 |
| ИА «Белые воины» | Роман Абинякин | 05.06.2006 |
Почти 90 лет прошло с осенних дней 1919 г., когда прогремело Орловско-Кромское сражение, ставшее одним из переломных событий гражданской войны 1917−1920 гг. и повлиявшее на весь ее ход во всероссийском масштабе. Орловская губерния стала в те дни полем решающей схватки двух главных противоборствующих сторон российской смуты.
…После овладения Царицыном 20 июня (3 июля) 1919 г. Главнокомандующий Вооруженными Силами на Юге России (ВСЮР) генерал-лейтенант А.И. Деникин отдал так называемую «Московскую директиву». «Имея конечной целью захват сердца России — Москвы», командующему Добровольческой армией генерал-лейтенанту В.З. Май-Маевскому предписывалось наступать по линии Курск — Орел — Тула. На острие главного удара двигался 1-й армейский корпус генерал-лейтенанта А.П. Кутепова — самый стойкий, боеспособный и воодушевленный. Опрокидывая лобовыми ударами и окружая местными маневрами заслоны красной армии, добровольцы упорно шли вперед.
Отношение местного населения к большевикам в те дни было весьма далеким от восторженного. Как отмечали современники, в Орловской губернии «крестьяне ждут Деникина, верить не хотят, что советская власть тверда"1, а при отступлении случались нападения на обозы. В августе-сентябре в Елецком уезде в восстаниях участвовало до 20 тысяч человек. Недовольны были и горожане — причем, явно не зажиточные: «Кругом непонятная, непроглядная тьма, переименовали учебные заведения в трудовые школы, а дети с января бьют баклуши… Все учреждения набиты семитами от 13 лет до глубокой старости. Буржуев всех поголовно выселяют из дома и из города… неразбериха по всей коммуне, устали ждать правильной хорошей жизни, возят чужое сено, рубят догола лес, имения стоят разоренные, и это называется хороший порядок и хозяйство"2, — свидетельствует житель Ливен. По сообщениям из Бежицы, «бабы взошли на завод, запретили всем работать и у начальства стали просить хлеба; два дня завод не работал, выдали по 2 фунта хлеба; вскоре опять вспыхнет забастовка. Когда здесь был Калинин, то четырех мастеровых вынесли мертвыми с завода от голода; не пройдет дня, чтобы кто-нибудь не умер от голода, а большевики имеют по 20 пудов белой муки. Наверно, скоро будет свержение власти"3.
Во Мценске на рубеже июня-июля «было почти открытое возмущение. Власти надругались над мощами св. Кукши в монастыре <…> Потом порешили взять Николая Угодника и бросить его в реку <…> Собралась тысячная толпа, власти дали 3 выстрела <…> и уехали, руководил ими еврей"4. Резко поднималась волна антисемитизма, доходя еще в июне до погромной черты: «Жиду нужно бы воевать, а он уехал; а наши русские все воюют, как же их не бить окаянных, всех до одного жида, спекулянты ничего не боятся, а мы боимся всего"5, — читаем в письме нашего орловского земляка.
С начала лета ширилось дезертирство из красной армии и уклонение от мобилизаций. В конце июня болховские рабочие на митинге «совершенно отказались идти на войну… Орловские представители страшно возмутились"6. Карательные отряды, ловившие дезертиров, в августе доходили до грабежа мирного населения и применения телесных наказаний, как произошло в деревне Шиляевой и остальной Алешинской волости Болховского уезда7.
Таким образом, на занимаемых территориях добровольцев ждали весьма благоприятные условия. Не воспользоваться этим было бы крайне бездарно.
Однако первым в Орловской губернии появился 4-й Донской конный корпус генерал-лейтенанта К.К. Мамантова (написание Мамонтов ошибочно) из состава казачьей Донской армии ВСЮР. Проведя глубокий рейд по красным тылам, он вторгся в Елецкий уезд и с 18 по 24 августа (с 31 августа по 6 сентября) удерживал Елец.
Появление мамантовцев было стремительным и неожиданным. Еще 16 и 17 (29 и 30) августа в городе не наблюдалось никакой тревоги. Наоборот, представители власти заявляли, что силы казаков незначительны и находятся далеко от Ельца. Как вспоминал две недели спустя управляющий Елецким отделением Государственного банка А. Кощеев, «первые пушечные выстрелы раздались около 5 ч. вечера. В это время шли еще заседания в исполкоме и др[угих] учрежд[ениях]. Вначале уверяли, что это слышен наш артиллерийский огонь, оказавшийся впоследствии казацким. Вскоре послышалась и пулеметная стрельба. Очевидцы передают, что в это время улицы были наполнены бегущими и бросающими оружие красноармейцами. Лишь незначительные части отступили в порядке через Казаки к Чернаве"8.
Весьма различны свидетельства о поведении мамантовцев в Ельце. В первые же часы в Ельце вспыхнул огромный пожар, однако недостающих для его тушения лошадей казаки дать не смогли, «так как в этот день они прошли 100 верст"9. Лишь накануне отступления командование корпуса организовало элементарную структуру управления. Первого «коменданта и начальника обороны г. Ельца и уезда» штабс-капитана Воронова сменил новый начальник обороны генерал-майор Кучеров. Своим приказом от 23 августа (5 сентября) он назначил: комендантом Ельца — полковника Черногорского, градоначальником — гражданина Витебского и начальником Елецкого уезда — штабс-капитана Ходоско. Было узаконено формирование добровольческого 1-го Елецкого полка под командованием капитана Тимофеева10, хотя никаких других сведений о данном подразделении обнаружить пока не удалось.
