Русская линия
Русское Воскресение Татьяна Малютина (Чалая)01.04.2011 

Свет Соловецкий
Очерк

Средь бурного Белого моря

Есть остров красивый на вид,

Купаясь на водном просторе,

Он в тихую пристань манит.

(Из песнопений монастырского Соловецкого хора)

Соловки — острова чуть ли не на краю света — почти у Полярного круга, среди холодного северного Белого моря. Соловецкий монастырьВ разные времена они были «островами спасения», «крепостью русского духа», «оплотом и твердыней веры православной», «национальной Голгофой». Эта каменистая, суровая земля, отделенная от материка десятками километров «морской пучины», — зеркало России. В истории Соловецких островов, как в капле воды, отразились все ключевые моменты истории Отечества.

И теперь, как и много лет назад, тысячи людей со всех уголков страны, оставив домашние дела и заботы, несмотря на расходы и тяжёлый путь, едут на Соловки. Кто — просто из любознательности, из желания увидеть не тронутую пока цивилизацией северную природу, кто — в память о погибших в Соловецком лагере родных, близких, но всё больше людей едут в Соловецкую монастырскую обитель в поисках духовного утешения.

Наместник монастыря архимандрит Иосиф говорит: «Сейчас, после „десятилетий зимы“, нужен достаточно продолжительный период, чтобы листья души и цветы святости вновь возросли на нашей Русской земле. Я верю, что Господь благоволит к нашему Отечеству. И это возрождение Православной веры свидетельствует о любви Божией к русскому народу. Значит, среди наших соотечественников еще есть немало праведников, ради которых Господь нас не только терпит, но и благоволит к нам. Я вижу, что увеличивается число приходящих богомольцев, как в сам монастырь, так и на подворья. Люди идут к нам не просто поставить свечку и уйти, а идут с тем, чтобы исповедать свои грехи, получить очищение от духовной скверны, от всего того, что смущает совесть. А это значит, что в людских сердцах есть сожаление о грехе, есть желание быть лучше. И таким людям, я уверен, придёт на помощь Господь».

С группой паломников Спасского храма Воронежа побывала на Соловецких островах и я. Преодолев две тысячи километров на автобусе, усталые и измотанные, ночью прибыли в небольшой городок Кемь, который так хорошо и не рассмотрели. Несмотря на позднее время, нас приветливо встретили на монастырском подворье. Разместили в огромных комнатах-кельях с высокими потолками на необычных трехъярусных кроватях-нарах.

Утром, сделав шаг в сторону набережной, в удивлении застыла. Никогда тут не была — но все знакомое. Потом поняла: именно здесь в Кеми снимался недавний, тронувший души фильм «Остров». Вот монастырский домик, дамба, северное море…

А на причале нас уже ждали. Прибыл монастырский катер «Святитель Николай», который должен был доставить нашу группу в бухту Благополучия на Большой Соловецкий остров. Путь занял около трёх часов.

После воронежской сорокаградусной жары сразу почувствовали — с севером шутки плохи! Утеплились, кто как мог. Кстати оказались и куртки, и пуховики, в необходимости которых я, как и многие, очень сомневалась в изнуряющей духоте родного города.

Высадились прямо у монастыря. Четыре дня жили в паломнической гостинице в нескольких шагах от стен обители. Их мощь, величие и неприступность сразу по прибытии поразили всех. Крепость монастыря напоминает корабль (пятиугольник, вытянутый с севера на юг) с круглыми боевыми башнями по углам. Она — словно Ноев ковчег, в который преподобные собирают желающих спастись от грехов многосуетного мира.

Крепостные стены обители сложены из огромных валунов-камней, некоторые из которых весят более 11 тонн! Их возводили по царскому приказу, но силами монастыря в конце XVI века. Общая протяжённость стен Соловецкой крепости более километра, высота достигает 11 метров, а толщина у основания — 5−7 метров. Нельзя не удивляться силе и твердости духа монастырской братии, не убоявшейся такого грандиозного строительства, сумевшей с Божией помощью возвести крупнейшую крепость земли Русской.

