Лозаннский процесс

На рубеже 80-х — 90-х годов уже прошлого века в тогдашнем «перестроечном» советском обществе достаточно открыто и громко обсуждался вопрос об исторической и уголовной ответственности комунно-советского режима. Среди лозунгов и призывов, с которыми выходили сторонники демократических перемен на улицы Москвы и Петербурга, Нижнего Новгорода и Ярославля, встречались такие: «КПСС — билет в Нюрнберг!», «Наследников Ленина — к ответу!», «КПСС — под суд!». К сожалению, в отличие от бывших социалистических стран Восточной Европы в РФ эти призывы так и остались призывами. Благоприятный момент после событий августа 1991 года был упущен. Однако вернуться к вопросу об исторической и уголовной ответственности комунно-советского режима никогда не будет поздно. Тем более, что подобный процесс состоялся в 1923 году, правда, не в России, а в Швейцарии.

10 мая 1923 года в городе Лозанне (Швейцария) выстрелами из револьвера был убит генеральный секретарь советской делегации на Лозаннской конференции по Ближнему Востоку (в прошлом — недоучившийся инженер-технолог) В.В. Воровский и ранены два его помощника. Сразу же стало известно, что расстрелял советскую делегацию швейцарский гражданин, бывший офицер Русской Императорской и Белой армий Мориц Конради.

Обстоятельства этого громкого дела известны во всех подробностях. Вот как описывали их на страницах русской белоэмигрантской печати[1]:

«Около 20 час. 00 мин. М. Конради пришёл в ресторан гостиницы „Сесиль“ и занял свободный столик. В это время в зале было около тридцати посетителей. Вскоре в ресторан пришли Воровский и его помощник И. Аренс, а через некоторое время и другой советский сотрудник — М. Дивилковский. Все они заняли столик недалеко от Конради.

Когда большинство посетителей покинуло ресторан, Конради подошёл к Воровскому и два раза выстрелил в него в упор. С простреленной головой Воровский замертво рухнул на пол. После этого Конради выстрелил ещё раз в воздух, чтобы напугать двух сотрудников Воровского. Аренс спрятался под стол и затем распластался на полу. Дивилковский же попытался обезоружить стрелявшего, но ударом кулака был сбит с ног и затем ранен в оба бока. Арене также был ранен в плечо и бедро, но оба советских сотрудника, сопровождавших Воровского, отделались лишь лёгкими ранениями.

Стрелявший сам попросил метрдотеля гостиничного ресторана, в котором и произошло убийство, вызвать полицию, и добровольно предал себя в руки властей. Вскоре швейцарская полиция арестовала и единственного сообщника Конради — также бывшего белого офицера А. Полунина.»

Началась подготовка к судебному процессу, за которым пристально следила общественность всего мира. В том, что это будет не рядовой уголовный, а громкий политический процесс, заранее были уверены все.

СССР рассчитывал превратить процесс в Швейцарии в судилище над Белым движением и Белой эмиграцией. В этом отношении советской стороне представлялась весьма подходящей фигура главного обвиняемого Конради — выходца из семьи русских швейцарцев, предпринимателей, в недавнем прошлом белого офицера — идеального представителя «класса эксплуататоров, воевавшего против рабочих и крестьян, защищая собственность, отобранную у его семьи трудящимися».

Напротив, русская Белая эмиграция с самого начала постаралась сделать всё, чтобы еще раз напомнить мировой общественности о красном терроре, организованном голоде, болыпевицких репрессиях первых лет советской власти и превратить Лозаннский процесс в суд над комунно-советским режимом.

В обстановке, когда левые политические круги европейских держав не сочувствовали русским Белым и с известной долей симпатии относились к большевицкому эксперименту над Россией, к ним примыкали и левые круги русской эмиграции. Тем не менее, на суде с обвинениями в адрес советской власти выступили даже и те, кто в свое время тяготел к левым.