Довольно оригинальным явлением стала так называемая самоохрана (городская самооборона) — правоохранительная организация, возглавленная штатским человеком — Иваном Кожуховым. Штаб самоохраны разместился в нижнем этаже здания уездного земства на Воронежской улице. В городе вводился запрет находиться на улице с 8 ч. вечера до 5 ч. утра. Благие намерения при создании самоохраны причудливо переплетались с поразительным дилетантством. Ярким примером служит единственный приказ Кожухова:
«…П.I
Прекратить всякие самовольные вторжения в чужие жилища, грабежи, конфискации, реквизиции и аресты, которые могут производиться лишь по ордерам за подписью коменданта города.
П.§ II
Самому населению, через дежурных, назначаемых квартальными попечителями, принять все меры к соблюдению предыдущего пункта.
П.§ III
Квартальным попечителям вменяется в обязанность разъяснить дежурным по кварталам о недопустимости беспричинной стрельбы в воздух, указав им, что выстрел является сигналом тревоги и призыва на помощь и что по поводу каждого израсходованного патрона дежурные должны давать объяснения.
П.IV
Дежурным по кварталам вменяется в обязанность отбирать у прохожих всякие самовольно расхищенные продукты и другие предметы и препровождать таковые в лавку Черникина на мужском базаре"11.
Документы елецкой самоохраны позволяют проследить ранее слабо изученный вопрос о правоохранительных мероприятиях Белого движения на кратковременно занятых территориях. Само ее создание говорит о достаточном распространении грабежей и насилий. Из-за недостатка времени и отсутствия должных санкций в приказе, ее деятельность сводилась лишь к декларациям. Более того, охрана правопорядка возлагалась на население, которое просто не могло противодействовать вооруженным казакам в случае грабежа. И, наконец, приказ отбирать у прохожих «самовольно расхищенное» открывал широкие возможности для злоупотреблений.
По свидетельству того же Кощеева, «в первое время казаки торопились, опасаясь наступления красных войск. Но затем спокойно предались разгрому города"12. Однако в банке сразу была поставлена надежная охрана; четверых красноармейцев караульного батальона лишь разоружили и отпустили с миром. Уже 18 (31) августа командир 9-й бригады 4-го конного корпуса генерал-майор Г. В. Татаркин реквизировал денежные знаки на сумму 7,3 млн руб. и процентные бумаги на сумму 6,6 млн руб. Из воззвания Мамантова известно, что всего в банке имелось более 60 млн руб.; на следующий день по его приказу Татаркин изъял большую часть суммы, оставив, впрочем, по просьбе чиновников банка 4,7 млн руб. и 10 млн. прочими ценностями для выдачи жалованья служащим и рабочим. Попытки отдельных пьяных казаков искать деньги успехом не увенчались13.
В субботу, 24 августа (6 сентября), все штабы и управления покинули Елец, где остались лишь небольшие группы пьяных калмыков, промышлявших грабежом. Двое из них ворвались в банк и обыскали денежный сундук. «В это время за ними пришел офицер. Они вышли. Спустя минут пять они заявились вновь и смотрели браслет у кассирши Сокольской, их опять вызвал офицер, после чего [служащие] поспешили убрать деньги и закрыть кладовую"14. Показательно, что, вопреки частым большеицким утверждениям об участии офицеров в разбоях, именно вмешательство казачьего офицера остановило грабеж.
В день ухода мамантовцев из Ельца Реввоенсовет Южного фронта красной армии издал приказ о создании Елецкого укрепрайона, в который вошли Ливны; в разъяснительной директиве одной из его задач определялось «непосредственно преградить наступление противника на Елец на важнейших направлениях от ст. Касторная, Липецка, Ливен и Орла"15. Несмотря на уход казаков, из штаба обороны Ливно-Елецкого района сообщали, что спокойная обстановка сохранялась только в западных волостях Ливенского уезда и вблизи железнодорожных веток Ливны — Верховье и Ливны — Мармыжи. В Ливнах начал действовать 52-й сводный эвакуационный госпиталь. По мере приближения фронта советское руководство замечало усиливающееся ожидание прихода добровольцев и рост безразличия к собственной политике. Стремясь удержать власть и воодушевить население, в Ливнах побывал председатель Реввоенсовета Республики и народный комиссар по военным и морским делам Л.Д. Троцкий, но его пламенные речи перед рабочими никакого успеха не имели16.
7 (20) сентября 1919 г. 1-я пехотная дивизия генерал-майора Н.С. Тимановского овладела Курском, несмотря на запрет Кутепова, который опасался возможности флангового удара и окружения. Это определило три относительно самостоятельных направления дальнейшего движения: Дмитриев-Льговский — Дмитровск-Орловский — Брянск, Кромы — Орел — Мценск — Тула, Ливны — Елец. На Брянск планировалось наступление Дроздовской офицерской дивизии генерал-майора В.К. Витковского — 6 тысяч штыков, 700 сабель, 20 орудий, 112 пулеметов, 6 бронепоездов и 3 танка. На елецко-ливенском участке, значение которого предполагалось как вспомогательное, действовал Сводный отряд генерал-майора А.Н. Третьякова — Марковская офицерская и формируемая Алексеевская пехотная бригады — 4,7 тысяч штыков, 700 сабель, 26 орудий, 122 пулемета, 4 бронепоезда и 3 танка. Восточнее, подходя к полосе тамбовских лесов, двигался 3-й конный корпус генерал-лейтенанта А.Г. Шкуро, с которым не было никакой связи.
