 |
| Радонеж | Василий Анисимов | 12.01.2011 |
— Василий, завершается год, Украина отметила 75-летие Предстоятеля УПЦ Блаженнейшего Митрополита Владимира. Это главное событие года?
- К главным событиям стоит отнести и смену власти, и визит Предстоятеля РПЦ в Украину на День Крещения Руси, и конечно, юбилей. На юбилейные торжества приехали Святейший Патриарх Кирилл, делегации Поместных Церквей. Власть приняла участие в праздновании юбилея. В адрес Блаженнейшего Митрополита было сказано много возвышенных слов. И Виктор Янукович, и Николай Азаров, и Владимир Литвин, и лидер оппозиции Юлия Тимошенко, и Леонид Кучма, и Виктор Ющенко приехали лично поздравить. Это говорит о том, что Православная Церковь и, прежде всего, сам Блаженнейший объединяют людей, даже таких сложных и склочных, как наши политики.— А Блаженнейший разделяет их взгляды, или это все-таки дань этикету?
- Я не дока в отношениях Митрополита и политиков, никогда не присутствовал при личных беседах. Расспрашивал, конечно, и со слов Блаженнейшего только и имею представление. Владыка относится к политикам как к детям своей земли, своего времени, в чем-то продвинутым, в чем-то заблудшим. В каждом видит человека. Это пастырское отношение. Поэтому они его уважают и любят, о чем искренне говорили во время юбилейных торжеств. Это было очень трогательно.— Можно говорить, что положение Православной Церкви в Украине улучшилось, ведь, например, упразднен Госкомрелигий?
- Поддержка раскола была государственной политикой все эти 18 лет, которую Госкомрелигий и осуществлял. Его функции, как и чиновники, будут переданы Министерству культуры, хотя ведь Церковь не культорообразующая народа, а его смыслообразующая. Президент начал административную реформу, упразднив и реформировав 40 министерств и различных ведомств. В ее рамках и ликвидирован комитет, уже, кстати, в третий раз. Что из этого выйдет — вопрос. В гуманитарной сфере накопилось множество проблем, и, по-моему, никто толком не знает, как эти авгиевы конюшни расчищать. Думаю, поручат тем же чиновникам, что против Церкви мутили и при Кучме, и при Ющенко, при десяти правительствах. Тому же Юрию Богуцкому и прочим. Люди уставшие, с вечно смятой розой на груди, от них, думаю, никаких прорывов ожидать не стоит. Но мы должны продолжать напоминать правительству: как власть относится к Церкви, так и Бог относится к власти.— Однако и раскольники, и греко-католики выступают с заявлениями, что нарушаются их права.
- Интересно, в чем? Расколы и уния проявили себя как политические марионетки, зажигали на предвыборных подмостках, агитируя за оранжевых и объявляя того же Януковича злом, тьмой и неволей, а теперь обижаются, что он общается лишь с Православной Церковью, а к ним не ходит, благословения не берет. Караул! Конечно, раскол без поддержки власти — пустое место, поэтому Михаил Антонович и паникует. От него уже побежали самые древние и преданные филаретовцы — Швец, Черпак, — побежали в УАПЦ, «архиереями», подальше от анафемы. Многие приходы, внемля призывам и Московского, и Константинопольского патриархов, возвращаются в спасительное лоно Православной Церкви, что вызывает истерику у расколоучителей. Правда, потеряв опору во власти, Филарет ищет ее у оппозиции: подгреб под себя коричневеньких тягнибоковцев, Тимошенко «окучивает» — борется за выживание. Но сколько веревочке не виться, и ей придет конец. Во лжи людей долго удерживать невозможно.— Однако на Владимирской горке на благодарственном молебне, на главных праздниках, даже на открытии елки в Киеве руководителей державы мы видим только с УПЦ.
- Это традиции Православной Церкви, к которой они принадлежат, и что в этом обидного для иных конфессий? У них свои праздники. Власть должна осознавать исторические корни своего народа, тогда она будет ответственно относиться к своей работе.— Говорят, что перестали показывать Денисенко-Филарета по телевидению?
- Показывать-то как раз надо. И как можно чаще. Но при этом говорить зрителям правду: что это отлученный от Церкви самозванец, паразитирующий на вере и вводящий верующих в заблуждение. Когда-то Лаврской киностудией был сделан документальный фильм «Анатомия раскола», который «старая преступная власть» запретила демонстрировать не только по центральным, но и по региональным телеканалам. Надо бы его теперь показать.— А преследования православной прессы прекратились?
