 |
| Победа.Ru | Андрей Кострюков | 29.11.2006 |
В какой-то степени это можно отнести к протопресвитеру военного и морского духовенства Георгию Ивановичу Шавельскому.
До революции протопресвитер Георгий проявил себя как администратор, церковный писатель, поэт и историк. Где бы ни трудился отец Георгий, обо всем он выносил свое мнение, далеко не всегда верное и объективное, но самостоятельное и свежее.
Отец Георгий, служивший в западных губерниях, подробно описывает проблемы, с которыми сталкивался в своей приходской деятельности. Он отправляется на Русско-японскую войну — и выплескивает свое недовольство государственной, военной и церковно-административной системой в брошюре «Служение пастыря на войне». Отец Георгий защищает диссертацию о воссоединении униатов — и применяет свои знания на практике в годы Первой мировой войны, становится главой военно-духовного ведомства и пытается поднять институт военных пастырей на должную высоту.
Находясь в эмиграции, он преподает на богословском факультете Софийского университета, пытается защитить докторскую диссертацию, работает над толкованием Священного Писания и воспоминаниями, пишет статьи для болгарских журналов, создает замечательную книгу «Православное пастырство». До последних дней своей жизни протопресвитер сохранил свой потенциал, продолжая служить и работать.
На первый взгляд кажется странным, что столь деятельный пастырь оказался в стороне от активной церковной жизни. Еще более непонятным кажется тот факт, что протопресвитер Георгий Шавельский, стоявший у истоков Русской Зарубежной Церкви как участник Ставропольского Собора 1919 года, практически не проявил себя в дальнейшей деятельности Церкви за границей. Более того, протопресвитер фактически порвал отношения с ней, перейдя в юрисдикцию Болгарской Православной Церкви, которая в тот момент (1926 год) не имела безупречного канонического статуса.
Важно понять, почему протопресвитер так и не стал своим в Русской Зарубежной Церкви, а его знания и опыт остались невостребованными.
В некоторой степени негативное отношение к протопресвитеру Георгию можно объяснить теми идеями, которые он пронес через всю свою жизнь и которые смело отстаивал. Многие из этих идей не могли не вызвать настороженного отношения со стороны консервативных карловацких архипастырей. А таких идей у протопресвитера было немало.
Так например, отношение протопресвитера к инославию значительно отличалось от принятого в Русской Церкви. Позиция отца Георгия проявилась еще в годы Русско-японской войны, в которой он принял участие сначала в должности священника 33-го Восточно-Сибирского полка, а затем в качестве главного священника Первой Маньчжурской армии.
Важным вопросом, стоявшим в тот момент перед военным духовенством, был вопрос допущения к Святым Тайнам инославных солдат и офицеров. Многие пастыри приходили в смятение в ситуациях, когда воины католики или армяне получали смертельные ранения и за неимением своих священнослужителей просили причастия у православных полковых священников. Пастырская совесть смущалась. С одной стороны причащать тех, кто не является членом Православной Церкви, нельзя. С другой стороны эти люди положили живот свой «за други своя», за православное государство, за православного царя. Такие ситуации, часто возникавшие в годы Русско-японской войны, привели к тому, что вопрос специально обсуждался на братском собрании военного духовенства 31 мая 1905 года1. Пастыри все же решили отказывать в причастии умирающим инославным воинам.
Протопресвитер Г. Шавельский придерживался другого мнения и в ходе военных действий допускал к причастию не только смертельно раненых инославных воинов, но и тех, кто хотел приступить к Чаше перед сражением.
«Ко мне, — вспоминал протопресвитер, — подошли два офицера, родные братья, оба артиллеристы, Ковалевские. Оба они честно заявили мне, что они — католики, но веруют в благодатную силу таинств Православной Церкви и, будучи религиозными людьми, не могут с такую пору остаться без Святого Причастия. Я был решительным противником того, чтобы в подобных случаях употреблять некоторое насилие над совестью обращающихся к священнику, то есть требовать от них, чтобы они сначала присоединились к Православной Церкви, а потом уже причащались. Я исповедовал их и причастил. Во время обеда офицеры нашего полка говорят мне: «А знаете вы, что сегодня у вас исповедовались и причащались братья Ковалевские, — они же католики?» — «И слава Богу, — ответил я. — Значит, они признают благодатную силу в нашей Церкви. А я вполне понимаю их: религиозному человеку в это время было бы очень тяжело не очистить свою совесть и Святым Причастием не укрепить свою душу. Я радуюсь за них""2.
Такой взгляд, однако, не был признан правильным и отец Георгий получил строгий выговор за свой поступок от протоиерея Сергия Голубева, возглавлявшего военное духовенство Маньчжурской армии. Как писал впоследствии отец Георгий, он тогда отказался признать правоту протоиерея Сергия и заявил, что не откажется от своих идей, даже если придется ехать на покаяние в монастырь. Однако протоиерей С. Голубев не стал давать ход этому делу. А протопресвитер Георгий действительно не изменил своего мнения, и убеждения свои еще более развил.
Так, в 1912 году, во время одной из встреч с инославными офицерами он прямо заявил, что «исповедные перегородки установлены людьми, но они не достигают до неба"3. Важно, что эта фраза помещена в «Вестнике военного и морского духовенства», журнале, подконтрольном протопресвитеру. Таким образом, отец Георгий не просто произнес эти слова во время теплой беседы, но и позаботился, чтобы они попали в печать.
Широкие взгляды протопресвитера распространялись и на экуменическое движение. «Полезно ли участие православных в экуменическом движении? — задает вопрос отец Георгий и отвечает: — Да, полезно. Чрезвычайно полезно». В некоторой степени мысль протопресвитера была созвучна настроениям того времени, ибо многие тогда видели в экуменическом движении возможность на новом уровне вести проповедь православия. «Если мы убеждены, — пишет Г. Шавельский, — что наша Церковь хранит в чистом, неповрежденном виде Христову истину, то завещанный нашим Спасителем наш долг — благо-вествовать эту истину всем народам (Мф. 28:19 — 20), отстраняя всякую ложь, какая может сплестись около нашей Церкви и хранимой ею истины. Между тем, инославный христианский мир в отношении нашей Церкви питался более ложью, чем правдой, и в самом уродливом виде представлял ее. Точнее сказать — инославный христианский мир не понимал нашу Церковь"4.
При этом протопресвитер считает, что и наши представления об инославии часто бывают ложными. «Мы, православные — говорит протопресвитер Г. Шавельский, — тоже не всегда бывали правы в своих отношениях к инославным церквам и исповеданиям. Мы чуждались живого общения с ними; мы судили о них по устаревшим, не проверенным беспристрастным и внимательным изучением современного состояния, религиозных настроений и христианской жизни в этих церквах и исповеданиях, схоластическим, семинарским учебникам, мы во многом не представляли их иными, чем они есть на самом деле"5.
Важный моментом в деле знакомства православных с представителями других конфессий отец Георгий считает совместную молитву с инославными. Протопресвитер понимает, что такой взгляд не может быть одобрен всеми, а потому пишет: «Соответствует ли участие православных в экуменических собраниях православному понятию о Церкви? Если смотреть на дело с точки зрения древних канонов, запрещающих всякое общение с «еретиками», то можно прийти к отрицательному ответу на этот вопрос. Но ведь Церковь, в которой продолжает действовать Дух Святый, выше канонов. Она имеет право изъяснить эти каноны применительно к нашему времени и современным обстоятельствам"6. Таким образом, протопресвитер видел выход в новом истолковании канонов, что, конечно же, не являлось ответом на поставленный им же вопрос и не могло не вызвать нареканий в его адрес.
Становится понятным, что человек, не скрывавший взглядов такого рода, не мог встретить радушного приема в Сремских Карловцах.
Не могли воспринять русские архиереи и отношение протопресвитера Георгия Шавельского к григорианскому стилю. Протопресвитер считал переход на новый стиль не только полезным, но и неизбежным.
Разнообразие календарных стилей приводит, по мнению отца Георгия, к нарушению заповеди «Вся же благообразно и по чину да бывают» (1 Кор. 14:40), ибо «когда в один и тот же день, в одном и том же доме болгары и русские эмигранты строго постятся, а румыны светло празднуют, насыщаясь тельцами упитанными… - это является нарушением благообразия и чина, чрезвычайно смущающим благочестивых христиан и в известной степени отдаляющим разнокалендарные Церкви друг от друга"7. Протопресвитера смущает и тот факт, что Новый год с введением в государственную жизнь нового стиля приходится ранее Рождества Христова и вносит большой соблазн.
Все это действительно так, однако нельзя не отметить, что протопресвитер, ревнуя о благообразии, встает исключительно на сторону приверженцев нового стиля. Протопресвитер не мог не знать, что неосторожные шаги в этом направлении уже привели к ряду «старостильных» расколов и новые грубые действия только умножат число разделений.
Более того, отец Георгий ревнует не только о всеобщем григорианском стиле, но и о принятой Римской Церковью пасхалии. Это, по мнению протопресвитера, «весьма утешит те семьи, где супруги принадлежат к разным исповеданиям». Однако о том, что такой шаг принесет утешение единицам, в то время как основная часть Церкви кроме смущения и соблазна ничего не получит, протопресвитер не пишет.
Отец Георгий был уверен, что рано или поздно новый стиль будет принят всеми Поместными Церквами: «Не надо быть пророком, чтобы предсказать, что если не теперь, то в недалеком будущем всем Православным Церквам придется перейти на Григорианский календарь, как для того, чтобы устранить соблазняющее многих расхождение в этом вопросе между Православными Церквами, так и для того, чтобы согласовать церковную жизнь с государственной"8.
Бесспорно, такой взгляд не мог прийтись по душе иерархам-изгнанникам. Глава Архиерейского Синода, митрополит Антоний (Храповицкий) высказывал прямо противоположную точку зрения, считая более реальным возвращение к старому стилю, чем переход всех Поместных Церквей на новый. «Я никогда не одобрял ни нового стиля, ни держащихся этого стиля, — писал митрополит, — я надеюсь, что, если мы избудем наше церковное лихолетие, то Церковь под угрозой отлучения потребует возвращения к старому стилю"9. При этом митрополит Антоний прямо заявлял, что нельзя молиться в храмах, где принята новая пасхалия10.
Подобный взгляд был преобладающим в Зарубежной Церкви. Архиерейский Собор 1923 года хотя и воздержался от резких высказываний по отношению к новому стилю, все же постановил не вносить изменений в календарь11.
Не могли остаться неизвестными и симпатии протопресвитера Г. Шавельского к лицам, запятнав шим себя участием в обновленческом расколе. Сам протопресвитер активно участвовал в издании журнала «Церковно-общественный вестник», который возглавлял один из лидеров обновленцев — Титлинов, хотя в 1917 году и отказался от более радикального пути, на который вступил «Союз демократического духовенства и мирян"12. При этом, известно, что многие видные обновленцы — священники Александр Введенский, Иоанн Егоров, Александр Боярский — были людьми, приближенными к протопресвитеру. Все они были привлечены им к работе в его ведомстве13. При этом даже в конце жизни протопресвитер отзывался о них тепло и оправдывал их отпадение от Церкви14.
Отношение протопресвитера Г. Шавельского к сочинениям протоиерея Сергия Булгакова также отличалось от принятого в РПЦЗ. Протопресвитер не считал труды отца Сергия опасными, поскольку они были написаны тяжелым языком и оставались неизвестными для широких масс. По мнению отца Георгия, как Патриарший Синод в Москве, так и Архиерейский Синод в Сремских Карловцах допустили ошибку, осудив мнения протоиерея Сергия, ибо создали ему рекламу. -При этом протопресвитер крайне негативно отзывался о труде епископа Серафима (Соболева) «Новое учение о Софии, Премудрости Божией» — одном из основных сочинений, направленных против ложных мнений отца Сергия. Протопресвитер писал, что сочинение епископа Серафима — «труд старообрядческого начетчика, а не православного богослова, представляющий набор отдельных выражений из творений Святых Отцов и учителей Церкви"15.
Настороженное отношение к протопресвитеру подкреплялось упорными слухами о его принадлежности к масонству16. Подобные обвинения, а также слухи о шпионской деятельности протопресвитера Г. Шавельского звучали еще в те годы, когда протопресвитер находился в России. Отец Георгий писал, что до революции эти слухи распространялись его врагами, недовольными его попытками навести порядок в делах принадлежащего военно-духовному ведомству свечного завода17. Так или иначе, но за рубежом подобные слухи еще более усилились.
Добавил отрицательного отношения к протопресвитеру и случай, описанный князем Николаем Же-ваховым. По его словам, протопресвитер отказался подобающим образом встретить в Ставке Песчанс-кую икону Божией Матери, проявил себя как бездушный формалист, в результате чего стал чуть ли не единственным виновником поражения Русской Армии и всех постигших Россию бед18. В 1927 году за границей была даже выпущена листовка, где говорилось о том, что протопресвитер проявил «преступную небрежность к святыне». В листовке говорится, что «церковных злодеев, подобных бывшему протопресвитеру Шавельскому, достанет в свое время Рука Божия, ибо «Мне отмщение Аз воздам""19.
Не исключено, что Жевахов мог несколько сгустить краски, не все передать верно. И все же сам протопресвитер в св. оих воспоминаниях признавал, что мог сказать по отношению к святыне что-то неосторожное20. Однако, наверное, не следует объяснять это формализмом или тайным атеизмом отца Сеоргия. Его возмущал нездоровый мистицизм, толкование сновидений и «пророчества», столь популярные в те годы среди представителей высшего общества. Протопресвитер писал: «Отнюдь не отрицая благодатной силы, осеняющей Св. Иконы, я все же не мог не сознавать, что рекомендуемый способ достижения победы нельзя признать верным и даже безопасным… Чтобы помощь Божия пришла к нам, мы должны были заслужить ее, а для этого, конечно, недостаточно было привезти в Ставку ту или другую икону. Злоупотребления и даже неосторожность в этой области, не принося пользы военному делу, могли подрывать и убивать веру"21.
Протопресвитер остерегался принять ложное видение за истинное, что было свойственно и многим его современникам, например, митрополиту Антонию (Храповицкому), который довольно скептически относился к обстоятельствам появления Порт-Артурской иконы Божией Матери, а также к различным «пророчествам», связанным с Русско-японской войной22.
Такой взгляд вполне согласуется со святоотеческим учением. Блаженный Диадох, например, писал, что Бог не ставит в вину неверие снам, даже если они имеют божественное происхождение23, а святитель Филарет Московский изымал у населения иконы, найденные после «чудесных» сновидений и помещал их в монастыри для испытания, где никаких чудес они, как правило, не производили24.
Протопресвитер Г. Шавельский имел случай убедиться в возможности подлогов на личном опыте. Он рассказывает, что во время его служения в селе Бедрице псаломщик для улучшения финансового состояния прихода предлагал следующую аферу: отец Георгий должен был сказать во время проповеди, что во сне ему указано место, где сокрыта икона Божией Матери. Псаломщик, со своей стороны, обещал спрятать икону в этом месте. Будущий протопресвитер, однако, от такого предложения отказался25.
И все же формалистом протопресвитер не был. Он всю жизнь помнил о том, как, нарушив тайну исповеди, но выполняя циркуляр, выдал властям своих прихожан — отца и дочь, впавших в грех кровосмешения. Расплатой за свой поступок протопресвитер считал смерть своей супруги, Ираиды Мефодьевны, урожденной Забелиной, вместе с ребенком во время родов в 1897 году26.
И все же взгляды и убеждения протопресвитера Г. Шавельского не сыграли бы столь значительной роли, если бы не особенности его характера. Здесь следует вспомнить и резкие высказывания протопресвитера о необразованном монашестве и, вместе с тем, неприязнь к институту ученого монашества27. Здесь и прямота отца Георгия, и даже некоторое его высокомерие. Чего стоит, например, утверждение протопресвитера, что на Поместном Соборе 1917 — 1918 годов в патриархи его выдвигала «самая интеллигентная часть Собора"28.
Неудивительно, что еще до революции протопресвитер испортил отношения со многими влиятельными иерархами.