Наконец, на решающее орловское направление выдвигалась Корниловская ударная дивизия двадцатисемилетнего полковника Н.В. Скоблина, с оперативным подчинением ему недавно сформированного в Курске 3-го Марковского офицерского полка. 1-й Корниловский (полковник К.П. Гордиенко) и 3-й Корниловский (есаул Н.В. Милеев) полки насчитывали 1700 и 1500 штыков соответственно, 17 орудий и 500 сабель из Ахтырского гусарского дивизиона и наступали вдоль полотна железной дороги Курск — Орел. 2-й Корниловский полк (поручик М.Н. Левитов) — 1200 штыков, 24 пулемета, 9 орудий, 2 бронеавтомобиля и 3 танка — двигался по шоссе Курск — Кромы — Орел. Кроме того, с корниловцами шел и Горско-мусульманский конный дивизион. В целом эта группировка превышала 8 тысяч человек17.
В Курске оставались штаб корпуса и резервы — 123-й пехотный Козловский (1000 штыков) и 4-й гусарский Мариупольский (400 сабель) полки18.
Не встречая серьезного сопротивления, марковцы и алексеевцы быстро двигались на север, делая по 20 верст в день. Назначенный 17 (30) сентября комендантом Елецкого укрепрайона Я.Ф. Фабрициус сразу же получил приказ «организовать деятельную разведку конную, пешую и на подводах в направлении на Ливны, Землянск и Задонск"19, что свидетельствовало о полном отсутствии у советского командования оперативной информации об обстановке даже в близлежащих районах. Не удивительно, что при подходе Марковской бригады 19 сентября (2 октября) к Ливнам город был оставлен без боя.
Тем самым Сводная дивизия выдвинулась в опасный выступ фронта, потеряв связь с оставшейся позади, западнее, Корниловской дивизией. Дальнейшее движение шло по расходящимся направлениям: часть алексеевцев направилась на север, на Верховье и Новосиль, а остальные вместе с марковцами, укрепляя крайний правый фланг корпуса, ударили на Чернаву — Афанасьевку (ныне Афанасьево) — Елец. В Ливнах оставались хозяйственные части и оружейные мастерские полков и Марковского артиллерийского дивизиона. В 1-й и 2-й Марковские полки поступило много добровольцев из числа крестьян-участников Ливенского восстания в августе 1918 г. (до 3 тысяч человек); в целом уезд дал максимально возможное пополнение частям Добровольческой армии20.
К концу сентября старого стиля корниловцы рискованно оторвались от наступавших слева на Дмитровск дроздовцев на 60 верст, и связь между ними поддерживалась лишь случайными разъездами. Фронт Корниловской дивизии растянулся до 160 верст21, то есть в среднем по 50 человек на версту. Красное командование попыталось отсечь ее фланговым ударом, но потерпело неудачу. Залогом взятия Орла стало овладение 27 сентября (10 октября) небольшим городком Кромы — узлом шоссейных дорог на Дмитровск и Орел. Начальник штаба Добровольческой армии генерал-майор Ефимов, несмотря на сомнения Кутепова, продолжал настаивать на скорейшем захвате Орла.
28 сентября (11 октября) корниловцы были уже в 20 верстах от Орла. Благодаря переходу к ним начальника штаба 55-й советской дивизии бывшего полковника Лаурица, эта дивизия была легко разгромлена. Ее начальник бывший генерал Н.В. Станкевич отказался перейти к добровольцам (у которых сражался и погиб его родной брат Владимир) и был повешен.
Кроме неорганизованности и деморализации следует отметить и плохое вооружение красных заслонов на данном этапе. Значительное количество советской пехоты воевало с винтовками Гра22 образца 1874 г. и Бердана N 2. Видимо, командование красной армии бросало в бой все, что могло найти. Об этом свидетельствуют многочисленные находки, сделанные кружком орловского городского военно-исторического клуба и археолого-краеведческим кружком областного Дома творчества под руководством учителя истории М.В. Сахарова. Ими были проведены поиски в местах боев в районе реки Рыбница и карьера Светлая Жизнь на юго-восточных подступах к Орлу и в сторону Стиши. В ходе раскопок было обнаружено огромное число винтовочных пуль — Мосина образца до 1908 г., свинцовые Бердана N 2 калибра 10,67 мм. и даже гладкоствольного ружья калибра свыше 14 мм, напоминающие американские пули системы Морзе. Видимо, в спешном порядке со складов бралось все возможное.
29−30 сентября (12−13 октября) Орел оборонял 1-й коммунистический полк (отряд) М.Г. Медведева — наскоро мобилизованные большевики. Он отбил несколько атак в районе моста через реку Цон на участке шоссе Орел — Знаменка-Орловская. Однако вскоре Медведев получил пакет с вызовом в штаб, в район Наугорского шоссе; вызов оказался ложным, одинокий всадник был захвачен корниловцами и после недолгого допроса расстрелян. Оборона коммунаров была почти сразу смята 3-м Корниловским полком. 30 сентября (13 октября) к 16 часам со стороны Курских улиц* в Орел вступил 1-й Корниловский полк. Вначале части сосредоточились у здания городской думы, где был уничтожен бюст К. Марксу, и состоялась торжественная встреча с цветами23. Конные разъезды достигли Мценска, где был захвачен и расстрелян комендант городка, бывший генерал Сапожников. Сами добровольцы сочли позднее это грубой ошибкой, ибо они оттолкнули массы офицеров-военспецов, служивших у красных24.