Уже в ходе подготовки к судебному процессу в русскую эмигрантскую печать просочились сведения о том, что свидетелем защиты будет выступать недавно высланный из Совдепии историк и публицист СП. Мельгунов, который использует не только материалы своего личного архива, но и часть архива так называемой «Комиссии тайного советника Г. А. Мейнгардта».[2]

Подготовка к судебному процессу заняла пять месяцев. Защитниками обвиняемых должны были выступать известные швейцарские адвокаты Т. Обер (Полунина) и С. Шопфер (Конради). Суд начался 5 ноября 1923 года и продолжался десять дней. Защита привлекла около семидесяти свидетелей, главным образом, русских беженцев, а также швейцарцев, которые вынуждены были покинуть Россию после захвата власти большеви-ками. В качестве свидетелей защиты проходили самые разные лица, в частности: общественная деятельница, княгиня С.С. Куракина; историк и публицист СП. Мельгунов; поэтесса Е.Ю. Кузьмина-Караваева [будущая монахиня Мария (Скобцова)]; философ, экономист, публицист и историк (бывший «легальный марксист»), академик П.Б. Струве; экономист и социолог П.А. Сорокин; общественно-политическая деятельница, видная масонка Е.Д. Кускова. Демонстрировались фотографии, сделанные на местах советских преступлений, — могилы убитых заложников в Пятигорске, трупы людей, замученных харьковскими чекистами. По признанию самого адвоката Обера, в течение пяти месяцев подготовки к процессу он пережил страдания русского народа. На суде также демонстрировались фотографии советских тюрем и расстрельных рвов. Эти документы произвели неизгладимое впечатление как на швейцарских судей, так и в целом на общественное мнение.

Как сообщалось в заметке, посвященной тридцатилетию Лозаннского процесса в официозе русской военной эмиграции: «Обер обрисовал жуткую картину жизни в Советском Союзе; он перечислил все ужасы пыток и истязаний, которым подвергается русский народ в Советском Союзе. Обер обрисовал облик советских руководителей, он документально доказал, что все они являлись платными агентами немецкого генерального штаба».[3]

Опираясь на материалы «Комиссии Мейнгардта», Обер поведал суду о массовых арестах, пытках, убийствах, творившихся в первые годы советской власти в Москве, Казани, Екатеринбурге, Ташкенте, Благовещенске, Омске, Царицыне, Ростове-на-Дону, Воронеже, Харькове, в Крыму. Швейцарский адвокат доложил также и о преступлениях советской власти в Латвии и Эстонии, в городах Валка, Дерпт, Митава, Рига, Везенберг, где красноармейцы расстреливали крестьян и крестьянок, зачастую вместе с маленькими детьми; убивали православных священников и лютеранских пасторов.

Обер процитировал слова «наркома просвещения» (бывшего цюрихского студента) А. Луначарского: «Мы ненавидим христиан», «Долой любовь к ближнему», «То, что нам нужно, — это ненависть». Упомянул Обер и о советских плакатах, которые «украшали» в те годы стены официальных учреждений в СССР: «Религия — опиум для народа!», «Долой бога!», «Смерть богам!».

Попытки советской стороны в ходе судебного процесса уравнять красный и белый террор встретили энергичный отпор со стороны Обера, который заявил: «Коренное различие заключается в том, что со стороны большевиков террор был возведен в систему, тогда как со стороны белых против него боролись, не всегда, конечно, с нужным успехом». Обер упомянул казачьих атаманов, которых так и не сумел поставить на место Верховный Правитель России, адмирал А.В. Колчак. В этой связи согласимся с мнением Ю.Г. Фельштинского[4], который отмечает, что в отличие от красных белые на территориях, освобожденных от советской власти, не создавали бесчисленных «чрезвычаек», «ревтрибуналов» и «заградотрядов» и не объявляли по сословному или классовому признаку войну практически всем жителям бывшей Российской Империи.