Сейчас булыжники стен покрывает лишайник. Не удержалась — незаметно погладила один из валунов, ощутив под пальцами бархатистость растения и холодноватую мощь камня.

***

Жизнь в паломнической гостинице идет заведённым порядком — «со своим уставом в монастырь» ходить не принято. Расселили нас, женщин, в двух просторных кельях. Мужчины жили отдельно — на территории монастыря.

Сразу предупредили, что убирать за собой надо самим. Готовить еду — в общей гостиничной трапезной на русской печке. Дровишки сложены внизу уже нарубленные, посуда необходимая имеется.

Гостиница поразила домашним уютом и чистотой. Светлые обои, пёстренькие занавесочки, радующие глаз скатёрочки на кухонных столах. Ещё одна особенность — кельи почти никогда на ключ не запираются. Да и зачем — никому ничего чужого не надо. Оставляли сотовые телефоны, аккумуляторы видеокамер и фотоаппаратов на подзарядку у розеток в коридоре. Без всякого присмотра! Ни у кого ничего не пропало.

За день до нас приехали паломники из украинского города Николаев. Делились наболевшим: ужасная засуха и град погубили урожай, трава в лугах не выдержала пекла, пожухла враз — сено заготовить не успели. Только на русском севере отошли душой, на зелёные леса-поля посмотрели.

Поразили нас, воронежцев, широтой души, оставили гору продуктов, не захотели везти с собой: «Вам тут нужнее будут, а нам, в автобусе, зачем они?» Днями позже по примеру украинцев поступили также — на общую кухню отнесли всё оставшееся.

***

Постепенно открывая для себя монастырь, всё больше и больше убеждалась, что история Государства Российского не отделима от истории Православной церкви. В 1429 году пришли на Соловки с материка монахи Герман и Савватий, искавшие уединения для трудов и молитвенных подвигов. Через несколько лет преподобный Савватий скончался, но на смену ему явился новый подвижник Зосима. Трудно складывались первые годы жизни на острове. Оторванность от материка, тяжкие искушения, суровый климат, скудная земля — все тяготы выпали на долю преподобных. Постепенно вокруг них стали собираться монахи и миряне, прося принять себя «для жительства по иноческому образу». Мало-помалу монастырь рос, становился крепостью и в духовном, и в военном смысле. Нравственный подвиг, каждодневный тяжёлый труд во благо народа и Отечества, верность православным традициям и добродетелям — из этого складывалась жизнь монахов. Преподобные Савватий, Герман и Зосима почитаются святыми основателями монастыря, их мощи сейчас находятся в главном Спасо-Преображенском соборе обители.

Нашей паломнической группе повезло. Мы попали на праздничную службу во имя преподобного Германа Соловецкого. Приложились к открытым мощам святых основателей обители, исповедались, причастились Святых Христовых Таинств. Под звучный колокольный перезвон шли со свечами за монастырской братией крестным ходом вокруг монастырских стен. Видели, как архимандрит Мефодий освящает воду в Святом озере у обители (это делается каждый раз во время праздничных богослужений).

Возвышенного, праздничного настроения не испортила ни пасмурная погода, ни мелкий моросящий дождик. Светло и радостно было на душе, хотелось вобрать и сохранить в себе каждую частицу благодати, увезти с собой, чтобы поделиться потом ею с близкими и друзьями.

В монастыре сейчас возводится новая деревянная звонница. На ней — наши, недавно отлитые «во граде Воронеже» колокола. Скоро и они запоют над островами, над Белым морем.

***

На Большом Соловецком острове есть ботанический сад. Там, трудами монахов, прижились растения со всего света. Огромные сибирские кедры с лопушистым баданом у корней и сейчас мирно соседствуют с южными культурами. Трудно поверить, но раньше здесь выращивали даже ананасы!

Путевод рассказывал об особенностях островного животного мира, а мы, как дети, ринулись на черничные поляны. Кисловато-сладкие, душистые ягоды так и просились в рот. Трудно было от них оторваться и продолжить экскурсию. Тут, кстати, узнали, что черника растет около десяти лет до предельной своей высоты — около 20 сантиметров. А Белое море, оказывается, на порядок солоней Чёрного (в нём 28 граммов соли приходится на литр воды, а в Чёрном — только 18).

И ещё. Хочешь похвалиться, где побывал? Покажи пятисотрублёвую купюру, если, конечно, она бывает в твоём кошельке. На ней не что-нибудь, а Соловецкий монастырь!

На обратном пути подвезли женщину с ребёнком. Жительница Петербурга с внучком приезжает летом на остров уже не первый год. Останавливается в любом пустом, заброшенном доме (такие есть в поселке), снимать комнату ей дороговато. «Ходим в лес, собираем грибы, ягоды. Один воздух тут здоровья на год придает! Вода тоже с питерской не сравнится — мягкая, вкусная, умоешься такой — и никакого крема не нужно».

По рассказам местных жителей, многие приезжающие на остров поражаются дешевизной жилья — покупают тысяч за пятнадцать дом и лишь потом понимают, как же тяжело тут жить. «Газового отопления нет у нас. Топим печи дровами. Зимы-то холодные и долгие. Летом вот благодать — люди приезжают, жизнь кипит! Но что там того лета! Вот в этом году первого июня не было ещё ни травинки, ни листочка».

***

В истории Отечества случалось, что инокам с оружием в руках приходилось вставать на защиту родной земли от вражеского нашествия. Так было и на Куликовом поле, и в тёмные годы Смуты начала XVII века, и во время нашествия Наполеона в 1812 году. Соловецкие монахи тоже защищали землю русскую. Вот только один из примеров тому.

Мало кто знает, что в Крымскую войну, в дни героической обороны Севастополя 1854 года, английский флот начал угрожать и северным берегам России. С большим трудом на остров прибывают из Архангельска нарочные с сообщением об опасности вражеского нападения. Смельчакам пришлось идти на лыжах по подтаявшему льду и тянуть за собой лодку, куда пересаживались в открытой воде. Сколько раз они подвергались опасности провалиться под лёд, попасть на дрейфующую льдину, сбиться с пути, но — дошли, выполнили порученное. Специальным предписанием решено было перевести монастырь в оборонительное состояние, а церковные драгоценности и библиотеку отправить в Архангельск. Кстати, библиотеку с богатейшим собранием рукописных и старопечатных книг в монастырь потом так и не вернули.

Из состава братии, работников и богомольцев формируется отряд защитников крепости. Пересматривается старый арсенал. Однако, кроме старых, малопригодных пушек и вышедших из употребления самострелов, пистолетов, пик и бердышей, ничего обнаружить не удаётся. Восемь пушек со снарядами прибывает из Архангельска. К середине лета соловчане, как могли, приготовились к отражению вражеского нападения.

Решающие события произошли 6 июля, когда военные английские корабли «Бриск» и «Миранда» бросили якорь у Соловецкого монастыря. Пытаясь вступить в переговоры, англичане выставляли на корабле сигнальные флаги. Но незнакомые с морской грамотой монахи хранили молчание. Два сигнальных выстрела с корабля они восприняли как начало военных действий и в завязавшейся перестрелке повредили один из кораблей. На следующее утро командир эскадры капитан Э. Омманей выдвинул ультиматум о безусловной и полной капитуляции гарнизона во главе с его комендантом «вместе со всеми пушками, оружием, флагами и военными припасами». Настоятель монастыря архимандрит Александр с монахами составили достойный ответ неприятелю: «Гарнизона, флагов, оружия и прочего в Соловецком монастыре не имеется. Коменданта никогда не было и теперь нет. Солдаты находятся только для сохранения монашествующих и жителей. Так как в монастыре гарнизона нет, то и сдаваться, как военнопленным, некому». И подписали: «Соловецкий монастырь».

Получив такой дерзкий ответ, Омманей распорядился начать бомбардировку монастыря. Она продолжалась более девяти часов. В храмах обители всё это время шли молебны, читались акафисты православным святым и Божией Матери. Под ужасающий грохот обстрела по всей монастырской стене был совершён крестный ход. В самом опасном месте, как раз напротив пароходов, архимандрит осенил народ крестом и чудотворной Смоленской иконой Божией матери. Содрогались монастырские стены, трещала на них деревянная крыша, огненные шары, разрывая её, неслись над головами шествующих. Смерть была на волосок от каждого, но ни один человек не пострадал!

Защитники крепости отстреливались до последнего патрона, монахи бросались тушить загоревшиеся доски кровли, стен, растаскивая крючьями, засыпая песком, накрывая мокрым войлоком. И все, как один, верили, что Господь, Преподобные и Богородица не оставят обитель своей милостью, уберегут, не отдадут неприятелю на поругание. Многие видели, как перед старцем-иноком упала и не разорвалась бомба. Он потрогал её палочкой, поднял и понес за монастырскую стену. Ему кричали, чтобы он пригнулся, чтоб его не задели ядра. На что старец убежденно отвечал: «Им своя дорога, а мне своя!»

Последнее ядро, выпущенное по монастырю, попало в икону «Знамение» Пресвятой Богородицы над западными вратами Преображенского собора. Защитники и насельники монастыря поняли, что «сию рану благоволила принять за обитель Царица Небесная, как и Сын Её, за весь мир. Лик на иконе сделался бледным из тёмного. И наступила тишина». На другой день враги со стыдом удалились.

Капитан Омманей впоследствии признавался, что истраченных им на Соловки снарядов (бомб и ядер около 1800 штук) хватило бы для разрушения не то что малой безоружной обители, но шести больших городов. А то, что он не смог зажечь или разрушить не только монастыря, а даже и деревянной гостиницы для паломников, стоявшей вне стен на возвышенном месте, он объяснял тем, что монахи «чародействовали».

Позднее архимандрит Александр докладывал, что «враг должен был удалиться от нас без исполнения своего намерения. Все бесчеловечные его усилия нанести разрушение обители страшными снарядами остались посрамленными и пристыженными. В монастыре убитых нет, раненых нет, повреждения самые незначительные».

Писатель Сергей Максимов, посетивший монастырь спустя два года после описываемых событий, не нашел уже следов повреждений обители, но слышал рассказы очевидцев, каждый из которых добавлял, что «во время пальбы на монастырском дворе не видали убитою и ни одной чайки».

Не знаю, как для других, а для меня символом острова стала увиденная в одной из музейных выставок монастыря картина: инок, грозно вставший у монастырской пушки, готовый отдать жизнь, но не допустить неприятеля на нашу святую Русскую землю. Он непобедим в своей решимости, будто говорит врагу: «Мы тут! Бог за нас!»

***

Вечером, гуляя у стен монастыря, заглянули на Тамарин причал. Проходил там фестиваль авторской песни «Соловецкая селёдка». Выступали исполнители из разных городов страны. Послушали певцов из Архангельска, Петербурга, Владивостока.

Вроде, всё пристойно. Приличная публика, приятные голоса. Из горячительных напитков только пиво. Но на фоне вековых неприступных стен, поклонных крестов, величественных куполов монастырских соборов и храмов добрые, но незатейливые в большинстве своём песни о рыбалке, собачках, пеньюарчиках мне показались до боли, до крика неуместными. Слишком яркий контраст с многотрудной историей островов, их былым и возрождающимся величием.

Я не враг авторской песни. На любом курорте подобный фестиваль восприняла бы с радостью. Песни нужны всем и каждому. Но здесь, на Соловках. Все-таки не место это для беззаботного отдыха и туризма. Слишком много крови впитала эта земля, слишком много страданий и подвигов душевных видела.

Хотя, справедливости ради, многие зрители казались довольными. С восторгом и неподдельным интересом глазели на подобную экзотику иностранцы. На Тамарином причале я первый и единственный раз на Соловецких островах увидела негра.

А что касается самой селёдки, ловля которой шла на причале, то из-за ветра или по какой иной причине рыба эта оказалась практически неуловимой. Да и вообще — мы так и не увидели, чтобы на островах торговали морской рыбой. Что удивительно, ведь раньше это был один из основных промыслов местных жителей.