По некоторым свидетельствам, после овладения Орлом Деникин в одном из интервью заявил: «Москву я вижу в бинокль"25. Однако гораздо более трезво обстановку оценивал Май-Маевский, рассудительно заметивший, что «Орел пойман только за хвост. Но у него сильные когти и крылья: как бы от нас не улетел!"26.
 |
| Начальник Марковской дивизии Н.С. Тимановский с чинами штаба |
Добровольцы стремились вперед. Но в то же время командиры чувствовали шаткость этого порыва из-за все большего морального ослабления личного состава, ибо идейных основоположников Белого дела — так называемых «первопоходников» — оставалось все меньше. Вот как писал об этом помощник начальника Корниловской ударной дивизии полковник М.А. Пешня: «В армии осталось так мало тех рыцарей, которые брали Курск и Орел для России, для Москвы, все же остальные атаковали Курск и Орел каждый для себя, и если и погибали иногда, то совсем не во славу армии. Низменные инстинкты руководили ими при взятии городов, психоз наживы и разврата гнал их в бой, и здесь они боялись опоздать. При взятии мною города Орла я шел с полком позади тучи мародеров, которые гнали перед собой большевиков и, конечно, при захвате города предавались своей необузданной страсти, предоставив в дальнейшем воинским частям преследовать большевиков. В эту вооруженную, страшную и опасную тучу мародеров входили все бежавшие из полков всех фронтов, все считающие себя на другое время инвалидами и больными, всех тыловых учреждений лишние чины… Добровольческой армии, открыто говоря, — не было, так как не было устоев"27.
О пребывании добровольцев в Орловской губернии имеются диаметрально противоположные свидетельства. Они заслуживают того, чтобы быть приведенными полностью. С одной стороны, некий «Очевидец», правда, почему-то пожелавший остаться неизвестным, писал в декабре 1919 г. в газете «Красный Орел»: «Ливны словно вымерли. В 6 час. вечера появился первый разъезд, а через некоторое время под пение «Спаси, Господи, люди твоя» вошли белогвардейцы. После их прихода начались грабежи квартир — еврейских и русских «по ошибке», вымогательства с угрозами револьверами и винтовками, насилия над еврейскими женщинами.
На следующий день начали убирать советские вывески, восстановлена дума, «свободная» торговля и всевозможные регистрации от военных до еврейских.
В городе открылись лавочки со всякой снедью, где все можно было купить, но только за «керенки». Служащие и рабочие стали продавать вещи со своего плеча. Началась безработица. Настроение жителей, даже ждавших белых, начало изменяться. Появились приставы, урядники, старосты, воскресли помещики, из которых некоторые по уезду уже заявили свои права и кое-где преследовали крестьян. Некоторые крестьяне были повешены и висели в центре города довольно продолжительное время. Офицерство веселилось вовсю. Но на первом же спектакле 14 октября случился скандал. Во время акта на сцене появились пьяные офицеры и стали разговаривать с актерами. Режиссер не выдержал и прекратил спектакль. Публика покинула зал, но офицеры продолжали развлекаться"28. Безусловно, данная «зарисовка с натуры» ценна, но очень многое в ней не соответствует действительности. Например, добровольцы никогда не практиковали классовый террор, но складывается противоположное впечатление, так как не сказано, за что повешены крестьяне. Удивителен и пассаж о безработице, ибо падение производства и натурализация хозяйства были характернейшим симптомом как раз большевицкого «военного коммунизма».
Житель села Соломатино писал в частном письме: «У нас были одни чеченцы (всадники Горско-мусульманского конного дивизиона — Р.А.), очень бесчинствовали, лезли в сундуки, требовали денег, грозя кинжалом и говоря: «Секим башка"29. Орловчанка с недоумением отмечала: «Никогда не представляла, чтобы армия Деникина занималась грабежами. Грабили не только солдаты, но и офицеры. Если бы я могла себе представить, как ведут себя белые победители, то, несомненно, спрятала бы белье и одежду, а то ничего не осталось"30.
Не удивительно, что местное население, к тому же побывавшее под воздействием умелой большевицкой пропаганды, начинало проявлять недовольство и враждебность. Так, при вступлении в Орел подросток бросил в колонну корниловцев ручную гранату, но его тут же пристрелили. Здание Дворянского собрания (в районе нынешнего здания театра им. И.С. Тургенева), где вначале расположился штаб дивизии, было заминировано и взорвано. Только благодаря бдительности и энергии полковника Скоблина, в последние минуты заметившего фитили и спасшего людей, никто не пострадал31. Штаб переместился во дворец Скоропадского (на его месте сейчас расположена Орловская банковская школа). Вначале комендантом Орла стал первопоходник поручик В.К. Хмельницкий, которого сменил поручик Максимович32. Против открыто враждебных элементов решительно и беспощадно применялась смертная казнь, но сведений о ее массовости нет.