Наряду с обвинениями белых в лице офицеров Конради и Полунина в белом терроре, советская сторона в ходе судебного процесса попыталась свести поступок главного обвиняемого к мотивам личной мести. Но и этот выпад получил достойный отпор Обера. И адвокаты, и сами их подзащитные подчеркивали, что главным мотивом, побудившим совершить покушение на жизнь советского дипломата, было желание отомстить большевикам за Россию, за те неисчислимые беды и страдания, которые принесла всем жителям бывшей Империи советская власть. Что же касается личного мотива, то он у Конради и Полунина в некоторой степени присутствовал. Оба подсудимых участвовали в I Мировой войне, которую в России называли Второй Отечественной (после 1812 года) войной. Партия большевиков во главе с В. Ульяновым (он же Ленин) последовательно выступала за поражение России и за превращение войны Отечественной — в войну Гражданскую. Поэтому для верных своему долгу русских офицеров слово «большевик» или «коммунист» было синонимом понятию предателя Отечества. В свою очередь Обер напомнил суду о сборищах сторонников пораженчества здесь, в Швейцарии; о сходках Ленина с германскими представителями в Берне и об отправке опломбированного вагона. Во время войны 1914 — 1918 годов большевицкий агент Воровский, сидя в Стокгольме (Швеция), становится звеном той цепи, которую создал Ленин при посредстве германского генерального штаба. Об этом знали в то время многие как в России, так и за границей.

К мотиву личной мести может быть отнесен и такой факт. После захвата власти большевиками отца главного обвиняемого, Морица Конради, несколько раз арестовывали, после чего он умер в больнице. Также от рук большевиков погибли еще двое его родственников.

Однако главным личным мотивом в поступке Конради и его единомышленника было другое. Родившиеся и выросшие в России, они искренне любили Россию. Следует вспомнить, например, что с началом I Мировой войны Конради пожелал добровольно поступить на военную службу в России, но, как иностранному подданному ему в том было отказано. Не успокоившись на этом, он подал прошение на Высочайшее Имя, которое в порядке исключения было удовлетворено Государем.

Справка

Из послужного списка М. Конради за 1917 год, хранящегося в Российском Государственном Военно-историческом Архиве (РГВИА):
«Конради Мориц — Александр Александрович, Подпоручик.

Родился 29 мая 1896 г., бывший швейцарский гражданин, уроженец Петрограда, вероисповедания реформатского.

Воспитание:

Общее: в реальном отделении училища при Реформатских церквах в Петрограде, окончил курс с дополнительным (курсом).

Военное: в Павловском военном училище окончил 4-месячный курс военного времени по первому разряду.

Должность по службе: младший офицер.

Имеет ордена: орден Св. Анны 4-й ст. с надписью „За храбрость“.

В апреле 1917 г. прибыл в 145-й Новочеркасский (пехотный) полк,(назначен) офицером 1-й роты.

В августе 1917 г. награждён орденом Св. Анны 4-й ст. с надписью „за храбрость“. В июле 1917 г., участвуя в боях на Буковине, был дважды ранен. В октябре 1917 г. командирован в штаб 37-й пехотной дивизии».[5]

К сказанному в послужном списке М. Конради добавим, что в годы Гражданской войны он воевал против красных в рядах Дроздовской стрелковой дивизии. Капитана Конради, своего адъютанта, упомянул в книге «Дроздовцы в огне» последний начальник Дроздовской дивизии генерал-майор А.В. Туркул. Что же касается Полунина, то он также пошел на войну в 1914 году добровольцем, а во время Гражданской войны сражался против большевиков в рядах Белой Армии.

И тем контрастнее прозвучали в зале суда характеристики советских вождей, данные Обером. Вот, что говорил о них швейцарский адвокат:

Когда в Цюрихе в 1916 году Ленину указали, что революция потребует миллионов жертв. он громко засмеялся своим саркастическим смехом.