Зато в магазинах Соловков можно купить рыбные консервы, салат из морской капусты, какие есть и на прилавках Воронежа. Продаются импортные помидоры и бананы. А вот молочные продукты — небывалая редкость: молоко и ряженка чуть ли не на вес золота, но доступны «неживые» йогурты в пластиковых стаканчиках.

***

Соловецкий монастырь был местом ссылки и заточения с середины XVI века. В 1903 году император Николай II «освободил» обитель от этой повинности. За время существования тюрьмы через неё прошло немногим более трёхсот заключённых, большинство из которых были осуждены за религиозные преступления.

В числе соловецких узников священник Сильвестр, составитель «Домостроя», осуждённый как «ведомый злодей», повинный в смерти царицы Анастасии. Он был определен на Соловки на вечное заточение. Там и умер.

В соловецкой тюрьме сидел Симеон Бекбулатович, казанский царь, взятый в плен при завоевании Казани царем Иваном Грозным. Узником Соловков был прадед А.С. Пушкина по отцовской линии — капитан Сергей Пушкин.

В 1776 году был заточен навечно в Соловецкий монастырь последний кошевой атаман Запорожской Сечи Петр Иванович Кальнишевский. В 1801 году бывшего атамана в возрасте 110 лет освободили именным указом Александра I. Старец пожелал остаться в монастыре, где и умер на 112-м году жизни.

Вот описание тюремной камеры, где 25 лет сидел атаман: «перед нами маленькая, аршина в два вышины (1 аршин — 71 сантиметр), дверь с крошечным окошечком в середине её, дверь эта ведёт в жилище узника. Стены сырые, заплесневелые. Воздух затхлый, спёртый. В узком конце комнаты находится маленькое окошечко. Луч света, точно украдкою, через три рамы и две решётки тускло освещает этот страшный каземат. Если заключённый пытался через окно посмотреть на свет Божий, то его взорам представлялось одно кладбище, находящееся прямо перед окном.».

Санкт-Петербургские рабочие Яков Потапов и Матвей Григорьев за участие в первой политической демонстрации России и дерзкое поведение были тоже сосланы на Соловки.

Сейчас каземат монастыря открыт для осмотра. На ступенях в одну из камер установлены мемориальные пластиковые плитки с именами узников.

Островное положение надежно изолировало здесь государственных преступников. Не случайно с мая 1920-го года Соловки становятся страшным местом. Вначале здесь располагался исправительно-трудовой лагерь для военнопленных Гражданской войны. В 1923 году Совет народных комиссаров принял постановление за подписями зампредседателя Рыкова, управделами Горбунова и секретаря Фотиевой об учреждении Соловецкого лагеря принудительных работ особого назначения (СЛОН). А с 1937 по 1939 годы здесь находилась Соловецкая тюрьма особого назначения (СТОН) Главного управления государственной безопасности НКВД. Узниками стали не только политические противники большевиков, но и «без вины виноватый» народ — духовенство, крестьянство, рабочие, интеллигенция.

***

На второй день мы отправились на Анзер. Это самый удаленный и северный из Соловецких островов. В XVII веке там впервые появились монахи-отшельники под водительством преподобного Елеазара.

Нас сразу предупредили — путь через пятикилометровый пролив — Анзерскую салму — в непогоду весьма опасен, да и сама экскурсия трудна физически. Предстоят долгие, быстрые пешие переходы. Но это не испугало. Вся группа, и стар и млад, в полном составе двинулась ранним утром к северной части Соловецкого острова, откуда катера должны были доставить нас к Анзеру. Причалить там они не могут, потому на берег высаживались на лодках.

Дорога надолго запомнится многим. Море штормило. Тяжёлые свинцовые тучи заволокли небо. Волны захлёстывали судёнышки, которые, несмотря ни на что, упорно двигались по заданному курсу.

Я уже знала, что Анзер — дивный, святой, но страшный остров. В двадцатом веке его земля обагрилась кровью тысяч узников Соловецкого лагеря особого назначения. Если с Большого Соловецкого острова заключённые ещё надеялись уехать живыми, то дорога на Анзер была дорогой в один конец. В 1928 — начале 1929 года, когда в лагере свирепствовал тиф, на Анзере был устроен лазарет. Туда свозили больных, но не лечить, а умирать.