Не менее живописны и свидетельства об обратном. При вступлении Марковской бригады в те же Ливны горожане забрасывали ее черно-белые шеренги цветами. Б. Пылин отмечал: «С приходом добровольцев наш город нельзя было узнать, все выглядело как-то по-праздничному. На базаре было небывалое оживление, откуда-то появились сахар, мука, масло, яйца. Крестьяне опять повезли продукты в город"33, — вряд ли их тянуло бы туда, если бы их там грабили и вешали… Добровольцев настолько поразили изголодавшиеся жители, что марковские повара по личной инициативе стали подкармливать горожан из полевых кухонь. Сообщений о враждебных белым действиях в Ливенском и Елецком уездах нет; напротив, многочисленные добровольцы пополняли их ряды.
Справедливости ради отметим, что преступные выходки не только осуждались основной массой офицеров-строевиков, но и в условиях почти непрерывных боев на них просто не было времени. В приказах Деникина неоднократно говорилось о наказаниях «за бесчинство и буйство, а равно за нарушение правил благочиния в публичном месте при обстоятельствах, особенно усиливающих вину, как то: с обнажением оружия, стрельбой в воздух, в присутствии толпы и т. п."34. Такие деяния совершались преимущественно в городах, где имелись упомянутые общественные места. «Героями» часто становились офицеры-фронтовики, успевавшие заслужить формулу «в бою незаменимые, в тылу невыносимые». И даже не слабость санкций и не вялое их применение было главной причиной. Современники точно подметили «надрывность» пьянства, вызванного острой потребностью «забыться». Постоянное пребывание в боевой обстановке, частые многоразовые атаки за день, огромные потери и нередкие рукопашные резко повышали нервно-психическое напряжение, требовавшее энергичной разрядки любой ценой. Иной раз под полевой суд и расстрел за грабеж попадали даже первопоходники. Так, во 2-м Корниловском полку по обвинению в грабеже по приговору военно-полевого суда был расстрелян капитан Пузанков35.
Вопреки расхожему мнению, возвращение земель в центральных губерниях, прежде всего в Орловской, в силу краткосрочности пребывания в них зачастую просто не успевало произойти и не становилось главной причиной неудач. Более того, строевые командиры добровольцев нередко, как те же марковцы, попросту приказывали крестьянам «не обращать внимания на требования всяких там помещиков». За время боев на Орловской земле на фронте Корниловской дивизии к противнику перебежало около 8 тысяч красноармейцев, большинство из которых добровольно пополнили ее ряды36.
 |
| Добровольцы вступают в занятый город |
Между тем, буквально сразу же после взятия Орла оперативная обстановка начала оправдывать опасения Кутепова. Северо-западнее города концентрировались многочисленные свежие части красных, а специально созданная ими Ударная группа 1−2 (14−15) октября овладела Кромами, создав угрозу левому флангу и тылам корниловцев. Один батальон 83-го пехотного Самурского полка был полностью уничтожен у деревни Мелихово37. Отныне центр тяжести боев переместился под Кромы, вскоре отбитые красными. Кутепов заколебался, выбирая решение данной задачи.
Тогда молодой, честолюбивый и прагматичный полковник Скоблин выдвинул свой план. Он предложил, пользуясь относительной безопасностью правого фланга, растянуть фронт разворачиваемой Алексеевской дивизии от Ливен и Новосиля до Орла, а корниловцев собрать в кулак, бросить на Кромы и разгромить Ударную группу красных. Конечно, этот план был вызван желанием Скоблина не только обезопасить кромское направление, но и отвести собственную дивизию из почти бессмысленного и чреватого окружением топтания возле Орла. Однако Кутепов ограничился полумерами: к Кромам бросил лишь 2-й Корниловский полк, тогда как остальная дивизия оставалась бездействовать под Орлом. Тем самым он вновь упустил шанс разгромить последний серьезный заслон красных перед Москвой. Наступление советской Ударной группы лишь нейтрализовывалось активными маневрами Дроздовской дивизии в районе Дмитровска, в котором располагался военный госпиталь 1-го армейского корпуса. Командир батальона дроздовцев А.В. Туркул вспоминал: «По тылам большевиков я должен был идти более сорока верст до села Чертовы Ямы — на него наступали самурцы, а оттуда, описав петлю, вернуться в Дмитровск. Пять дней и ночей, тесно сомкнувшись, без всякой связи со своими, мы шли, охваченные большевиками со всех сторон. Мы несли раненых с собой и пополняли патроны и снаряды только тем, что брали с боя. Тогда мы вовсе не думали, что нашему маршу по тылам суждено было задержать весь советский натиск"38.
В результате отказа от плана Скоблина Кутепов разобщил части корпуса, ведя мелкоманевренные изнурительные бои, продемонстрировав отсутствие тактической смелости и инициативы, рутинность оперативных методов. Затягивая бои, 1-й армейский корпус терял драгоценное время, которое красное командование использовало для сосредоточения значительно превосходящих резервов. Впоследствии Скоблин прямо оценивал решение Кутепова как ошибочное. В итоге против добровольцев выдвинулось 25 только стрелковых советских полков, не считая кавалерийских и прочих частей. Характерно, что даже при значительном перевесе сил большевики охотнее всего использовали Латышскую и Эстонскую стрелковые дивизии, китайские части, загадочный «Еврейский коммунистический полк"39, упомянутый в журнале боевых действий корниловцев, а также Червонное казачество — то есть войска, этнически и территориально чуждые местному населению. При этом в равной степени сказывались и ограниченность людских ресурсов Центральной России после целого ряда мобилизаций, и неуверенность в надежности ее жителей по отношению к большевицкому режиму.
