Ф. А. Келлер заслуженно завоевал у своих подчиненных славу отца-командира. Несмотря на тяжелый характер его «любили боевые товарищи-офицеры и нижние чины, из которых последние называли его просто «Граф""1.
Служивший под началом Федора Артуровича А. Г. Шкуро писал впоследствии о своем начальнике: «Граф Келлер был чрезвычайно заботлив о подчиненных; особенное внимание он обращал на то, чтобы люди были всегда хорошо накормлены, а также на постановку дела ухода за ранеными, которое, несмотря на трудные условия войны, было поставлено образцово. Он знал психологию солдата и казака. Встречая раненых, выносимых из боя, каждого расспрашивал, успокаивал и умел обласкать. С маленькими людьми был ровен в обращении и в высшей степени деликатен; со старшими начальниками несколько суховат"2.
Несмотря на тяжелейшую обстановку на фронте, Федор Артурович никогда не забывал о нижних чинах и всегда следил за их довольствием, принимая меры по обеспечению их всем необходимым. Он лично проверял на вкус содержимое солдатских котлов, строго взыскивая, если оно было недостаточно хорошего качества. Во многом поэтому интенданты в 3-м кавалерийском корпусе не рисковали воровать продукты, как это нередко случалось в других частях. 4 июля 1915 года Келлер издал приказ, которым устанавливалась выдача горячей пищи не менее двух раз в день, тогда как в некоторых других частях не удавалось так хорошо кормить нижних чинов даже раз в сутки3. Насколько заботливо относился Федор Артурович к здоровью рядовых, говорит его телефонограмма от 7 июня 1915 года, направленная начальнику штаба 10-й кавалерийской дивизии полковнику С. Н. Кулжинскому: «По приказанию командира корпуса прошу срочно донести по телефону о здоровье рядового Сводного пограничного [пехотного] полка Георгия Дану"4.
Исходя из мер предосторожности Келлер запрещал подвозить сразу за частями походные кухни, опасаясь контрудара противника. 29 марта 1915 года он писал: «Мной был отдан приказ о том, чтобы части корпуса не подтягивали в район своего расположения походные кухни. При проверке этого распоряжения выяснилось, что 10-й уланский Одесский полк и 3-й Донской казачий артиллерийский дивизион решили не исполнять его, и я обнаружил это. Объявляю выговор временно командующему 1-й бригады 10-й кавалерийской дивизии полковнику [А. С.] Данилову, командующему 10-м уланским Одесским полком полковнику [В. А.] Черемисинову и командиру 3-го Донского казачьего артиллерийского дивизиона полковнику [М. В.] Лекареву. Предупреждаю, что за неисполнение отдаваемых мной приказаний буду отчислять виновных от командования"5.
Заботе о раненых Келлер уделял особое внимание. Командир 10-го гусарского Ингерманландского полка полковник В. В. Чеславский, вспоминая в эмиграции сентябрьские бои 1914 года, писал, что граф Келлер сам «два раза в сутки обходил всех больных, следя, чтобы у каждого больного были у ног бутылки с горячей водой и чтобы растирали тех, у кого сильная рвота и корчи. Отдавая должное графу, он совершенно игнорировал опасность заразиться — подходил к тяжело больным и сам растирал им руки, пробовал, горяча ли вода в бутылках, разговаривал, утешал больных, что холера у них в легкой форме, никто еще не умер и, наверное, смертных случаев не будет. Это сильно ободряло больных солдат морально"6.
Когда на фронте начались эпидемии, по распоряжению Федора Артуровича для предотвращения желудочных заболеваний среди чинов корпуса в пищу стала добавляться лимонная кислота и была увеличена норма чая. Дополнительно в рацион солдат и казаков по распоряжению Келлера был включен рис, «поскольку было установлено, что он благоприятно сказывается на желудке». Однако и в этом случае Федор Артурович следил за тем, чтобы кашевары его хорошо разваривали, так как благотворное воздействие этой пищи наблюдалось лишь в случае его хорошей обработки7.
