Войска выступили в поход по Кану из деревни Подпорожная во второй половине 8 января. «Готовясь к походу по Кану, армия, как израненный зверь, зализывала свои раны. Все старались запастись одеждой потеплее, добыть сено, солому для лошадей и пищу для себя. Конь — это самое дорогое, главное, в нем казалось спасение"1. «Проверка имевшихся раньше сведений о реке Кан установила окончательно, что путь по реке до Канска вообще существует и им изредка пользуются местные жители, но в текущем году по реке еще никто не проходил. Причина — мягкая зима. Кан, быстрая горная речка, изобилует порогами и замерзает окончательно только после сильных сибирских морозов. Местные жители выражали сомнение в возможности прохода, так как считали, что мы не сможем одолеть порогов, где под снегом струится вода; безусловно, были непроходимы пороги у устья реки, но их можно обойти, пересекая огромную лесистую сопку, занявшую весь угол между Енисеем и Каном; дальше по реке обходы порогов были абсолютно невозможны по характеру берегов. Ближайший населенный пункт вверх по реке — деревня Барга — находился примерно в 80 верстах от Подпорожной по прямой линии… […] Картина открывалась невеселая, но выхода у нас не было"2.
Проводниками, взявшимися показать дорогу по Кану в обход порогов, были в большинстве своем спиртовозы, нелегально возившие по Кану спирт на прииски и заводы. Первоначально «продвижение было успешным, хотя и требовало огромных усилий при дневном свете, ночью же приходится находить сухие места под снегом ощупью; кое-где вода струится во всю ширину реки, и там люди и лошади идут по колено в воде». Однако вскоре, уже в сумерках, колонна войск натолкнулась на полыньи. «В полночь с реки пришла записка генерала Каппеля, адресованная генералу Войцеховскому и для сведения старших начальников, — вспоминал генерал Федор Абрамович Пучков. — Люди в голове колонны на грани отчаяния, и генерал Каппель высказал соображение о необходимости бросить все сани, посадить людей верхом, оставив в деревне Подпорожное всех раненых, больных и женщин…"3 Но движение вскоре все-таки удалось продолжить. Выяснилось, что полыньи были не настоящими — их образовывала вода, стекавшая с берегов из незамерзающих источников.
Предоставим слово непосредственным участникам этого тяжелейшего перехода.
«Кан — широкий коридор с отвесными берегами, казавшимися почти черными благодаря густому темно-зеленому лесу, — вспоминала О.П. Петрова. — По этому коридору двигаются маленькие беспомощные люди и сани, сани, бесконечные сани. По сторонам общего движения начали попадаться брошенные не выдержавшие пути лошади, некоторые уже лежали в бессилии, а другие еще стояли понуро. Обезлошадивших подбирали товарищи и все опять двигались, ехали без остановок, не кипятили чая, не делали привалов. […] Генерал Каппель в бекеше, в сапогах, в меховой маленькой шапке, на красивом коне, выглядел элегантно и на время действительность обстановки забывалась"4.