Тем временем 2 (15) октября командующий Южным фронтом А.И. Егоров приказал командарму-13 А.И. Геккеру «согласованными действиями 42-й и 3-й дивизий овладеть Ливнами», одновременно ударив другими частями армии и на Орел40. К 6 (19) октября командованию Южного фронта удалось нейтрализовать действия Дроздовской дивизии и нанести удар непосредственно на Орел с запада. Верно оценив угрозу окружения, полковник Скоблин своей властью в ночь на 7 (20) октября приказал оставить город. Сдерживая наступление эстонских стрелков заслонами 2-го полка, Корниловская дивизия ловко оторвалась от преследования и отошла на юг. Противник же, войдя в Орел, потерял там целые сутки. Командующий 14-й советской армией И.П. Уборевич счел цель операции не достигнутой, так как разгрома корниловцев не получилось.
8 (21) октября последовал приказ о сходящемся ударе на Ливны: 9-й стрелковой дивизией (начдив П.А. Солодухин) — от Орла, 3-й стрелковой дивизией (с 11 (24) октября — начдив А.Д. Козицкий) — через Верховье и 42-й стрелковой дивизией (начдив И.Х. Паука) — со стороны Ельца. А 14 (27) октября частям 33-й армии была поставлена непосредственная задача по овладению Ливнами; к этому времени фронт проходил по реке Большая Чернава на участке от Коровенки до Чернавы41.
В создавшихся условиях Кутепов отдал приказ, весьма слабый с точки зрения тактики: одновременно готовить новый бросок на Орел и овладеть утерянными Кромами, то есть нанести два расходящихся удара. Вместе с тем, дробление сил корпуса позволило ему создать две подвижные группировки, малочисленные, но удобные для маневрирования. Однако отсутствие единой задачи для них отнимало последние шансы у и так измотанных и немногочисленных добровольцев. Еще одна возможность перехвата стратегической инициативы у противника была упущена. Заметим в скобках, что и советская группа войск также получила расходящиеся направления наступления — на Дмитровск и на Фатеж, хотя и численно превосходила 1-й армейский корпус.
Южнее Орла, у станции Становой Колодезь, 8−9 (21−22) октября начались упорные, кровопролитные бои: собранная воедино Корниловская ударная дивизия бросалась в повторные лобовые атаки и несла страшные потери. О знаменитых «психических» атаках вспоминал командир бригады Червонных казаков Ф.В. Попов: «За первой колонной в двадцати шагах шла вторая, затем третья, четвертая и пятая. Ряды корниловцев сомкнулись, плечом к плечу они шли стеной на нас. Сзади каждой колонны в затылок шагали командиры, в высоко поднятой руке они держали шашки, а другой направляли наганы в спины идущей впереди них шеренги.
Опять отчетливо были видны белые ударники в черных папахах и черных шинелях с нашитым на левом рукаве изображением черепа… цепи корниловской пехоты неудержимо двигались вперед. Уже был слышен мерный шаг ударников. И опять в тишине раздалась команда. Вслед за ней из наших окопов последовали один за другим три залпа, застучали пулеметы. Поредевшие колонны ударников дрогнули, сломали линию, но в спину им шли следующие ряды, подпирающие их штыками. Изредка, в промежутках между залпами красных, раздавался одиночный стук наганов. Это командиры белых пристреливали своих отступающих ударников.
Когда раздался четвертый залп,…первые три шеренги, как по команде, залегли, последние две, дойдя до прижавшихся к земле первых шеренг, остановились в нерешительности, а потом под огнем пятого залпа в беспорядке, сбивая друг друга, побежали назад, увлекая за собой приникшие к земле первые шеренги"42. Неоднократно дело доходило до ожесточенных рукопашных схваток. Интенсивность стрельбы с обеих сторон была такова, что у множества винтовок и пулеметов плавились стволы.
Данное описание «психических» атак несколько разнится с теми, которые оставили сами их участники. Однако есть все основания доверять и тем, и другим, так как большое количество мобилизованных, а то и перебежчиков, снижало стойкость и заставляло применять принуждение. Есть сведения, что мобилизованные офицеры-корниловцы легко сдавались в плен, тогда как ударники из числа «старых добровольцев» оказывали ожесточенное сопротивление43.
10 (23) октября ознаменовалось двумя событиями. Дроздовцы после двухдневных боев заняли Кромы, а корниловцы ворвались на станцию Стишь в непосредственной близости от Орла. В течение двух следующих дней добровольцы были обескровлены — в некоторых ротах Корниловской дивизии осталось по 30 штыков. 13 (26) октября Дроздовская дивизия оставила Дмитровск. Кромы оборонял 3-й Марковский полк, сменивший дроздовцев, но ночью многие офицерские караулы перепились. Воспользовавшись этим, красные ворвались в городок; к утру два батальона марковцев были разгромлены, а остатки полка выбиты из Кром44. Бытовая недисциплинированность роковым образом повлияла на исход сражения.
Это означало прорыв фронта и угрозу положению корниловцев под Орлом. В сочетании с прорывом конницы С.М. Буденного в стык Добровольческой и Донской армий, взятия 8 (21) октября Воронежа и движения на Касторную положение для ВСЮР складывалось весьма непростое. Кутепов наконец-то перебросил войска к Кромам, но вновь частично. 1-й и 3-й Корниловские полки с боями отходили на юг по линии Становой Колодезь — Еропкино — Змиевка. «За трое суток Корниловская дивизия потеряла треть своего состава"45, — отмечал Скоблин. В целом потери составили не меньше, чем две трети от первоначальной численности. Дорого обходился успех и красной армии: так, Латышская дивизия сократилась на 40−50%, а бригада Червонных казаков — на треть46.
Учитывая, что основным стратегическим направлением оставалось орловское, Кутепов почти без боев отводил войска на правом фланге к Ливнам, продолжая ожесточенное сопротивление под Змиевкой. К 19 октября (2 ноября) фронт приблизился к городу на расстояние 10−20 верст, охватывая его с северо-востока и востока. Несмотря на заявления населению о стабильности обстановки, 20 октября (3 ноября) добровольцы оставили Ливны, в которые первым вошел 371-й стрелковый полк 42-й дивизии47. Под давлением трех дивизий марковцы и алексеевцы отступали. Теперь и под Ливнами начались кровопролитные бои. Особенно стойко дрался 1-й Алексеевский пехотный полк, которым командовал П.Г. Бузун — «молодой, сухощавый, подтянутый капитан со знаком „Первого Кубанского похода“. По виду ему можно было дать 27, 28 лет». (Впоследствии полковник, командир Алексеевской бригады, погиб в годы 2-й мировой войны, командуя ротой в Русском Корпусе в Югославии)48.
С 14 (27) октября дроздовцы возобновили попытки вернуть Дмитровск. До 19 октября (1 ноября) Кутепов надеялся сохранить свой правый фланг, перебрасывая часть войск в район Ливен. А с 20 по 23 октября (с 2 по 5 ноября), прорвав фронт на стыке Корниловской и Дроздовской дивизии, по их тылам в глубокий рейд устремилась полуторатысячная червонноказачья группа при 32 пулеметах — надев погоны и выдавая себя за конницу Шкуро. Пройдя 120 верст, разгромив тыловые базы в Фатеже и Понырях и взорвав железную дорогу, червонники попутно, пользуясь своим маскарадом, выявляли среди населения сочувствующих добровольцам и расправлялись с ними.
Потеряв связь со штабом корпуса, полковник Скоблин повел дивизию по Фатеж-Кромскому шоссе, чтобы по нему вырваться из надвигавшегося окружения и выйти на Курск. В ночь на 24 октября (6 ноября) червонники совершили налет на село Тагин и разгромили ночевавший там 3-й Корниловский полк, из всего состава которого спаслась лишь часть офицерской роты, вскоре присоединившаяся к основной группе. А 25 октября (7 ноября) контратаки корниловцев были сломлены. Красная кавалерия уничтожила 5 батальонов дивизии (фактически — 2-го и остатков 3-го полков). Но Скоблин сумел вывести к Курску 1-й полк и другие разрозненные части.
На правом фланге 24 октября (6 ноября) несущие крупные потери добровольцы откатились на 35 верст к юго-востоку от Ливен, причем противник в тот день захватил 30 пленных, 3 пулемета, большое количество снарядов и другую военную добычу. А в оставленном городе началась «резня всех, кто сочувствовал» добровольцам49. В мемуарах есть упоминание о том, что наибольшие потери Алексеевский полк (номер не указан) понес не в боях. При отступлении офицерская колонна попала в засаду краснопартизанского отряда Тер-Петросяна (Камо), и многие полегли под кинжальным огнем шести скрытых пулеметов50. Обескровленные алексеевцы и 2-й Марковский полк были отведены в тыл на переформирование.
Новый рейд червонников 1−6 (14−19) ноября нанес серьезный урон дроздовцам, чей 3-й полк был разбит, и многие офицеры покончили с собой, не желая сдаваться в плен. Огрызаясь яростными контратаками, Дроздовская дивизия отходила на юг. 2 (15) ноября Буденный взял Касторную, нанеся поражение отброшенным от Ливен остаткам Сводной дивизии добровольцев. Кутепов докладывал командующему Добровольческой армией: «Под натиском превосходящих сил противника наши части отходят на всех направлениях. В некоторых полках Корниловской и Дроздовской дивизии осталось по двести штыков… Потери с нашей стороны достигают восемьдесят процентов"51. И Кутепов и Май-Маевский выехали на фронт.
Орловско-Кромское сражение обескровило 1-й армейский корпус — главную ударную силу Добровольческой армии и ВСЮР. Инициатива перешла к противнику. Главной причиной поражения добровольцев на подступах к Москве стала отнюдь не нерешенность аграрно-крестьянского вопроса, отсутствие поддержки со стороны местного населения, реакционность офицерства, погромы и грабежи. Интересно вспомнить в этой связи и основательно забытое мнение крупного красного военного специалиста и историка, бывшего Генерального Штаба подполковника Н.Е. Какурина. Он полагал успех «похода на Москву» в принципе достижимым, а причину неудачи противника видел в излишней разбросанности действий. При более «грамотном» наступлении, разбивая противника по частям (отбросив 14-ю армию в брянские леса), добровольцы значительно повысили бы свои шансы. Еще существеннее оказалось численное, организационное и идеологическое превосходство большевиков. Многочисленные же, хотя и не запланированные хаотические реквизиции, нарушения законности быстро разочаровывали население, ждавшее установления порядка и стабильности. Главным итогом поражения Добровольческой армии под Орлом стал общий надлом сил и морального воодушевления, которые в ходе летне-осеннего наступления 1919 г. были напряжены чрезвычайно и безрезультатно.