Л. Троцкий (он же Бронштейн) — один внешний вид его обличает нервную напряженность воли, хитрость и дерзость, но постоянные подергивания изобличают также состояние страха.
А. Коллонтай — особа сомнительного поведения.

Г. Зиновьев (он же Апфельбаум) — оратор-демагог, ревностный проповедник красного террора.

Г. Чичерин, хотя и дворянского происхождения и хорошего воспитания остался совершенно равнодушным к ужасной участи, к гибели и разорению своих ближайших родственников во время революции.

Л. Красин организовывал вооруженные экспроприации.

М. Литвинов (он же Баллах) — тоже экспроприатор, арестованный в Париже за сбыт кредитных билетов, украденных в Тифлисской конторе Государственного банка.

X. Раковский — болгарин по происхождению, занимавшийся шпионажем в пользу Германии в Румынии и на Украине.

К. Радек (он же Собельсон) — австрийский подданный, стяжатель и аферист.

В заключение своей речи адвокат Обер сказал: «Я вновь и вновь повторяю: Конради и Полунин не совершили злодеяние; они выполнили справедливый акт возмездия.
Когда вы [присяжные — В. Г, Ч.-М.]удалитесь, чтобы совещаться перед принятием решения, вас незримо окружит несметное множество безмолвных свидетелей. Тени убитых французов, бельгийцев, австралийцев, американцев, канадцев, павших на полях битв благодаря измене большевиков. Миллионы и миллионы русских, погибших от голода, миллионы русских детей. Русские мужчины и женщины, молодые и старики, замученные в пытках, доктора, сестры милосердия, крестьяне, рабочие, священники, распятые на кресте. И в глубине вашей совести вы почувствуете всю человеческую близость к страждущей душе замученного русского народа, и в вашем сердце найдется отклик на тяжкие муки тех, кто и сейчас страдает в России.
Все они до сих пор взывали к небу, моля о правосудии. Никто не дал им ответа. Вы, вы ответьте им!»

По приговору швейцарского суда Конради и Полунин были оправданы. При объявлении приговора публика устроила овацию. Это была победа над советским режимом.

Речь Обера, переведенная на русский язык, была издана отдельной брошюрой в Белграде (Королевство СХС) в 1924 году. В предисловии советский режим назывался «отвратительным засильем горсти изуверов, которые в союзе с подонками населения, с уголовными преступниками, руками наймитов-инородцев во имя несбыточных утопических задач, лежавших вне страны, истребляли, морили голодом русский народ, лишали его свободы в самых естественных и плодотворных стремлениях, накопления вековых трудов, втоптали в грязь святыни».

Как же сложилась дальнейшая судьба главных действующих лиц Лозаннского процесса?

Памятуя о том, что у ВЧК — ОГПУ «длинные руки», Мориц (Александр) Конради уехал во Францию и поступил в Иностранный Легион, где чекистам до него было не добраться. В 1925 -1926 годах он, вероятно, принял участие в войне испано-французских войск против так называемой Рифской республики — племенного повстанческого образования в Северном Марокко.6 Согласно сообщению газеты «За свободу», выходившей в Варшаве (Польша) на русском языке, скончался М. Конради в Африке, в марте 1931 г., находясь в рядах Иностранного Легиона.

Что же касается второго обвиняемого по делу об убийстве Воровского — Аркадия Полунина, то известно, что он служил секретарем Российского Общества Красного Креста в Женеве (Швейцария)[7], во второй половине 1920-х годов был близок к руководству РОВСа, входил в окружение генерал-лейтенанта, барона П.Н. Врангеля, а в годы II Мировой войны, по некоторым сведениям, принимал участие в Русском Освободительном Движении.

А швейцарец адвокат Обер за время процесса настолько проникся состраданием к страждущему под игом большевизма русскому народу, что в 1924 году организовал Лигу по борьбе с III Интернационалом (т.н. «Лигу Обера»), приветствуя создание которой, генерал барон Врангель заявил, что мечтает видеть Лигу мировой организацией, которая повсюду будет противостоять Коминтерну. «Давно пора», — резюмировал Главно-командующий и передал в пользу Лиги чек на двадцать тысяч франков.[8]

Несколько лет спустя после окончания Лозаннского процесса Конради — Полунина в православном храме Христа-Спасителя в Нью-Йорке (США) была сооружена сень и установлены мемориальные доски с именами членов Российского Императорского Дома, погибших от рук большевиков, и числовыми данными о русских людях, «злодейски умученных и убиенных большевиками»:[9]
- 31 епископ;
- 1560 священников, учителей, адвокатов;
- 34 585 адвокатов, судей, докторов;
- 16 367 студентов и учащихся;
- 75 900 чиновников и полицейских;
- 65 890 крупных землевладельцев и купцов;
- 258 900 высокопоставленных лиц и дворян;
- 56 340 офицеров;
- 268 000 солдат и матросов;
- 196 000 рабочих;
- 890 000 крестьян.

Цифры эти в значительной степени основываются на материалах «Комиссии Мейнгардта». Советская сторона никогда не осмеливалась опровергнуть эту кровавую статистику, делая вид, что не было ни самой Комиссии, ни сотен тысяч жертв красного террора. Поэтому и сегодня, спустя восемьдесят лет, русские патриоты с сугубым благоговением почитают память тех, кто в 1923 году прямо или косвенно призвали к законному ответу преступный советский режим.

ПРИМЕЧАНИЯ:
[1] «Часовой», № 336 (11), ноябрь 1953, с 22.
[2] В конце 1918 г. по распоряжению Главнокомандующего В СЮР, ген. А.И. Деникина была создана Особая следственная комиссия по расследованию злодеяний большевиков. Причем, эта Комиссия должна была расследовать не только такое беспрецедентное явление, как красный террор, но и другие преступные новшества советского режима, как-то: борьба против религии, преследование рабочих организаций, репрессии против казаков, женская социализация и пр. Председателем Комиссии был назначен известный московский юрист, действительный статский советник Георгий Александрович Мейнгардт (1866 — 1945). Составленная из профессиональных юристов, Комиссия вела следствие с соблюдением норм права, существовавших в Российской Империи, настолько, насколько это было возможно в условиях Гражданской войны. Первоначально члены Комиссии могли работать лишь в нескольких крупных городах Северного Кавказа и Юга России, освобожденных от советской власти. В 1919 г. в связи с продвижением белого фронта территория, охваченная работой Комиссии, существенно увеличилась. Наибольшую известность получили материалы Комиссии о преступлениях чекистов, собранные в Харькове, Киеве, Одессе, Херсоне, Николаеве, Воронеже. При отступлении Белой армии материалы Комиссии были доставлены в Новороссийск и морем вывезены в Константинополь (Турция). Председатель Комиссии, уже тайный советник Мейнгардт некоторое время продолжал работу в Крыму и еще до эвакуации армии убыл в Константинополь. В 1922 г. он с семьей прибыл в Париж (Франция) и в ходе подготовки к Лозаннскому процессу предоставил возможность Мельгунову ознакомиться с частью документов, собранных его Комиссией. Во многом на основе этих материалов Мельгуновым был написан труд «Красный террор в России 1918- 1923? (первое изд.: Берлин, 1923; переизд. за рубежом в 1924, 1979 и 1989 гг.; единственное переиздание в России: М., 1990), хотя он ни разу не упоминает имени Мейнгардта, вероятно, опасаясь засудьбу его родственников, оставшихся в подсоветской России. Малая часть материалов Комиссии вошла в сб.: Фельштинский Ю. Красный террор в годы гражданской войны. Лондон, 1992.
[3[ «Часовой», 1953,№ 336.
[4[ Фельштинский Ю. Указ. соч., предисл.
[5[ РГВИА, ф. 409, оп.1,. 40−193 (1917 г.)
[6[ Французской Республиканской службы майор АД. Кнорре свидетельствовал о встрече с сержантом Морисом Конради в городе Сиди-Белъ-Аббес (Французский Алжир), где располагалась штаб-квартира Легиона («Часовой», 1953, № 336 с. 17со ссылкой на газету «Новое Слово» от 24 сент. 1953). Однако к сведениям, приведенным в этой заметке, следует отнестись осторожностью, т.к. многие из них явно противоречат фактам.)
[7[ Шкаренков ЛК. Агония Белой эмиграции, М., 1987, с. 60.
[8] «Русь» (София, Болгария), 1924,18.6.
[9] «Русский военный вестник», 1927, № 89.