Еще более суровыми условия перехода по Кану рисует нам генерал Ф.А. Пучков:
«Ровная, белая лента реки Кан, шириною в 200−250 шагов, вьется между двух обрывистых, поросших вековым лесом стен подобно бесконечному белому коридору. Высокие холмы по обоим берегам временами отходят от реки, иногда же нависают над самым руслом. На всем протяжении от устья Кана до деревни Барга нигде не удалось заметить ни малейшего прорыва в этих стенах, куда мог бы проскользнуть человек; все двигавшиеся по реке тысячи людей и лошадей оказались запертыми более прочно, чем если бы они попали в самую надежную тюрьму. […]…здесь, при спуске на Кан, можно было поставить старую, всем известную надпись: «Оставь надежду, входящий сюда». Эти две стены лесистых гор, покрытых снегом, пробить не смог бы никто. По белому полю реки местами выступали огромные красноватые пятна, подобные ржавчине: здесь пробилась на поверхность незамерзшая струя воды; дорога шла, извиваясь, обходя эти опасные места….Ночью голова колонны должна была ощупывать их с большой осторожностью. […]
Переход Уфимской группы от деревни Подпорожное до деревни Барга занял от 36 до 48 часов. Тяжелее всего он был для 4-й дивизии и конвоя генерала Каппеля, прокладывавших дорогу по целине. Трудная сама по себе задача становилась невозможной там, где головные всадники вступали в полосу незамерзшей воды. Пропитанный водой снег обращался в месиво, мгновенно замерзавшее и резавшее ноги коней. Полозья саней, попавших в такую полосу, примерзали при первой же остановке, и нужны были крайние усилия людей и лошадей, чтобы сдвинуть их с места. Очень часто при этом сани отрывались, и приходилось их вновь привязывать, что в темноте и на тридцатиградусном морозе было мучительной операцией; множество саней пришлось бросить, переводя их пассажиров на соседние сани или сажая верхом. Были случаи, когда зазевавшийся или задремавший возница попадал в открытую полынью…
Особенно тяжело было во вторую ночь, когда усталость людей и лошадей дошла до предела; люди засыпали и в санях, и в седлах. Жестокий холод заставлял спешиваться и гнал из саней, и засыпавшие на ходу люди неизбежно попадали в воду и промачивали валенки. Не думаю, чтобы кто-нибудь остался необмороженным в эту ночь; у большинства пострадали ноги. Сильнее всех поплатился генерал Каппель, застудивший легкие и обморозивший обе ноги… В этом же аду двигались наши больные и раненые, женщины и даже дети…"5
Участники Сибирского Ледяного похода оставили нам немало воспоминаний о тяжелейшем переходе по реке Кан. Но, пожалуй, наиболее важными для описания биографии В.О. Каппеля остаются записи его ближайшего соратника — Василия Осиповича Вырыпаева:
«Передовым частям, с которыми следовал сам Каппель, спустившимся по очень крутой и длинной поросшей большими деревьями дороге, представилась картина ровного, толщиной в аршин, снежного покрова, лежащего на льду реки. Но под этим покровом по льду струилась вода, шедшая из незамерзающих горячих источников с соседних сопок. Ногами лошадей перемешанный с водою снег при 35-градусном морозе превращался в острые бесформенные комья, быстро становившиеся ледяными. Об эти обледеневшие бесформенные комья лошади портили себе ноги и выходили из строя. Они рвали себе надкопытные венчики, из которых струилась кровь.
В аршин и более толщины снег был мягким, как пух, и сошедший с коня человек утопал до воды, струившейся по льду реки. Валенки быстро покрывались толстым слоем примерзшего к ним льда, отчего идти было невозможно. Поэтому продвижение было страшно медленным. А через какую-нибудь версту сзади передовых частей получалась хорошая зимняя дорога, по которой медленно, с долгими остановками, тянулась бесконечная лента бесчисленных повозок и саней, наполненных самыми разнообразными плохо одетыми людьми.
Незамерзающие пороги реки проходилось объезжать, прокладывая дорогу в непроходимой тайге.
Через четыре-пять верст по Кану проводники предупредили генерала Каппеля, что скоро будет большой порог и, если берега его не замерзли, то дальше двигаться будет нельзя вследствие высоких и заросших тайгой сопок. Каппель отправил приказание в тыл движущейся ленты, чтобы тяжелые сани и сани с больными и ранеными временно остановить и на лед не спускаться, чтобы не очутиться в ловушке, если порог окажется непроходимым.
При гробовой тишине пошел снег, не перестававший почти двое суток падать крупными хлопьями; от него быстро темнело, и ночь тянулась почти без конца, что удручающе действовало на психику людей, как будто оказавшихся в западне и двигавшихся вперед полторы-две версты в час.
