Новая книга С.Г. Пушкарёва

Рецензия на книгу С. Г. Пушкарёва «История России: работы разных лет»

Обложка книги С. Г. Пушкарёва «История России: работы разных лет» (М.: Дрофа, 2011. 368 с.)

Историк Сергей Германович Пушкарёв (1888−1984), живший за границей, стал известен в России в начале 1990-х годов как автор труда «Обзор русской истории». Эта книга, опубликованная ранее в США (1953) и в Канаде (1987), была подхвачена тремя издательствами в России и стала популярной среди студентов как первый несоветский учебник по данному предмету. За ней последовала «Россия 1801−1917: Власть и общество» (М., «Посев», 2001) — русский вариант книги — «The Emergence of Modern Russia», вышедшей в США (1963) и в Канаде (1985). Оба тома носят обзорный характер и вызвали интерес к исследовательским работам автора на более узкие темы. В «Журнале Московской Патриархии» за 1998 г. (NN 6,7) были перепечатаны «Историография Русской Православной Церкви» и «Историография старообрядчества», а теперь пять работ автора вошли в сборник — С.Г. Пушкарёв «История России: работы разных лет» вышедший в издательстве «Дрофа» в 2011 г. при участии Содружества «Посев».

Первой в сборнике представлена работа «Крестьянская поземельно-передельная община в России» (145 страниц). Две ее части были опубликованы в Праге в 1939 и 1941 гг., рукопись третьей была утрачена и восстановлена автором по памяти к американскому изданию 1976 г. В этой работе автор показывает, что хотя крестьянская община или мир, как общественное явление существовала исстари, земельные переделы в общине — явление нового времени. И вызваны они были отнюдь не стремлением крестьян к равенству, а вводились принудительно помещиками и государством для того, чтобы обеспечить равные возможности уплаты подушной подати. Крестьянская традиция до XVIII века была обратной, сугубо частновладельческой; они покупали, продавали, дарили и закладывали землю. Парадоксальным образом, на рубеже ХХ века этого не хотели знать ни реакционеры, ни революционеры; первые видели в общинном землевладении «исконный устой», вторые — удобную ступень к социализму.

Вторая работа в сборнике называется «Элементы политической свободы и общественного самоуправления в допетровской Руси». Работа опубликована в 1976 г. в Нью-Йорке и полемически направлена против западных русофобов считавших, что русские всегда жили в рабстве и ничего лучше советской власти не заслужили: «что царь — что комиссар» — был такой лозунг в годы Холодной войны. Автор начинает с того, что народное вече играло очень важную роль в домонгольской Руси. В Киеве и в других городах оно призывало и отзывало князей, решало вопросы войны и мира. В Москве, где князья не были выборными, население в годы монгольского владычества не раз активно вмешивалось в политику, требуя более твердой позиции по отношению к Орде. С первой трети XII века самоуправление достигло наибольшего развития в Новгороде и Пскове. Новгородцы заключали с избранными ими князьями письменный контракт, определявший их права, обязанности и содержание. Выборными были главные чиновники администрации, и даже кандидаты на пост архиепископа. В состав Великого Новгорода входили более мелкие самоуправляющиеся единицы, пригороды, вплоть до улиц. Подчинившись Москве в 1478 и 1510 гг., Новгород и Псков потеряли государственную самостоятельность, но сохранили, как и другие области, самоуправление на местном уровне. Московские наместники мало интересовались местными делами, их по-прежнему вели выборные старосты, сотские и прочие «излюбленные люди». Помимо собственных дел, местные общества ведали разверсткой государственного налогового бремени между своими членами. В XV—XVI вв. в суде резко возросла роль выборных судей, старост и присяжных. В 1550-е гг. в ряде центральных и северных областей вводится земское самоуправление и отменяется власть царских наместников. На верхах московского государства важную роль играли Земские соборы. Они собирались нерегулярно, по мере надобности, и формально их решения не были обязательными, но фактически цари им следовали, а дважды они выбирали царей. Иностранные гости их называли парламентом. Наконец, для тех, кому невтерпёж было «тянуть государево тягло», всегда была открыта отдушина — уход в казачество, вошедшее в русскую историю мощной свободолюбивой струей.

Третья работа «Русская земля в безгосударное время» говорит о той спасительной роли, которую в 1606—1613 годы сыграло укрепленное законодательством 1550-х гг. самоуправление на севере и в центре России. Не было бы Минина и Пожарского, если бы не было организованного гражданского общества, на которое они смогли опереться. Когда прежняя власть на верхах полностью дискредитировала себя и распалась, новая власть строилась по инициативе снизу, местными собраниями типа древнерусского вече в городах и уездах севера России. На юге самоорганизации населения препятствовали преобладание крепостного крестьянства и малочисленность самодеятельного городского населения. Северные города вели между собой оживленную переписку и совместно снарядили первое земское ополчение, которое подошло к занятой поляками Москве весной 1611 г. Оно потерпело неудачу из-за конфликта с казаками и в начале 1612 г. второе ополчение двинулось из Нижнего Новгорода в Ярославль. Там делегаты от создавших ополчение городов образовали «совет всея земли», ставший временным правительством. Оно восстанавливало центральные государственные учреждения и наводило порядок в стране; когда же осенью 1612 г. Москва была взята, оно занялось созывом Земского собора для выборов нового царя, заботясь при этом, чтобы собор был максимально представительным. До приезда в Москву избранного собором 16-летнего Михаила Федоровича Романова собор 6 месяцев управлял страной от его имени, а затем 10 лет заседал почти непрерывно, чтобы укрепить его авторитет. Фактически, хотя и не формально, Московская Русь в это время была конституционной монархией. Восстановление государства после Смутного времени показало, что страна не была бесправной вотчиной царей, что государство действительно было общим делом всех слоев населения.