- Я не помню, чтобы она преследовалась, за исключением нескольких, как с этим фильмом, случаев. Да и за что было преследовать? За просветительские, душепастырские материалы? Сложности были у пресс-службы, потому что мы всегда полемизировали с властью, иногда достаточно жестко, это вызывало раздражение. Но нас всегда прикрывал Блаженнейший Митрополит. В этом смысле он, думаю, последний демократ в нашей Церкви.— Что ты имеешь в виду?
- То, что немного найдется у нас церковных, да и не только церковных, руководителей, которым бы высокопоставленные начальники из правительства или Администрации президента годами трепали нервы по поводу какой-то пресс-службы, и ее бы не упразднили или не «переформатировали». Правда, мы никогда не нарушали Закон о «Свободе слова и СМИ», в его рамках вели полемику, расследования и дискуссии. У нас те, кто занимался государственно-церковными отношениями, даже в ранге религиозных министров, были людьми «со странностями»: могли говорить или писать совершенно чудовищные вещи об УПЦ (о том, что она антиукраинская, антигосударственная и пр.), публиковать это в многотиражных газетах, а когда ты вступал с ними в полемику, шли не к кому-нибудь, а к Митрополиту жаловаться и устраивать «вырванные годы». Как посмели! Назвали вас «пятой колонной» — проглотите! Они, бывшие научные атеисты, привыкли с советских времен, что верующие не перечат власти. Мы же много перечили, и эти материалы выходили и на сайте, в журнале, и даже издавались отдельными книгами. И при Кучме, и при Ющенко. Но это свобода слова. У нас после гибели в 2000-ом году Георгия Гонгадзе, с которым мы в том же году вместе проводили протестные акции в защиту свободы слова, тупо зажимать рот журналисту власти не решались.— А сам Блаженнейший Владимир читал эти тексты?
- Не только читал, но и подписывал: мы ничего его без резолюции не публиковали. Блаженнейший сам высокопрофессиональный редактор с 40-летним стажем. Он член Национального союза журналистов Украины, награжден «Золотой медалью украинской журналистики». Думаю, он не раз открывал наши писания с тяжелой мыслью: с кем на этот раз из власти поссорит его пресс-служба? Но выбор делал все-таки в пользу свободы слова. Это, что называется, европейский формат. Поэтому в Украине сложились добрые отношения между УПЦ с медиа-сообществом. В этом году к юбилею Предстоятеля УПЦ прошел всеукраинский журналистский конкурс «Глаголь!», сопредседателями его жюри были Блаженнейший Митрополит Владимир и председатель НСЖУ Игорь Любченко. Блаженнейшему в честь юбилея был вручен знак почетного члена НСЖУ.А последний демократ он еще и потому, что уважает точку зрения автора, авторскую манеру изложения, его стиль. Пишущий всегда видит пишущего. Есть архиереи, с которыми я нахожусь в гораздо более близких и дружеских отношениях, чем с Блаженнейшим. Случалось, что они читали мои статьи до публикации — и сразу ручку доставали и начинали черкать справа налево, слева направо: это не надо, это вот так, это не к месту, это сюда перенести и т. д. Я говорил: если вы такие доки, чего же вы сами не пишете? «Так ты же специалист», отвечают. Писать не хотят, а черкают с удовольствием! У них на все будет две точки зрения: своя и неправильная. У Блаженнейшего такого и представить нельзя. Он очень ценит творческих, талантливых людей, владеющих словом. Старается и поддержать, и поощрить их. И не только в Украине. В разные годы, насколько я помню, он удостаивал нашей главной журналисткой наградой — ордена прп. Нестора Летописца — и о. Андрея Кураева, и Владислава Петрушко, и Александра Дворкина, и архимандрита Тихона (Шевкунова), и прот. Николая Балашова, и тебя.
— Да. Это было на мое пятидесятилетие. Неожиданно, и я очень благодарен Блаженнейшему за память и внимание. А как за это время изменилась православная пресса в Украине?
- Можно сказать — кардинально. По крайней мере, количественно. У нас уже 50 печатных СМИ внесены в каталог Национальной прессы Украины. Это газеты, журналы. Тиражи, правда, небольшие. Мы все-таки остаемся в рамках религиозно-просветительской проблематики и внутрицерковной информации, чем интересуется небольшой круг читателей. И в этом главная проблема церковной прессы.— А стоит из этих рамок выходить?
