 |
| Независимое военное обозрение | Анатолий Цыганок | 29.09.2006 |
Почему об этом не говорят? Да потому, что эти люди не вписывались в традиционный стереотип: если служивый, человек в погонах — то обязательно ярый коммунист и враг демократии.
Вместе с тем не раз приходилось слышать, что народные дружины якобы были созданы специально в преддверии конфликта осени 93-го, впопыхах. На самом деле к тому моменту я уже около года был начальником городского штаба Московских народных дружин и могу рассказать, как все было на самом деле.
Аналог национальной гвардии
В июле 1992 года вышло распоряжение мэра Москвы Юрия Лужкова N 195-РМ «О реорганизации деятельности и структуры народных дружин г. Москвы». Оно предписывало преобразовать известные с советских времен «добровольные» правоохранительные образования в городские народные дружины, финансирующиеся столичным правительством. 29 сентября 1992 года в соответствии с распоряжением мэра N 379-РМ «Об утверждении командира и состава Московского городского штаба народных дружин» их командиром был назначен Эрнест Бакиров, а начальником штаба — ваш покорный слуга.
Для руководства народными дружинами города в системе правительства Москвы была образована бюджетная организация — Московский городской штаб народной дружины. А с 9 марта 1993 согласно постановлению правительства Москвы N 207 «О Московской городской народной дружине» пошло и финансирование этой новой структуры. В принятые правительством Москвы документы я постарался внести идеологию и задачи национальной гвардии. В отличие от «добровольных дружин», которые были только придатком милиции и поставляли «свидетелей» прикрытия любых ее действий, в этих документах сотрудничество с милицией было только одной из четырех задач. Три другие заключались во взаимодействии со штабом ГО и ЧС, с госбезопасностью и пограничными войсками на территории аэровокзалов и аэропортов, с управлениями МВД на железнодорожном и речном транспорте.
В каждом округе и в каждом муниципальном районе имелись наши штабы. Я считал, что основу этих формирований — командный костяк — должны составить люди в погонах, знающие, что такое действия в критических ситуациях. Так что начальниками большинства окружных штабов и моими помощниками в городском штабе были по большей части отставные офицеры, носившие генеральские и полковничьи звания. За сравнительно короткий срок удалось организовать дружины в десяти административных округах, объединивших в своих рядах более 5 тыс. человек. Для связи с общественностью при Московском городском штабе народных дружин создали Общественный совет. В его состав вошли, частности, Тельман Гдлян, Аркадий Мурашов, Владимир Дашкевич, Аркадий Черниченко. К октябрю наши структуры уже, по сути, сложились и были вполне дееспособны. Для них пошили первые 300 комплектов формы дружинника, 25 тыс. трехцветных повязок.
Сбор — на Тверской
Примерно к полудню перед нами были поставлены три задачи. Первая — информировать правительство Москвы о том, что происходит на улицах города. Вторая — собирать вокруг наших отрядов надежных людей, по возможности отсекая случайных. И третья — стараться по мере сил не допускать в центр города праздношатающихся зевак, которых, как помнят очевидцы, оказалось тогда множество.
К обеду в городском штабе народной дружины уже функционировали несколько групп. Одна из них — оперативные дежурные; она состояла почти исключительно из офицеров. Группу информации возглавил полковник Александр Шаравин. Технические средства у нас, конечно, были допотопные. Первую схему нашей обороны Шаравин разрабатывал карандашом на четырех простых листах бумаги. Еще одна группа занималась оформлением приходивших в дружины людей. Ее начальником стал мой заместитель генерал Анатолий Кириллов. Обеспечением тыла, в частности питанием, ведал майор Владимир Большаков. Координацию народных дружин на метрополитене, на Московской железной дороге, на речном транспорте и в ОСВОДе осуществлял полковник Геннадий Манаков. Начальником отдела по взаимодействию с ГУВД и окружными отделами ВД стал капитан милиции Анатолий Михальчук.
К этому времени в нашем распоряжении имелось уже около двух тысяч человек. Обстановка в городе была очень неопределенная и сложная. Для ее выяснения мы организовали разведывательные группы по три-пять человек. Ими в основном командовали офицеры — и находившиеся на действительной службе, и уволившиеся в запас. Каждому командиру разведгруппы я лично ставил задачи с выдачей удостоверений, заверенных моей красной печатью. Первый доклад Эрнесту Бакирову о ситуации в городе я сделал около 15 часов, а в последующем — докладывал мэру через каждые тридцать минут.
Прибыли отряды медиков из Центроспаса. Медицинская дружина насчитывала более ста человек. Крайник подогнал к мэрии пожарную машину, и с нее выступали люди на стихийном митинге, который шел с 17 часов. Я с этой трибуны призывал людей записываться в народные дружины. Выступали с нее Руслан Мирошник, Вячеслав Крайник, Лев Пономарев, Валерия Новодворская. Потом, когда часов с 20 пошел организованный митинг и выступающие говорили уже с балкона мэрии, машину, конечно, отогнали. Мы подсчитали потом и определили, что вокруг Белого дома в тот день и ночь было около 0,1−0,15% населения Москвы, а возле мэрии — где-то около 0,5−0,6 процента. Только повязок дружинника на фоне трехцветного триколора было выдано вновь принятым в народную дружину 16 000 да плюс резерв около 20 000 человек. Я имею в виду тех, кто находился не только на Тверской, но и на наших баррикадах — на Васильевском спуске, за Центральным телеграфом, на улицах Никитской, Станкевича и так далее. Искренне жаль, кстати, что трехцветные повязки ныне руководство города отменило, заменив их вновь на повязки красного цвета, с которыми 3−4 октября штурмовали Останкино бойцы генерала Макашова.
Что касается милиции и органов безопасности, то они в условиях начала междоусобицы (как и армия, по большому счету) предали своего президента, попряталась и охраняли сами себя. Будем говорить откровенно — город в ту ночь силовиками был оставлен на произвол судьбы. Но с начальником ГУВД генерал-лейтенантом милиции Панкратовым у нас на тот момент было налажено очень хорошее, рабочее взаимодействие. Мы постоянно обменивались информацией.
О штурме здания мэрии на Новом Арбате мы доложили Юрию Лужкову буквально через 15 минут. К 18 часам у нас уже было построено 25 баррикад по всему центру Москвы, в основном — вокруг мэрии на Тверской, Центрального телеграфа и прилегающим улицам.
В той обстановке, по сути, в начавшейся гражданской войне, очень трудно было определять, кто свой, а кто чужой. Не в форму же военные люди были одеты. И, конечно, как мы добывали информацию в интересах мэрии, так и с той стороны добывали информацию в интересах Белого дома.
Не могу не рассказать и еще об одном эпизоде того дня. Под вечер пришел ко мне депутат Верховного Совета Виталий Уражцев. Мы с ним были давно знакомы. Он говорит: «Толя, президент Руцкой нуждается в тебе». Я ему отвечаю: «У меня есть свой долг, и я его буду выполнять. Я — сторонник Ельцина». Спустя полгода мы встретились с Уражцевым около Исторического музея, он шел в колонне после возложения венков у могилы Неизвестного солдата и, завидев меня, прокричал: «Цыганок — предатель!»
Только полковник Цыганок никого не предавал: он выступил на стороне того дела, которое почитал за правое…
Боеготовый полк
Мы посылали людей охранять разные важные объекты — к примеру, редакцию газеты «Известия», радиостанцию «Эхо Москвы» (она тогда помещалась на Пятницкой улице). Причем дружинники не имели оружия, они должны были только образовать живое кольцо вокруг этих объектов.
В 21.30 с балкона мэрии выступил Константин Боровой и потребовал раздать оружие людям, собравшимся на площади, — ведь ситуация развивалась непредсказуемо. В городском штабе шло формирование отряда из военнослужащих, которых намечалось вооружить. Из общего числа дружинников, как уже говорилось ранее, около двух с половиной тысяч были офицеры и прапорщики. Практически — боеготовый полк. Я не сомневаюсь, что он мог бы выполнить поставленную задачу. Мы связались тогда с Гайдаром (через Александра Долгалева), тот нам пообещал, что даст распоряжение МЧС о выдаче под мою ответственность нескольких тысяч автоматов. Этот вопрос в течение ночи 4 октября поднимался несколько раз. Эрнест Бакиров несколько раз спрашивал: «Анатолий Дмитриевич, вы оружие еще не выдали?»
В штабе готовились списки готовых сражаться, уточнялись паспортные данные. В связи с этим, помнится, даже «Интерфакс» дал информацию: в Московском городском штабе народных дружин готовятся к раздаче оружия. И только когда стало известно, что в Москву прибывают несколько отрядов милиции особого назначения, где-то под утро я получил команду: «Автоматы не выдавать!».
Многие в ту ночь были готовы сдавать кровь, и мы развернули два донорских пункта: один — в помещении городского штаба (Тверская, 8), а другой — прямо на улице в трех автобусах.
В 23.30 стало известно, что комендантом Москвы назначен генерал-лейтенант Александр Куликов. В 00 часов 4 октября пришла информация о том, что создан военный штаб, который располагается в здании правительства РФ на Старой площади. Руководителем этого штаба, который должен был взаимодействовать со всеми воинскими структурами, стал генерал армии Константин Кобец. Я с Константином Ивановичем был знаком хорошо, служил под его руководством и в штабе обороны Дома Советов РСФСР, и в Комитете военной реформы при Государственном Совете СССР.
Где-то под утро от профсоюза авиадиспетчеров России поступила информация, что в небе неподалеку от Москвы находятся 38 самолетов, которые якобы вызывал Руцкой. Я доложил об этом Эрнесту Бакирову, он предложил мне связаться с Константином Кобецом, чтобы выяснить, чьи войска по воздуху перебрасываются в столицу. И снова, как в 91-м году, диспетчеры затягивали посадку машин (мол, не готовы к приему такого большого числа) и дали «добро» на приземление лишь после того, как генерал Кобец сообщил, что эти самолеты летят по распоряжению не Руцкого, а правительства России.
После выхода указа президента о введении чрезвычайного положения в Москве, где одним из пунктов был раздел о закрытии коммунистических газет, между часом и двумя ночи мы стали высылать дружинников в редакции таких изданий, как «Советская Россия», «День», «Правда», «Литературная Россия», «Пульс Тушина». Мне докладывали, что все прошло очень спокойно. Особенно никто не возмущался. Из полумиллионного отряда самой крупной организации Компартии России не нашлось даже десятка коммунистов, готовых защищать свои органы печати. Часть их тиражей привезли в помещение городского штаба народных дружин, где они валялись до 7 октября при входе и под лестничным маршем, часть складировали на улице. Из половины пачек были сложены импровизированные нары, на которых отдыхали дружинники. Об этом закрытии газет прошла только маленькая заметка в «Аргументах и фактах», где было сообщение дружинника Михайлова из оперативного отряда «ОКДОР», которым командовал продюсер Руслан Мирошник. Не обошлось и без накладок. Утром 7 октября выйдя из штаба я увидел, что рядом с памятником Юрию Долгорукову горит костер из газет. Какой-то умник из штаба дал команду: «Убрать валявшиеся газеты!», и вместо того, чтобы загрузить в грузовую машину и вывезти этот мусор, ничего умнее не придумали, чтобы их сжечь на площади.
Памятные эпизоды
А были и другие примеры. Я только позднее узнал, что среди нас была группа каскадеров под руководством Андрея Ростоцкого. Где-то ночью приходит ко мне войсковой старшина и объявляет: «Сотня Всевеликого войска Донского в количестве 400 человек прибыла в ваше распоряжение для защиты президента Ельцина». Именно эта сотня выселяла из гостиницы «Россия» множество чеченцев, собравшихся там по призыву Хасбулатова, поскольку отделение милиции пасовало перед письмами, подписанными председателем Президиума ВС РСФСР. Вполне возможно, что это была первая «зачистка» в Москве.
Но ситуация гражданской войны — очень непростая и, так сказать, неоднозначная. Было распоряжение президента о прекращении деятельности советов всех уровней, и в Москве мои дружинники это распоряжение выполняли. Во главе Октябрьского районного совета стоял мой близкий друг. Он действительно был убежденным сторонником Хасбулатова, то есть на тот момент моим противником. Но я счел своим долгом его предупредить, чтобы он из здания райсовета ушел. А семья его несколько дней жила в моей квартире. Я и сегодня думаю, что поступил правильно. Такие вот бывают коллизии во время гражданской смуты.
