 |
| Радонеж | Сергей Худиев | 20.11.2010 |
Сообщение о злодейском убийстве 12 человек — в том числе маленьких детей — на Кубани вызвало общий шок даже в нашей, привыкшей к разгулу преступности, стране. Но еще более тяжелый шок могут вызвать подробности, выяснившиеся в ходе расследования этого громкого дела. Убийство было совершено бандой «цапков», которая на протяжении 16 лет беспрепятственно убивала и насиловала (речь идет о сотнях случаев) в то время как местная милиция закрывала все дела. Злодеи не только оставались безнаказанными — приобретали все больше власти и влияния, лидер банды сделался народным депутатом.
Как такое могло произойти — не в диком поле, а в государстве, не в Африке, а в России?
Кто-то уже спешит объяснить это тем, что жители этих мест — презренные трусы; дело, скорее всего, вовсе не в этом. Герой истребляет банду негодяев в одиночку только в голливудских фильмах — да и то, он, по законам жанра при этом отлично подготовлен и вооружен. Чтобы давать отпор разбойникам, нужны не отдельные герои, а организованные, сплоченные граждане — а наше общество глубоко атомизировано. Граждане должны это делать не партизанским порядком, а через государство — а наше государство глубоко коррумпировано. Эти два фактора — разобщенность и коррупция — и приводят к тому, что мы видели на Кубани, и трудно говорить о том, что ситуация в других местах намного лучше.
В чем причины разобщенности? Со времен падения коммунизма прошло уже достаточно времени — но социальная ткань нашего общества все еще во многом сформирована тем временем — временем, когда независимые объединения граждан (религиозные особенно, но не только), мягко говоря, не поощрялись, и все объединения должны были находиться под контролем партийного государства. Партия, комсомол, профсоюзы были, по сути, частью и инструментом государства, но они были хотя бы какой-то формой объединения людей. Когда и это исчезло, общество оказалось глубоко атомизированным — те формы объединения, которые существуют в здоровой социальной ткани, были вытравлены за долгие годы партийной диктатуры, а коммунистические тоже распались.
Какой-то общинной жизни, в рамках которой люди могли бы встречаться со своими соседями, делиться своими заботами, помогать друг другу и просто чувствовать плечо ближнего, не существует. Если бы она существовала — люди могли бы организоваться и дать отпор — и тут не понадобился бы даже самосуд, люди смогли бы заставить государство исполнять свои обязанности. Объединения, в которых возникает такая общинная жизнь — необходимая составляющая любой здоровой социальной ткани. И это, прежде всего (хотя и не исключительно) церковные общины. Как показал летний кризис с лесными пожарами, именно Церковь оказалась наиболее эффективной формой самоорганизации граждан в борьбе с бедой. Церковь — очень важная составляющая социальной ткани общества, и то, что в нашей стране она еще очень слаба — одна из явных причин происходящих безобразий. Исцеление общества возможно только при усилении роли Церкви; это не вопрос веры, это вопрос очевидности. Кого-то это пугает; трудно представить себе, какие страшные клерикалы являются людям в их кошмарных снах, что они предпочитают иметь дело с «цапками» — только бы не с клерикалами. Но никакого альтернативного проекта восстановления социальной ткани у наших борцов с клерикализмом нет — вся их риторика носит чисто отрицательный характер.
В чем причины коррупции? Можно рассматривать вопрос с точки зрения экономики и социологии — и, наверное, это вполне имеет смысл делать. Но нельзя не заметить самого главного — отсутствия мотивации поступать честно. Мы живем в культуре с глубоко разрушенными ценностями, когда на вопрос «а почему, собственно, я должен быть честным, когда я могу быть богатым?» просто не существует внятного ответа. Бодрые «научные атеисты» рассказывают нам, что мораль выработалась у высших приматов в ходе эволюции, и ничего сверхъественного, никакого высшего Судии, который призовет нас к ответу за наши дела, за ней нет. Но это делает сам разговор о долге бессмысленным — мало ли что выработалось у нас в ходе эволюции! В ходе эволюции у нас выработались и другие поведенческие реакции — например, страх темноты (хищники охотятся главным образом, ночью) или склонность съедать всю доступную нам пищу. Человек, который не может заснуть без ночника или объедается и страдает ожирением, поступает глупо; но точно также глупо в этом случае поступает и тот, кто слушается голоса совести — ведь в рамках атеизма совесть выработалась точно также, как страх темноты, и имеет не больше авторитета.
Что будут делать борцы с религиозным дурманом, если «цапки» придут за ними? Призовут на помощь милиционера? А с какой стати он должен утруждаться и к тому же подвергать свою жизнь опасности, если он может просто принять от бандитов соответствующую мзду и просто не слышать криков жертв? Будут взывать к долгу, к чести, к порядочности? А с какой стати человеку быть верным долгу, честным и порядочным? Мотив-то какой?
Нравственное неприятие со стороны других людей? Но для этого нужно, чтобы в обществе существовали ясные представления о порядочном и непорядочном, о том, как должно и как недолжно себя вести. Такие представления могут существовать по инерции, когда люди просто не задумываются об основаниях морали, но признают ее необходимость, когда вопрос «а с какой стати я должен» вообще не ставится. Но в нашей стране такой инерции, увы, практически нет — люди задаются вопросом «а почему это я должен быть честным?» и не видят на него ответа.
Наказание со стороны закона? Но кто будет исполнять этот закон? Кому это надо? Кто проверит в это наказание, видя, как люди, открыто и нагло этот закон попирающие, заканчивают тем, что благополучно удаляются в теплые страны, чтобы наслаждаться награбленными ими богатствами?
Вера в Бога, стремление соблюдать Его заповеди, стремление к вечному спасению, страх оказаться в числе навеки отверженных беззаконников? Но наши антиклерикалы уже объяснили, что это — смешное суеверие, которого ни один грамотный человек не будет придерживаться. И честный человек, исполнявший свой долг и живший на одну зарплату, и изобретательный преступник, укравший миллиарды, наслаждавшийся богатством, властью и всеми удовольствиями, которые можно купить за деньги, одинаково навеки исчезнут, и последнее слово останется за презрительным смехом «умеющего жить» негодяя над честным тружеником.
Так с какой же стати людям быть честными? Можно разогнать коррумпированные государственные структуры и набрать новых людей — но эти новые люди тут же столкнутся с тем же вопросом. Можно наслаждаться и обогащаться, зачем же нам воздерживаться?
Общество жизнеспособно, когда оно может ответить на этот вопрос — и мы должны на него ответить. Есть Бог, и есть суд Божий, и последнее слово — за Богом, а не за преуспевшими негодяями. Кратковременное торжество злодеев обернется зубовным скрежетом, терпение праведника будет вознаграждено. Человек, упорно исполняющий свой долг, обретет счастье, и счастье вечное; соблазнившийся лукавыми прибытками погубит свою душу. Мы должны говорить об этом даже не потому, что это поможет исцелению общественных язв — а потому, что это истина, такова реальность, к которой каждый из нас приближается со скоростью шестьдесят секунд в минуту. Наши нынешние язвы — знак того, что мы уклонились от этой истины.
Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл говорит о «повторной христианизации» нашей страны — и это вопрос, прежде всего, вечного спасения множества душ. Но это и вопрос исцеления нашего общества — исцеления, которого имеют все основания желать и люди, далекие от Церкви.