Тот же полковник Чеславский вспоминал, что в один из сентябрьских вечеров 1914 года «граф вызвал всех командиров полков на совещание. Он был сильно взволнован, и как только мы собрались, сейчас же начал всех ругать за недостаточную заботу, проявленную о больных.
Командир конно-артиллерийского дивизиона поднялся и сказал:
— Что же мы можем больше сделать? Все, что от нас зависело и что Вы требовали, мы выполнили, а прекратить холеру не в наших силах.
Граф взбеленился, вскочил со своего стула, ударил кулаком по столу и закричал:
— Вы еще смеете говорить, что вы все сделали и больше ничем помочь не можете, так я вам покажу, что вы еще можете сделать, — и, обратившись к начальнику штаба, сказал:
— Я назначаю командиров полков ночными дежурными по холерным баракам и вы распределите им очередь.
Выпалив это, граф хлопнул дверью и вышел из комнаты…"8
От внимания строгого командира корпуса не уходило ничего. Он проникал в самые глубины жизни простых солдат и казаков, пытаясь сделать ее лучше и скрасить выпавшие на долю его подчиненных тяготы. В приказе от 18 сентября 1915 года он писал: «Сегодня мною были встречены подводы, которые везли хлеб в 10-ю кавалерийскую дивизию, который не был накрыт, и вся пыль, поднимаемая повозками, садилась на него. Начальнику дивизии наложить на виновных взыскание и принять меры для устранения подобного беспорядка"9.
Чтобы накормить своих офицеров, казаков и солдат Келлер не останавливался и перед суровыми мерами. В апреле 1916 года, когда местное население отказалось продавать корпусному интендантству скот, он приказал его реквизировать. В приказе от 25 января 1916 года Федор Артурович указывал: «Ввиду уменьшения выдачи мяса предписываю начальникам частей принять все меры, дабы это не отозвалось на качестве пищи. Требую, чтобы борщ и щи были наваристы и густы, а каша была бы достаточно сдобрена салом и кашица к ужину не была бы жидка. Начальникам частей своевременно озаботиться заготовкой в достаточном количестве запасом продуктов"10.
Забота Келлера о подчиненных касалась не только еды, но и обмундирования: «В 10-й кавалерийской дивизии я заметил, — писал он, — что у многих улан рваные штаны, и вообще одежда на нижних чинах не в порядке. Обращаю на это внимание начальника дивизии и ставлю на вид командиру 10-го уланского Одесского полка. Предписываю немедленно заменить пришедшие в негодность штаны вполне исправными"11.
Ф. А. Келлер решительно пресекал и случаи рукоприкладства нижних чинов начальствующим составом. Об этом красноречиво говорит его приказ от 16 апреля 1916 года: «Посетив 12 апреля лазарет 5-го Проскуровского отряда Красного Креста, я заметил солдата 5-го эскадрона 10-го драгунского Новгородского полка Луку Секиренко, поступившего туда с прободением барабанной перепонки. По его заявлению, это увечье ему нанес вахмистр того же эскадрона Нарусевич. Из произведенного по моему приказанию дознания выяснилось, что подпрапорщик Нарусевич два раза ударил драгуна Секиренко по уху за то, что последний будто бы недостаточно хорошо вычистил лошадь. Однако это опровергается показаниями свидетелей. Избиение солдат я преследовал еще в мирное время и тем более считаю это недопустимым в период военных действий, так как оно выводит людей, призванных для защиты Родины, из строя. По моему мнению, это неподобающий способ отношений, являющийся преступлением. Приказываю немедленно арестовать и предать вахмистра Нарусевича корпусному суду при штабе 9-й армии. Начальнику 10-й кавалерийской дивизии донести мне, насколько виновато в этом незаконном обращении с нижними чинами командование 10-го драгунского Новгородского полка"12.
