Русская линия
Завтра Александр Проханов,
Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл
06.10.1998 

У всякого народа есть родина, но только у нас — Россия
Диалог Председателя отдела внешних церковных сношений Московского Патриархата митрополита Смоленского и Калининградского КИРИЛЛА и Александра ПРОХАНОВА

Александр ПРОХАНОВ. Для патриотов России, верующих и атеистов, Родина — ее благополучие, ее целостность — являются объединяющим священным началом. Любовь к России есть своеобразная религия русских, что позволило Есенину в поэтической гиперболе воскликнуть: «Я скажу — не надо Рая! Дайте Родину мою!» Сегодня ко всем русским несчастьям прибавилось еще одно — угроза расчленения Российской Федерации, этого уменьшенного, усеченного остатка Великой России. Перед этой роковой угрозой необходим надпартийный, надыдеологический, надсословный союз всех «централистских» сил, не мыслящих себя вне единой страны. Русская Православная Церковь, великая собирательница русских земель, — не могла бы она стать в центр этого союза, произнести, как это не раз бывало в отечественной истории, отрезвляющие и запрещающие слова, провозгласить с церковных амвонов «Слово о единой России»?

Митрополит Кирилл: Действительно, сыновняя любовь к России есть наша общая судьба и призвание, наше редкостное счастье и наша неизбывная боль — вне зависимости от религиозных, социальных, возрастных, национальных и иных различий между нами. С замечательной тонкостью и определенностью эту идею выразил выдающийся русский философ Георгий Федотов, сказавший: «У всякого народа есть родина, но только у нас — Россия».
В течение последних ста лет курс для нашей многострадальной Родины последовательно прокладывали монархисты, буржуазные либералы, коммунисты, демократические реформаторы. К сожалению, в некоторых случаях культурно-религиозный архетип великой русской цивилизации учитывался недостаточно или не учитывался вовсе. Подчас предлагаемые цивилизационные модели откровенно противоречили идее Государства Российского и его предназначению в мире, а потому не приживались и отторгались. В итоге российская государственность переживает ныне системный кризис, глубина и острота которого приводят на память наиболее трагичные страницы нашей истории. В нынешней ситуации нам потребны, прежде всего, терпение и мужество. Ибо не бывает наказания без греха, а прощения — без покаяния. Не для того ли попущено нам пережить нынешние беды, чтобы люди опамятовались, отрезвели и вернулись на стези правды Божией? В переживаемые сегодня трудные времена мы верим, что православный наш народ окажется достойным своих праведников, молящихся за нас на небесах, и что возлюбленное наше Отечество выйдет из испытаний обновленным, могучим и процветающим.
Между тем, может показаться, что нынешняя политико-экономическая и социальная ситуация вовсе не располагает к подобному оптимизму. Однако надежду вселяет складывающееся в обществе согласие по некоторым основополагающим пунктам, имеющим капитальное значение для будущего России. Общий знаменатель, снимающий противоречия между монархистами и коммунистами, универсалистами и почвенниками, в кратком виде может быть сведен к формуле «национальная цивилизационная модель в социально ориентированном государстве».
Церковь далека от стремления детализировать позицию по социально-политическим проблемам, волнующим общество. Голос Церкви нестесненно и громко звучит в документах Святейшего Патриарха и Священного Синода, в выступлениях иерархов, в деятельности Всемирного Русского Народного Собора, в многообразных трудах мирян. Событием чрезвычайной важности должно стать обсуждение грядущим Поместным Собором концепции по вопросам церковно-государственных отношений и проблемам современного общества в целом.
Русское Православие стояло у истоков отечественной государственности, его животворными токами пронизано пространство национальной истории и культуры. Ныне нашей Церкви выпало стать одной из последних опор духовной целостности Отечества и, следовательно, одной из последних скреп государства. Этой возложенной на нее Богом миссии Русская Православная Церковь останется верна как в нынешних, так и в грядущих испытаниях.

