 |
| Красная звезда | Марина Васильева | 01.11.2006 |
— Отец Савва, какое событие на маневрах вы бы назвали главным?
— Таким событием для воинов, не только православных, но и тех, кто исповедует ислам, было участие в маневрах духовенства. При этом отмечу, что впервые за все постсоветское время проводились учения столь широкого масштаба. Достаточно сказать, что линия фронта (условного, конечно) равнялась ста километрам, глубина — тремстам километрам. В учениях приняли участие более двадцати тысяч человек. Резервистов было призвано около двух тысяч. На этой территории трудились 18 православных священников и муфтий Пермского края с тремя помощниками.
— Как проводилась подготовка к участию духовенства в учениях?
— Она была достаточно длительной. 23 ноября 2005 года 2-я армия по инициативе командования Приволжско-Уральского округа приняла на военном совете решение об усилении окормления военнослужащих со стороны духовенства Русской Православной Церкви. Потом я побывал в четырех епархиях — в Перми, Уфе, Оренбурге, Самаре. Летом мы впервые провели сборы священников и офицеров-воспитателей 2-й армии.
— Какова была основная цель пребывания духовенства в войсках?
— Разработка форм, методов, этапов работы священника в условиях боевых действий. На маневрах мы отрабатывали действия священника, когда он уходит на войну, находится на войне и приходит с войны. Например, резервист приходит в полк, получает обмундирование, участвует в боевом слаживании — и работа священника уже началась в условиях, максимально приближенных к боевым. Когда все заканчивается, и военнослужащие, и священники садятся в поезда и возвращаются. Так что у нас есть опыт прибытия на войну и возвращения с нее. На собрании, которое провели в октябре, мы этот опыт обобщили, отметили положительные моменты, учли промахи, которые оказались в определенном смысле шагами вперед.
— В чем была главная особенность взаимодействия Церкви и Армии на маневрах?
— Масштаб участия духовенства — подобного раньше не было. Если обратиться к историческим документам, увидим, что священников для Российской императорской армии даже в то время не хватало. Ныне же по благословению Святейшего Патриарха и по инициативе командования округа для каждого из полков были выделены священники, которые работали на местах. Идея была такова: если священники окормляют солдат, они и на учебно-боевые действия должны ехать с ними.
— Каковы были ваши непосредственные обязанности?
— Я был старшим над священниками и воистину всем слугой. Моей задачей было обеспечить батюшкам еду, тепло, электричество, транспорт, связь. Я ездил к ним, спрашивал, что им требуется, затем направлялся к руководству. Это приходилось совмещать со службой в храме. И хорошо, что появился замечательный священник из Перми иеромонах Симеон Минков. Он помогал мне. Когда я уезжал по делам, он меня замещал.
— Вам пригодился ваш пастырский опыт, приобретенный в «горячих точках»?
— В Чечне я начинал работать с военнослужащими и членами их семей, как только мы садились в поезд. Начиналось боевое слаживание, я и там пытался работать. На марше — тоже. Это был обычный выход на войну, на серьезную войну. У нас многие священники побывали на этой реальной войне. Они имеют огромный опыт, который непременно должен быть обобщен. Его следует сберечь для Церкви, сберечь для будущего.
— Как вы взаимодействовали с мусульманским духовенством?
— Присутствие его было инициировано Синодальным отделом и командованием сухопутных войск и Приволжско-Уральского военного округа. То, что люди, исповедующие ислам, не остались без окормления, было по-человечески правильно, политически грамотно и традиционно для России.
Будучи старшим, я в согласовательной форме работал с муфтием Мухаммедгали Хазратом Хузином. Командование выделило ему машину, и она стала «мечетью на колесах». Приходили военнослужащие, творили намаз, совершали молитвы. Совместное окормление войск — еще один аспект нашего опыта, целиком положительный. Надо отметить, что из мусульманского духовенства на призыв командующего Приволжско-Уральским военным округом откликнулись единицы. К нам пришли те, кто наиболее патриотично настроен. Мы нашли общий язык, стали друзьями. Учения показали, что между православием и исламом в армии нет антагонизма. Духовенство, работая рука об руку, может принести огромную пользу.
— Как складывался ваш день?
— Утром уезжал на передовую. Встречи, беседы, крещения, причастие — по согласованию с командованием. К тому же, как уже говорил, я исполнял обязанности старшего. Чтобы обеспечить присутствие священника в части, нужно решить массу вопросов: форма и место походного храма в боевом порядке полка, выезды, обеспечение утварью и транспортом и так далее. Согласования со Святейшим Патриархом, с руководством округа начались за несколько месяцев до учений и продолжались до последнего дня.
Мой военно-полевой храм Песчанской иконы Божией Матери со святым образом, который побывал в Чечне и облетел всю Россию, находился рядом с медицинским отрядом специального назначения. От нас до передовой было десять километров.
Храм был открыт всегда. В семь утра, до завтрака, совершается Таинство Святого Причащения. Днем служатся молебны, читаются акафисты. Постоянно идут люди. В
9 вечера у солдат начинается личное время. Приходят, ставят свечи. Через полчаса начинается богослужение для тех, кто завтра причащается. Приходили даже среди ночи, когда дежурили мои помощники из Никольского храма в Подкопаях. На сон оставалось не больше четырех часов. Люди узнавали о храме, стремились к нему, если бы он простоял еще месяц, стал бы духовным центром всего Донгуского полигона. А ведь полигон огромный — 30 на 70 километров!
— Как обустраивались храмы?
— По-разному. У нас был палаточный, который располагался стационарно. Он стоял при штабе Внутренних войск в Моздоке, а также в Ханкале. Был и другой тип храма — на машине с прицепом. Священник там же и живет, утром встает и едет на позиции. Формы пастырской деятельности в различных храмах мы отрабатывали на практике.
Наша полевая церковь устроена в каркасной палатке площадью 57 кв. м. Палатку мы приобрели в Петербурге на выставке Сухопутных войск. Потом отправились на Софринский церковный завод, оказалось, что там уже была задумка создать военную церковь. С заводом работали рука об руку — и получился прекрасный храм. Это очень важно, ибо церковная красота, благолепие ежеминутно вещают о Христе. Представьте, с учений, в грязи, в солярке приходит военный — и попадает в Царство Небесное!
Считаю, что эта красота должна присутствовать везде. Мы будем улучшать конструкцию храмов с помощью софринских мастеров. Фонд «Архистратиг» сделает несколько десятков заказов, и мы распространим их благотворительно для других священников.
— Какие уроки для себя вы извлекли из пребывания на учениях?
— Условия жизни военнослужащих таковы, каких нет даже в самых строгих монастырях. Спать по три-четыре, изредка шесть часов, изо дня в день нести тяжелейшие нагрузки, высокую ответственность и при этом жить по совести равнозначно аскезе высочайшего уровня. Поэтому когда священник попадает на учения, служит Богу и людям, он проводит время с огромной пользой для души. Даже не хочется возвращаться домой! Время, проведенное нами, — не только отработка форм и методов взаимодействия друг с другом, с руководством, с исламским духовенством, устройство быта и прочее. Господь одарил нас днями, в которые мы спасали свою душу. И это громадное приобретение.
— Как будут обобщены материалы о духовном окормлении армии, полученные на учениях «Южный щит-2006»?
— Со мной работали две киногруппы. Отснятый ими материал лег в основу учебно-методического фильма «Что должен делать священник на войне».
— Как вы оцениваете достигнутое?
— Как огромный успех Русской Православной Церкви в развитии взаимоотношений с Армией.
