 |
| Генерал А.П.Кутепов |
Имя Кутепова стало нарицательным. Оно означает верность долгу, спокойную решительность, напряженный жертвенный порыв, холодную, подчас жестокую волю и… чистые руки — все принесенное и отданное на служение Родине.
Более того, Кутепов вошел в историю и вошел в нее необыкновенно.
Похищенный 26 января 1930 года в Париже среди бела дня агентами Советского правительства, он пал искупительной жертвой за всех праздноболтающих, бранный дух свой разменявших на бранные слова. Необыкновенен был и весь жизненный путь его, так трагически оборвавшийся. Необыкновенен и прост, как необыкновенна и проста жизнь солдата.
Из фельдфебелей Владимирского военного училища выйдя прямо на войну — еще Японскую — Кутепов сразу же обратил на себя внимание своей чрезвычайной толковостью в боевой обстановке и той заостренной волевой смелостью, как сталь непоколебимой и упругой, которая так поражала впоследствии, в дни Великой войны, нас, его младших офицеров. К концу войны он за боевые отличия уже произведен в поручики. В «производстве» его представление к Георгиевскому кресту…
На обратном пути в Россию Кутепов впервые сталкивается с революцией. Не то в Чите, не то в Иркутске объявлена республика — одна из тех, которыми в злосчастный 1905 год лихорадило заболевшую страну. Начальство растерялось и ушло.
Кутепов, оставленный с эшелоном, сразу выявил себя начальником во всем значении этого далеко не простого понятия. Без колебаний и сомнений, во главе горсти не совсем надежных солдат, он арестовывает стачечный комитет и упраздняет республику. Это удается Кутепову, потому что он хочет и смеет.
Таков был Кутепов, когда, по возвращении с войны, он был принят в Преображенский полк.
1
«Наш полк — заветное, чарующее слово
Для тех, кто смолоду и всей душой в строю,
Другим оно старо, для нас все так же ново
И знаменует нам и братство и семью"…
Кутепова знают теперь все. Но многие ли из этих всех подумали о том, какое значение имели для него годы его службы в полку. Для тех, кто знает, испытав на себе всю воспитательную силу полковой семьи, где все подчинено вековым традициям нелицеприятия и чести, где весь уклад жизни способствует развитию в человеке чувства ответственности и долга в его высшем напряжении — восторженной готовности безропотно и просто умереть за Отечество во славу родного полка, — для всех тех будет понятно значение полка в выявлении и раскрытии личности Кутепова.
«Полк учит нас терпеть безропотно лишенья
И жертвовать собой в пылу святого рвенья.
Все благородное — отвага, доблесть, долг,
Лихая удаль, честь, любовь к Отчизне славной,
К Великому Царю и к Вере Православной —
В едином слове том сливается — наш полк».
По единичным и отрывочным впечатлениям, по передающейся из уст в уста молве нельзя ни почувствовать, ни понять своеобразной личности Кутепова, его редкостной нравственной устойчивости и необыкновенной способности подчинять себе людей, интеллектуально даже значительно выше его стоящих. Кутепова надо пережить, как переживают событие, значительное в целом и яркое по своему развитию и нарастанию. И это тем более, что редко в ком была так обманчива наружность, редко о ком высказывались столь резко противоречащие одно другому мнения, редко кто возбуждал к себе столько злобы и страха, столько доверия, преданности и любви…
За несколько простецкой, осолдатченной внешностью Кутепов скрывал ум гибкий, острый и живой, гораздо более сильный, чем это казалось его случайному собеседнику. Только ум этот у Кутепова был ограничен волей, я бы сказал даже, намеренно ей подчинен. Происходило это потому, что в безволии Кутепову виделась первопричина нравственного разложения человека. И эту волю в себе Кутепов развивал всеми доступными средствами, нисколько не боясь упрека в утрировке. Он рассказывал сам, что молодым офицером заставлял себя вставать зимней петербургской ночью, шел под студеный душ, одевался до последней пуговицы и… вновь раздевшись, продолжал прерванный сон.
Если подобной закалкой Кутепов достиг исключительного развития в себе способности во всяком положении подчинять себя самому себе, то, конечно, не только одной этой способностью определяется ценность его личности, а тем более ее содержание.