- По крайней мере, надо определиться. Вот у меня есть подшивка московского журнала «Кормчий» за 1908 год, к этому времени он выходил уже два десятилетия. Это еженедельный религиозно-нравственный народный журнал, собственно говоря, церковное издание, которое помогало и укрепляло человека в его нравственном пути. Это духовные беседы, богословские разъяснения, ответы на «недоуменные вопросы» верующих по церковной и духовной проблематике. Среди них и социальные вопросы: советы вдове, осмысление проблемы самоубийств среди учащихся и пр. Душпастырское чтение для верующих о вере и о жизни, чтение один на один. Авторы, в основном, священники, люди большого духовного опыта. Такой была церковная пресса, но это вряд ли можно называть журналистикой, поскольку она принципиально избегала актуальной информации. Такие и нынешние наши церковные издания. А чтобы быть актуальными, надо выходить из ограды храма к народу, его проблемам и там обретать читателя. Становиться полноценной прессой с православной точкой зрения на события и общественные проблемы. Но мы к такому еще не скоро будем готовы.— Почему ты так думаешь?
- Ты и сам знаешь, что журналистика конкретных проблем всегда была самой сложной и конфликтной, но это, собственно говоря, и есть журналистика, поскольку связана со свободой слова, правом человека на достоверную информацию, справедливостью. Епархиальные СМИ — это пространство региона, местных властей и местных проблем, где все друг друга знают, общаются. Я помню даже из своей практики, как опубликовал в республиканской прессе всего три-четыре статьи на местном фактаже — и мгновенно поссорился со всеми, от райисполкома до участкового милиционера.— Ты изобличил в чем-то власть?
- В том-то и дело, что нет. Чистая «социалка». Это было в конце 1980-х. Я написал материал о проблемах многодетных семей. В одной — мама учительница младших классов, 14 детей, старшему ребенку — 19 лет, работала пионервожатой. Все дети — замечательные, но семья бедствовала, потому что ютилась в двух комнатушках. В другой семье было десять детей, они вообще в развалюхе жили, где пол даже был земляной. Там случилась трагедия: мальчишка-школьник застудил почки и умер. Я опубликовал материал, власть в то время реагировала на «критические замечания»: местным властям головомойку устроили, в строящемся доме две квартиры, соедини в одну, отдали первой семье. Сам председатель райисполкома говорил мне, что лично ход строительства контролировал. Второй дали трехкомнатную в другом доме с центральным отоплением, похуже, конечно, но хотя бы дети мерзнуть не будут. Казалось бы, все нормально. Но ведь если кому-то квартиры дали, то у кого-то их отняли. Меня встретил председатель профкома и говорит: а знаешь, как проклинают тебя рабочие, которые 10−15 лет на очереди эти квартиры ждали? Пошел я в эти рабочие общежития и был, конечно, в шоке: одна кухня на этаж, смрад, в каждой небольшой комнате семья, все заставлено чем-то, взрослые дети спят с родителями и с бабушками, потому что больше негде, — словом, очень мрачно. И там тоже в это время случилась трагедия: одной работнице не с кем было оставлять ребенка-первоклассника, и она брала его с собой на работу, он играл во дворе, упал в открытый канализационный люк и погиб. Я тоже об этих проблемах написал материал. На этот раз разборки были еще круче: многие получили выговоры, некоторых начальников уволили с работы, одного даже моего доброго знакомого. Я еще пару проблемных статей опубликовал по местной экологии, и властям опять пришлось трудиться, изыскивать средства и «устранять недостатки». Наконец, на каком-то районном совещании в райкоме или райисполкоме — я уже не помню — заявили, что вот, у нас появился неблагодарный писака, которого мы взрастили, а он, оказался негодяем и в своих статьях только то и делает, что позорит на всю страну наш любимый и лучший в мире Киево-Святошинский район!— А что, власть может «взращивать» журналиста?
- Мы с тобой говорим о местной прессе и местной власти, где все друг друга знают, выручают, если надо. Помню, мне позвонил генеральный директор объединения, которому принадлежали и общежития, и дома и которому из-за моих публикаций много шишек перепало, пригласил на встречу. Совершенно замечательный человек, ветеран Великой Отечественной, Герой Соцтруда, великий хозяйственник. Ему после смерти даже мемориальную доску на нашей улице открыли. Я к нему много раз обращался и по работе, и по личным вопросам, и по общественным: ребенка в садик устроить, с общиной просили помещение под храм выделить, землю для строительство храма и пр. — он всегда помогал. А здесь наорал на меня, мол, за те миллионы, которые его объединение приносит, можно десять домов построить, множество проблем решить, но родная держава все выгребает, а ему взамен лишь знамена, кубки и грамоты. А теперь его, фронтовика, еще и таскают из-за моих публикаций по всяким бюро и комиссиям. Журналист, по статусу, должен как-то отбиваться. Я ему сказал что-то, типа, то, что вы Берлин брали, еще не значит, что у вас дети могут в канализации гибнуть. После чего он уже послал меня открытым текстом и выгнал. Такие вот отношения между прессой и властью на местах. У любого журналиста подобных случаев — выше крыши. И заметь, это вполне «безобидные» материалы — чистая социалка, с серьезными информационными поводами (гибель детей), где не было умысла, намеренного преступления — обыкновенный бардак, которого и тогда, и сегодня, везде и всюду — хоть отбавляй. И такая реакция! А если заниматься настоящими журналистскими материалами, в результате которых людям может грозить потеря бизнеса, власти, тюрьма? Готова ли наша церковная пресса к сложным, но естественным отношениям с властью?— Но ведь светская журналистика худо-бедно научилась сосуществовать с властью, не теряя своих принципов.
- Потому что журналист готов к трудностям своей профессии, как медик, военный, милиционер. В редакции молодому журналисту старшие товарищи непременно напомнят: а ты знаешь, старина Хем, что «писать» и «лизать» — это не разные жанры, а разные профессии? Так что ты либо пиши, либо лижи. У нас же многие хотят называться журналистами, а вот в шкуре журналиста решаются побывать немногие. Поскольку это достаточно некомфортное существование, и лично для человека, и для его издания. Мы готовы пробудиться к борьбе за справедливость, которая лежит в основе свободы слова, лишь когда дело касается нарушений прав нашей Церкви и наших верующих. Вот нувориши с коррумпированной властью притесняют наш монастырь в Днепропетровске — появляется прекрасная статья, сильная, аргументированная. А если, скажем, рядом те же нувориши с властью захватили завод, обанкротили, разорили, тысячи людей оставили без куска хлеба — в церковной прессе ни строчки. Когда люди в церковном слове увидят своего защитника, у нас появится другой читатель.— Эта проблема не новая, но реализовать такие установки пока не получается.
- Я думаю дело не в церковной газете, а в самой общине. Если она сидит за церковным забором, как камень в лесу, то, конечно, глупо ожидать, что ее издание будет горячо откликаться на беды. А когда члены общины и при ее поддержке, как в Нижнем Тагиле, пытаются делом ответить на трагические вызовы времени, создают тот же «город без наркотиков», за ними идут печатное церковное слово и светское.— А много ли мы подобных примеров можем привести?
- Ты знаешь, как-то сразу и не припомнишь. Я когда-то писал не о наших священниках, а о католических из Италии. Они тогда освободили из сексуального рабства несколько наших девушек из Киева, Запорожья и Ивано-Франковска и привезли их в Украину, одну, правда, мертвую, потому что бандиты избавляются от них, как от вещдоков. Я встречался с этими двумя священниками, они рассказывали, как вместе с общиной занимались этим делом, и тоже кругом все было и продано, и предано, а несчастным, бесправным, с отобранными документами девушкам некому было помочь. Мне кажется, что Церковь не только должна отвечать на вызовы времени, но и сама вызовы предъявлять, заявляя четко и ясно: мы не будем мириться с подобным положением вещей, какие бы силы за всем этим не стояли. И здесь голос церковной прессы будет востребован.— Но ведь социальное служение Церкви предполагает подобную деятельность.
- Мы публиковали данные исследований, согласно которым по уровню благотворительности, милосердия Украина занимает 235 место в мире, Россия на несколько мест выше. Великие христианские страны! Я недавно читал записки одного западного философа о посещении России перед революцией, он потрясенный писал, что в ней милосердие среди народа «сродни божественному». Куда это исчезло? У нас принципиально асоциальные государства, где любую социальную помощь и поддержку надо выбивать самому нуждающемуся. У нас инвалиды, люди без рук и ног, с неизлечимыми болезнями обязаны ежегодно проходить комиссии, подтверждающие их инвалидность! Хоть на четырех костях, но ползи, доказывай, что ты в помощи нуждаешься. Несколько лет назад, когда Виктор Черномырдин, царство ему Небесное, был у нас послом, а он считал всех ветеранов Великой Отечественной и даже ветеранов труда соотечественниками, посольство решило помочь им через наши общины в трех пригородных населенных пунктах. Составили списки, на каждого медицинские документы собрали, заявления, где-то до сотни человек набралось. Поехали мы с сотрудниками посольства эту помощь (по сто долларов) вручать, к неходячим — по домам. И были в шоке: люди годами лежат, вымотанные одиночеством и болезнями, о смерти мечтают, но никто из соцслужб за десять лет к ним не приходил и помощи не предлагал. А вот мой знакомый поэт, который в Германию уехал жить, был в шоке от немецких соцслужб, считал немцев «какими-то ненормальными»: то молодые люди приехали мебель поменяли, то новую стиральную машину привезли, то деньги соцслужбы на его счет перечислили — оказывается, все это при его болезнях полагается правительственными постановлениями, сам же он никуда не обращался и ничего не просил.
Замечательно, что у нас хотя бы Церковь идет к нуждающемуся человеку в приют, больницу, детдом, тюрьму. Но это ведь все — как раненых, покалеченных, забытых с полей социальных битв и бурь выносить. А ведь, как я понимаю, задача ставится не только выносить, но и активно воздействовать на всю социальную структуру государства и общества — чтобы этих битв и бурь было как можно меньше. Влиять на причины, а не устранять последствия. А здесь без наступательной, въедливой, конфликтной прессы не обойтись. А мы вот все о красоте нашей веры, великой истории. Хотя ведь одно другому не мешает. Наоборот, сама проблематика будет «подтягивать» церковную журналистику к светской.
— В конце года и в Киеве, и в Москве прошли очередные фестивали церковных СМИ. Какие проблемы, с твоей точки зрения, были самыми актуальными?
- Самыми актуальными были те, что поднимались на Форуме европейских и азиатских медиа, который прошел в Киеве в декабре. Это был пятый форум, он проходил под эгидой РИА-Новости и собрал около трехсот руководителей СМИ и ведущих журналистов из СНГ, стран Балтии и Грузии. Было много замечательных дискуссий. Федотов, советник Российского президента, выступал, Лебедев, издатель «Новой», Леонид Кучма приехал, многие редактора изданий, руководители информагентств. Я люблю собрания, где люди, которые умнее тебя, спорят о твоей же профессии. Но вот Церковь не была там представлена ни изданиями, ни телепрограммами, ни даже проблематикой. Я понимаю, что о глобальных проблемах свободы слова нам еще трудно размышлять, мы еще и с местными-то не встречались, но какая-то своя грядка должна быть.— Ты уже почти десять руководишь пресс-службой, почему все-таки церковная пресса не дотягивает до светской?
- Ответ очевиден: потому что светская журналистика — профессиональная, ею занимаются люди, для которых работа со словом — профессия, одна и на всю жизнь. Этого ничем не заменишь. Через пресс-службу прошло с десяток студентов, люди талантливые, почти все защитили кандидатские по богословию. Однако все они хотели быть священниками, исследователями, а заниматься журналистикой — если придется. Это любительство. Любители могут стать профессионалами, если захотят, ведь научить можно лишь немногому, а научиться можно всему. Но это редкость. Поэтому, когда 15 лет назад мы были с тобой на церковных фестивалях СМИ, батюшки рассказывали, что из 20 послушаний 19-е у них — выпуск газеты и какие объективные трудности они преодолевают. И 10 лет назад, и пять, и сейчас уже другие батюшки говорят то же самое. А у них все трудности — объективные. Вот тот же фестиваль церковных СМИ в Киеве «Покров», я на нем не был, но было бы интересно почитать, какие дискуссии велись, какие проблемы поднимались, кто что говорил. Обыкновенный отчет о событии, задание для второкурсника журфака. О своем собственном событии ведь можно что-то толковое написать? Зашел на их сайт — пусто: два приветствия, одно глуповатое выступление и комментарии по три предложения участников от какой-то епархии. А что и как проходило — неведомо. Объективная трудность! Не научили. Зато дан перечень СМИ, которые «рекомендуется» распространять, смотреть и слушать, а также тех, кто является «кандидатами» к такой рекомендации. Интересно, кто это все придумывает?— Нужны барьеры на пути некачественной информационной продукции, поэтому и рекомендуют. Хотя, конечно, лучший барьер — это собственные качественные медиаресурсы. Но вечный вопрос — как их создавать?