Федор Артурович вообще очень внимательно относился к вопросу соблюдения достоинства рядовых чинов: «Солдату внушают на словах о высоком звании воина, а не так еще давно на оградах парков, скверов и при входах на гулянки он мог прочесть: «Собак не водить», а рядом — «Нижним чинам вход воспрещается». Распоряжение «По таким то улицам нижним чинам не ходить» мне приходилось читать еще не так давно в приказах по гарнизону. Объяснялись такие распоряжения тем, что солдаты стесняют публику, держать себя на гуляниях не умеют, так же как не умеют ходить по людным улицам, и показываются иногда очень грязно одетыми. Пора, казалось бы, переменить взгляд на солдата, пора посмотреть на него как на взрослого, полноправного человека, отвечающего за свои проступки и поведение, и пора воспитывать его в этом направлении, выказывая ему полное доверие, но в то же время безустанно и строго требуя от него трезвого поведения, сохранения воинского достоинства и умения себя держать на улицах и в людных местах. За малейший же проступок или отступление от приличия и добропорядочности беспощадно взыскивать с него. Только этим способом мы воспитаем самостоятельных твердых людей, которые привыкнут сами следить за собой и отвечать за свои поступки и поведение, будут их обдумывать и взвешивать, а не тех недомыслей, полудетей, которые, вырвавшись из-под глаз начальника на свободу, способны напиться до потери сознания и своей распущенностью коробить общество и ронять достоинство воинского знамени. Воспитание, которое я отстаиваю, не сразу, конечно, принесет желательные плоды и породит вначале много хлопот и неприятностей, но не пройдет и двух лет, как облик нашего нижнего чина, самосознание его и уважение к себе самому совершенно изменится"13.Объектом пристального внимания Келлера был конский состав — основа мобильности и силы 3-го кавалерийского корпуса. С этим вопросом Федор Артурович был знаком не понаслышке. Еще до войны во втором выпуске своей брошюры «Несколько кавалерийских вопросов» Ф. А. Келлер подробно рассматривал такую серьезную конскую болезнь, как сап, и говорил о необходимых мерах его профилактики (глава «Маллеин как мера искоренения сапа в полках»). Федор Артурович лично участвовал в осмотрах лошадей и принимал решительные меры в случаях, если они нуждались в дополнительном уходе и лечении. Когда к концу 1916 года на фронте отмечался недостаток сена и возникла угроза падежа лошадей, Келлер приказал кормить их более дорогим зерном, предотвратив тем самым утрату боеспособности корпуса14.
Ф. А. Келлер внимательно следил за тем, чтобы офицеры, солдаты и казаки 3-го кавалерийского корпуса вовремя и по справедливости получали награды. Этому Федор Артурович уделял особое внимание. Каждый его приказ, в котором говорилось о боевых действиях, неизменно заканчивался распоряжением о представлении всех отличившихся к наградам. В документах 10-й кавалерийской дивизии часто встречаются строки, подобные этим, записанным им 26 августа 1914 года в полевой книжке: «Командиру 2-го эскадрона гусар. Вышгородок. Искренне благодарю удалого командира, молодецкий эскадрон, который первым в дивизии показал пример, как следует бить врага. Представьте к наградам отличившихся"15.
Когда Ф. А. Келлер вступил в командование корпусом, то обнаружил непорядок с награждениями отличившихся в подчиненных ему частях. Оказалось, что было немало даже офицеров, не говоря уже о солдатах, которых «забыли» наградить еще за июльские и августовские бои 1914 года. Приказом, отданным в апреле 1915 года, он объявил промедления с награждениями «преступными» и поручил штабу исправить это упущение. Федор Артурович не оставлял незамеченным ни один подвиг своих подчиненных, был внимательным и чутким командиром16. «Всем частям корпуса, находящимся перед противником, поддерживать с ним непрерывное соприкосновение, производя днем и ночью разведки, тревожа его и захватывая пленных, — писал он в 1915 году. — Наиболее отличившихся в этой работе господ офицеров и нижних чинов немедленно представлять к наградам, дабы последние получали их в день свершения подвига"17. Когда в начале 1917 года корпус был отведен на отдых в тыл, Ф. А. Келлер издал приказ, согласно которому от каждого эскадрона должны быть представлены к награждению Георгиевскими крестами по шесть наиболее отличившихся в последние месяцы 1916 года офицеров, солдат и казаков18.
Вот один из примеров оценки Келлером действий своих подчиненных, которым изобилуют приказы по 3-му кавалерийскому корпусу. 18 декабря 1915 года Федор Артурович отмечал: «Сегодня вернулся из австрийского плена раненый в бою под Котуманом и взятый там в плен подпрапорщик 10-го уланского Одесского полка Пензар. В первый раз он бежал из-за города Вены, куда его завезли австрийцы. Около Будапешта он переплыл Дунай и, скрываясь, прошел 400 верст до румынской границы, где опять был схвачен австрийцами. Отправленный на работы на Сербский фронт, подпрапорщик Пензар вновь бежал, и через всю Сербию и Румынию вернулся в Россию в свой родной полк. Честь и слава отважному улану! Дай нам Бог побольше таких богатырей! Награждаю подпрапорщика Пензара как уже имеющего три степени Георгиевского креста Георгиевским крестом 1-й степени за N 2925 и предписываю представить его в прапорщики"19. Не осталась без внимания Келлера и «самоотверженная деятельность персонала Проскуровского отряда Красного Креста», находившегося при этом корпусе, что было особо отмечено в приказах20.
Федор Артурович решительно отстаивал интересы своих подчиненных. Весьма показателен следующий случай: молдавские помещики предложили Келлеру отправить его казаков и солдат батраками на полтора месяца на сельскохозяйственные работы в крупные имения (!). На это последовал решительный отказ Федора Артуровича: своими солдатами он не торгует, и прежде чем предлагать ему подобное, местные гражданские власти могли бы помочь организовать отдых и снабжение войск всем необходимым21.
Позднее выяснилось, что эта инициатива возникла не без участия Великого князя Георгия Михайловича (!) и генерала от кавалерии В. В. Сахарова. Они несколько смягчили просьбу бессарабских помещиков и обосновали необходимость присылки солдат и казаков тем, что полученными таким образом продуктами будут обеспечены все. Но Келлер и здесь заявил решительный отказ, обратив внимание просителей на то, что во время отдыха корпус должен обучать прибывшее пополнение. Последующие попытки Ф. А. Келлера связаться с Георгием Михайловичем, чтобы решить вопросы улучшения быта своего корпуса, неизменно оканчивались неудачей. Он получал ответы, подобные присланной ему 28 февраля 1917 года телеграмме: «Из Царского Села. Командиру 3-го кавалерийского корпуса, генералу, графу Келлеру. Великий князь уехал в новую командировку, я ничего не знаю. Флигель-адъютант полковник Петровский"22.
А улучшать было чего, и помощь «келлеровцам» была очень нужна. Ситуация в Русской армии в сравнении с летом-осенью 1915 года, когда она испытывала снарядный и винтовочный голод, была несравненно лучше. Тогда по частям был даже объявлен сбор австрийских винтовок, и некоторые подразделения были перевооружены ими едва ли не полностью23. Но и в 1916 году недостаток вооружения был немалым. Так, у чинов Уссурийской и Донской казачьих дивизий к началу 1917 года большая часть винтовок пришла в негодность, и требовалось заменить их новыми. Нужны были винтовки и для новых пополнений. Однако на все рапорты Ф. А. Келлера командованию ответа так и не последовало24. Вспоминаются горькие слова, сказанные Федором Артуровичем еще до начала войны: «Не впервые русскому солдату бороться с неприятелем, худшим, чем у него оружием, но зачем же повторять ошибки, когда есть полная возможность поставить нас в равные с противником условия"…25
Уже говорилось о том, сколь неприятные отношения сложились у Ф. А. Келлера с румынским командованием. Однако когда этого требовали интересы дела, он переступал через личную неприязнь. Силами своего корпуса в конце февраля 1917 года Федор Артурович помог 17 румынским полкам заготовить фураж, которого у них не было из-за отвратительной работы интендантской службы, а также помог разместиться их воинским частям по квартирам. Кроме того, благодаря работе чинов корпуса удалось предотвратить разрушительный ледоход на реке Прут, который грозил уничтожить все мосты и прервать связь с армией26.
О том, как жил корпус накануне революции, свидетельствует письмо Ф. А. Келлера Императрице Александре Федоровне, датированное 24 февраля 1917 года. Отчаявшись, видимо, решить проблемы корпуса с обмундированием, он напрямую обратился с просьбой о помощи к Императрице, знакомой с ним лично и высоко ценившей его: «Милостивая Государыня! Непрерывная тяжелая боевая работа 3-го кавалерийского корпуса в сложнейших климатических и жизненных условиях не давала возможности людям высушиться, обогреться и переменить белье, которое положительно на них истлело. Плохие санитарные условия, в которых по боевой обстановке приходилось быть нижним чинам, а также расквартирование в зараженных тифом селениях, избежать которого было невозможно, сильно повысило среди них заболеваемость. Несмотря на все принятые меры, не только наших, но и местных средств для борьбы с этим недугом оказалось недостаточно. Больные находятся в чрезвычайно тяжелых условиях. Обращаюсь к Вам с убедительной просьбой не отказать помочь нам присылкой белья и одеял, в которых ощущается крайняя нужда. В надежде на Вашу отзывчивость к нашему тяжелому положению заранее приношу от себя и от всех чинов корпуса Вам самую искреннюю благодарность. С настоящим письмом мной командируется штаб-ротмистр Валуев в качестве доверенного за получением вещей"27.
Однако помочь Ф. А. Келлеру Александра Федоровна уже не смогла. В Петрограде к тому времени начались беспорядки…
***
Борьба со шпионажем и вражеской пропагандой — другая важная страница жизни 3-го кавалерийского корпуса, во многом характеризующего Ф. А. Келлера как опытного командира. Активность спецслужб противника была столь велика, что уже в начале 1915 года этот вопрос стал объектом пристального внимания Ставки, и Верховный главнокомандующий приказал командирам частей и соединений, до дивизий включительно, «телеграфировать о числе преданных военно-полевому суду распространителей неприятельских прокламаций"28.
15 января 1915 года командующий 8-й армией генерал от кавалерии А. А. Брусилов направил Келлеру приказ, в котором говорилось: «В последнее время австрийцы стали прибегать к новому способу борьбы с нами: пытаются внести деморализацию в наши ряды путем забрасывания нашей армии разного рода гнусными прокламациями, распространяя их через сдавшихся в плен, подбрасывая их нашим передовым частям. В своих ухищрениях они дошли до того, что, например, мне доставлена прокламация от имени Государя. Вместе с тем подтверждаю самым тщательным образом обыскивать сдавшихся в плен и раненых. В особенности офицеров. Тех, у кого будут найдены прокламации, немедленно расстреливать». Усилия дивизионных контрразведчиков уже вскоре дали о себе знать: была задержана группа, которая вела пропаганду в расположении наших кавалеристов. Она чистосердечно раскаялась в шпионаже и добровольно выдала своих сообщников29.
По донесениям Ф. А. Келлера в штаб 9-й армии, до конца марта 1915 года в расположении 10-й кавалерийской дивизии «преданных военно-полевому суду шпионов и распространителей прокламаций не было». Однако уже в апреле в только сформированном 3-м кавалерийском корпусе состоялся первый процесс по делу о шпионаже: военно-полевой суд приговорил «австрийского подданного, жителя деревни Онут Федора Семеновича Посовина, обвиняемого в шпионаже в пользу австрийцев, к смертной казни через повешение», и в ночь с 27 на 28 апреля приговор был приведен в исполнение30.
Весной-летом 1915 года отмечается усиление работы австрийской разведки на участке 3-го кавалерийского корпуса, доставлявшего ему немало неприятностей. Не прошло и месяца, как контрразведка корпуса обезвредила еще нескольких шпионов. В штаб 9-й армии об этом была отправлена соответствующая телеграмма: «23 мая полевой суд в 3-м кавалерийском корпусе присудил неизвестного, назвавшего себя нижним чином 2-го ландверного австрийского полка Яцент Новаком, обвиняемого в шпионаже в пользу австрийцев, к смертной казни через расстрел. Приговор приведен в исполнение сегодня вечером». Всего же с 1 по 30 мая в расположении корпуса было захвачено пятеро подозреваемых в шпионаже, из них четверо — евреи были признаны виновными и повешены. 11 июня было расстреляно еще трое шпионов, а трое подозреваемых в этом за недоказанностью были отправлены для расследования в глубокий тыл31.
Австрийские спецслужбы активно использовали в своей работе еврейское население прифронтовой полосы, из-за чего контролю за ним уделялось особое внимание. Ф. А. Келлер принял ряд мер во избежание получения противником сведений о своем корпусе. В телеграмме от 22 сентября 1915 года на имя хотинского уездного капитан-исправника он писал: «В последнее время наблюдаются разъезды евреев по населенным пунктам в расположении и тылу 3-го кавалерийского корпуса под видом скупщиков. Предписываю предпринять безотлагательные меры к прекращению таких разъездов и путешествий евреев в районе от австрийской границы до Днестра и линии Дарабан — Мамальпа. Нарушителей же арестовывать и препровождать в штаб корпуса в Новоселицу"32.
Для шпионажа противник использовал и детей. Так, среди захваченных корпусной контрразведкой был австрийский подданный Ваня Мельничук, которому было всего 10 лет. Как писал весной 1915 года сам Федор Артурович, «пойманный на фронте 13-й армии мальчик 15 лет сознался, что десять таких же, как он, подростков были посланы германцами на Грубешов и Грабовец для порчи телеграфных проводов и разведки. Допускаю возможность подобных действий противника на нашем фронте». И случаи задержания детей-разведчиков не были единичными: 9 июня 1915 года контрразведчики задержали двоих тринадцатилетних мальчиков, русин по национальности. Оба были вооружены, и один из них сразу же признался в своей принадлежности к австрийским спецслужбам, а другой напротив, все отрицал33.
Обеспечивая безопасность корпуса, Федор Артурович не ограничился выселением отдельных лиц и принял превентивные меры против враждебно настроенного к Русской армии населения. 17 сентября 1915 года он направил командующему 9-й армией генералу П. А. Лечицкому телеграмму: «Жители австрийских деревень Боян, Лихучены, Глиница и Слободзея относятся к нам очень недружелюбно, способствуют неприятельскому шпионажу, занимаясь сигнализацией, а также тайной торговлей румынской водкой. Вследствие изложенного является необходимым поголовное выселение жителей названных деревень. Ввиду имевшихся ранее указаний об оставлении туземного населения на своих местах я затрудняюсь применять статью 507-ю положения о Полевом управлении, почему и прошу разрешения выселения жителей из всех названных австрийских деревень. О последующем решении прошу спешно меня уведомить». Из штаба 9-й армии немедленно пришел ответ, не только разрешающий Келлеру выселение враждебно настроенного населения, но и проведение более суровых мер: «Командующий находит достаточным арестовывать и выселять подозрительных лиц и брать заложников». К 10 октября 1915 года Келлер провел аресты заложников, чтобы избежать возможного восстания, и выселил австрийское население в другое место34.
В 1915—1916 годах австрийцы с помощью воздушных шаров стали забрасывать в расположение русских войск агитационную литературу. Корпусная контрразведка докладывала, что, несмотря на запреты, казаки и солдаты все же подбирают прокламации для «самокруток», предварительно их прочитав. Листовки носили антивоенный характер: в них нижние чины призывались к дезертирству, если они хотят «остаться в живых», поскольку германская военная машина якобы непобедима35.
Контрразведка 3-го кавалерийского корпуса работала столь эффективно, что до начала 1916 года противник даже не пытался рисковать жизнями своих шпионов в его расположении. Новый австрийский шпион — Станислав Антонов Пукача был пойман лишь в январе 1916 года. Однако австрийским спецслужбам все же едва не удалось добиться крупного успеха. В 3-м кавалерийском корпусе произошло чрезвычайное происшествие, связанное с утерей поручиком Д. К. Доброславиным особо секретных документов. В их числе был и шифровальный телеграфный код, который, попав к противнику, мог дать неприятелю существенные преимущества при ведении дальнейших боевых действий. Благодаря оперативной работе корпусной контрразведки удалось установить, что секретные бумаги для передачи австрийцам были похищены крестьянином Алексеем Балынским. Дело поручика Доброславина было настолько важным, что в работу военно-полевого суда вмешался сам Император. Приняв во внимание, что злого умысла в действиях подсудимого не было, он отменил решение о разжаловании Доброславина в рядовые. Исполнение решения суда отложили до окончания войны — своим поведением в бою поручик должен был искупить вину36.
Объясняя секрет успеха многих операций контрразведки, Ф. А. Келлер писал 18 июня 1916 года, что «много раз результативность действий 3-го кавалерийского корпуса в районе местечка Новоселица зависела от плодотворной работы начальника тайной разведки подполковника 9-го драгунского Казанского полка"37, имя которого остается пока неизвестным.
Примечания
1 Кравченко Н. Граф А. Келлер // Новое время. 1916. N 14 469. 18 июня / 1 июля. С. 2.
2 Шкуро А. Г. Указ. соч. С. 68−69.
3 РГВИА. Ф. 3520. Оп. 1. Д. 383. Л. 39 об; Д. 387. Л. 123.
4 Там же. Д. 347. Л. 78.
5 Там же. Д. 334. Л. 6.
6 Чеславский В. В. Указ. соч. С. 66−67.
7 РГВИА. Ф. 3520. Оп. 1. Д. 387. Лл. 10−10 об, 55.
8 Чеславский В. В. Указ соч. С. 66−67.
9 РГВИА. Ф. 3520. Оп. 1. Д. 334. Л. 231.
10 Там же. Д. 383. Л. 18, 71.
11 Там же. Л. 75.
12 Там же. Л. 78.
13 Келлер Ф. А. Указ. соч. Вып. III. СПб., 1914. С. 26−28.
14 РГВИА. Ф. 3520. Оп. 1. Д. 383. Л. 83; Д. 334. Л. 382.
15 Там же. Д. 70. Л. 3.
16 Там же. Д. 385. Л. 44; Д. 383. Лл. 6, 18 и др.
17 РГВИА. Ф. 2311. Оп. 1. Д. 7. Л. 40.
18 РГВИА. Ф. 3520. Оп. 1. Д. 372. Л. 94.
19 Там же. Д. 334. Л. 384.
20 Там же. Д. 383. Лл. 6, 18 и др.
21 Там же. Д. 372. Лл. 146, 148.
22 Там же. Д. 372. Лл. 146 об, 147, 152, 173.
23 Там же. Д. 387. Л. 123 и др.
24 Там же. Д. 372. Л. 180.
25 Келлер Ф. А. Указ. соч. Вып. I. СПб., 1910. С. 4.
26 РГВИА. Ф. 3520. Оп. 1. Д. 372. Л. 121.
27 Там же. Л. 134.
28 Там же. Д. 398. Л. 5.
29 Там же. Д. 274. Лл. 207, 212−214.
30 Там же. Д. 398. Лл. 7, 56.
31 Там же. Лл. 71−73, 77, 106, 128.
32 Там же. Л. 328.
33 Там же. Д. 274. Л. 456; Д. 398. Лл. 77, 83.
34 Там же. Д. 398. Лл. 333−334, 461.
35 Там же. Лл. 347, 480, 591.
36 Там же. Д. 383. Лл. 19, 122, 134, 254.
37 Там же. Л. 123.
Продолжение следует