Справка:Биография
Морис Конради родился 29 мая 1896 г. в Санкт-Петербурге, в семье осевших в России швейцарцев (Его отец также Морис Конради. Его дядя Виктор (Виктор — Эдуард) Маврикиевич (Морицович) Конради был владельцем кондитерских фабрик в Петербурге и Москве). Окончил гимназию, Павловское военное училище. Учился в политехническом институте, со второго курса которого в 1914 году ушёл на фронт, для чего понадобилось разрешение Императора Николая II, поскольку Конради был гражданином Швейцарии. Подпоручик. Был ранен, награждён орденом Святого Георгия IV степени. Окончил офицерскую школу в Петрограде (январь 1916), воевал на Румынском фронте, откуда в составе отряда Дроздовского отправился в легендарный поход из Ясс на Дон.
Во время красного террора лишился отца (умершего после избиения в ЧК) и дяди (владелец кондитерских фабрик, на 1916 год купец 1-й гильдии, потомственный почетный гражданин — был расстрелян большевиками как заложник), одного из братьев. Кроме того, его тётя была убита грабителями.
В июне 1919 г. служил помощником полкового адъютанта по оперативной части. В 1919 году произведён в штабс-капитаны, а в 1920-м — в капитаны. Служил в штабе Дроздовской стрелковой дивизии. В 1920 г. был ординарцем и личным адъютантом командира Дроздовского полка, полковника Туркула. Его имя даже попало в популярную песню дроздовцев:
Вперед проскачет Туркул славный,
За ним Конради и конвой.
Воевал против большевиков вплоть до эвакуации войск генерала барона П. Н. Врангеля из Крыма в ноябре 1920, затем находился в лагере в Галлиполи. В июне 1921 года вышел в отставку и поселился вместе с женой Владиславой Львовной Конради (во втором браке Гемпель, урожденная Сверцевич, ум. 18.09.1965), беженкой из Польши, в Цюрихе, где работал в торговом доме «Бехер Всей» на скромной должности. В Швейцарии к Конради присоединились мать и четверо младших братьев, сумевших выехать из Советской России, доказав своё швейцарское гражданство.
В марте 1923 года Конради приехал в Женеву, где встретил своего товарища по Белой армии штабс-капитана Аркадия Павловича Полунина, работавшего в непризнанной СССР российской миссии при Международном Красном Кресте и тесно связанного с лидерами Белой эмиграции Врангелем и Кутеповым. Конради делился с Полуниным своим желанием «убить кого-нибудь из советских вождей, чтобы отомстить за семью». Полунин предложил ему убить наркома иностранных дел Г. Чичерина и посла СССР в Англии Л. Красина, однако 13−14 апреля, приехав в Берлин, где те в это время находились, и явившись в советское полпредство, Конради их не застал и вернулся в Женеву. Здесь, узнав о предстоящем приезде в Лозанну советского дипломата В. В. Воровского, Полунин и Конради решили, что жертвой должен стать именно он.

http://rpczmoskva.org.ru/istoriya/vgchicheryukin-mejngardt-lozannskij-process.html