А.П. В сегодняшнем общественном сознании России движутся, сталкиваются, крушат друг друга три крупных фрагмента, «три идеологии». Русский традиционализм, основанный на христианских ценностях, на православном и монархическом идеале. Коммунистическая доктрина, исповедующая социальную справедливость, желающая «рая земного». И либеральная доктрина, уповающая на «свободу личности», ставящая «свободного человека» в центр мироздания. Тоска по единой, объединяющей народ идеологии очевидна. Попытки ее лабораторного конструирования кончаются неудачей. Не существуют ли внутри Церкви круги, готовые выступить с общерусской идеей, соединяющей изнуренных враждой граждан, как это сделал в свое время знаменитый монах Филофей, провозгласив формулу «Москва — Третий Рим»? Возможно ли сегодня нечто подобное, рожденное в недрах умудренного и нравственно безупречного Православия?

Митрополит Кирилл: Вы правы, взлелеять национальную идею в лабораторных условиях так же невозможно, как вырастить лес в городской квартире. Зато можно и нужно облекать в форму социально-политических программ вызревающие в народной среде чаяния и идеалы, здоровые установки общественного сознания, традиционные онтологические ценности нации. Ведь и рождение доктрины «Москва — Третий Рим» в XVI веке вовсе не предшествовало выработке государственного курса великого князя Василия III и царя Ивана IV, но явилось его знаменательным увенчанием и ярким идейным оформлением, исходившим из состояния народного сознания.
На мой взгляд, приоритетной задачей в условиях современной России становится формулирование и утверждение в общественном и государственном бытии национальных культурно-цивилизационных стандартов. На фундаменте протестантской этики покоится современная англо-американская цивилизация, исламская этика определяет путь исторического развития арабского мира. И лишь нынешнее российское общество, лишенное собственных культурно-цивилизационных стандартов (философских, ценностных, экономических, образовательных, информационных, поведенческих), которые содержали бы в свернутом виде всю полноту национального миросозерцания, вынуждено носить идеологические одежды с чужого плеча. А это и неудобно, и некрасиво, и непрактично. Ибо, как заметил один разумный экономист, для построения шведской модели социализма в России слишком мало шведов, а для построения американской модели капитализма — слишком мало американцев. Зато здесь в достаточном количестве русских, и они имеют право на достойную жизнь в соответствии со своими культурно-историческими представлениями о народном и личном благе. Исходя из вышесказанного, я убежден, что правительственный курс, проводившийся в течение последних семи лет, ныне потерпел не только экономическое или политическое поражение, но в первую очередь идеологический крах. Дай Бог, чтобы чувство меры не оставляло земных владык, а Россия обрела гармонический баланс между верностью своим интересам и открытостью внешнему миру.
Враги Церкви Христовой любят выставлять ее в качестве архаичного, косного организма, вечно опаздывающего со своими ответами на вызовы времени. Однако, верная принципу древних поспешать медленно, в решающие для Отечества моменты, она неизменно оказывается впереди суетных политиканов с коротким дыханием. Сберегаемые ею до сего дня великие духовные ценности нашего народа непременно будут востребованы при выработке и утверждении в современном российском обществе национальных культурно-цивилизационных стандартов, которые определят пути России в грядущем веке.

А.П. В 1996 году, в преддверии президентских выборов, в околоцерковных кругах обсуждался якобы существовавший «Президентский проект Церкви» — выдвижение на пост президента России одного из влиятельных иерархов. Этот «проект» тогда не получил огласки и развития. Можно ли предположить, хотя бы гипотетически, что на следующих выборах Церковь выдвинет православного президента, объединит вокруг него патриотическое большинство народа, избавит Россию от изнурительных предвыборных состязаний и распрей, социальной вражды и раскола? Такой объединяющий христолюбивый президент мог бы провозгласить уже в период президентской кампании долгожданный гражданский мир, сделать его содержанием своего правления, с его помощью столкнуть Россию с «точки катастрофы», направить к возрождению.