В русской эмиграции, при обсуждении возможностей послесоветского развития, выдвигалась порой мысль об отстройке нового государства снизу, с муниципального и районного уровней, следуя опыту 1610-х годов. В подтверждение приводился опыт Локотского самоуправления 1941 г., когда крестьяне сами разделили между собой колхозное имущество, организовали и торговлю, и самооборону. Реальность оказалась иной — руководство реформами 1990-х сохранил за собой правящий слой. Причина та же, по которой земское ополчение XVII века зародилось на свободном севере, а не на крепостном юге. В 1941 г. еще живы были остатки дореволюционного крестьянского уклада, 50 лет спустя они были вытоптаны. А правящий слой обрел в послесталинские годы некий допуск свободы и использовал его в своих интересах.

Четвертая работа озаглавлена «Классовая борьба в учении марксизма» и была ранее опубликована в Праге в 1944 г. в сборнике «Новые Вехи» под псевдонимом С. Германов. Автор изучал Маркса еще до революции, по собственному влечению, и владеет материалом блестяще. Он отмечает, что, хотя теория классовой борьбы служит стержнем учения Марса, последний нигде ее систематически не изложил. Ключевая глава про классы в третьем томе «Капитала» осталась ненаписанной. И только обрывки теории разбросаны по разным трудам. Автор их приводит, останавливаясь подробнее на знаменитой работе Маркса «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта». В ней Маркс на примере переворота 2 декабря 1851 г. во Франции старается доказать скрытый классовый характер исторических событий. Доказательства эти неубедительны, противоречивы, а порой просто абсурдны, что автор не без юмора показывает. За 17 страницами изложения марксовых идей следуют 22 страницы их критики. Строение общества намного сложнее простого деления на два класса; самого многочисленного в наше время класса служащих Маркс и не приметил, хотя уже при нем он рос быстрее других. Сами классы возникли первоначально в процессе разделения труда, почему и обречены на сотрудничество, как замечали уже древние римляне 2 500 лет назад. Классовые конфликты действительно происходили (у нас — восстания Болотникова, Разина, Пугачёва) но это были кратковременные вспышки в ответ на злоупотребления, а отнюдь не «движущая сила истории». И отнюдь не все конфликты внутри общества носили классовый характер: английскую революцию 1649 года и французскую 1789-го совершенно неправомочно называть «буржуазными»: во времена первой буржуазии в Англии еще не существовало, а во второй буржуазия составляла лишь часть революционного «третьего сословия». Реальная история была намного сложнее и богаче марксовой схемы, а что касается ключевого вопроса о насильственной пролетарской революции или постепенной эволюции к обществу будущего, то сторонники и той, и другой концепции могут себе подыскать у Маркса нужные им цитаты.

Судьба марксизма в России своеобразна, он стал предметом молчания. Коммунисты разыгрывают почвенническую карту, и очевидно западный Маркс им ни к чему. А не коммунисты тоже молчат, то ли потому, что не охота бить дохлую лошадь, то ли потому, что стыдно думать о том, какую несуразицу приходилось 70 лет терпеть. Потому небольшая доза антимарксизма сегодня вполне уместна.

Пятая работа в сборнике — «Воспоминания историка 1905−1945» (110 стр.) носит автобиографический характер, но на этой канве даны зарисовки исторического контекста, того времени. Как сказано на обложке книги, «в воспоминаниях живо предстают картины, характерные для первых двух десятилетий ХХ века в России, воссозданы яркие образы студентов, крестьян, жандармов, большевицких комиссаров и белых добровольцев». Описана и жизнь русских студентов в Германии до 1914 г. и жизнь русской научной эмиграции в Праге в 1921—1945 гг. Мемуары эти первоначально публиковались отрывками в «Новом русском слове» и «Новом журнале» в Нью-Йорке в 1980-е годы, потом были собраны в одной публикации издательством «Посев» в Москве. В ходе редактирования в текст вкрались ошибки, которые в этом новом издании по большей части исправлены.

Перечисленным пяти работам предпослана статья «Жизненный путь С.Г. Пушкарёва» (17 стр.), которую чутко и со знанием предмета написал М.В. Ковалёв, много занимавшийся русской научной эмиграцией в Праге. Он же — один из двух составителей сборника, задуманного как учебное пособие: в конце даны «Методические рекомендации». Другой составитель — Р.Г. Гагкуев, служивший заместителем главного редактора по профессиональному образованию в издательстве «Дрофа». Ему принадлежит замысел книги и его проведение через длинный издательский процесс. Его надлежит читателям благодарить за то, что эта книга существует.