Идущие кое-как прямо по снегу, на остановках, как под гипнозом, сидели на снегу, в котором утопали их ноги. Валенки не пропускали воду, потому что были так проморожены, что вода при соприкосновении с ними образовывала непромокаемую ледяную кору. Но зато эта кора так тяжело намерзала, что ноги отказывались двигаться. Поэтому многие продолжали сидеть, когда нужно было идти вперед, и, не в силах двинуться, оставались сидеть, навсегда засыпаемые хлопьями снега.
Сидя еще на сильной, скорее упряжной, чем верховой лошади, я подъезжал к сидящим на снегу людям, но на мое обращение к ним встать и идти некоторые ничего не отвечали, а некоторые, с трудом подняв свесившуюся голову, безнадежно, почти шепотом отвечали: «Сил нет, видно, придется оставаться здесь!» И оставались, засыпаемые непрекращающимся снегопадом, превращаясь в небольшие снежные бугорки…
Генерал Каппель, жалея своего коня, часто шел пешком, утопая в снегу так же, как другие. Обутый в бурочные сапоги, он, случайно утонув в снегу, зачерпнул воды в сапоги, никому об этом не сказав. При длительных остановках мороз делал свое дело. Генерал Каппель почти не садился в седло, чтобы как-то согреться на ходу.
Но тренированный организм спортсмена на вторые сутки стал сдавать. Все же он сел в седло, через некоторое время у него начался сильнейший озноб, и он стал временами терять сознание. Пришлось уложить его в сани. Он требовал везти его вперед. Сани, попадая в мокрую кашу из снега и воды, при остановке моментально вмерзали, и не было никаких сил стронуть их с места. Генерала Каппеля, бывшего без сознания, посадили на коня, и один доброволец (фамилии его не помню), огромный и сильный детина на богатырском коне, почти на своих руках, то есть поддерживая генерала, не приходившего в себя, на третьи сутки довез его до первого жилья, таежной деревни Барги — первого человеческого жилья, находившегося в 90 верстах от деревни Подпорожной, которые мы прошли в два с половиной дня, делая в среднем не более двух с половиной верст в час"6.
В Барге Каппель был, наконец, осмотрен врачом, который, увидев ноги больного, нашел, что у него обморожены пятки и некоторые пальцы на ногах. Необходима была срочная операция. Не располагая ни аптекой, ни инструментами, врачу пришлось сделать ампутацию простым ножом. После операции Владимиру Оскаровичу стало легче. Он смог продолжить путь, и даже садился верхом на коня (с обеих сторон его поддерживали верховые). Несмотря на болезнь, ценой одному ему известных усилий, Каппель старался приободрить проходящие мимо войска.
10 января в Барге Каппель отдал приказ о расформировании 1-й армии и включении ее остатков в состав 2-й армии. Чувствуя, что болезнь оставляет ему все меньше сил, он временно вверил управление войсками своему заместителю, командующему 2-й армией генералу С.Н. Войцеховскому. Тем же приказом он ставил войскам задачей выход в район Нижнеудинска, «а если не удастся, то в район Иркутска или Читы, где будут производиться новые формирования для продолжения борьбы с большевиками"7.
Но через восемь-десять дней после выхода из деревни Барги состояние Владимира Оскаровича стало ухудшаться в связи с развивающимся двусторонним крупозным воспалением легких. «Доктора все свое внимание сосредоточили на больных ногах генерала Каппеля и совсем упустили из вида его покашливание…"8 Каппеля уложили в сани, в которых он ехал несколько дней.
15 января 1920 года после тяжелейшего 105-верстного перехода по таежному бездорожью Канск был взят. Войска, вновь выйдя на Сибирский тракт, 22 января с ходу овладели Нижнеудинском, где произошло воссоединение всех уцелевших частей. К основной колонне генерала В.О. Каппеля примкнули самостоятельно прорывавшиеся группы генералов В.М. Молчанова, Г. А. Вержбицкого, К.В. Сахарова и Д.А. Лебедева. В Нижнеудинске генерал Каппель еще смог провести совещание с начальниками отдельных частей, но уже пролежав все время в кровати. Состояние его ухудшалось*.
В это же время, 15 января, командование Чехословацкого корпуса, стремясь обеспечить беспрепятственное продвижение своих эшелонов во Владивосток, по согласованию с представителями союзников арестовало и выдало адмирала А.В. Колчака эсеро-меньшевистскому Политцентру, который еще в декабре 1919 года установил контроль над Иркутском. После перехода 21 января 1920 года власти в городе к большевикам Колчак был передан Иркутскому военно-революционному комитету.
После Нижнеудинска каппелевцы вновь двигались вдоль железной дороги, по которой сплошной лентой тянулись эшелоны, большая часть которых принадлежала чехам. Они предложили в своих вагонах место для тяжело больного Каппеля, разрешив при этом взять в качестве сопровождающих двух-трех близких ему лиц, гарантируя секретность и безопасность. Но на все доводы Владимир Оскарович отвечал, что если ему суждено умереть, то он готов умереть среди своих солдат: «Ведь умер генерал Имшенецкий среди своих… и умирают от ран и тифа сотни наших бойцов».
25 января умирающий Каппель отдал последний приказ С.Н. Войцеховскому: «Ввиду моей болезни предписываю Вам вступить в командование армиями Восточного фронта с оставлением обязанностей командарма 2[-й армии]"9. По некоторым свидетельствам ему же он передал обручальное кольцо (попросив передать их жене) и один из орденов Святого Георгия10.
В последние два-три дня жизни Владимир Оскарович сильно ослабел. По воспоминаниям, одни из последних слов он адресовал своим добровольцам: «Передайте им, что я с ними. Пусть они никогда не забывают Россию!"11 Всю ночь 25 января он не приходил в сознание. На рассвете Каппеля перенесли в батарейный лазарет-теплушку румынской батареи имени Марашети, находившуюся в одном из проходивших мимо чешских эшелонов. Через шесть часов, не приходя в сознание, Владимир Оскарович умер. Ему было всего неполных 37 лет.
Сопровождавший своего друга подполковник Василий Осипович Вырыпаев со станции Тулун телеграфировал генералу С.Н. Войцеховскому: «Генерал-лейтенант Каппель скончался 26 января 1920 года в 11 часов 55 минут местного времени на разъезде Утай. Тело сопровождаю в чешском санитарном поезде N 3 доктора Суханко. Предполагаю вывезти тело и похоронить в безопасном месте"12. По определению доктора К. Данец, врача румынской батареи имени Марашети, В.О. Каппель скончался от двухстороннего крупозного воспаления легких: одного легкого уже не было, а от другого осталась лишь небольшая часть13.
О смерти Главнокомандующего решено было до поры не сообщать, для прощания гроб был открыт лишь в Чите. «В деревянном гробу, с армией, умерший Главнокомандующий продолжал свой путь. Как на самую большую ценность, как на символ не утихающей ни на миг борьбы смотрели полузамерзшие люди на этот гроб и не хотели, не могли верить совершившемуся. И вдруг вспыхнул, родился невероятный слух — Каппель жив, его больного увезли в эшелоне чехи или румыны или поляки. А в гробу положено золото, которое Каппель получил от адмирала. Шепотом передавали друг другу это самоутешение, самообман — здесь должна быть строгая конспирация, чтобы красные не потребовали от чехов, румын или поляков выдачи генерала. Смириться с его смертью люди не могли"14, — так воспринимали смерть своего Главнокомандующего последние добровольцы-каппелевцы, малочисленные, но не сломленные ни военным поражением, ни тяжелейшим переходом. «Его смерть тяжело переживалась всем составом армии. Он пользовался большой любовью за его выдающиеся качества военачальника, всегда показывавшего примеры доблести и самопожертвования. Это и было причиной его преждевременной смерти"15.
Под командованием генерала С.Н. Войцеховского армия продолжила свой путь. 29 января после упорного десятичасового боя части его колонны овладели станцией Зима. Путь к Иркутску, в котором находился арестованный адмирал А.В. Колчак, был открыт. Иркутскому Политцентру по телеграфу был отправлен ультиматум. От Зимы белые двинулись к Иркутску тремя путями: на правом шла 3-я армия генерала К.В. Сахарова, в центре по большому тракту — Уфимская группа генерала Р.К. Бангерского, на левом фланге, по Ангаре и Александровскому тракту — колонна генерала Г. А. Вержбицкого. 7 февраля части 3-й армии ворвались на станцию Иннокентьевскую (ныне — Иркутск-Сортировочный), заняв позиции на западном берегу Ангары.
Готовясь к штурму города, командование получило протест со стороны чешских войск и извещение о расстреле адмирала А.В. Колчака. В сложившейся ситуации генерал Войцеховский собрал военный совет, на котором присутствовали десять генералов (в основном из подошедшей 3-й армии). В результате решено было обойти Иркутск по коридору, предоставленному чехами по согласованию с красными, и двигаться дальше на восток (на немедленной атаке Иркутска настаивали только генералы К.В. Сахаров и А.И. Феофилов). Вечером того же дня армия двумя походными колоннами обогнула Иркутск с юга и севера и по реке Ангаре спустилась к озеру Байкал, заняв 9 февраля станцию Лиственничную. Отсюда 10 февраля войска приступили к переправе по льду озера Байкал, успешно завершившейся 14 февраля. Сосредоточившись на восточном берегу Байкала в Мысовске, армия продолжила свое отступление.
К началу марта ее остатки, совершив невиданный по сложности поход, получивший название Великого Сибирского Ледяного, вышли к Чите, где соединились с частями атамана Г. М. Семенова. В общей сложности в Забайкалье сумели выйти около 30 000 человек. Из них в строю к этому времени оставалось не более 5000. «…Как само собой привилось название «мы — каппелевцы». Так это название сохранилось затем за пришедшими с запада в Забайкалье и Приморье"16. «По имени нашего погибшего последнего Главнокомандующего генерала Каппеля мы получили прозвание «каппелевцы», и это наименование осталось за нами до конца борьбы с большевизмом», — написал позднее участник похода А.Г. Ефимов17.
В Забайкалье в 1920 году остатки армии были переформированы во 2-й и 3-й стрелковые корпуса. Части бывшего 1-го Волжского армейского корпуса составили Отдельную Волжскую имени генерала Каппеля бригаду, принимавшую под командой генерала Н.П. Сахарова участие в боях в Забайкалье. Позднее, в 1921 году в Приморье, из ее состава были образованы 1-й Волжский генерала Каппеля стрелковый полк и 3-я Волжская генерала Каппеля батарея, участвовавшие зимой 1921−1922 годов в наступлении на Хабаровск, а также во всех боях вплоть до октября 1922 года, когда последним из русских городов белыми был оставлен Владивосток18.
По завершении Сибирского Ледяного похода тело Владимира Оскаровича первоначально было погребено в Чите. Первая панихида по генералу В.О. Каппелю была отслужена в столице Забайкалья 15 февраля, а 22-го числа состоялись его похороны.
25 февраля 1920 года «Забайкальская новь» в заметке «День скорби» писала: «22 февраля день скорби для всех любящих Родину. Тому, кого мы не умели ценить должным образом при жизни, пришли отдать последний долг очень многие. Несмотря на холодную погоду, похороны генерала Каппеля состоялись при громадном стечении народа. Еще задолго до окончания литургии население города начало стекаться к кафедральному собору. Всех желающих почтить память народного героя церковь, конечно, не могла вместить, и они остались в терпеливом ожидании на соборной площади. Заунывно зазвонили колокола и послышались торжественно-тоскливые звуки оркестра. Вслед за длинной лентой молящихся показалась похоронная процессия: сначала Крест, Духовенство, затем венки, крышка гроба и, наконец, гроб, весь усыпанный цветами. Процессия медленно двинулась по Большой улице на монастырское кладбище"19.
«В день похорон в городе Чите творилось что-то невероятное, — вспоминал В.О. Вырыпаев. — Не только храм, но и все прилегающие к нему улицы были заполнены самым разнообразным по своему виду народом, не говоря уже о прекрасно одетых забайкальских частях, стройно шедших во главе с оркестром, игравшим похоронный марш. Такого скопления народа на похоронах я, проживший долгую жизнь, никогда не видел"20.
На могиле Владимира Оскаровича был установлен простой крест, в день похорон буквально утопавший в венках. Но могила генерала Каппеля просуществовала в Чите не долго. Осенью 1920 года, в связи с приближением частей красной армии, останки В.О. Каппеля в цинковом гробу были перевезены из Забайкалья в Китай. Соратники Владимира Оскаровича, не понаслышке знавшие, как поступают большевики даже со своими мертвыми врагами, позаботились, чтобы место его захоронения находилось для них вне досягаемости. Второй раз Каппель был похоронен в 1920 году в Харбине, в ограде Свято-Иверской церкви на Офицерской улице. 28 июня 1929 года при огромном стечении народа на его могиле был установлен памятник, освященный архиепископом Мефодием. Сооружен он был на народные деньги и представлял собой мраморный крест, в основание которого была положена гранитная глыба, символизирующая Голгофу. У основания креста был помещен знак Ледяного похода — меч в терновом венце. Там же была помещена эпитафия: «Люди, помните, что я любил Россию и любил Вас и своей смертью доказал это. Каппель"21.
Спустя несколько дней, после освящения памятника, волжане-каппелевцы праздновали свой корпусной праздник, на котором собралось около 200 человек. За столом было оставлено одно свободное место для В.О. Каппеля — перед ним поставили прибор, возле которого стоял букет белых роз22.
День память Владимира Оскаровича отмечался русской дальневосточной эмиграцией ежегодно. 28 июля, в ограде Иверской церкви на могиле Владимира Оскаровича совершалась панихида, на которую собирались его соратники по Белой борьбе. «Имя генерала В.О. Каппеля известно всем русским эмигрантам. Доблестный офицер, пламенный патриот, человек кристальной души и редкого благородства — генерал Каппель вошел в историю Белого движения, как один из самых светлых его образов. Жизнь генерала Каппеля была служением Родине, которой он, ее преданный сын, честно служил до конца», — писал «Луч Азии"23.
По данным читинского исследователя В.В. Перминова, несмотря на предпринятые меры, могила Владимира Оскаровича была осквернена дважды. Первый раз надгробие на могиле было взорвано в августе 1945 года, после прихода советских войск в Харбин** (свидетельство об этом оставил А.М. Кайгородов). Впоследствии надгробие было восстановлено. «По крайней мере, в 1953 году я, тогда 13-летний мальчишка, сам видел достаточно скромный крест с табличкой-надписью «Каппель». Очевидно, кто-то могилу восстановил"24. «Потом убрали и его. Эту позорную работу исполнил по приказанию советского консульства председатель Общества советских граждан г. Харбина (глава администрации для русского населения) Григорий Шевченко. И уже осенью 1955 года я видел на месте могилы Каппеля мусорный ящик…"25. Однако само захоронение тронуто не было. Надгробный камень от памятника был выброшен у ограды Успенского кладбища в Харбине, где в 1986 году его сфотографирован Н.Н. Заика26.
В декабре 2006 года по инициативе Информационного агентства «Белые воины» были проведены раскопки могилы В.О. Каппеля, которым предшествовали три года подготовительной работы. После проведенной экспертизы, подтвердившей подлинность останков генерала, они были вывезены для перезахоронения в Россию. Торжественное перезахоронение останков Владимира Оскаровича Каппеля, по благословению Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси Алексия II, состоялось 13 января 2007 года в некрополе Донского монастыря в Москве.