Воля есть величайший двигатель в жизни, но она может одинаково легко как направляться на добро, так и уклоняться в сторону зла. И это в прямой зависимости от душевных свойств и нравственного мировоззрения обладателя воли. Сильны волей были и великие праведники, и великие злодеи.
Кутепов сложился под непосредственным влиянием Преображенской традиции. Ей он обязан как внутренним содержанием, так и устойчивостью своего душевного уклада.
***
Обычная, нормальная обстановка не способствует полному выявлению человеком всех присущих ему качеств и свойств. Лишь под влиянием событий и положений чрезвычайных, во время которых условности и инерция повседневного уклада перестают играть свою обезличивающую роль, лишь тогда дано личности показать полную меру доступного ей — как в добре, так и во зле. Предельной высотой взлета или низостью падения человека в такие моменты определяется его истинная ценность, его духовный и нравственный масштаб. Этим масштабом и определяется сила влияния человека на его окружающих…
Резкий в суждениях В.Н. Баранов (Георгиевский кавалер, убит 20 августа 1915 г.), считавший, что раз он командует Государевой ротой и носит на плечах Царские вензеля, то, следовательно, он не имеет права ложиться при перебежках…
Всегда элегантный и спокойный граф К.Н. Литке (Георгиевский кавалер, убит 31 августа 1915 г.), своим слегка заикающимся голосом любивший повторять — прежде всего, гааспада, du bon sens encore du bon sens et toujours du bon sens- и снобировавший смерть даже тогда, когда она за ним пришла…
А. А. Чернявский (смертельно ранен 20 августа 1914 г.), в предсмертном бреду напевавший слова полкового марша…
Глубокой военной эрудиции герцог Н. В. Лейхтенбергский (Георгиевский кавалер, скончался в эмиграции), верхом поведший в контратаку свой 12-й стрелковый Туркестанский полк…
Хозяйственный и хлопотливый Н. Н. Квашнин-Самарин (кавалер Георгиевского оружия, скончался в эмиграции), тип московского сырого боярина, приказывавший во время наступления вести себя под руки, чтобы, Боже сохрани, не оступиться и не отстать — он был слабоват ногами…
Мрачной храбрости, всегда с острым словом, Юрий Холодовский (Георгиевский кавалер, убит 7 сентября 1916 г.), сутуловатый и штатский на вид — вот та среда, в которую вошел Кутепов, вот те, с кем он нес службу в полку…
2
 |
| Одна из марковских батарей на позиции. 1920 год. В центре — генерал А.П. Кутепов |
В полку Кутепов выдвинулся сразу. И выдвинулся, несмотря на чрезвычайное богатство полка яркими, самобытными характерами и во всех отношениях выдающимися офицерами. Его исключительное знание службы в среде, гордившейся с ревнивым самолюбием этим знанием службы, и где, тем не менее, авторитет Кутепова в этой области установился непререкаемо; его щепетильная строгость к самому себе и заботливость о солдате; его восприимчивость ко всему тому, чем полк дорожил, как традицией; и то скромное достоинство, с которым Кутепов умел себя держать — все это вместе взятое окружило его с первых же дней его вхождения в полковую семью глубоким уважением.
— Правильный человек, — часто приходилось мне, будучи еще вольноопределяющимся, слышать о Кутепове мнение солдат, побаивавшихся его беспощадной требовательности по службе, но ценивших его заботу о солдатах и его совершенно бесстрастную справедливость.
В полку уверяли, что провинившийся, не дожидаясь разбора дела, сам шел под ружье, безошибочно угадывая, на сколько часов он будет поставлен Кутеповым за свой проступок.
***
Мелкий, но характерный факт…
Недели через две после моего прибытия в полк я в качестве конного разведчика, дежурил при штабе. Утром рано солдатская почта принесла известие, что по излечении от ран возвратился капитан Кутепов. Вскоре появился и он сам. Я вытянулся и взял под козырек с тем рвением, на какое только способен человек, все военное образование которого заключается в добром желании и в том, что он за два года перед тем окончил Университет по юридическому факультету. Кутепов с улыбкой осмотрел меня с ног до головы и поправил мне пальцы.
— Здравствуй, молодчинище…
Я почему-то почувствовал, что я, действительно, молодец.
