как правитель Кавказа творить эту молитву повсеместно. Так русский генерал приобщал жителей Кавказа к преданности Царю, которому в с е жители Кавказа присягали на верность. — Присягали за себя и за своих потомков перед Богом.
Вот эта молитва: Боже всесильный и милосердный, Боже щедрот и всякой утехи, молим Тя, да волею Твоею поставленного над нами царствовати Тобою возлюбленного Самодержавнейшего Великого Государя всея Руси сохраниши в величии и славе. Умножи дни живота его в здравии ненарушимом и непременяемом благополучии, даруй ему премудрость, да судит в правду людем Твоим…Утверди доброе согласие и взаимную доверенность с соседственными нам народами, да Тебе Единого Творца исповедующее, поживем мы в тишине и спокойствии. Тебе слава и держава во веки веков. Аминь!
42. Короленко П. Переселение казаков за Кубань. Русская колонизация на Западном Кавказе // Кубанский сборник. — Екатеринодар, 1911. — Т. XVI.
43. См.: Северный Кавказ в составе Российской Империи / Под редакцией Миллера А. И. — М.: Новое литературное обозрение, 2007. — С. 265−266.
44. Там же: С. 186.
45. Львов П., протоиерей. Памятная книжка о правах и обязанностях армейского духовенства, составленная из указов Св. Правительствующего Синода, устава духовных консисторий, предписаний Главных Священников и сводов гражданских и военных постановлений. — Свеаборг, 1889. — С. 4−14.
Военнослужащие приводились к присяге духовным лицом той конфессии, к которой они принадлежали, а в случае отсутствия такового — командиром части (См.: Правила парадов и церемоний. — Пг., 1915. — С. 105−106.)
46. Историческая записка об управлении военным и морским духовенством за минувшее столетие (1800−1900 гг.) / Сост. Федор Ласкеев. — СПб., 1900. — С. 139.
47. См.: Военная педагогика. — М., 1999. — С. 50.
48. Голов В. Г. Прохождение службы по военному ведомству / Кн. VII Свода военных постановлений 1869 г. изд. 1907 г. — Петроград, 1917. — С. 7−9.
49. См.: Указ от 30 марта 1716 г. // Полное собрание законов Российской империи.
Собр. 1-е. Т. V. 1713−1719. — СПб., 1830. — N3006.
50. «Голуби мира», видеофильм / реж. Таенков Ю. А. — Псков: РТП «Радуга», 2003. — 38 мин.
51. См.: Деникин А. П. Очерки русской смуты. — М., 2001. — 112 с.
52. См.: История Русской Православной Церкви от восстановления Патриаршества до наших дней. Т. 1. — СПб.: «Воскресение», 1997. — С. 327−329; См.: Митрополит Илия. Документальный фильм / Реж. Н. Раужин. — М.: Русское дело, 1999. — 1 час, 35 мин.
53. См.: Поляков Г., протоиерей. Военное духовенство России. — М.: Творч. информ.-издат. центр, 2002. — С. 373−429; См. также: Историческая записка об управлении военным и морским духовенством за минувшее столетие (1800−1900 гг.) / Сост. Федор Ласкеев. — СПб.: Типография Товарищества художественной печати, 1900. — С.138−150; Столетие военного министерства 1802−1902. Управление церквами и православным духовенством военного ведомства / Сост. А. А. Желобовский, Н. Каллестов, Федор Ласкеев. — СПб.: Товарищество О. Вольфа, 1902 — С. 67 — 128.
54. См.: http://sunzha.narod.ru/.
55. См.: «Благослови, батюшка», документальный фильм / Реж. В. Краев. — Ростов-на-дону: Ростовская киностудия, 2002, — 26 мин.; См. также: «Миротворцы», документальный фильм / Реж. С. Роженцев. — Б. м., Студия «Пеликен», 2002. — 1 ч. 27 мин.
56. См.: Малыгин М. Звериный оскал геноцида. — Военный вестник Юга России. — Специальный выпуск. — 14 августа 2008 года. — С. 7.
https://rusk.ru/st.php?idar=47648
|
|
