Поминайте наставников ваших

Из книги воспоминаний об о. Александре Шумаеве, по благословению которого начался проект «Белые воины»

Поминайте наставников ваших, которые проповедывали вам слово Божие,
и, взирая на кончину их жизни, подражайте вере их.
Евр 13. 7

В середине девяностых мне довелось приобрести участок под Подольском, в 28 километрах от Москвы. Многие знакомые тогда строили загородные дома, был настоящий строительный бум, и мы не остались в стороне. К тому времени я уже пять лет был крещён: в мае 1990 года на 40-й день после рождения сына понёс его в храм Воскресения Словущего близ Тверской, а жена и сказала: как же ты идешь крестить сына, а сам некрещёный? Я буркнул, что ещё не готов, но, подойдя к храму, почувствовал: либо сейчас, либо никогда — и помчался домой за белой рубахой. Так мы крестились с сыном в один день, сразу после Пасхи.

Мы изредка посещали богослужения в прекрасном храме — тоже Воскресения Словущего — в Климовске, Подольского благочиния, где настоятелем был о. Борис. Тогда он казался мне очень строгим батюшкой; однажды я предложил ему помощь в восстановлении храма и услышал в ответ: «У вас неподалёку, в деревне Никулино, назначили нового священника; помоги ему, если хочешь. Сюда тебе придётся ездить, а там пешком десять минут». Я не очень представлял, где мог быть этот храм: за время своего строительства исходил все окрестности, но никакого храма не видел. И вот однажды на весенних каникулах 1997 года мы были семьей на даче. Солнечным утром я позвал сына погулять в лесу с собакой. Вдруг он говорит: «Пап, а хочешь, я тебе покажу старое кладбище?» — «Какое, сынок, кладбище? Я знаю все окрестности, ничего подобного здесь нет». Но он упрямо тянул меня за руку, и скоро мы вышли на опушку. Солнце освещало небольшое поле, за ним виднелись деревенские дома.

Наст был еще крепок после зимы, и сын с собакой уверенно повели меня к деревне. Действительно, там оказалось заброшенное кладбище и при нём разрушенная церквушка. Удивительно. Рядом с разорённым алтарем я заметил какое-то движение; мы подошли. Высокий статный мужчина в чёрном подряснике и скуфейке, из-под которой выбивались густые, тронутые сединой волосы, утеплял окна. Благородные, правильные черты лица и огромная густая борода с проседью. Он излучал радостную силу и какой-то тёплый свет. