 |
| Победа.Ru | Алексей Тимофеев | 02.12.2006 |
Автору этих строк не раз доводилось встречаться с Виктором Николаевичем в последние годы его жизни. В своих книгах и интервью Леонов точно и образно сформулировал свои законы фронтового спецназа.
«Нет уз святее товарищества»
Виктор Николаевич говорил:
«По существу, наш отряд был как одна семья. Вот с Могильного осенью 1942-го мы лейтенанта Федора Шелавина выносили… Мы из-за него и не смогли сразу вырваться из немецкого кольца. У лейтенанта было ранение в обе ноги. Он хотел застрелиться, чтобы развязать нам руки. Но я знал, если оставим Шелавина, в следующем походе кто-то будет думать: офицера бросили, а уж если я буду ранен, тем более оставят. Если такая мысль хоть чуть-чуть запала в голову человеку, то он уже не воин настоящий, не боец. Эта мысль будет давить, преследовать тебя, хочешь ты того или нет».
Первую Золотую Звезду Героя Леонов получил за самую крупную операцию отряда в ноябре 1944 года. Перед началом общего наступления на Севере отряд получил приказ разгромить стратегически важный мощный опорный пункт немцев на мысе Крестовый. Система дотов, две четырехорудийные батареи (88-мм — зенитная и противокатерная, 155-мм — тяжелая), находившиеся там, перекрывали дорогу десантным катерам наступающего Северного флота. Чтобы выйти им в тыл, надо было преодолеть более 30 километров тяжелейшего пути через скалы, болота и тундру. Две недели отряд тренировался, штурмуя сопку, похожую на ту, где находился немецкий гарнизон.
«Тогда нам не удалось застать противника врасплох, — продолжал свой рассказ Виктор Николаевич. — В последний момент, в 20 — 40 метрах от дотов, была задета сигнализация, немцы обнаружили нас и открыли сильный огонь из орудий и пулеметов. Все освещено, перед нами — мощное проволочное заграждение… Я отдал приказ: действовать, кто как может, сообразуясь с обстановкой, по группам, но через минуту всем быть на батарее!
От тяжелых потерь нас спас Иван Лысенко, уралец, чемпион по борьбе, самый сильный физически в отряде, всеми любимый за доброту и справедливость. Он вырвал из земли рельсовую крестовину, на которой крепились мотки колючей проволоки, и поднял ее на плечи. Потрясающая картина!.. Потом один художник с наших слов написал такое полотно, но зрители часто не верили, что это было в реальной жизни. В образовавшийся проход мы и пошли. Когда Лысенко уже не мог стоять (в него попало больше двадцати пуль), ему помог наш врач Алексей Луппов. Оба они погибли… Но мы ворвались на прикрывающую батарею и, захватив орудия, открыли из них огонь, благо трофейное оружие знали неплохо…
Лысенко еще жил, когда я к нему подошел после боя. Он только спросил меня:
— Как, много погибло наших?
— Нет, Иван, немного, — ответил ему.
— Значит, я правильно поступил… - были последние слова Ивана.
Когда мимо пленных, их оказалось 127 человек, проносили тела погибших разведчиков, я приказал поставить немцев на колени».
Психологический закон таков: в схватке двух противников один обязательно сдаст. В ближнем бою следует прежде всего приковать его взгляд к твоему — твердому и властному…
«Наш отряд разведчиков-диверсантов, действуя в тылу врага, зачастую уступал ему в численности, в техническом оснащении, — говорил Виктор Николаевич, — но мы всегда побеждали в рукопашном бою. Ни немцы, ни японцы никогда не действовали так решительно, как мы».
Одно из самых громких дел леоновского отряда — пленение в корейском порту Вонсан 3,5 тысячи японских солдат и офицеров. Как говорил один из участников этой операции, замполит отряда Иван Гузненков, большего страха и напряжения он не испытывал за всю войну…
«Нас было 140 бойцов, — рассказывал Леонов. — Мы внезапно для противника высадились на японском аэродроме и вступили в переговоры. После этого нас, десять представителей, пригласили в штаб к полковнику, командиру авиационной части, который хотел сделать из нас заложников.
Я подключился к разговору тогда, когда почувствовал, что находившегося вместе с нами представителя командования капитана 3 ранга Кулебякина, что называется, приперли к стенке. Глядя в глаза японцу, я сказал, что мы провоевали всю войну на западе и имеем достаточно опыта, чтобы оценить обстановку. Что заложниками мы не будем, а лучше умрем, но умрем вместе со всеми, кто находится в штабе. Разница в том, добавил я, что вы умрете, как крысы, а мы постараемся вырваться отсюда… Герой Советского Союза Митя Соколов сразу встал за спиной полковника, остальные также знали свое дело. Андрей Пшеничных запер дверь, положил ключ в карман и сел на стул, а богатырь Володя Оляшев (после войны — заслуженный мастер спорта неоднократный чемпион страны по лыжным гонкам) поднял Андрея вместе со стулом и поставил прямо перед японским командиром. Иван Гузненков подошел к окну и доложил, что находимся мы невысоко, а Герой Советского Союза Семен Агафонов, стоя у двери, начал подбрасывать в руке противотанковую гранату. Японцы, правда, не знали, что запала в ней нет. Полковник, забыв о платке, стал вытирать пот со лба рукой и спустя некоторое время подписал акт о капитуляции всего гарнизона.
Построили три с половиной тысячи пленных в колонну по восемь человек. Все мои команды они исполняли уже бегом. Конвоировать такую колонну у нас было некому, тогда командира и начштаба японцев я посадил с собой в машину. Если хоть один, говорю, пленный убежит — пеняйте на себя. Пока вели колонну, в ней стало уже до пяти тысяч японцев…»
Прав был Суворов: «Удивил — победил»
На Могильном мы были прижаты к земле двумя пулеметами, стрелявшими непрерывно. Надо было что-то решать, боеприпасов почти не осталось… Один из наших в отчаянии покончил с собой. Я вскочил на ноги и последними патронами ударил по камню, за которым лежали пулеметчики. Мне важно было, чтобы они спрятались, перестали вести огонь. А Семен Агафонов по моему приказу бросился к этому камню метрах в 20 от нас… Он успел прыгнуть на камень и оттуда — вниз на немцев. Когда я, раненный в ногу, доковылял туда, один пулеметчик уже был мертв, с двумя другими Семен, схватившись, катался по земле. Я ударил одного, потом другого по голове прикладом, мы захватили эти пулеметы и вырвались оттуда…
На Крестовом в ходе боя немцы бросились прорываться, а их оказалось больше, чем предполагалось. Мы лежали цепью, нас было человек 80, а их масса. Пришлось идти на риск. Я просто встал, бросил оружие и поднял руки вверх. То же самое сделали мои бойцы. Какое у противника создалось впечатление? Что мы сдаемся, стрелять не надо, путь свободен. И вдруг один немец падает, второй… А у нас уже оружие появляется в руках. В стане врага — паника.
У нас не было случая, чтобы мы не выполнили задания, которое нам давали, каким бы оно не было. Мы умели в любых условиях бороться до последнего».
Право на подбор подчиненных
Адмирал Головко отдал приказ: «Право подбора разведчиков отряда возлагается на командира отряда». Так что назначить к нам никого не могли. У меня была связь с управлением кадров, они присылали мне тех, кто вроде бы подходил. Я беседовал с человеком и смотрел, как он реагирует на мои вопросы. Самое важное для меня при этом были его глаза и руки.
Мне нужно было, чтобы руки не хватались ни за что, чтобы они были готовы к действию, но оставались спокойны…
Когда я стал командиром в мае 1943 года, то сделал следующее. Почти всех «стукачей» в отряде я уже знал, потому что меня самого вербовали. От вербовки я отказался, а их собрал и сказал: «Пишите что угодно, придумывайте любую болезнь, но чтобы через сутки вас в отряде ни одного не было». И всех их выгнал. После этого мне член Военного совета сказал: «Тебя посадят скоро». Я говорю: «А вы для чего?» Он: «Они и меня могут обойти». А я знал: таким образом сажали Лунина, ставшего потом знаменитым подводником. Я говорю: «Мне не нужно, чтобы вы меня защищали, но подпись ваша нужна в приказе, вы мне сообщите только и дайте самолет. Я прыгну в Норвегию и буду оттуда руководить отрядом. Пусть они меня там возьмут». Он засмеялся: «Ну ты авантюрист». Я ответил: «Какой же я авантюрист, это я так…»
«Мы готовили людей только к бою…»
«Много у нас на Руси было святых людей, чудо-богатырей, — говорил Виктор Николаевич. — Я был воспитан на их примере и говорю вам: не забывайте эти традиции, берегите их и приумножайте!
Мечта о подвиге, о том, чтобы отличиться, — это мечта каждого человека. Но для того чтобы это осуществить, нужно прежде всего уметь управлять собой. Должна быть железная воля. Как ее воспитать? Для этого нет специальных упражнений… Основа всего — патриотизм. Тот, кто безразличен к судьбе Родины, ничего не совершит! Конечно, необходимы знания, умения. И вера в товарищей, которые также должны верить в тебя. Когда будут воспитаны эти качества, то и воля появится как бы сама по себе… А если есть воля — путь к славе, путь к подвигу вам открыт».
Леонова звали в отряде в глаза и за глаза — Батя… С того дня, как он стал командиром в 1943 году, и до конца войны отряд потерял погибшими лишь девять человек, из них семь — на Крестовом, в основном в момент преодоления проволочного заграждения.
«Я вообще не любил терять людей. Спросите у любого: все знали, что я буду бороться за жизнь каждого человека до последнего.
Как-то довольно и уже давно попросили меня проконсультировать автора сценария о действиям моряков-разведчиков в годы войны. Я посмотрел, ошибок хватало. А главное — писатель всех погубил к концу фильма! Я говорю — так не пойдет. Меня же назначили консультантом. И оставил им в живых несколько человек…»
Таким и остался в памяти Леонов — боец и вожак, тонкий психолог и поэт. «В молодости, — говорил Виктор Николаевич, — я мечтал поступить в литературный институт. Знал наизусть поэму „Руслан и Людмила“, „Конек-Горбунок“ Ершова. Писал стихи, печатался… Осталось у меня одно незаконченное стихотворение об улыбке. Ведь это тоже оружие. Когда я внезапно сталкивался с врагом лицом к лицу, я ему мило улыбался. Он замешкается на несколько секунд и это давало мне возможность остаться живым и что-то сделать. И если от тебя уходит любимая, не злись. Пожми плечами и улыбнись ей вслед. Не только розы будут на ее пути, тогда она вспомнит твою улыбку и прольет слезу…»