Глядя на разбушевавшуюся стихию, вытирая с лица солёные морские брызги, думала, с какими мыслями плыли на Анзер узники. Они ведь понимали свою обречённость и, наверное, несмотря ни на что хотели жить. Страшно представить, сколько боли и страданий видели эти волны, сколько слёз было пролито над ними.

Сам остров оказался приветливым и гостеприимным. Распогодилось, выглянуло солнышко. Нашим экскурсоводом оказался москвич Вячеслав. Лет тридцати пяти, худощавый, с живыми глазами. Пятый год приезжает он на Соловки работать во славу обители православным путеводом. Его рассказ-экскурсия потряс если не всех, то многих. Вот, что запомнилось мне:

«Если Соловки — Святая земля, то Анзер — Святая Святых, земное небо. Остров будто вытянут вдоль северной части Соловецкого архипелага. До основания Соловецкого монастыря Анзер был необитаем и служил лишь временным пристанищем для беломорских купцов и промысловиков. В начале XVIII века в самом центре острова открылась миру вторая гора Голгофа со скитом, основанным преподобным Иовом, бывшим духовником семьи императора Петра I. Анзерская Голгофа лежит точно на меридиане, проходящем через Голгофу Палестинскую. На её вершине каменный храм в честь Распятия Господня. Храм огромен. Его размеры сопоставимы с размерами кафедрального собора любого крупного города.»

И действительно, храм Распятия Господня виден издалека, ещё с моря. Его величие поражает воображение. Монахи в суровой северной глуши на высокой горе построили такое диво!

«Сколько паломников перебывало здесь за столетия нашей истории, — продолжал Вячеслав уже у храма. — Сколько всего видели эти стены. Монахов и паломников сменили мучители и узники, а потом, на смену им, пришли „пигмеи“ и запустение».

Надписи на камнях стен храма — вроде «Здесь был Миша» — наглядно подтверждали слова путевода. «И ведь приехал же человек в такую даль, не поленился. Смотрел с горы на эту прекрасную, неповторимую панораму диких северных лесов, разнотравных лугов, кристально чистую воду озёр, из которых можно пить даже сейчас. Видел бескрайний простор моря. И — ничего не почувствовал, не понял. Потратил время на выцарапывание первобытной надписи на стене беззащитного храма, увековечил так своё имя.

Сейчас храм восстанавливается, заделываются щели в стенах, уже укреплён фундамент. Но что обидно — во всей нашей огромной стране не нашлось бригады русских каменщиков, которые согласились бы помочь спасти святыню! Восстанавливают храм армяне, тоже христиане. Они уважают нашу веру, стараются, не жалеют сил ради сохранения храма Распятия Господня. Их упрекнуть не в чем.

Но если мы, люди русские, православные ничего не будем менять в собственной жизни, то не за горами тот день, когда нам на смену — в родную нашу землю придут люди с другой верой, другим цветом кожи, другими идеями и ценностями. История показывает, что неоднократно пытались уже они это сделать, но наши предки, деды и прадеды с Божией помощью Отечество отстояли. А вот устоим ли мы? Хватит ли духовной силы, выдержки, сплоченности?»

На Анзерской Голгофе выросла необычная берёза — в форме креста. Все паломники о ней, конечно, наслышаны. Стоим у берёзы-распятия.

«Мы, люди грешные, ходим по земле и многого вокруг себя не замечаем. Один раз веду экскурсию и молча прохожу мимо этого дерева. И никто из всей группы не заметил его!

Несколько раз общался с «поисковиками» — людьми, которые ищут неучтённые захоронения воинов, погибших в годы Великой Отечественной войны. Они говорят, что угадывают возможные захоронения не только по сигналам металлоискателя, реагирующего на ременные пряжки, осколки снаряда, медальоны. Удивительно — указывают на могилы и берёзы.

Дереву-кресту около шестидесяти лет. Значит, начало расти оно в 1920−30-е годы, когда сбылось предсказание Божией Матери преподобному Иову о том, что «придёт время, верующие на этой горе будут падать от страданий как мухи».