— Здравье желаю, Ваше Высокоблагородь… - В этот момент
я от души желал здравия Кутепову,
— Хорошо отвечаешь, — удовлетворенно и точно с удивлением сказал Кутепов и погладил бороду.
Я опять почему-то почувствовал, что, действительно, хорошо отвечаю.
— Студент?
— Так точно, Ваше Высокоблагородь, студент.
— Охотник?
— Так точно, Ваше Высокоблагородь, охотник.
Кутепов посмотрел мне прямо в глаза.
— Это хорошо, — наконец, сказал он. — Но помни — сейчас в тебе не студент нужен, а охотник. Сумей умереть, если надо. И умри Преображенцем. За Россию умрешь…
В действующем полку это был мой первый разговор с Кутеповым.
***
Служебная отчетливость Кутепова, отмеченная его переводом в учебную команду, породила ряд легенд. Одна из них, основанная на истинном происшествии, нашла себе впоследствии даже некоторое письменное выражение.
В 1916 году покойным ныне Вячеславом Вуичем и мной от окопной скуки стал издаваться рукописный журнал на дружеские злобы дня. В этом журнале появился следующий, в подражание Кузьмы Пруткова, рассказ, посвященный Кутепову:
"
Военачальникова находчивость Военачальник некий, отменной храбростью и находчивостью в делах противу неприятеля неоднократно отличившийся, таковые свои качества и в обстановке штильштанда не преминул проявить.
На ассамблее находясь, девицу некую нрава приветливого, Феодорой Ивановной именуемую, на вальс пригласивши, оной девице столь великое кружение головы учинил, что не в силах будучи на ногах сдержаться, девица сия вовсе к нему припала и отдыха для к креслу подвести себя просила.
Таковой слабостью, однако, не смущенный военачальник строго приказал — выше голову, тверже ногу — каковыми словами девицу подбодривши, конфуза и нареканий счастливо избежал".
Шутка остается шуткой, но нельзя забывать, что кутеповской отчетливости, требовательности и знанию устава полк в значительной степени обязан тем несравненным унтер-офицерским кадром, который, составив костяк полка, способствовал его славе во время войны и замедлил его разложение в дни общего развала.
***
Отношение солдат к Кутепову выявилось в полной мере в те дни, когда были парализованы в стране все сдерживающие начала. На место благороднейшего А.А. Дрентельна, уволенного Гучковым за его близость к Государю, был к общей нашей радости назначен командиром полка А.П. Кутепов. И хотя, всего лишь за несколько недель перед этим он, в бытность в отпуску в Петербурге, во главе небольшого отряда оказал вооруженное сопротивление взбунтовавшейся черни, назначение Кутепова было принято революционной солдатской массой не только спокойно, но и с известным удовлетворением.
Помню, как однажды в полковом комитете, где мы — несколько искупительных жертв — представляли офицерский состав, был неожиданно и в чрезвычайно резкой форме поставлен вопрос одним из прибывших на пополнение полка «маршевиком»: что, мол, делал полковник Кутепов 27 и 28 февраля в Петербурге и не стрелял ли он там в народ?
Мы требовали снятия этого вопроса с обсуждения, угрожая в противном случае выйти из комитета и заявив о полной солидарности всего офицерского состава полка с его командиром. Мы не создавали себе иллюзий относительно своего влияния, выражение «золотопогонники» уже вошло в обиход. Но вопрос был все-таки с очереди снят и снят, благодаря решительному вмешательству писаря бывшей Государевой роты, которой одно время командовал Кутепов, Ивана Богового, в прошлом народного учителя и чрезвычайно революционно настроенного партийного эсера.
— Такие люди, как полковник Кутепов, — говорил Боговой, — нам нужны. Он не наш, но он честный и правильный человек. Ему нельзя ставить в вину, что он поступал по своей совести. С ним не пропадешь. Старые солдаты его знают…
Старые солдаты, дружно поддержав его, действительно показали, что они знают Кутепова.
Помню и другую картину.
Был конец июня. Полк шел вдоль фронта куда-то на Юг, где Керенский должен был уговаривать Гвардейский корпус, в котором начинал играть все большую роль Дзевалтовский, поддержать начавшееся наступление. Я был послан вперед полковым квартирьером. Закончив разбивку квартир, я лег под дерево в тени. Не спалось. Жуткое чувство безысходности сдавливало грудь. «Течение болезни правильное — неизбежна смерть"… - упрямо повторял полковник Веденяпин. Вдруг раздался топот, и на карьере с криком — полк сегодня не придет, в полку дивизионный митинг! — пронесся какой-то всадник.
Очень встревоженный, я вернулся в штаб полка, отделенный болотистой долиной от леса, где стоял полк, и откуда доносились какие-то крики. Кутепов сидел, прислонившись к дереву, и молча, с грустным спокойствием, глядел вперед. С ним рядом был полковой адъютант капитан Малевский-Малевич. Ординарцы держали лошадей.
— Поедем, посмотрим, — сказал Кутепов и, устало пожав плечами, сел на коня. Мы зарысили следом.
В лесу, кроме Преображенцев, были Егеря и довольно много отдельных чинов 2-й дивизии. Нас с угрозой окружили искаженные непонятной злобой лица… Толпа щетинилась штыками. «На штыки Кутепова», — сперва отдельными голосами, а потом все множившимися, неистовствовала толпа, взвинчивая и возбуждая себя своими же криками. Заодно доставалось и нам, офицерам… Было видно, как на поляне сбились офицеры небольшими группами… Кутепов вдруг точно вырос. Холодной решимостью засветился его взгляд и, покрывая голосом крики толпы, он позвал:
— Преображенцы, ко мне!.. Преображенцы, вы ли выдадите своего командира?
Наваждение спало. Мы в один миг были окружены своими людьми. Полк сомкнулся вокруг своего командира…
3
Кутепов, выступив на войну, для него уже вторую, с репутацией блестящего строевика, точно окунулся в родную стихию и сразу завоевал себе репутацию боевого офицера, уже выдающегося во всех отношениях, выдающегося даже среди тех, кто почитаться таковыми могли сами. Мы, младшие офицеры, верили Кутепову слепо. Молодость, хотя и склонна к зубоскальству, поддается, как никто, обаянию отваги. Храбрый офицер, в сущности, тавтология. Кто не храбр, тот не может, не вправе быть офицером. Храбростью проявляется благородная сторона человеческой натуры. В храбрости и подвиге — победа духа над тлением… Рыцарство недаром обозначало во все века тот идеал, к которому мужчина должен стремиться.
Кутепов был храбр той волевой храбростью, которая, сознательно преодолев страх смерти, уже не имеет далее, кроме велений разума, задерживающих рубежей. Мы, стараясь изо всех сил быть храбрыми, все-таки сознавали, что Кутепов храбрее нас. Этим объясняется то влияние, которое он как начальник имел над нами в бою.
***
27 июля 1915 года в бою под Петриловым, в период отступления от Холма, Кутепов, командуя 4-й ротой, по собственной инициативе перешел из резерва в контратаку, увидев, что немцы, прорвавши фронт, начинают угрожающе развивать достигнутый успех. Эта контратака, ценою потери двух третей личного состава роты и тяжелого ранения самого Кутепова, остановила на несколько часов наступление целой Баварской дивизии. О Кутепове заговорили в армии…
Прошел год. Бои на Стоходе ввели Гвардейский корпус в уже захлебывавшееся в крови наступление Брусилова. Полк перебросили на участок фронта Свинюхи — Корытница, нарочно не придумаешь второго такого сочетания в названии деревень…
3 сентября наступление наше не удалось. 7-го оно должно было быть повторено.
На нашем участке атаковали Измайловцы, имея нас в резерве. Первые два батальона Измайловцев, выйдя из окопов, наткнулись на неразбитую проволоку и, несмотря на проявленную доблесть, залегли. Командир Измайловского полка генерал Шиллинг возобновил артиллерийскую подготовку, и сам во главе двух оставшихся батальонов атаковал вторично. Бой достиг критического напряжения…
В затылок Измайловцам стоял наш 2-й батальон, которым командовал Кутепов с приданными ему от 1-го батальона 3-й и 4-й ротами. Кутепов почувствовал приближение решающего момента и, подняв роты из окопов, где путаница ходов сообщения лишала возможности управлять ими в движении, повел батальон правильными цепями, подравнивая их на ходу. Сперва повел батальон уступом за правым флангом Измайловцев, а затем нацелил правее, на лес, в образовавшийся между наступающими частями прорыв.