- Я думаю, надо использовать польский опыт, где православная община — это очень широкий круг общественности, элита. Надо ее смело привлекать к интеллектуальным проектам, а не мучить наших священников тем, что они все равно не сумеют профессионально делать. Ведь то же польское «Православное обозрение» депутат сейма Евгений Чиквин издает, делают профессиональные журналисты, авторы — профессура университетов. У нас другая ситуация. На фестивале «Вера и слово» один батюшка из Ставрополя выступал. Он из станицы, где живет шесть тысяч человек, постоянных прихожан в храме и 20 лет назад и сейчас одно и то же — 20 старушек. Ему поручил благочинный газету выпускать, он ее и выпускает с «объективными трудностями», но что он со своими старушками еще может сделать? В Церкви просто нет людей для социальной и просветительской работы. Даже в крупных населенных пунктах. Хотя все — православные христиане.— А чем ты это объясняешь?
- Как ни странно — тоталитаризмом телевидения. Уже не только домохозяйки, но и молодые люди планируют свой день в зависимости от телепрограмм. «Ящик» со своими сериалами и шоу держит людей, как удав кроликов. Это поразительная притягательная бессмысленность существования затягивает людей, формирует поведенческие стереотипы, где вообще Церкви нет места. Я ни разу не видел, чтобы героиня какого-то сериала собиралась на службу в храм. По телеканалам, а их теперь множество, идет борьба за каждую минуту нашего внимания. Везде интрига, ребус, агрессивная реклама: не пропустите! И все выпадает на время богослужений. По опросам, гигантское количество людей и вечера, и праздники, и выходные проводят перед телеэкраном. Вот хотя бы раз в неделю на пару часов отключали бы телевидение, и множество людей вздохнут: появилось время в церковь на службу сходить. А если на день отключать — чтобы смогли с близкими не перед телевизором поговорить, приют или детдом посетить, просто книгу почитать! Для молодежи такое же наваждение — Интернет.— Ты действительно считаешь, что главная проблема в этом?
- Не только. Я недавно написал юбилейный очерк о Митрополите Владимире и втором крещение Руси, где попытался провести мысль о том, что «второе крещение», во время которого было возрождено более 20 тысяч монастырей и храмов, — это эпоха покаяния, когда люди восстанавливали разрушенные святыни по долгу памяти, долгу совести, но сами лишь первые шаги сделали к вере. Из истории мы знаем как раз обратное. Человек через сомнения, искушения шел к Богу, а венцом его жизни было строительство храма. У нас люди построили храмы и остановились на их пороге. Это, конечно, великое дело, и мы обязаны священнослужителям старшего поколения, которые это «второе крещение» осуществляли. Но время «вдохновенного» христианства уходит, сегодня никто никого не гонит, не преследует. Необходим «миссионерский прорыв», а для него нужен новый священник, который бы смог привлечь и элиты и молодежь. Ведь насколько я понимаю Святейшего Патриарха, Блаженнейшего Митрополита, главная задача состоит в том, что вслед за возрождением монастырей и храмов, началось возрождение наших народов и стран, в чем Православная Церковь должна принимать самое непосредственное участие. Растолкать человека и общество, помочь им преодолеть социальную апатию, поверить в свои силы. Но мы не можем подставить плечо, и нам об этом говорят, иногда даже достаточно резко.— Ты имеешь в виду оппонентов?
- Симпатиков. Мы в Киеве с о. Андреем Кураевым были в гостях у одного высокого чиновника. У него брат католик, дружит с католическим священником. И он ставил нам его в пример: знает языки, европейскую культуру, историю, общественно-политические вопросы отслеживает, замечательный собеседник. А с нашими батюшками, досадует, не знаешь о чем и поговорить. За столом еще можно посидеть, какой-то вопрос о нуждах общины обсудить. И все. Не знают, не любопытствуют, и вообще неинтересны для элиты. Хотя сегодня есть огромные возможности быть высококультурным, самообразованным человеком.— Нет, видимо, стимулов к самообразованию.