Среди Соловецких новомученников, погибших на Анзере, и архиепископ Воронежский Пётр (Зверев), осуждённый на десять лет лагерей «за контрреволюционную деятельность против советской власти». С Большого Соловецкого острова на Анзер его сослали в конце 1928 года за то, что он, несмотря на запреты лагерной администрации, крестил в святом озере узницу.

Даже с метлой в руках, дворником или сторожем, архиепископ Пётр внушал благоговейное уважение. Он был выше суеты преследований и унижений. Одной из духовных чад писал: «Сумейте полюбить Христа, и всем около вас будет тепло, покойно и не тесно».

Грубые надзиратели, привыкшие издеваться над заключёнными, при встрече с владыкой не только уступали ему дорогу, но и приветствовали его, на что он отвечал, осеняя их крестным знамением.

В январскую стужу больной тифом священномученик был доставлен под конвоем в Голгофо-Распятский скит. Он проболел две недели, и даже казалось, что кризис миновал, но владыка был очень слаб и не принимал пищи. В день кончины архиепископ Пётр несколько раз написал карандашом: «Жить я больше не хочу, меня Господь к себе призывает». В последний раз он написал «не» — и рука его упала. «Владыка умер от тифа последним, после него никто уж не умирал. Тиф кончился, и настало тепло», — вспоминала позднее духовная дочь архиепископа Петра игуменья Иулиания.

Архиепископ Пётр был похоронен вначале в общей могиле, но близкие и почитатели покойного владыки добились разрешения перезахоронить его отдельно с надлежащими почестями. В 1999 году мощи архиепископа Петра были обретены, а в 2000 году он был прославлен в лике Святых.

Рассказывая об истории Анзера и Анзерских преподобных, наш путевод заметил, что «церковь важна не брёвнами, а рёбрами» — потому важно знать о людях, жизнь отдавших за Веру и Отечество.

«Я не могу понять, почему наше телевидение так смакует кровь, боль и страдания людские. Беседовал с телевизионщиками. Стандартный ответ: «чтобы люди, глядя на всё это, становились лучше, чище, добрее». Но ведь этого же не происходит! А ведь только оглянитесь — вокруг есть и доброе, и светлое, и чистое!

Во всём должна быть гармония. И, конечно, рассказывать людям о трагедиях как прошлых, так и нынешних надо. Ведь многие из них — пример людского мужества, пример того, что человек всегда, при любых условиях, должен оставаться человеком, христианин — христианином».

Об одном подобном подвиге прочла уже дома. Соловецкий узник Георгий Осоргин помогал достать облачение, необходимое для погребения архиепископа Петра. Позже по доносу был обвинен и приговорён к расстрелу. Неожиданно на Соловки приехала его жена, добилась свидания с ним. «И Осоргин просит тюремщиков: не омрачать жене свидания. Он обещает, что не даст ей задержаться долее трёх дней, и как только она уедет — пусть его расстреливают. И вот что значит это самообладание, которое забыли мы, скулящие от каждой мелкой беды, от каждой мелкой боли: три дня непрерывно быть с женой и не дать ей догадаться о казни! Ни в одной фразе не намекнуть! Не дать тону упасть! Не дать омрачиться глазам! Лишь один раз, когда гуляли вдоль Святого озера, она обернулась и увидела, как муж взялся за голову с мукой. «Что с тобой?» — «Ничего», — прояснил он тут же. Она могла еще остаться, он упросил её уехать. Когда пароход отходил от пристани — Осоргин опустил голову. Через десять минут он уже раздевался к расстрелу».

По злому навету на Соловках отбывал срок наш земляк, уроженец воронежской слободы Старая Калитва, генерал Русской и Красной армии Андрей Евгеньевич Снесарев. У стен монастыря последний приют, затерявшаяся могила Евгена — Евгения Павловича Плужника, человека удивительной судьбы. Паренёк из воронежской слободы Кантемировка стал в XX веке поэтом-классиком украинской литературы.