Величие этого зрелища я никогда не забуду. В нем была жуткая, чисто эпическая простота.
По пологому скату к окутанному дымом от разрывов лесу Преображенские цепи шли, как на учении, без выстрела, в суровом молчании, без перебежек и, не ложась, лишь затягивая и смыкая образовавшиеся в них от огня прорывы. Захлебываясь, визгливо трещали пулеметы… То тут, то там, точно отталкиваясь от разрывов снарядов, поднимались над землей буро-черные столбы дыма, расплывавшиеся в воздухе, как масло на бумаге… Комьями ваты висели в воздухе шрапнели…
Люди падали, а цепи шли. Шли упорной, тяжелой поступью. За второй волной, с группой связи был виден Кутепов. Разрыв… Все исчезло в дыму. Но развеялся дым, и… по-прежнему золотятся на солнце погоны Кутепова. Наступающие цепи в смертоносном ритме продвигаются все дальше и дальше.
Уже погас артиллерийский огонь. Все реже визгливый перелив пулемета. Крики «ура"… Кутепов входит в лес.
Свинюхинский лес называли потом Кутеповским лесом…
***
Кутепов командует полком. Июньское наступление 1917 года обрывается катастрофой, воочию доказав, что революция лишила нас победы. Офицеры шли в бой, как на самоубийство — без надежды, с опустошенной душой. И умирали. Умирали с ожесточением и в отчаянии за Родину, предавшую самую себя за «землю и волю». В каком-то диком исступлении митинговали все, митинговали по всякому поводу, все… кроме офицеров. Офицерство, стиснув зубы, молчало…
5 июля мы стояли в деревне Глина Подольской губернии. Ночью я был разбужен отдаленным, но очень интенсивным артиллерийским огнем. Я разбудил своего соседа, полковника 3. Подумали. Решили, что конец. Заснули снова.
Утром поползли тревожные вести. В обед нас вызвали в штаб полка и сообщили о наступлении немцев и прорыв у Златой Гуры. Кутепов приказал незаметно все подготовить к срочному выступлению. В 5 часов полк по тревоге был построен при одних подсумках, без ранцев. Кутепов вышел и сказал речь.
Говорил он коротко, нескладными, рублеными фразами. Говорил о Родине, о необходимости победы. Закончил он так:
— С вами говорит ваш старый командир для того, чтобы вы не могли потом сказать, что он не предупредил вас в грозную минуту. Россия в опасности. Все простить можно. Нельзя простить предательства. Преображенцы предателями не были. Пусть шкурники остаются — они не нужны. Полк сейчас выступит и пойдет со мной. В ружье!
Мы шли всю ночь под шквалами проливного дождя. С рассветом 7-го расположились в деревне Мшаны в армейском резерве, ибо противник предполагался далеко.
Солнце еще не взошло, как над площадью перед церковью разорвалась очередь. Цепи противника были в версте от Мшан.
Двумя короткими направленными Кутеповым контратаками немцы были опрокинуты и, жестоко потрепанные, отхлынули назад. Кутепов решил использовать успех. Резервы начали выходить и рассыпаться, когда наблюдение с колокольни показало, что немцы обтекают нас со всех сторон и почти что зашли в тыл. Развивать успех уже не приходилось, надо было думать о том, как избежать катастрофы.
Яркий талант Кутепова и его интуитивная находчивость сразу проявились во всей своей силе. Маневр, задуманный Кутеповым, был гениально прост, но для успеха требовал от обреченной части, даже при нормальных условиях, чрезвычайной устойчивости. Выведя оставшийся в резерве 1-й батальон через лощину за деревню, Кутепов приказал ему, рассыпавшись по волнистому гребню, во что бы то ни стало держаться до тех пор, пока остальные части полка, ведшие бой, не оттянутся, после чего, пропустив их через себя, прикрывать их отход, удерживая фронтальное наступление противника. Затем, в свою очередь начать отход перекатами от рубежа к рубежу… Тяжесть боя, таким образом, постепенно переносилась на 1-й батальон, благополучный выход которого из боя становился в исключительную зависимость от устойчивости и выдержки его состава. На своих офицеров Кутепов, конечно, рассчитывать мог. Но оставались ли солдаты Преображенцами?