- Ну, а какие стимулы есть у врача, педагога, правоохранителя или того же журналиста? В любой профессии заложено самообразование, иначе человек теряет квалификацию, стремительно устаревает и не может выполнять свою работу. Я думаю, что мы будем двигаться в сторону профессионализма, с постоянно повышающимися стандартами профессиональной работы, по которой будут судить и о настоятеле, и о приходе, и о епархии. Ведь уже элементарная информированность стала проблемой. Мы постоянно сталкиваемся с тем, что даже столичные священники, люди с достатком, с крутыми иномарками, понятия не имеют, какие события произошли в Церкви, с какими программными докладами, интервью выступили Святейший Патриарх или Блаженнейший Митрополит, которые должны войти в проповеди, стать предметом обсуждений с прихожанами. Не знают, с какими проблемами и в каких епархиях сталкиваются православные, где нарушаются их права и т. д. Я уже не говорю о том, чтобы чужой опыт через информацию перенимать. Вот у нас есть, допустим, десять епархий, где социальная работа по многим направлениям поставлена очень основательно. Скажем, в Крымской епархии в течении месяца проводили День семьи, власть подключили, университеты, общественность, с лекториями, концертами, конкурсами по пропаганде семейных ценностей. Замечательная акция. Так почему ее не распространить на другие регионы? Так у нас о ней знают и знать не хотят. Зато все заполняется всякими нелепыми слухами, страхами, переданными «старушечьими телефонами». Как 50 лет назад. Невежество поразительное! А все потому, что нет мобилизующего профессионального начала. Как Бог на душу положит.— Но это предполагает усиление административной опеки над приходами.
- А другого пути, наверное, нет. Вот у нас в новом году Верховная Рада утвердила перечь знаменательных дат, которые мы на государственном уровне будем отмечать. Среди них — 330 лет со дня рождения киевлянина архиепископа Феофана Прокоповича, церковного реформатора, который у нас является классиком литературы. Его реформа привела к огосударствлению Церкви, но за 200 лет эпохи Феофана, по заключению Василия Ключевского, было создано лучшее из того, что мы сегодня именуем «Русским миром». Может, стоило что-то взять из феофанового административного наследия.— Отдать приходы под опеку райисполкомов?
- По крайней мере, стоило бы изучить опыт районо. В системе советской школы, которая считалась лучшей в мире, районо был очень важным звеном в организации и контроле качества учебно-воспитательной работы. Человека, который не умеет работать с коллективом, организовать учебный процесс, контактировать с государственными и общественными структурами, родителями, выполнять хозяйственный функции, никто не поставит директором школы. Учителя, который не может на современном уровне проводить урок, не умеет работать с классом и учеником, никто не допустит к детям. Отправят на курсы повышения квалификации, сто раз проверят, окажут методическую помощь. У нас был лучший в мире учитель, интеллигентный, культурный, с огромным чувством ответственности и постоянным самообразованием. Он был самыми информированным и самым читающим. Почему бы нам теперь не иметь лучшего в мире священника?Он всегда в центре, к нему первому подходят, его первого слушают, по нему судят о приходе, и о нас, прихожанах.
— Василий, мы коснулись с тобой в нашей беседе многих вопросов. А с какими итогами пресс-служба завершает год?
- Один поэт когда-то написал: «итоги всегда плачевны, даже если они хороши». Мы жили событиями и проблемами нашей Церкви, которые освещали достаточно полно. Издавали своей ежемесячник, в творческом плане год тоже прошел неплохо — мы опубликовали несколько неплохих материалов. Завершили юбилейное издание ПСС Н.В. Гоголя, более ста его комплектов были подарены университетам и библиотекам в Киеве и регионах. Подготовили к изданию книгу «Патриарх Святой Руси», посвященную визиту Святейшего Патриарха Кирилла в Украину, в которой собранные все его проповеди и выступления. Были и сложности, но мы всегда ощущали поддержку коллег и друзей, среди них, конечно, — «Радонеж», которому мы благодарны за постоянное внимание и братское плечо. Поэтому от всей души поздравляю и тебя и твоих сотрудников с Рождеством и Новым годом! Чтобы в творчестве вас не оставляли вдохновение и удача!— Я благодарю тебя за беседу. С Рождеством Христовым!
http://www.radonezh.ru/analytic/13 711.html