Оказавшись за границей, протопресвитер Г. Шавельский пытался влиять на Синод и намеревался принять участие в Карловацком Соборе 1922 года. Архиепископ Серафим (Соболев) в своем письме от 21 сентября 1921 года просил у митрополита Антония ходатайства о получении въездных виз в Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев для себя и протопресвитера Г. Шавельского29. Однако визу протопресвитер так и не получил, а состоявшийся Собор выступил против него. На заседании военно-церковного отдела против протопресвитера звучали обвинения, что именно его паства совершила революцию. Одним из противников отца Георгия в тот момент был епископ Вениамин (Федченков)30.
Натянутыми были отношения отца Георгия с митрополитом Антонием (Храповицким).
На Поместном Соборе 1917−1918 годов, митрополит Антоний, отличавшийся прямотой, в своей речи о патриаршестве как бы вскользь заметил, что «военное духовенство, состоящее из четырех тысяч иереев, совсем не имеет пастыря и управляется священником"31. Протопресвитер Г. Шавельский в долгу не остался и после избрания Патриархом святителя Тихона во всеуслышание заявил: «Теперь я вижу, что любит Господь нашу Церковь, — не допустил Он архиепископа Антония до патриаршего престола"32. Отец Георгий впоследствии писал, что, вероятно, обидевшись на эту реплику, митрополит Антоний не дал ему места в Киеве, хотя протопресвитер, вынужденный бежать от расправы со стороны большевиков, сильно нуждался. Находясь в Киеве, протопресвитер Г. Шавельский зарабатывал тем, что писал статьи в местные газеты. «Одна из моих статей, — пишет отец Георгий, — сильно задела м. Антония. Он чрезвычайно недружелюбно относился к военным священникам, являвшимся к нему остриженными и обритыми. А они остриглись и обрились, спасая свои головы, когда вынуждены были оставлять свои части, спасаясь от зверств и неминуемой смерти. В той статье я употребил выражение: «Лучше стриженые волосы на голове и бороде, чем блуд и злословие на языке». Решительно все поняли, что тут намек на м. Антония, отличавшегося злословием и блудословием… После этого наши отношения еще более ухудшились"33.
Недоброжелательное отношение Архиерейского Синода не осталось без ответа со стороны протопресвитера. Обиду на отвергших его архипастырей, отец Георгий пронес через всю жизнь. «Самочинный, составленный из бросивших свои кафедры архиереев», — писал протопресвитер о Карловацком Синоде, в работе которого так хотел когда-то участвовать. Досталось от протопресвитера и архипастырям. «Малоценен был этот Синод, — говорил протопресвитер Г. Шавельский, — составленный из архиереев небольшого калибра, возглавлявшийся совершенно одряхлевшим… м. Антонием"34.
Нелестными и часто совершенно необъективными были отзывы протопресвитера и о других архиереях Зарубежной Церкви. В епископе Вениамине (Федченкове) протопресвитер отмечает сочетание талантливости с бесталанностью, а также неуравновешенность, непостоянство и «эксцентрические выходки», в архиепископе Анастасии (Грибановском) — «угодничество перед высокопоставленными особами». Некоторые отзывы ничем, кроме личной неприязни протопресвитера, объяснить нельзя. Так, епископ Сергий (Петров) для протопресвитера Георгия был человеком «бесконечно сумбурным и бестолковым в жизни», а в епископе Тихоне (Лященко) отец Георгий не нашел никаких качеств, кроме зависти, жадности и сребролюбия35.
Отец Георгий пытался найти отрицательные черты даже в практически безупречных архиереях. Об архиепископе Феофане (Быстрове) протопресвитер снисходительно писал: «Большой аскет, доводивший свой аскетизм до самоистязания, монах до мозга и костей… маленького роста, худенький и невзрачный, сторонившийся от людей… проповедовавший, что для студентов важно благочестие, а не богословская наука"36. Не находя ничего негативного в характере архиепископа Серафима (Соболева) и даже признавая его праведность, протопресвитер находит изъяны в хозяйственной деятельности владыки, а также оскорбительно отзывается о его богословии, говоря, например, что своими рассуждениями архиепископ напоминал «благочестивую женщину"37.
Взаимоотношения между протопресвитером и управляющим русскими приходами в Болгарии епископом Серафимом (Соболевым) не сложились изначально. В значительной степени виноват в этом был сам протопресвитер, не скрывавший своего желания стать настоятелем посольской церкви в Софии после отъезда в Берлин архимандрита Тихона (Лященко) и считавший назначение на эту должность епископа Серафима неудачным38.
Разрыв между протопресвитером и зарубежными архиереями постепенно углублялся. В 1922 году, когда Зарубежное ВЦУ было упразднено патриаршим указом N 348, протопресвитер поддержал сторонников выполнения указа и выступил за передачу власти митрополиту Евлогию (Георгиевскому)39. Обстановка обострилась в 1926 году, когда протопресвитер выступил против разрыва между Карловацким Синодом, митрополитом Евлогием и митрополитом Платоном (Рождественским)40.
Не следует, однако, считать, что отношения протопресвитера с владыкой Евлогием были безоблачными. Трения между ними происходили еще до революции в связи с присоединением униатов в Галиции41. Впоследствии протопресвитер писал, что митрополит Евлогий выместил свою обиду на военных священниках, оставшихся без места после упразднения института полковых пастырей. «От архиепископа Евлогия, — писали военные священники протопресвитеру Г. Шавельскому, — мы терпим более насмешек, надругательств, бессердечия и оскорблений, чем от всех своих врагов на фронте"42.
Хотя в эмиграции этот конфликт был практически забыт, протопресвитер Г. Шавельский считал, что митрополит Евлогий продолжает мстить ему. Этим протопресвитер объяснял, например, назначение в Софию епископа Серафима (Соболева). «Евлогий, — вспоминал отец Георгий, — не мог забыть наших недоразумений по Галицийскому униатскому вопросу и назначил «молодого и энергичного», как он сообщал, еп. Серафима"43.
Кроме того, протопресвитер считал, что нерешительность митрополита Евлогия, его нежелание взять власть в свои руки после патриаршего указа N 348 стала одной из главных причин образования Архиерейского Синода вместо упраздненного Высшего Церковного Управления44.
В 1927 году митрополит Евлогий пригласил протопресвитера Г. Шавельского для участия в комиссии, образованной для составления ответа митрополита Сергию (Страгородскому). По прибытии в Париж протопресвитер узнал, что ответ уже подготовлен и подписан митрополитом Евлогием. «Секретарь митрополичьего Управления Тихон Ал. Аметистов дал мне его для прочтения. Я ужаснулся прочитав его. Вместо того, чтобы ясно, доказательно ответить на поставленный м. Сергием вопрос, м. Евлогий все внимание сосредоточил на обвинении Карловацкого Синода. «Неужели вы эту бумагу пошлете м. Сергию? — сказал я Аметистову, прочитавши Евлогиевский ответ, — М. Сергий будет возмущен ею, и она станет обвинительным актом против вас же». «Вы, значит, не знаете, как своенравен и упрям наш митрополит. Если он подписал бумагу, никакая сила не может заставить его изменить ее», — ответил Аметистов. Но я, взявши ответ, — отправился к Евлогию. Он с ужасом выслушал мое замечание, что подписанная бумага должна быть серьезно переделана. Я в первый раз видел митрополита, уподобившегося истеричной женщине. Он нервно бегал по комнате, хватался за голову, то возмущаясь моим требованием, то доказывая, что ответ должен быть именно таким. В конце концов он сдался. «Делайте что хотите. Вместе с профессорами Н. Н. Глубоков-ским и С. Н. Булгаковым изменяйте текст по своему усмотрению», — были последние его слова. Аметистов был поражен результатом моей миссии. «Только вы, протопресвитер царского времени, с которым наши архиереи привыкли считаться, могли переубедить нашего митрополита», — сказал он мне. Ответ был серьезно переработан и уже в таком виде послан М. Сергию.
Упрямство м. Евлогия произвело на меня отвратительное впечатление. «Нелегко работать с таким начальником», — подумал я. Это впечатление в значительной степени было причиной того, что я отказывался потом от многих его почетных предложений"45.
Незадолго до этого, в 1926 году, протопресвитеру Г. Шавельскому стало известно о прещениях, которые готовил ему Архиерейский Синод. Протопресвитер в спешном порядке подал прошение епископу Серафиму об увольнении и перешел в юрисдикцию Болгарской Церкви46, где и пробыл до своей смерти, последовавшей в 1951 году.
Подведем итог вышесказанному.
Беда протопресвитера Г. Шавельского была в том, что, выступая против какой-либо крайности, он, незаметно для себя, впадал в другую. Протопресвитер не терпит экзальтации — и высказывается против чудотворной иконы. Он хочет установить добрые отношения с инославными — и вновь впадает в крайность, фактически закрывая глаза на богословские разногласия. Он хочет преодолеть календарную проблему — и предлагает выход в повсеместном введении григорианского стиля.
Однако не стоит преувеличивать консервативность Карловацкого Синода и говорить о мнениях протопресвитера как о единственной причине его разрыва с зарубежными иерархами. Известно, что архиереи РПЦЗ принимали участие в экуменических мероприятиях, сослужили с представителями Церквей, перешедших на новый стиль, а архиепископ Иоанн (Максимович), принимая в православие церкви галликанского обряда, разрешал им сохранять григорианский календарь.
Пожалуй, более важную роль в отстранении протопресвитера от дел сыграли личные отношения между отцом Георгием и карловацкими иерархами, отношения, имевшие свои корни еще в дореволюционной жизни Русской Церкви.
Жизнь человеческая слишком сложна для того, чтобы представить ее либо только в светлых, либо только в темных тонах. Поэтому трудно прийти к однозначной оценке жизни и деятельности протопресвитера Георгия Шавельского. Неразумно было бы строить предположения о том, выиграла бы Русская Зарубежная Церковь или проиграла, если бы протопресвитер не был отстранен от ее деятельности. Однако то, что протопресвитер Георгий Шавельский мог серьезно повлиять на историю Русской Зарубежной Церкви и в какой-то степени изменить ее путь, наверное, можно считать бесспорным.
Примечания
1 Вестник Военного Духовенства (далее ВВД), 1905, N 15, с. 458.
2 Государственный архив Российской Федерации (далее ГАРФ), Ф.1486, Оп.1, Д. 8, С. 203.
3 Вестник военного и морского духовенства (далее ВВиМД), 1912, N 15−16, с. 572. Протопресвитер повторил фразу, восходящую к митрополиту Киевскому Платону (Городецкому) — см. напр.: Евлогий (Георгиевский), митр. Путь моей жизни. М., 1994. С. 527.
4 ГАРФ. Ф.1486. Оп.1. Д. 13. Л.5.
5 ГАРФ. ф.1486. Оп.1. д. 13. л.6.
6 ГАРФ. Ф.1486. Оп.1. Д. 13. Л.8.
7 ГАРФ. Ф.1486. Оп.1. Д. 13. Л. 14.
8 ГАРФ. Ф.1486. Оп.1 Д. 13. Л.14.
9 Антоний (Храповицкой), митрополит. Письма. Нью-Йорк; Джорданвилль: Свято-Троицкий монастырь, 1988. С. 250.
10 Там же. С. 168.
11 Обоснования Собора таковы: «В виду того, что в грамоте Св[ятейшего] Патриарха Тихона от 21 января 1919 г. за N 464 нет окончательного заключения по данному вопросу, который ставится им только на обсуждение Глав Автокефальных Церквей и принимая во внимание, что Патриархи Александрийский и Антиохийский отказались прислать своих представителей для участия в работе Комиссии, а Патриарх Иерусалимский высказался по этому вопросу совершенно отрицательно, и в то же время не считая себя в праве выносить решения за всю Русскую Православную Церковь по столь важному и жизненному церковному вопросу, Архиерейский Собор ОПРЕДЕЛЯЕТ не вводить изменения в существующее церковное времяисчесление» ГАРФ. Ф.6343. Оп.1. Д 2. Л.22.
12 Левитин-Краснов А., Шавров В. Очерки по истории русской церковной смуты. М., 1996. С. 23. $,
13 Российский государственный исторический архив (далее РГИА). Ф.806. Оп.5. Д. 10 114. Л.52.
14 ГАРФ. Ф.1486. Оп.1. Д. 8. С. 522.
15 ГАРФ. Ф.1486. Оп.1. Д. 8. С. 650.
16 См. напр.: Талъберг Н. К сорокалетию пагубного евлогианского раскола. Джорданвилль, 1966. С. 11−12.
17 ГАРФ. Ф.1486. Оп.1. Д. 8. С. 304.
18 Жевахов Н. Воспоминания. М., 1993. С. 36−37, 44−46.
19 Ф.1486. Оп.1. Д. 50. Л.1 об.
20 Шавельский Г., протопресвитер. Воспоминания. 1996. Т. 2. С. 76.
21 Там же. С. 73.
22 Никон (Рклицкий), епископ. Жизнеописание Блаженнейшего Антония, митрополита Киевского и Галицко-го. Т. 2. Нью-Йорк, 1957.
23 Блаженный Диадох. Подвижническое слово, гл. 39 В: Добротолюбие. Сергиев Посад, 1992. Т. 3. С. 28.
24 Иоанн (Снычев), митрополит. Жизнь и деятельность Филарета, митрополита Московского. Тула, 1994. С. 237−238.
25 ГАРФ. Ф.1486. Оп.1. Д. 8. С. 129. т*'
26 ГАРФ. Ф.1486. Оп.1. Д. 8. С.141−142.
27 Нельзя не учитывать и личных мотивов у протопресвитера Г. Шавельского, искренне возмущавшегося приниженным положением белого духовенства: «Я и доселе не могу примириться с явной неправдой, когда вижу мальчишку-архимандрита, два-три года назад окончившего курс богословского факультета, или полуграмотного архимандрита, только за свое монашеское звание украшенного архимандричьим саном, стоящим выше заслуженных, действительно ученых протоиереев-старцев и даже выше протопресвитеров. Это — лучший способ развивать честолюбие, высокомерие и убивать зародыши смирения у отрекавшихся при пострижении от таких недугов». ГАРФ. Ф.1486. Оп.1. Д. 8. С.658
28 ГАРФ. Ф.1486. Оп.1. Д. 8. С. 543.
29 ГАРФ. Ф.6343. Оп.1 Д. 1. Л.43.
30 ГАРФ. Ф.1486. Оп.1. Д. 31. Л.4−4 об.
31 Никон (Рклицкий), епископ. Жизнеописание блаженнейшего Антония… С. 185.
32 ГАРФ. Ф.1486. Оп.1 Д. 8. С. 544. Эту фразу привел в своих воспоминаниях митрополит Евлогий, опустив,
правда, вторую ее часть. Путь моей жизни. С. 279.
33 ГАРФ. Ф.1486. Оп.1.
34 ГАРФ. Ф.1486. Оп.1.
35 ГАРФ. Ф.1486. Оп.1.
36 ГАРФ. Ф.1486. Оп.1.
37 ГАРФ. Ф.1486. Оп.1
38 ГАРФ. Ф.1486. Оп.1
39 ГАРФ. Ф.1486. Оп.1
40 Бокач Ф. Протопресвитер Георгий Шавельский. В: Церковно-исторический вестник, N 1. 1998. С. 103.
41 Шавельский Г., протопресвитер. Воспоминания. Т. С. 169−182.
42 ГАРФ Ф.1486. Оп.1. Д. 8. С. 546
43 ГАРФ Ф.1486. Оп.1. Д. 8. С. 628
44 ГАРФ Ф.1486. Оп.1. Д. 8. С. 646
45 ГАРФ Ф.1486. Оп.1. Д. 8. С. 649. Упоминание о «почетных предложениях», а также факт, что митрополит Евлогий и после этого случая приглашал протопресвитера Г. Шавельского для консультаций заставляет усомниться в «мстительности» митрополита Евлогия.
46 ГАРФ. Ф.1486. Оп.1. Д. 8. С. 647.
Церковь и время // N1(34) 2006