А вот с чем я категорически не согласен — это с тем, что было прекращено уголовное дело по октябрьским событиям. Никто так и не понес ответственности. А ведь погибли 147 человек. Не тысячи, конечно, ибо все эти разговоры про баржи, вывозившие горы трупов, — просто бред. Это просто невозможно. Однако почти полторы сотни убитых — тоже немалая потеря. Кого надо винить в их смерти? Ответа мы так и не имеем.
Начиная с 5 октября, большое число боевиков и их пособников прятались по Москве. Особенно тяжелое положение сложилось в Северо-Восточном округе, где расположен телецентр Останкино, и почему-то в Северо-Западном — в лесном массиве Серебряного Бора. Наши дружинники занимались совместно с внутренними войсками и милицией их поиском.
Вот с чем не справились ни милиция, ни внутренние войска, ни армия и мы, дружина, в том числе, — не смогли поставить какие-то заслоны и праздношатающаяся публика хлынула в самые опасные места. Во время обстрела Дома Советов на Краснопресненской набережной зеваки сидели на мосту, обсуждая, какими снарядами бьют по зданию танки: калибра 100 или 120 миллиметров? Поэтому моральную ответственность за кого-то из тех 147 погибших несет и правительство Москвы.
Тесный рабочий контакт у меня был в эти дни с Аркадием Мурашовым, возглавлявшим одно время ГУВД Москвы. Тогда на совещаниях в правительстве, где обсуждались варианты возрождения народных дружин, он был противником их создания. Но когда ранним утром 6 октября мы с ним поехали на его машине позавтракать хоть наконец по-человечески дома, я его спросил, помня о его возражениях: «Ну как, нужны были народные дружины?» И он признал все-таки, что мы оказались в нужном месте и вовремя.
За работу народных дружин в эти дни несколько человек получили государственные награды. Но многие тысячи людей, в том числе и большая часть офицеров, которые тогда были с нами, не ждали никаких орденов или медалей. Они считали, что просто исполнили свой долг.
Итоговое донесение начальника московского городского штаба народных дружин мэру Москвы от 8 октября 1993 года
В городском штабе народной дружины (Тверская, 8) было сформировано 59 народных дружин и отрядов общей численностью
16 000 человек, а также подготовлен резерв из 20 000 человек. Указанные дружины и отряды были распределены по следующим объектам:
— на территории вокруг комплекса зданий правительства Москвы (Тверская, 13) общей численностью 8000 человек;
— на территории мэрии Москвы — 3000 человек;
— в районе комплекса редакции газеты «Известия» — 380 человек, технического центра «Останкино» — 560 человек, радиоцентра на Пятницкой — 320 человек, на ул. Пушкинская — 615 человек. На Тверском бульваре — 386 человек;
— резерв Московского городского штаба составил — 3000 человек (отряды офицеров, каскадеров, воинов-«афганцев»).
По распоряжению правительства Москвы были выделены отряды по контролю за деятельностью и опечатыванию районных советов народных депутатов: Киевского — 180 чел., Октябрьского — 90 чел., Свердловского — 120 чел.; для опечатывания редакций газет «Правда» — 80 чел., «День» и «Литературная Россия» — 100 чел., «Гласность» — 120 чел., «Пульс Тушино» — силами оперативного отряда Северо-Западного округа, «Советская Россия» — 100 чел., «Рабочая трибуна» — 100 чел., «Русский вестник» — 100 чел.
Отдел разведки (10 разведывательных групп) в течение двух суток постоянно вел разведку и информировал правительство об обстановке в районах Дома Советов, комплекса зданий мэрии и центральных улиц города.
В результате проведения профилактических мероприятий народными дружинниками, общественностью совместно с органами ГУВД в период чрезвычайного положения в Москве… были задержаны 3581 лицо за преступления, нарушение паспортных правил, правил дорожного движения, хулиганство.