С нашего гребня, который мы заняли, несмотря на сильный огонь, почти без потерь, было видно, как роты постепенно стягивались к деревне. Немцы наседали настойчиво и упорно, последовательно занимая только что оставленные нами рубежи.
Палящее солнце, жажда, усталость от бессонной ночи давали себя знать. Дух слабел. В это время мне по цепи передали — «командир полка» — и все подбодрилось. Под ружейным огнем Кутепов, как всегда внешне спокойный, шел вдоль цепи с адъютантом полка полковником Малевским-Малевичем и группой офицеров штаба. Шел, подбадривая людей… Положение было спасено. Я вложил револьвер в кобуру. В это время снаряд разорвался почти у самых ног Кутепова и разбросал всю группу. Момент был ужасен. Он и стоил жизни доблестному С.Н. Мещеринову. Но с каким вздохом облегчения мы увидели, что Кутепов на ногах…
Кутепов остался с нами и оставался до конца.
В сводке Ставки было сказано:
«На всем фронте только в районе Тарнополя полки Преображенский и Семеновский исполняют свой долг».
За операцию под Мшанами полковник Кутепов был представлен к Георгиевскому кресту 3-й степени, получить который ему помешал лишь окончательный развал фронта.
Война умирала. Фронт агонизировал. 21 ноября в штабе полка мы прощались со знаменем, которое было под чехлом тайно спорото с древка и увозилось — мы-то знали куда…
У окна, барабаня по стеклу пальцами, стоял Кутепов, и слеза за слезой скатывались у него по бороде. Малевский-Малевич и Вансович рыдали на походной койке мужскими, сухими, душу разъедающими слезами. Спрятав голову в руки, сидел молча офицер, назначенный отвозить знамя. Несколько офицеров — одновременно все мы не могли собраться, чтобы не возбудить подозрения — со злобным отчаянием стояли по углам. Триполитов подошел ко мне и обнял меня. Он дрожал, как в лихорадке.
Голос Кутепова нас вывел из оцепенения. Кутепов дал каждому из нас по частице знамени. Мы ее свято храним на сердце…
«О знамя ветхое, краса полка родного,
Ты славой бранною венчаешься в бою.
Чье сердце за твои лоскутья не готово
Все блага позабыть — и жизнь отдать свою"…
Сквозь тление и разврат междоусобной смуты он пронес незатушенным священное пламя самоотвержения и чести, пламя, завещанное Русской армии ее созидателем Императором Петром. Кутепов не только пронес это пламя, но и разжигал его в сердцах тех, кто до конца остался верен Родине, кто в смертельной схватке боролся с растлителями народной души.
В Добровольческой армии Преображенский марш заменил гимн, а последний Командир Преображенского полка воплотил в себе дух тех, кого Отец Отечества почтил после Полтавы названием Отечества сынов.
***
2 декабря 1917 года полк перестал существовать, расформированный приказом своего последнего командира. Демобилизация офицеров, начавшаяся под руководством Кутепова еще в ноябре, когда выяснилось, что мы на фронте больше не нужны России, пошла ускоренным порядком. К чести солдат надо сказать, что нашей демобилизации они не препятствовали. Признанный полковым комитетом «стратегом старого режима» Кутепов смог выехать из полка в Киев и далее на Дон.
***
Через крестный подвиг Ледяного похода последний командир Преображенского полка вышел на мученический путь русского патриотизма. Путь этот у Кутепова был до конца освящен любовью к Родине и бескорыстной преданностью долгу. Сквозь тление и разврат междоусобной смуты он пронес незатушенным священное пламя самоотвержения и чести, пламя, завещанное Русской армии ее созидателем Императором Петром. Кутепов не только пронес это пламя, но и разжигал его в сердцах тех, кто до конца остался верен Родине, кто в смертельной схватке боролся с растлителями народной души.
В Добровольческой армии Преображенский марш заменил гимн, а последний командир Преображенского полка воплотил в себе дух тех, кого Отец Отечества почти после Полтавы названием Отечества сынов.
Генерал Кутепов. Сборник статей. Париж, 1934; Новосибирск, 2005.