Примечания
* Читинская газета «Забайкальская новь» 18 февраля 1920 года писала о последних днях Каппеля во главе армии: «Медицинской помощи не было и отмороженные места начали отлагаться. Страдая от боли, генерал все же ехал верхом со своими войсками. От саней он отказался: «Мне неудобно ехать в санях; я должен показать пример бодрости войскам». При высокой температуре он ехал и руководил войсками, по составленному им плану операции войска разбили красных у села Ук и заняли Нижнеудинск. Войска снова были на Транссибе, но он и сейчас отказывался сесть в санитарный поезд: «Я не могу оторваться от своих войск. Я не могу и не имею права покинуть войска в столь тяжелые минуты испытаний. Мои физические страдания ничто в сравнении с тем, что переживает сейчас Родина и войска. Если мне суждено — я умру среди войск. Пусть войска знают, что я им предан был, что я их любил и своей смертью среди них доказал это…»» ( Перминов В.Его прах упокоился было в Чите… // Забайкальская новь. 2005. 9 июня).
** По не подтвержденным, но и не опровергнутым слухам, ходившим среди русских харбинцев, в августе 1945 года, когда в Харбин вошли советские войска у могилы В.О. Каппеля побывали маршалы Советского Союза К.А. Мерецков, Р.Я. Малиновский и А.М. Василевский, которые сняв шапки и поклонившись могиле будто бы со скорбью произнесли лишь одну фразу: «Так вот он где, Каппель…» ( Федорович А. А.Указ. соч. С. 10; Перминов В.Указ. соч.; Мелихов Г. В.Белый Харбин. Середина 20-х. М., 2003. С. 187; В память об усопших в земле Маньчжурской и харбинцах / Т. Жилевич (Мирошниченко). Мельбурн, 2000. С. 63).
1 Петрова О. П . Указ. соч. С. 91.
2 Пучков Ф.А.Указ. соч. 1965. N 47/48. С. 34.
3 Там же.
4 Петрова О.П.Указ. соч. С. 92.
5 Пучков Ф.А.Указ. соч. 1965. N 47/48. С. 35; N 49. С. 19.
6 Вырыпаев В.О.Указ. соч. 1965. N 41. С. 30−31.
7 Памяти генерала Каппеля // Слово. Владивосток. 1922. N 510. 26 января. С. 4.
8 Вырыпаев В.О.Указ. соч. 1965. N 41. С. 32.
9 Памяти генерала Каппеля // Слово. Владивосток. 1922. N 510. 26 января. С. 4.
10 Мартынов М.А.Указ. соч. С. 4.
11 Рождественский С.Генерал В.О. Каппель // Возрождение. Париж. 1936. N 3889. 26 января. С. 5.
12 Памяти генерала Каппеля // Слово. Владивосток. 1922. N 510. 26 января. С. 3.
13 Вырыпаев В.О.Указ. соч. 1965. N 42. С. 5
14 Федорович А.А.Указ. соч. С. 114−115.
15 Ефимов А.Г.Указ соч. С. 375.
16 Петров П.П. Указ. соч. С. 249.
17 Ефимов А.Г.Указ. соч. С. 392.
18 Петров А.А.Указ. соч. С. 167.
19 Перминов В.Его прах упокоился было в Чите… // Забайкальская новь. 2005. 9 июня.
20 Вырыпаев В.О.Указ. соч. 1965. N 42. С. 8.
21 Перминов В.Генерал Каппель. Еще раз о судьбе захоронения белого генерала // Народная газета. 1994. 17 июня; Мелихов Г. В.Белый Харбин. Середина 20-х. М., 2003. С. 187.
22 Мелихов Г. В.Указ. соч. С. 188.
23 В память об усопших в земле Маньчжурской и харбинцах / Т. Жилевич (Мирошниченко). Мельбурн, 2000. С. 63.
24 Там же.
25 Перминов В.Его прах упокоился было в Чите… // Забайкальская новь. 2005. 9 июня.
26 В память об усопших в земле Маньчжурской и харбинцах / Т. Жилевич (Мирошниченко). Мельбурн, 2000. С. 63.