Трудно увидеть за тьмой каторги свет неугасимой лампады, о которой писал соловецкий заключенный Борис Ширяев: «Последний на Руси схимник умер, склонённый в земном поклоне перед своей лампадой на освящённом страданием, подвигом и молитвой острове. Его лампада не угасла. Пламя от пламени, свет от света. Тихими тайными светильниками возгорелись иные лампады. Я их видел и сохранил в памяти. Духа не угасить.» В 1950-м году, как бы предугадывая воскресение Соловецкой обители, писатель отмечал: «Обновлёнными золотыми ризами оделись обгорелые купола Соловецкого Преображенского собора, вознеслись в безмерную высь и запели повергнутые на землю колокола. Неземным светом вечного духа засияла поруганная, испепелённая, кровью и слезами омытая обитель веры и любви. Стоны родили звоны. Страдание — подвиг. Временное сменилось вечным».

В наши дни возрождается Соловецкая обитель. Реставрируются монастырские храмы и хозяйственные постройки, в скитах возрождается иноческая жизнь. Уже и на Анзере вновь живут монахи. Трудятся, как и пустынники в XVII — XIX веках, и непрестанно в течение всего года возносят Богу молитвы о всех и за вся.

***

В последний день пребывания на Соловках мы посетили ещё один остров архипелага — Большой Заяцкий. Пронизывающий ветер, проливной дождь, казалось, убеждали, что жизнь на этом острове невозможна. Низкие берёзки как бы жались к земле, пытаясь спрятаться от ветра за огромными валунами.

Ещё в давнем далеке, в эпоху неолита, это третье-второе тысячелетие до нашей эры, сюда приходили люди. Свидетельства той поры, сохранившиеся до наших дней, загадочные лабиринты и каменные курганы. На острове сохранилось четырнадцать лабиринтов — невысоких спиралевидных каменных выкладок круглой или овальной формы, с диаметром от трёх до двадцати метров. Их предназначение не ясно до сих пор.

Сравнительно недавно удалось установить, что посещали остров протосаамские племена в эпоху, когда климат был гораздо теплее. Монахи не стали разрушать археологические памятники, созданные до них. Они поступили просто: на вершине Сигнальной горы над лабиринтами и курганами выложили валунный крест, посвятив это место Богу.

В августе 1702 года на острове была возведена и освящена деревянная церковь во имя святого апостола Андрея Первозванного. Это было сделано по желанию Петра I и в его присутствии. Петр I был первым государем, посетившим Соловки.

***

Последняя общая трапеза. Приготовила её для нас Оксана Сергеевна — наш воронежский путевод. Заботливая, внимательная Ксения, как добрая хозяюшка, постаралась. За что ей и её добровольным помощникам все остались благодарны.

***

Расставаться с Соловками нелегко. Хочется верить, что стал духовно чище и богаче, мечтаешь побывать там ещё хотя бы раз. Это место подвига. Земля святая и дорогая каждому русскому, православному человеку. Земля, пропитанная кровью, напитанная молитвой:

«Пусть в жизни вздымаются волны —

Нас в бездну они не снесут.

Пока веры в Бога мы полны,

Угодники нас берегут»

***

Мы снова в Кеми. Радостные водители встречают чуть ли не с распростёртыми объятиями. «Едемте скорее. Сил нет уже находиться в этом тяжёлом, мрачном городе! Как тут люди и живут. Хлеб в магазины привозят по часам, разбирается сразу. Опоздал — потом не купишь. Зато вина, водки — пей — не хочу. На прилавках пятьдесят сортов алкоголя!»

В 1920−30-е годы в Кеми был пересыльный пункт для заключённых. В зависимости от возраста, состояния здоровья, статей, по которым были осуждены, узников оставляли на работу в Кеми, направляли на строительство Беломоро-Балтийского канала или определяли на Соловецкие острова.

***

Утешая Бориса Ширяева, получившего приговор на Соловки, художник Михаил Нестеров сказал: «Не бойтесь Соловков, там Христос близко».

А священник протоиерей Сергий Правдолюбов писал из соловецкого заточения дочери: «Достойная человека жизнь — только небесная. И на земле надо научиться дышать небом, иначе на небе задохнешься….»

http://www.voskres.ru/obiteli/malyutina.htm


Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика