Земля и земство — основы Белой России

Прошло уже более 80 лет со дня окончания в ноябре 1920 г. Белой борьбы на юге России. Белый Крым, последняя частичка Белой государственности — «остров Крым», — погиб под натиском красного Интернационала. Тысячи русских людей были вынуждены покинуть Родину, унося с собой не только боль потерь и горечь эмиграции, но и веру в то, что начатая ими борьба с большевизмом не была напрасной, что рано или поздно она завершится не только победой над советской властью, но и становлением новой, Белой России. Эта Россия со временем превратилась в некий светлый образ, постепенно утратила свои реальные черты. Стали говорить и писать только о борьбе «против» коммунистического режима. О том, что была борьба «за», за реализацию определенной политической программы, говорили гораздо меньше. Однако представлять ее, равно как и все Белое движение, только героическим символом ошибочно. Говорить о том, что была только «светлая идея», но не было идеологии — неверно. Черты будущего реально воплотились в жизнь в Крыму 1920 г.

Новый Главнокомандующий Вооруженными Силами Юга России (позднее — Главнокомандующий Русской армией) генерал-лейтенант Петр Николаевич Врангель так определял задачу возглавляемой им власти: «…Не триумфальным шествием из Крыма к Москве можно освободить Россию, а созданием хотя бы на клочке русской земли такого порядка и таких условий жизни, которые потянули бы к себе все помыслы и силы стонущего под красным игом народа"1. Тем самым провозглашался отказ от заветной цели южнорусского Белого движения еще с 1918 г. — занятия Москвы, декларировалось намерение создать из Крыма своего рода плацдарм, на котором можно было бы реализовать новую политическую программу, создать модель Белой России, альтернативную России большевистской.

Главной частью этой программы стала земельная реформа, рассчитанная на создание новой социальной базы Белого движения, зажиточного и среднего крестьянства, способного снабжать армию и тыл, поддержать Белую власть. Для всех, кто даже немного знаком с историей нашего Отечества начала XX в., известно, что в драматических событиях Февраля-Октября 1917 г. в «борьбе за власть» особенно часто провозглашался лозунг радикальной земельной политики, «черного передела», который якобы даст возможность «измученному непосильным, подневольным трудом и безземельем крестьянству» вести «свободное, продуктивное хозяйство». Предлагалось провести полную ликвидацию крупных имений, причем совершенно не учитывалось, что крестьянские хозяйства, даже получив дополнительные участки земли, не смогут сразу же заменить собой разоренные экономии как по общему сельскохозяйственному производству, так и по степени применения интенсивных способов земледелия. В 1917 г. преобладающими оказались идеи аграрной революции, последствия которой сказались как в быстром падении основных показателей развития сельского хозяйства, так и в резком сокращении, запустении плодородных пахотных земель. Ощутимого прибавления земли после произведенного «черного передела» большинство крестьянских хозяйств так и не получило. Те 1−2 десятины земли от разделенных имений не привели к ожидаемому процветанию села. Становилось ясным, что мизерное наделение землей, к тому же землей, не закрепленной в собственность, не разрешит проблем российской деревни. Необходимость усиления крестьянских хозяйств, закрепления за ними земли на правах собственности составила основу реформ П. А. Столыпина. Но нормальный, эволюционный ход развития российского земледелия был нарушен начавшейся войной и революцией. Белое движение с момента своего зарождения на Юге России (ноябрь 1917 г.), заявив о восстановлении государственного порядка и законности, должно было определить и свое отношение к совершившемуся «черному переделу». Восстановить существовавшие до февраля 1917 г. поземельные отношения уже не представлялось возможным. В этой ситуации перед правительствами генералов А. И. Деникина и П. Н. Врангеля вставала задача направить процессы земельных разделов в русло организованной земельной реформы. Об этом говорил в одном из интервью осенью 1919 г. будущий министр иностранных дел Правительства Юга России П. Б. Струве: «Сейчас земельный вопрос сводится к тому, чтобы утвердить крестьянскую собственность. Русская революция должна осуществить столыпинскую аграрную реформу. Я сказал когда-то, что нужно лозунг социалистов-революционеров «в борьбе обретешь ты право свое» окончательно превратить в лозунг «в борьбе обретешь ты право собственности"2.

Особое Совещание при Главнокомандующем Вооруженными Силами Юга России (ВСЮР) генерал-лейтенанте А. И. Деникине строило аграрную политику на принципе «непредрешения»: проведение аграрных преобразований предполагалось только после «окончательной победы над большевизмом». Показательны в этом отношении замечания, высказанные в письме бывшего председателя IV Государственной думы М. В. Родзянко А. И. Деникину: «…считаю своим гражданским долгом предостеречь Вас от рискованного и опасного шага в виде издания земельного закона Вашей единоличной властью… Закон, выработанный случайно собравшимися людьми (имелось в виду Особое Совещание. — В. Ц.), для этой цели не имеющими достаточно народных полномочий, не может быть авторитетным в глазах народа…, а может быть не только бесполезным, но даже вредным для страны…"3.