Примечания:
1. Частные письма эпохи Гражданской войны: По материалам военной цензуры. / Публ. И. Давидян и В. Козлова. // Неизвестная Россия. XX век. Кн. 2. — М.: Историческое наследие, 1992. С. 234.
2. Там же. С. 209.
3. Там же. С. 212.
4. Там же. С. 211.
5. Там же. С. 242.
6. Там же. С. 227.
7. Там же. С. 220.
8. Государственный архив Орловской области (ГАОО). Ф. П-2. Оп. 1. Д. 9. Лл. 32−32 об.
9. Там же. Л. 32.
10. Там же. Л. 77.
11. Там же. Л. 78.
12. Там же. Л. 32 об.
13. Там же. Лл. 32 об., 34, 36.
14. Там же. Л. 35 об.
15. Орловская губерния в период иностранной военной интервенции и Гражданской войны (1918−1920 гг.): Сборник документов и материалов. / Сост. В.И. Федоров и др. Под ред. Г. М. Михалева и др. — Орел, 1963. С. 118.
16. Пылин Б. Первые четырнадцать лет: 1906−1920. — Калифорния, 1972. С. 80.
17. Векреенко Г. П., Минаков С.Т. Московский поход и крушение «добровольческой политики» генерала А. Деникина. — М.: МГОПИ, 1993. С. 221; Боевой состав Вооруженных Сил Юга России на 5 октября 1919 года. / Публ. Р.Г. Гагкуева. // Белая Гвардия: альманах. — М.: Посев, 1998. N 2. С. 83.
18. Векреенко Г. П., Минаков С.Т. Указ. соч. С. 221.
19. Орловская губерния в период иностранной военной интервенции и Гражданской войны. С. 136.
20. Цветков В.Ж. Добровольческая армия в Центрально-Черноземном районе (сентябрь-октябрь 1919 г.). // Война в истории России: Материалы межвузовской научной конференции (Курск, 23 мая 1997 г.) — Курск: РОСИ, 1997. С. 152.
21. Критский М.А. Корниловский ударный полк. — Париж, 1936. С. 137−38.
22. Попов Ф.В. Разгром деникинцев под Орлом (из записок комбрига). — Орел, 1959. С. 5−6.
23. Разгром деникинцев под Орлом и Кромами осенью 1919 года. / Сост. С.Т. Минаков. — Орел, 1989. С. 50−52.
24. Материалы по истории Корниловского ударного полка. / Сост. М.Н. Левитов. — Париж, 1974. С. 342.
25. Цит. по.: Попов Ф.В. Указ. соч. С. 36.
26. Цит. по: Макаров П.В. Партизаны Таврии. — М.: Воениздат, 1960. С. 144.
27. Государственный архив Российской федерации (ГА РФ). Ф. Р-5881. Оп. 1. Д. 562. Л. 3.
28. Орловская губерния в период иностранной военной интервенции и Гражданской войны. С. 176.
29. Частные письма эпохи Гражданской войны. С. 237.
30. Там же. С. 239.
31. Критский М.А. Указ. соч. С. 141.
32. Часовой. 1979. N 616. С. 27.
33. Пылин Б. Указ. соч. С. 50, 53.
34. Российский государственный военный архив (РГВА). Ф. 39 725. Оп. 1. Д. 8. Л. 150 об.
35. Материалы для истории Корниловского полка. С. 309−310.
36. Векреенко Г. П., Минаков С.Т. Указ. соч. С. 264−265.
37. Разгром деникинцев под Орлом и Кромами осенью 1919 года. С. 57.
38. Туркул А.В. Дроздовцы в огне: картины Гражданской войны 1918−1920 гг. (в лит. обработке И. Лукаша). // Я ставлю крест… А. Туркул. Дроздовцы в огне; Г. Венус. Война и люди. — М.: Воениздат, 1995. С. 83.
39. Материалы для истории Корниловского ударного полка. С. 348.
40. Орловская губерния в период иностранной военной интервенции и Гражданской войны. С. 152.
41. Там же. С. 163−164.
42. Попов Ф.В. Указ. соч. С. 39−40.
43. Там же. С. 16−17.
44. Разгром деникинцев под Орлом и Кромами осенью 1919 года. С. 72.
45. Критский М.А. Указ. соч. С. 146.
46. Разгром деникинцев под Орлом и Кромами осенью 1919 года. С. 79.
47. Орловская губерния в период иностранной военной интервенции и Гражданской войны. С. 178, 259.
48. Пылин Б. Указ. соч. С. 59, 182.
49. Там же. С. 59.
50. Разин-Аксенов Р.В. Центральная Россия. Закавказье. 1919−20. // Сказание о Гражданской: Записки участников Гражданской войны. / Сост. И коммент. С.Н. Семанова. Предисл. Э.М. Щагина. — М.: Современник, 1987. С. 156.
51. Цит. по: Макаров П.В. Указ. соч. С. 145.
* В Орле имелись пять параллельных улиц, носивших названия от 1-й Курской до 5-й соответственно. Ныне четыре из них сохранили свое историческое название. А 5-я Курская переименована в ул. Фомина.
Белое дело. 2 съезд представителей печатных и электронных изданий. Резолюция и материалы научной конференции. «Белое дело в Гражданской войне в России. 1917−1922 гг.». М.: Посев, 2005.
|
|