Митрополит Кирилл: Такие идеи существовали в светской общественности не в 1996, а в 1991—1992 годах. По чисто каноническим причинам, запрещающим служителю алтаря Господня одновременно с церковным послушанием принимать на себя какое-либо гражданское и тем паче государственное служение, они с самого начала были нереалистичными. Царство Христа лежит не там же, где Царство Кесаря. Соответствующее Апостольское правило гласит: «Не подобает епископу или пресвитеру вдаватися в народныя управления, но неупустительно быти при делах церковных. Или убо да будет убежден сего не творити, или да будет извержен. Ибо никтоже может двум господам работати, по Господней заповеди (Мф. 6. 24)». Сверх того, Архиерейский Собор Русской Православной Церкви 1994 года воспретил клирикам участвовать в выборах всех уровней в качестве кандидатов, а также принимать участие в политических кампаниях, поддерживая кого-либо. Запрещение в служении и последующее извержение из сана Г. П.Якунина было связано как раз с отказом последнего следовать этому установлению. Таков строго юридический формат затронутой проблемы.
Ближайшее к нам по времени исключение из канонического правила восходит к президентству архиепископа Кипрской Церкви Макариоса во времена глубокого кризиса межнациональных отношений на его родине. С формальной точки зрения нечто подобное имело место и в нашей истории, когда святитель Алексий был фактическим регентом при малолетнем князе Димитрии Иоанновиче (Донском). А Патриарх Московский и всея Руси Филарет даже носил титул «Великого Государя» в качестве соправителя своего юного сына — царя Михаила Феодоровича Романова. Но то была эпоха Смутного времени, и к тому же смены династии Рюриковичей династией Романовых. Более того, даже в древние времена участие иерархов в решении мирских вопросов не воспринималось народом так уж однозначно, а президентское правление архиепископа Макариоса даже фактически вызвало раскол в Кипрской Церкви. Бог да избавит в грядущие времена Предстоятеля Русской Православной Церкви от бремени тяжкого выбора: продолжать свое святительское служение, или — за неимением других средств — спасти гибнущее государство, стать у кормила гражданской власти. Церковь по своему призванию и назначению в этом мире имеет иной род служения и иную меру ответственности перед земным нашим Отечеством и его народом.
Другой вопрос, что человек, которому Бог вверяет управление такой страной, как Россия, по определению не может быть чуждым русской православной традиции, национальной культуре и идее исторической преемственности. О ниспослании нам такого правителя и об успехе его служения Церковь всегда будет возносить свои молитвы.

А.П. Часть патриотов деликатно упрекает Церковь в архаичности, в избыточной традиционности, в равнодушии, а подчас и враждебности по отношению к тому, что именуется прогрессом, развитием, государственным строительством. К той технической материальной культуре, которая делает государство могучим, армию непобедимой, заводы конкурентоспособными, космические корабли — способными достичь Марса. Все это уступает место заботам о душе, о приуготовлении ее к Царствию Небесному, к последним временам, которые олицетворяются бездуховной цивилизацией и «Великим компьютером». Каково истинное отношение сегодняшней Церкви к проблемам души и машины, прошлого и грядущего, традиционно русского и всемирного? Не является ли отражением этих противоречий внутрицерковная дискуссия об экуменизме?