Официальным документом, определявшим курс аграрно-крестьянской политики Особого Совещания, стало «Предписание Особому Совещанию по земельному вопросу», более известное как «Декларация генерала Деникина о земле». Ее авторство принадлежало Н. И. Астрову, одному из лидеров либерального «Национального Центра». В ней заявлялось о сохранении права собственности на землю, но в то же время, и о наделении мелких и средних крестьянских хозяйств за счет казенных и частновладельческих земель. Сочетание этих двух, казалось бы, взаимоисключающих принципов, предполагалось провести посредством добровольных сделок купли-продажи земли между крестьянином и помещиком. А по истечении этого периода (от 2-х до 5-ти лет) — через принудительное отчуждение части владельческих земель, но обязательно за выкуп4. Для законодательного воплощения провозглашенных Декларацией принципов создавалась особая комиссия под председательством главы Управления земледелия В. Г. Колокольцева (бывшего министра земледелия в правительстве Гетмана Скоропадского), а после его отставки (июль 1919 г.) — профессора Киевского университета А. Д. Билимовича и главы ведомства юстиции В. Н. Челищева.

Деникинское правительство неоднократно заявляло о необходимости развития крестьянских хозяйств. Во всех официальных выступлениях, во всей пропагандистской литературе подчеркивалось, что только интенсификация земледелия, широкая помощь крестьянству инвентарем, доступным кредитом, семенами, удобрениями поможет разрешить проблемы российского села. «Нужно воспитывать в крестьянине хозяина, настоящего собственника, а не поощрять его стремление все поделить и захватить не принадлежащие ему земли», — так оценивал суть требуемой аграрно-крестьянской политики А. Д. Билимович5. Будущее представлялось в интересах мелких и средних крестьян-собственников.

Законопроект комиссии А. Д. Билимовича — В. Н. Челищева отличался четкостью юридических формулировок. Им предусматривалось два варианта отчуждения владельческих земель, при которых вводилась погубернская дифференциация: в зависимости от плотности населения и средних размеров крестьянских хозяйств у владельцев отчуждалось большее или меньшее количество земли сокращались сроки начала реформы (до 2-х лет после наступления «гражданского мира»).

Обсуждение данного законопроекта в печати выявило довольно противоречивые его оценки различными политическими группировками. Однако точку в этих спорах поставил Верховный Правитель России адмирал А. В. Колчак. Еще накануне опубликования проекта в ноябре 1919 г. он указал на недопустимость издания каких-либо законодательных актов по земельной политике вне координации с сибирским правительством».

Становилось ясным, что предполагавшаяся земельная реформа не сможет полностью удовлетворить все социальные группы и, тем более, политические партии и организации. Необходимо было, очевидно, принимать решение о проведении земельных преобразований единоличным актом Верховной власти на Юге России. Однако положение на фронтах, изменившееся к концу 1919 г. не в пользу Белого движения, потеря большей части Юга, не способствовали немедленному утверждению земельного законодательства. А. И. Деникин не счел возможным приступить к осуществлению реформы в таких условиях. Сделать это предстояло сменившему его на посту Главкома ВСЮР генерал-лейтенанту П. Н. Врангелю.

Показательно, что сам Врангель первоначально также не отказывался от пути разрешения «аграрного вопроса», предначертанного «Декларацией» Деникина. Снова, как и в 1919 г., в Крыму была созвана комиссия для разработки очередного, на этот раз уже третьего, земельного законопроекта. И снова, как год назад, политические, сословные амбиции ее участников стали преобладать над интересами быстрой разработки закона. Комиссия под председательством нового главы Управления земледелия сенатора Г. В. Глинки была распущена по указанию П. Н. Врангеля, и разработка проекта поручалась фактически единолично ее председателю. Законодательство, выработанное к концу мая 1920 г., было утверждено Главкомом к началу наступления Русской армии (переименованные ВСЮР) из Крыма на равнины Новороссии8.

Провозглашалось, что «армия должна нести крестьянам землю на штыках». «Опора на крестьян» обеспечила бы, по мнению Врангеля, «победу над большевизмом». Неслучайно поэтому 25 мая 1920 г., накануне наступления в Северной Таврии, был обнародован «Приказ о земле». Аграрная реформа Правительства Юга России, возглавлявшегося А. В. Кривошеиным, ближайшим помощником Столыпина, начала осуществляться в Таврии незамедлительно, по мере занятия уездов и волостей Новороссии Русской армией. Так произошел полный отказ от позиции «непредрешения».

Аграрно-крестьянское законодательство 1920 г. принципиально отличалось от предшествующего периода прежде всего своей краткостью, сосредоточенностью на главных проблемах сельской жизни того времени. Неслучайно лучшей, самой доступной формой пропаганды в 1920 г. стали листовки с кратким изложением основных положений земельного законодательства.

Вся земля, в том числе и «захваченная» у помещиков в ходе «черного передела» 1917−1918 гг., оставалась у крестьян. Земельные угодья оставались в «распоряжении обрабатывающих их хозяев», независимо от того, на каком праве это распоряжение основано (тем самым фактически признавался законным «захват» частновладельческих земель после 1917 г.). «Захваченные земли» закреплялись в собственность крестьян после уплаты государству за них ежегодно в течение 25 лет (деньгами или натурой) «пятикратного среднего за последние 10 лет урожая зерновых» данного района. Приказом Главкома от 26 июня 1920 г., учитывая бедственное положение многих крестьянских хозяйств в результате войны, размер выкупа определялся уже как «пятикратное среднее от урожая текущего года», а не за последние 10 лет (гораздо более урожайных, чем 1920 г., например 1919 г.). Бывшие владельцы полностью исключались из расчета с крестьянами-«захватчиками». Более того, специальным распоряжением генерал Врангель запретил помещикам возвращаться в свои имения и занимать любые административные должности в местностях, где находились их имения. Расчет с ними (передачу выкупа) государство брало на себя9.

Отчуждение, однако, не было всесторонним. Из списка отчуждаемых (среди которых на первом месте были земли длительное время сдаваемые в аренду) исключались хуторские, отрубные земли (т. е. земли тех же крестьян-собственников, «столыпинских хуторян»), а также земли, имеющие «культурное, общественно-полезное значение» (тем самым государство защищало от ликвидации многие ценные хозяйства, например, известное имение баронов Фальц-Фейнов «Аскания-Нова» было передано Таврическому университету; не подлежали разделу и бывшие имения членов Императорской фамилии в Крыму).

Осуществление земельной реформы Правительством Юга России при генерале Врангеле было призвано исправить ошибки аграрно-крестьянской политики Особого Совещания в 1919 г. В Таврической губернии (особенно в Крыму), отличавшейся относительной стабильностью и отсутствием повстанческого движения, очень многие помещики продолжали жить в своих имениях. С крестьянами заключались арендные договоры, в небольших размерах практиковалась купля-продажа земли (особенно в приморской зоне Ялтинского и Феодосийского уездов), как правило, под дачи. Реализация земельной реформы, очевидно, могла бы вызвать их противодействие. Однако подобные факты были единичны. Так, Севастопольский отдел Всероссийского Союза земельных собственников ничем открыто не заявлял своего несогласия с проводимой реформой, ограничившись только «покорнейшей просьбой» о присылке законодательных актов реформы на адрес правления Союза10. Когда один из крупнейших таврических землевладельцев Шатилов-Фелибер (имение которого «Атманай» Мелитопольского уезда было в числе первых, разделенных по установленным реформой нормам) просил в августе 1920 г. разрешения просто проживать в имении, ему запретили это по причине «нежелательности возвращения крупных землевладельцев в их имения при настоящих условиях, когда в крестьянстве еще не окрепла уверенность, что закон о земле будет действительно осуществлен и когда вся сила агитации большевиков направлена к тому, чтобы вызвать сомнения в этом и внушить убеждение, что русская армия возвращает землю помещикам». Правда, начальник Гражданского Управления С. Д. Тверской рекомендовал Г. В. Глинке отказать Шатилову в просьбе жить в самой усадьбе, предоставив возможность проживать в доме… сторожа экономии».

Проведение реформы возлагалось исключительно на самих крестьян (через посредство земельных советов), но при контроле со стороны местного административного аппарата. То, чего так не хватало на Юге России в 1919 г. — местных органов Управления земледелия, — в 1920 г. восполнялось хорошо отлаженным аппаратом с четкой иерархией подчинения от начальника Управления земледелия до рядового землемера и статистика. Начальник Управления Г. В. Глинка, губернский посредник по земельным делам инженер Шлейфер, уездные посредники неоднократно выходили с ходатайствами в Управление начальника снабжения генерала П. Э. Вильчевского, мобилизационный отдел Военного Ведомства с ходатайствами о снабжении служащих необходимым обмундированием, подводами для разъездов, а также об освобождении от военной службы. В распоряжение посредников по земельным делам выдавались крупные денежные авансы12.

Организация делопроизводства при проведении землеустроительных работ также отличалась систематичностью и продуманностью; были заготовлены специальные бланки Актов на владение землей («голубая бумага с гербом») крестьянами, «описи имений» с подробным указанием категорий отчуждаемых и не подлежащих отчуждению земельных участков и др. Полномочия местных земельных органов тщательно регламентировались в циркулярах Управления земледелия, причем постоянно подчеркивались не руководящие, предписывающие, а лишь контролирующие функции чиновников: «…требовать от сходов крестьян мы мало чего можем, а домогаться их собственных решений в известном направлении желательно, не забывая, что время приказаний и указаний… прошло, а нравственное влияние и авторитет заслуживаются трудным путем действительной помощи населению…», «…уездный посредник по земельным делам ни с какой стороны не должен быть начальством, а лишь желанным гостем в селе…, способным разъяснить закон и помочь разобраться населению в действительно сложных вопросах…"13.

Изложенные выше предписания весьма примечательны, показывают весьма демократичное отношение Правительства Юга России к проводимой реформе, в отличие от осуществления всех предшествовавших реформ в России, в том числе и реформы П. А. Столыпина. В ходе последней местный административный аппарат наделялся гораздо большими полномочиями по контролю и руководству крестьянскими волостными и сельскими сходами.

Основной категорией «подлежащих разделу земель» стали земли «частновладельческие сельскохозяйственного пользования». Нормы землевладения устанавливались волостными земельными советами с учетом местных особенностей. Так, при установлении размеров участка в Симферопольском уезде учитывались, прежде всего, реальные возможности того или иного хозяйства. Южные волости уезда специализировались преимущественно на садоводстве, виноградарстве. Эти культуры не требовали значительной земельной площади. Поэтому нормы крестьянской и помещичьей земель, установленные здесь, были небольшими в сравнении с северными и центральными волостями уезда, где преобладали зерновые. Большая часть наделов в этих волостях устанавливалась уже в размерах 40, 60 и 100 десятин в зависимости от качества почвы, а минимум помещичьего землевладения составлял 100 десятин. В степных уездах Крыма (Перекопском, Евпаторийском) нормы крестьянского и помещичьего землевладения были относительно единообразны (100−200 десятин для помещичьего и 50−60 десятин для крестьянского)14.

В Северной Таврии распределение земельного фонда также отличалось неравномерностью. В Бердянском уезде максимумы крестьянского землевладения колебались от 20 до 65 десятин. В Днепровском уезде минимум помещичьего землевладения устанавливался в 100 десятин, а максимум крестьянского — 70 десятин. Разнообразие норм объяснялось качеством почвы выделяемых земель, многосемейностью владельцев, а также «культурным значением имения», сохранить которое признавалось необходимым15.

В больших селениях Таврии пахотная земля нередко отходила далеко от границ усадьбы, и здесь встречались трудности в установлении размеров закрепляемых в собственность участков из-за их пригодности (возвышенные или низкие участки, сухие, заболоченные, овражистые и т. д.), а также удаленности от проселочных дорог, населенных пунктов, мельниц и др. Трудности размежевания отражало письмо одного из крестьян Мелитопольского уезда в редакцию газеты «Голос фронта»: «…Помещичьи хозяйства в уезде все в запустении… Много трудностей еще в работе земельных советов… Не разрешают трогать межуездные и межволостные земли… Вот и получается, что у одного густо, а у другого пусто… У отрубников по 500 десятин на хозяйство, а их тоже трогать нельзя… Нужно, чтобы правительство, если оно действительно заботится о крестьянине, дополнило бы закон о земле, изменило его, если нужно"16. Если учитывать, что данные трудности возникали в многоземельной Новороссии, то легко предположить, какие сложности в земельном размежевании могли бы возникнуть при проведении реформы в более северных районах Малороссии и Центральной России, в условиях неизжитой чересполосицы, малоземелья и других, веками складывавшихся особенностей землеустройства. Выходом из подобного положения в условиях Таврии представлялась организация так называемых «показательных селений», в которых земельные участки распределялись между владельцами равномерно на определенной площади, при селах устраивались школы, больницы, артезианские колодцы, опытные станции, мельницы. Данные «показательные селения» предполагалось образовать на землях отчуждаемых частновладельческих имений.

Процесс самого раздела занимал основную часть работы земельных советов Таврии летом-осенью 1920 г. Основания для раздела, как правило, выдвигались следующие: отсутствие владельцев и отсутствие претензий с их стороны к производимым землеустроительным работам; владельцы не ведут самостоятельно земледелия в имении; большая часть земли сдается в аренду; пахотные земли запущены и др. Предусматривалось показательное «укрепление земли за трудящимися на ней хозяевами» в имениях «Черная Долина» князя Мордвинова Днепровского уезда и «Атманай» Шатилова-Фелибера Мелитопольского уезда. Работы по обследованию земельного фонда «Атманая» начались с середины августа. При этом со стороны управляющих и бывших владельцев предпринимались попытки помешать правильному ходу землеустройства (указывалось на необходимость выплаты крестьянами миллионной компенсации за отчуждаемые постройки, сохранения за владельцами соляных промыслов и др.). Но, несмотря на объективные трудности (близость фронта, неуверенность в устойчивости власти) и противодействие владельцев, землеустроительные работы в имении были закончены к началу сентября. Из общей площади в 9000 десятин 1500 десятин, находившихся под соляными промыслами, возвращались владельцу, плюс 1700 десятин для ведения хозяйства собственного имения. 500 десятин передавались в запас для наделения жителей волости, служивших в рядах «борющейся за возрождение русской государственности армии», а остальные 5300 десятин укреплялись за 385 землевладельцами1'. Мелитопольский уездный совет утвердил решения Ефремовского земельного волостного совета, на территории которого находилось имение, после чего новым собственникам предполагалось выдать акты на владение землей.

Следует отметить, что разделы имений, обращенных в совхозы (а именно таковыми являлись «Черная Долина» и «Атманай»), происходили менее болезненно, чем имений, в которых проживали владельцы, или тех, которые могли попасть под категорию «высококультурных». Легче было приступить к разделу крупных имений, уже обрабатываемых арендаторами. Именно так были разверстаны имения «Рогачевское» Великого князя Николая Михайловича, графини Апраксиной (оба Мелитопольского уезда). По данным Управления к середине октября «в Днепровском уезде приступлено к отчуждению и распределению между трудящимися арендного фонда 8 крупных имений площадью до 72 тыс. десятин"18. Несколько небольших имений было разверстано в Симферопольском уезде, причем прежним владельцам оставались лишь земли при усадьбе, сады, постройки имения, не превышавшие в совокупности 50 десятин.

Следующим этапом в реализации реформы стало внесение выкупа (0,25 части текущего урожая зерна) за закрепляемую в собственность крестьянам землю. Внесение выкупа должно было бы разрешить для правительства Юга России и проблемы продовольственного снабжения армии и тыла, городов, зернового экспорта. Однако здесь надежды не оправдались. Разоренные хозяйства крестьян Таврии оказались не в состоянии удовлетворить потребности фронта и тыла. В донесении губернского посредника по земельным делам инженера Шлейфера отмечалось: «…очевидно, в связи с ослаблением хозяйственной мощи населения, работающего на земле, и разрухой последних лет… придется подвергнуть вопрос о размере выкупа пересмотру в целях приведения его в соответствие с условиями, при коих озимый хлеб шел бы не только на уплату казне, но и на посев"19. К концу сентября, когда обстановка на фронте начала меняться не в пользу Русской армии, в условиях, когда крестьянство начинало сомневаться в устойчивости власти, а также в виду необходимости дополнительного обсеменения полей из-за гибели части озимых от ранних заморозков, сдача 0,25 части урожая практически прекратилась. Шлейфер отмечал, что «пятую часть урожая этого года, подлежащую сдаче в казну, следует считать в большей степени пропавшей, (крестьяне) не прельщаясь мыслью о зачете этого взноса в счет платежа за землю, считают более соответствующим своим интересам обращение этого взноса в свою пользу…». Всего за период с 31 августа по 20 сентября по сводкам Управления земледелия «…поступило в Перекопском уезде пшеницы — 602 пуда, ржи — 6 пудов, ячменя — 387 пудов, сена — 120 пудов… уездный посредник приступил к сокращению приемных пунктов…"20. Столь же скромными были результаты и в других уездах Таврии. В то же время на элеваторах, мельницах губернии оставалось от предшествующих урожаев десятки тысяч пудов зерна и муки. Собственно, именно за счет этих запасов продовольствия и существовал Белый Крым в 1920 г.

Реализация реформы столкнулась и с другими трудностями. Для успешного проведения ее недостаточно было хорошо осведомить о ней крестьянство, следовало также заручиться его поддержкой. Частая же смена власти сама по себе не побуждала крестьян с доверием относиться к новому земельному порядку, тем более что период деникинского правительства нередко связывался в представлении крестьян с бездействием властей, произволом чиновников и помещиков, реквизициями, повинностями.

Раздел имений, помимо чисто политических, даже пропагандистских целей, должен был решить проблему сельскохозяйственного кризиса в южнорусском хозяйстве. Предполагалось, что передача крестьянам необрабатываемых и арендованных частновладельческих земель на правах собственности, станет для них дополнительным стимулом к расширению посевов и увеличению сельскохозяйственного производства. Считалось, что перемена формы собственности на землю сможет разрешить большинство проблем сельского хозяйства. При тех больших надеждах, которые возлагались правительством на перемены к лучшему, в связи с дополнительным наделением крестьян землей и закреплением за ними помещичьих земель, недостаточно учитывались реальные экономические возможности крестьянских хозяйств, призванных заменить собою крупные владельческие поместья. Обрабатывать не только собственную надельную, но и бывшую помещичью землю в условиях, когда из-за военных действий, реквизиций, повинностей и других факторов резко сокращались посевные площади, падала урожайность зерновых, разрушался инвентарь, для крестьянства даже такого богатого района Юга России, как Таврия, становилось невыгодным. Губернский посредник с сожалением констатировал, что «крестьяне особой жадности на землю не проявляют». Обработка собственного надела, натурализация бывших товарных крестьянских хозяйств, отсутствие экономического интереса в расширении посевов — вот печальные последствия Гражданской войны для некогда хлебородной Таврии.

В то же время высокие нормы, установленные земельными советами, производились из расчета обязательного расширения посевов при ожидаемой, в случае победы Белого движения, стабильности экономической и политической жизни. Подобный порядок утвержденных советами максимумов крестьянского землевладения и минимумов помещичьего можно с полным основанием считать свидетельством доверия крестьян к проводимым преобразованиям. Не менее активно крестьяне участвовали в выборах в органы местного земельного управления — в создаваемые, по реформе, волостные и уездные земельные советы (здесь Врангель не побоялся использовать даже такой «революционный» термин)21.

Создание этих органов, избираемых местными крестьянами, стало заметным шагом вперед по сравнению со всеми предшествующими аграрными преобразованиями (в том числе и реформой Столыпина, осуществление которой поручалось Землеустроительным Комиссиям), поскольку теперь крестьяне-собственники могли самостоятельно решать вопросы сельской жизни. Для того чтобы провозглашенные Правительством Юга России принципы земельной реформы не оставались «на бумаге», чтобы ее реализация не превратилась в очередное бюрократическое «творчество», надо было заинтересовать крестьянство, доказать, что результаты зависят от непосредственного участия в ее осуществлении. Способы, при которых приезжавшие губернские и уездные чиновники, служащие различных комиссий начинали без совета с крестьянами «делить» землю, себя совершенно не оправдали. Деревня Юга России уже видела и хорошо запомнила и земельные комитеты Временного правительства, и большевицкие «комитеты незаможных селян», и управы Украинской Народной Республики, и деникинских волостных старшин.

Многочисленные, бесконечно сменявшие друг друга правители и правительства (только в одной Таврической губернии с 1917 г. сменилось 16 властей), казалось, были озабочены только одной целью, кроме, разумеется, самой главной — удержаться у власти как можно дольше. Крестьянство все больше убеждалось в том, что власть над деревней, власть «от города», ничего для них не дает. А при этом требует от села «жертв» то во имя «мировой революции», то «Великой, Единой, Неделимой России», то ради «самостийной Украины». Росло недоверие, отчуждение от всякой власти вообще. Свой «атаман», местный «батько», становился для селянина гораздо ближе, понятнее любых других правителей.

Казалось бы, начинать земельные преобразования в подобных условиях недоверия и отчужденности крестьянства было для Правительства Юга России совершенно бесперспективно. Но возможному успеху задуманной реформы способствовали два весьма важных обстоятельства. Во-первых, Белая власть в Таврии существовала больше года (начиная с лета 1919 г.), а за это время здесь уже сформировались низовые структуры административного аппарата, в том числе и органы Управления земледелия. Деревня мало-помалу привыкла к белым и уже от них ожидала определенной аграрной политики. Во-вторых, как отмечалось выше, Правительство Юга России, отказалось от прежних способов проведения реформы сверху, сделало ставку на выборные крестьянские органы.

В соответствии с утвержденным 25 мая 1920 г. «Временным положением о земельных учреждениях» выборы в земельные советы должны были производиться на специально созываемых волостных сходах. Право участия в них получали волостные старосты и по одному выборному из каждых 10 дворов в волости. Они составляли основную категорию выборщиков. Кроме них право «избирать и быть избранным» получали выборщики, имеющие земельные участки в пределах волости (т. е. представители церкви, учебных заведений, земств и городов, а также бывшие помещики). От участия в выборах отстранялись дезертиры, бывшие члены советских хозяйств и коммун, лица, состоявшие под судом. Тем самым в состав советов должны были войти люди, связанные исключительно с трудом на земле. Никаких залетных демагогов, никаких бывших большевицких «незаможников», дезертиров на сходы не допускалось. Тот, кто пахал и сеял, кто знал цену тяжелому крестьянскому труду в условиях войны и разрухи, должен был определить и судьбу земли22.

В архивных фондах Управления земледелия и землеустройства сохранился весьма интересный документ — «Доклад о ходе выборов в земельные советы"23. С большой тщательностью отражается в нем порядок и результаты прошедших в Белой Таврии летом-осенью 1920 г выборов. Вот, например, сведения из Симферопольского уезда: «Выборы во всех (!) волостях закончились ко 2 августа… На выборах в Булганакской волости явились почти все выборщики, в том числе большинство местных помещиков, участвовавших в выборах наравне с другими земледельцами. В состав вошли исключительно крестьяне и немцы-колонисты, а кандидатом выбран один из помещиков. Население отнеслось к выборам с полным сознанием важности дела… По окончании выборов состоялось первое заседание совета, на котором председателем избран местный волостной старшина, пользующийся общим уважением… обследование земель волости уже закончено и списки лиц, имеющих право на наделение, составлены». Перекопский уезд: «…Население уезда, несмотря на страдную пору, принимало в выборах деятельное участие. Большинство сходов прошло в присутствии не менее 2/3 домохозяев, имеющих право участия в сходах. За небольшими исключениями домохозяева собирались охотно и к выборам относились серьезно…"24.

Такими были сведения из Крымских уездов. Уезды Северной Таврии, казалось, должны были показать обратную картину, ведь здесь продолжались боевые действия, и в любой момент фронт мог снова откатиться в Крым. Но тот же доклад свидетельствует: «…В Мелитопольском уезде выборы производят благоприятное впечатление. По отзыву уездного посредника особенно удачен состав советов Тимошевской, Терпениевской и Веселовской волостей. В состав этих советов попали крестьяне-хозяева, люди вдумчивые, сознательно относящиеся к выпавшей на их долю серьезной работе, способные подойти к сложному делу распределения земель между обрабатывающими их крестьянами с точки зрения не только местных, но и краевых интересов». Более того, первые выборы в советы прошли именно в Мелитопольском и Днепровском уездах.

В состав советов входили не только крестьянские депутаты, но и, как говорили тогда, «лица интеллигентного труда». «В число лиц, избранных в волостные земельные советы, — писала севастопольская газета «Великая Россия», — во многих случаях вошли местные интеллигенты, нередко с высшим образованием. Председателем совета Ново-Васильевской волости Бердянского уезда избран местный учитель земской школы. Секретарем совета Колымтайской волости Симферопольского уезда избран и утвержден бывший мировой судья… В одной из волостей выбранной оказалась интеллигентная женщина, владеющая небольшим участком земли, лично ею обрабатываемом"25.

Столь же разным был и национальный состав избранных советов, что опровергает мнение о «подавлении национальностей» в Белом Крыму. Так, например, упомянутый выше Колымтайский совет состоял из «7 членов — 4 татар, в том числе волостного старшины, и 3 русских, из которых один — крестьянин — владелец сада и один крупный собственник с высшим образованием». Большим был процент в земельных советах немцев-колонистов Крыма и Северной Таврии26.

Нередко сразу же после выборов и распределения должностей, земельные советы приступали к работе по распределению земельного фонда между «обрабатывающими его хозяевами». Почти во всех известных постановлениях советов право на получение земли в собственность получали военнослужащие Русской армии, земледельцы, имеющие «ценз оседлости» в волости (от 3 до 15 лет), «инвентарный ценз» (наличие сельскохозяйственных орудий, рабочего скота и др.), арендаторы частновладельческих земель и, главное, «лица, имеющие землевладельческие знания и навыки». «Землю тем, кто ее обрабатывает» — этот лозунг четко прослеживался во всех конкретных действиях советов. По закону им было предоставлено право контролировать все земельные сделки, особенно сделки с землями «сельскохозяйственного значения», с тем, чтобы земля была не предметом спекуляции и обогащения тех, кто к работе на ней не имел никогда никакого отношения. По этой причине, например, земельным советом Булганакской волости Симферопольского уезда была запрещена покупка нескольких земельных участков в размере 775 десятин «не для земледельческого труда» симферопольским купцом Я. Губером27. Вообще земельный рынок как способ разрешения аграрных проблем посредством добровольных сделок по купле-продаже земли между помещиками и крестьянами не поощрялся правительством Юга России. Главное внимание обращалось на работу по земельному размежеванию.

Помимо землеустроительных работ земельные советы активно участвовали в текущей сельской жизни. В условиях войны и разрухи советы неоднократно обращались к правительству с ходатайствами о снижении выкупных платежей за закрепляемую землю, о выдаче кредитов, о снабжении сельскохозяйственной техникой и запасными частями.

Безусловно, не везде работа земельных советов была эффективна. Доклад Шлейфера в Управление земледелия рисовал довольно неприглядную картину хода выборов в Северной Таврии (середина августа 1920 г.): «…Ясно, что в отношении крестьянства к земельному закону доминирующую роль играют общие условия, и пока они не изменятся возможна только спорадическая бессистемная работа (под общими условиями понимались военные действия и экономическая разруха. — В. Ц.). Собираются советы с трудом, под влиянием усиленных наставлений, часто видят всю бесполезность работы в настоящее время, а предоставленные сами себе или даже при содействии чинов ведомства земледелия ведут работу скачками, без системы, без увлечения…"28. Во многих волостях советы были только избраны, но приступить к работе так и не успели. В Феодосийском уезде выборы прошли за 2 недели до оставления Крыма Русской армией. В Бердянском уезде выборы состоялись только в 13 волостях (из 48). Днепровский уезд, на территории которого находился известный «Каховский плацдарм» и постоянно существовала угроза наступления красных, не выделялся заметной активностью в работе земельных советов29. Но несмотря на все трудности к 15 октября 1920 г., — к моменту оставления Русской армией Северной Таврии и отхода в Крым, — на территории Таврической губернии было избрано 90 волостных советов (в 140 волостях).

Выборы проходили в разное время, в разной обстановке. Если в Ефремовской волости Мелитопольского уезда в августе уже прошел первый раздел земли имения «Атманай», в других волостях того же уезда (Терпениевская, Васильевская) дело не шло дальше выборов состава совета. К концу же октября 1920 г. крымские земельные советы опережали по степени активности советы Северной Таврии, которые оказались в прифронтовой полосе. Когда работа советов продвигалась более быстрыми темпами, они осуществляли полный цикл возложенных на них землеустроительных работ: от выборов до закрепления отчужденных земель за крестьянами. Можно утверждать, что, отпусти история больше времени как для деятельности земельных советов, так и для реализации реформы, результаты оказались бы более заметны30.

Итак, в Белой Таврии за короткий период белогвардейской «власти советов» воплотилась идея создания органов, выбранных крестьянами, наделенных реальными полномочиями по проведению земельных преобразований, идея, выдвинутая еще П. А. Столыпиным (создание волостного, избранного самими крестьянами земства). Работа советов шла прежде всего на удовлетворение среднего крестьянства, заинтересованного в расширении собственных земельных участков. Несмотря на трудности, связанные с войной и разрушением хозяйства, крестьянство Таврии стремилось поддерживать работу земельных советов, особенно той ее части, которая затрагивала непосредственные интересы села (установление норм землевладения, порядок внесения земельных платежей, предоставление ссуд на обсеменение полей, приобретение сельскохозяйственного инвентаря).

Задачи аграрно-крестьянской реформы признавались приоритетными во всей внутренней политике Правительства Юга России. Большие средства выделялись на пропаганду необходимости земельной реформы среди крестьян». В пропаганде особенно выделялся такой аспект реформы, как создание нового типа хозяина — крестьянина-собственника. Примечательны в этой связи слова передовой статьи 1-го номера газеты «Крестьянский путь»: «Пути, которыми шла старая Россия, привели страну к гибели, к пропасти. Должен быть найден другой путь крестьянской телеге. Новая Россия должна быть построена на крестьянстве… Неуклонно и самобытно движение крестьянства. Задача русской власти не разрушать и расшатывать, а созидать и поддерживать всех, кто ведет страну к возрождению и основанию на подлинно народных, крестьянских началах…"32.

Реформа 1920 г. стала, несомненно, не только этапом в развитии аграрно-крестьянской политики белых правительств Юга России, но и этапом во всей аграрной истории России начала века. Признание совершившихся революционных перемен в деревне, введение их в русло организованного реформирования было, безусловно, большой заслугой правительства П. Н. Врангеля — А. В. Кривошеина. Вместе с тем, отказ от неоправдавшего себя принципа «непредрешения», попытка проведения действительно радикальной земельной реформы многими современниками все же расценивалась скептически. Уже в эмиграции один из сотрудников монархического журнала «Двуглавый орел» Д. Илларионов в статье «К земельному вопросу» так характеризовал реформу: «…Чтобы облегчить движение армии на север, Врангель издал в июле (по новому стилю. — В. Ц.) приказ о земле, которым все частновладельческие земли отдаются крестьянам. С момента этого приказа армия Врангеля не двинулась ни на шаг вперед. Этим приказом он оттолкнул от себя элементы, которые сражались за восстановление порядка и законности… крестьяне этим приказом куплены не были. Большевики им обещали больше, чем Врангель, и в мужицкие головы не укладывалось, чтобы генерал мог отдавать чужие земли на более прочных основаниях, чем большевики… Этот приказ вселил в умы представление о власти, как о власти ненастоящей, которая сама сомневается, власть она или нет"33. В несвоевременности, в политической конъюнктуре обвиняли реформу лидер партии кадетов П. Н. Милюков, идеолог национал-большевизма Н. В. Устрялов, бывший член Северо-западного правительства М. С. Маргулиес и другие политические деятели, весьма далекие от тяжелой, повседневной, черновой работы, которую приходилось вести Правительству в Крыму Позднее данная характеристика стала типичной в советской историографии. Возможно, что некоторые из обвинений обладали определенной долей объективности. Да, в Белой Таврии 1920 г. уже не было возможности проводить аграрную политику, альтернативную советской, на сколько-нибудь значительной территории. Но нельзя забывать, что земля не может и не должна становиться предметом политической борьбы и спекуляций всякого рода. Земля должна иметь настоящего хозяина. И само по себе принятие аграрного законодательства в условиях конца Гражданской войны, законодательства, призванного восстановить разрушенное земледелие, заинтересовать крестьянина-труженика в результате своего труда, продолжить путь отечественного сельского хозяйства, предначертанного в начале века реформами П. А. Столыпина, было несомненной заслугой Правительства Юга России.

С земельной реформой оказалась тесно связана и реформа местного самоуправления, реформа земства. Предполагалось, что после окончания основных землеустроительных работ в уездах и волостях земельные советы передадут свои полномочия вновь избранным волостным земствам, также выбранным самими крестьянами. Примечательна мотивация необходимости введения крестьянских органов самоуправления премьером А. В. Кривошеиным: «…Переход земли в собственность обрабатывающих ее хозяев и раздробление крупных имений на мелкие участки предрешают изменение прежнего строя земского самоуправления. К трудной и ответственной работе по восстановлению разрушенной земской жизни необходимо привлечь новый многочисленный класс мелких земельных собственников, из числа трудящегося на земле населения. Кому земля — тому и распоряжение земским делом, на том и ответ за это дело и за порядок его ведения"34. Подчеркивая, что местное самоуправление является фундаментом российской государственности, известный впоследствии в эмиграции правый публицист Н. Львов в своей статье в газете «Великая Россия» отмечал необходимость восстановления разрушенной власти именно снизу, а не сверху путем административных распоряжений и приказов. Следует отметить, что волостное земство было структурой необычной для российской истории (в предреволюционной России земство существовало только на уровне уезда и губернии). Оно Должно было состоять почти исключительно из крестьян-землевладельцев, хозяев заинтересованных не только в государственной стабильности, но и в том, чтобы эту стабильность охранять собственными силами35. Вопросы развития и финансирования местного хозяйства, строительства школ, больниц, распоряжения землей — все это входило в компетенцию новообразованных волостных земств. К сожалению, волостная земская реформа так и не успела осуществиться в Таврии накануне «крымской эвакуации».

Таковы были итоги, увы, слишком кратковременной реализации земельной реформы Правительства Юга России. Тем не менее ее изучение очень важно не только для профессионалов-историков, но и для всех, кому не безразлично будущее нашего Отечества. Ведь Белая идея, Белая идеология была не просто антиподом коммунистической идеологии, но идеологией будущей «Национальной России». Это — сильное, свободное государство, основанное на принципах частной собственности, развитого местного самоуправления и, самое главное, общественной солидарности, единства интересов всех классов и сословий российского общества. Белое дело, имевшее глубокие политические основы, не смогло развить свою социальную базу только по причине отсутствия достаточного времени в период Гражданской войны. Будем надеяться, что Белая Россия рано или поздно возродится, станет реальностью.

Примечания
1 Врангель П. Н.Записки. Кн. 2 // Белое дело: Летопись белой борьбы. Берлин, 1928. С. 43−44.
2 Великая Россия (Ростов на Дону). 1919. 21 нояб. N 360.
3 ГАРФ. Ф. 5827. Оп. 1. Д. 105. Л. 21−21 об.
4 Там же. Ф. 439. Оп. 1. Д. 51. Л. 23−23 об.
5 Билимович А. Д. Революция, большевики и хозяйство России. Ростов на Дону, 1919. С. 14−15.
6 ГАРФ. Ф. 5827. Оп. 1.Д. 105. Л. 11−15.
7 Там же. Л. 23−24; Деникин А. И. Очерки русской смуты. IV. Берлин, 1925. С. 223−224.
8 Приказ Главнокомандующего Вооруженными Силами на Юге России о Земле. От 25 мая 1920 года (со всеми дополнениями) // Врангель П. Н. Указ. соч. С. 243−250.
9 ГАРФ. Ф. 355. Оп. 1. Д. 27. Л. 71.
10 Там же. Л. 34 об.
11 Там же. Л. 76.
12 Росс Н. Врангель в Крыму. «Посев»; Франкфурт-иа-Майне, 1982. С. 186.
13 ГАРФ. Ф. 355. Оп. 1. Д. 5. Л. 12−12 об., 19.
14 Крестьянский путь (Симферополь). 1920. 10 окт. N 34.
15 Росс Н. Указ. соч. С. 185; ГАРФ. Ф. 355. Оп. 1. Д. За. Л. 59 об.
16 Голос фронта (Мелитополь). 1920. 23 июля. N 115.
17 Росс Н. Указ. соч. С. 185−186.
18 Крестьянский путь (Симферополь). 1920. 22 окт. N 41. С 1-го по 45-й номер газеты здесь периодически публиковались отчеты о заседаниях земельных советов.
19 ГАРФ. Ф. 355. Оп. 1. Д. 5. Л. 256.
20 Там же. Д. За. Л. 58 об.
21 Там же. Ф. 3801. Оп. 1. Д. 22. Л. 24−24 об.
22 Там же. Ф. 355. Оп. 1. Д. 3 а. Л. 159 об.
23 Там же. Л. 56−57.
24 Там же. Л. 56−56 об.
25 Там же. Л. 56 об.; Великая Россия (Севастополь). 1920. 14 авг. N 87.
26 Великая Россия (Севастополь). 1920. 14 авг. N 87.
27 Крестьянский путь (Симферополь). 1920. 27 авг. N 9.
28 ГАРФ. Ф. 355. Оп. 1. Д. 5. Л. 256.
29 Там же. Д. 3а. Л. 57 об.; Врангель П.Н. Указ. соч. С. 74−75.
30 Росс Н. Указ. соч. С. 183.
31 ГАРФ. Ф. 355. Оп. 1. Д. 5. Л. 252−252 об.
32 Крестьянский путь (Симферополь). 1920. 11 авг. N 1.
33 Илларионов Д. К земельному вопросу // Двуглавый орел. 1921. 15 (21) апр. Вып. 6. С. 18−19.
34 Врангель П. Н. Указ. соч. С. 256.
35 Великая Россия (Севастополь). 1920. 19 июля. N 66.

Статья из сборника: Белая Россия: Опыт исторической ретроспекции: Материалы международной научной конференции / А.В. Терещук. СПб. — М., Посев. 2002.