Митрополит Кирилл: «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» — вопрошал учеников Господь наш Иисус Христос (Мф. 16. 26). Ныне те же слова Церковь с полным основанием обращает и к «совопросникам века сего». Она вовсе не против развития науки и техники, новых открытий и прогресса. И между душой и машиной нет противоречия до тех пор, покуда душа не машинизируется, а бездушный механизм не начинают любить больше, чем своего ближнего. Церковь выступает лишь за то, чтобы человек в обуявшей его страсти к бесконечному умножению сущностей памятовал о самонужнейшей необходимости — заботиться о сохранении в себе образа и подобия Божия и быть верным заповедям Господним. Как мудро говорил один из Отцов Церкви, возлюби Господа — и делай что хочешь. Но в том-то и заключается спасительный парадокс, что человек уверовавший очень скоро обнаружит: все ему возможно, но не все полезно для спасения души. А будучи лишен чувства ответственности перед Творцом за свои дела или возомнив себя равным Ему, человек неизбежно окажется в ситуации доктора Франкенштейна или строителя очередной Вавилонской башни.
По моему глубокому убеждению, конфликта между верой и знанием, религией и наукой изначально в России никогда не существовало. У нас не было инквизиции, и Церковь не организовывала гонений на ученых. Напротив, в прошлом самые выдающиеся умы Отечества в подавляющем большинстве были людьми глубоко религиозными и принадлежали к верным чадам Православия: достаточно вспомнить великих Ломоносова, Менделеева, Пирогова… Однако в послереволюционную эпоху искусственно пересаженный на российскую почву западноевропейский конфликт между верой и знанием инициировался во имя достижения вполне очевидных идеологических и политических целей властей и был ими многократно усилен. Об эффективности этой операции прикрытия можно судить по бытующим до сего дня невежественным и несправедливым обвинениям Церкви в «обскурантизме», «реакционности», «ненависти к прогрессу». К слову, потаенные враги Православия нередко прикрывают аргументами из этого лукавого набора снедающее их стремление задеть и уязвить Церковь. И совсем другое дело — выводы, к которым приходит действительно большой и светлый ум. Часто вспоминаю слова, полтора десятилетия назад сказанные мне выдающимся советским ученым, академиком А.А.Баевым: «Современные открытия в области молекулярной биологии создают замечательные предпосылки к положительному восприятию религиозных истин».
Что же касается экуменизма, то я, признаться, не усматриваю большой связи между этой темой и ныне рассматриваемой проблематикой. У нашей Церкви, как и у всех других Поместных Православных Церквей, есть рабочие контакты с иными христианскими церквами и деноминациями, осуществляемые по благословению высшего Священноначалия и с общеправославного одобрения. Есть также видение нами в этом своего долга и своей миссии свидетельствовать об Истине Православия перед лицом инославного и секуляризированного мира. Есть и реальность, утвердившаяся во Вселенском Православии: за всю историю соборно одобренного участия представителей Поместных Церквей в экуменическом движении не было ни одного случая вероотступничества и еретичества со стороны православных иерархов или богословов. Но есть также, наряду с этим, не прекращающиеся попытки сил, враждебных Церкви Христовой, любым способом скомпрометировать Русское Православие, нанести ему урон, посеять смуту в народе Божием. Случается также, что на участие в антицерковной кампании человека подвигают опаляющие его душу демоны гордыни или неудовлетворенного тщеславия. Ничего нового для Церкви во всем этом нет: меняется время — меняются и методы борьбы с Православием. Сегодня одним из таких поводов является область межхристианских отношений, завтра появится какой-то иной повод, и так далее, до скончания века.

А.П. Известно, что сегодня Русская Православная Церковь получает в пользование множество новых приходов. Открываются храмы и монастыри. Вчерашние развалины увенчиваются куполами и золотыми крестами. Над городами и селами звенят колокола. Это храмостроительство требует священников, ревнителей, пополнения монастырской братии. Что из себя представляет сегодняшний православный монах и священник? Чем отличается он от служителя времен Патриарха Никона, или от служителя благополучного конца прошлого века, или антицерковных большевистских гонений? Кто он, «воин Христов» наших дней?

Митрополит Кирилл: Полагаю, что всякий православный верующий человек, участвующий в богослужении и имеющий духовника, сам легко ответит на этот вопрос. А неверующему я посоветую придти за ответом в храм. Может статься, что не в первом встретившимся вам священнике вы распознаете рисовавшийся вам образ истинного и безупречного служителя алтаря Господня. Тому могут быть разные причины: либо несовершенство человеческой природы — как вашей собственной, так и другого человека, — либо же происки врага нашего спасения, ищущего сбить с пути идущего ко Христу. Каждая эпоха ищет уловить человека в сети свойственных ей соблазнов и искушений, но внутренний смысл предлежащего всякому человеку выбора на протяжении последних двух тысяч лет прост и неизменен: со Христом ты или со диаволом.
И все же я думаю, что общего у представителей русского священства разных эпох больше, чем различного. И это касается главного: веры в Господа Воскресшего и верности идее своего служения. Дух истинного подвижничества на ниве Господней не угасал в нашей Церкви во времена неслыханных гонений ХХ века, преемственно сохраняется он и теперь. Этим духом оживотворяется ныне процесс возращения России к отеческой вере, к христианской нравственности, к ценностям великой православной культуры. Если кто-то усматривает в этом признаки «архаичности» и «избыточной традиционности» нашей Церкви, либо, напротив, воспринимает священника за компьютером как шокирующее проявление «модернизма» и «экуменизма», то Бог ему судья. Мы же веруем и исповедуем, что по слову апостола Павла, «Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же» (Евр. 13. 8). В том числе и в нашей душе.

А.П. «Россия — страна Богородицы», «Второе Пришествие состоится в России», «Россия — последняя преграда Антихристу"… Как развивается сегодняшняя богословская мысль, связанная с последними временами? Какие знамения наблюдают верующие и о чем свидетельствуют они? О чем толкует молва на папертях и монастырских подворьях? Каков он, образ России в современном сознании православных?

Митрополит Кирилл: Эсхатологические настроения при конце тысячелетия — явление, хорошо известное из церковной истории и, можно сказать, соприродное слабому человеческому естеству. Во многом оно объяснимо повышенным эмоциональным тонусом, свойственным некоторым людям, либо пережитками магического сознания, привнесенными в христианство. Возможно также, что, когда речь идет о наделении чисел или дат неким мистическим судьбоносным смыслом, мы имеем дело с суеверными отзвуками гностических ересей или каббалистических счислений.
Нетрудно представить себе, например, о чем толковала молва на папертях при наступлении года 1666-го. Однако в том же году освящались новопоставленные храмы и закладывались другие, люди жили, молились и совершали положенное им по человеческому и христианскому закону. Вот образчик истинно православной меры вещей. И ныне то же: одни заняты тем, что перемножают «число зверя» на количество цифр в числе 666, получая в итоге парализующий их волю результат — 1998; другие с мужеством, тепрением и верою в спасительный Промысел Божий спокойно проходят свое жизненное поприще.
Не будем, однако, строго судить ближнего, пьющего ныне горькую чашу кризисов, смут и нестроений, трижды ограбленного за неполные десять лет, а затем брошенного на произвол судьбы. Его растерянность перед лицом жестокости, которую он ничем не заслужил, его подсознательное ожидание худшего и восприятие нынешней жизни как предвестия последних времен слишком понятны здесь и теперь, а потому нуждаются в нашем внимании.
Другой вопрос, что для русских людей «четвертым уделом Богородицы» всегда была их родная земля, которую «в рабском виде Царь Небесный исходил, благословляя», как замечательно выразил это духовное настроение Тютчев. Подобная вера жива в народе доныне, а значит, жива и надежда на неизреченную милость Господа к нашей Родине и на заступление за нее Пречистой Его Матери.

А.П. Достоевский — православный писатель. Васнецов и Нестеров — православные художники. Кого сегодня Церковь считает православными писателями и художниками? Распутина? Глазунова? Как Церковь пытается влиять на творчество? Как поощряет художника-христианина? В ком видит художника-богоборца?

Митрополит Кирилл: Не думаю, что есть большая необходимость в том, чтобы составлять сводные списки деятелей литературы и искусства по принципу их верности или враждебности Русскому Православию — не столько из боязни кого-то пропустить, сколько по причине доброй славы в православном народе первых и печальной известности вторых. Что же касается идеи управлять художественным творчеством, то у Церкви, слава Богу, нет никаких претензий на роль новейшего Агитпропа. Вместе с тем православный мир, сталкивающийся порой с непониманием, а то и с открытой враждой и глумлением некоторых бульварных изданий, чрезвычайно чувствителен к творчеству, оплодотворяемому великой христианской идеей. Мы рассматриваем авторов произведений такого творчества как наших соработников в общем народном делании по возрождению России и высоко ценим их труд. И уж если мы заговорили о художниках православных, я счастлив констатировать, что, по моим наблюдениям, таковых становится все больше. Это хороший и верный признак духовного исцеления нации.
Ответственность за Россию неотделима от ответственности за судьбы Русского Православия. Верую и исповедую, что Господь по великой милости Своей не оставит Россию и в этот трудный час, что из горнила нынешних и предлежащих ей испытаний она выйдет духовно обновленной и экономически сильной, дабы вернуться на принадлежащее ей по праву место в хоре мировых держав. Ибо, как с гордостью писал митрополит Иларион в «Слове о Законе и Благодати», нам выпало родиться «не в безвестной и захудалой земле, но в земле Русской, что ведома во всех наслышанных о ней четырех концах земли».


Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика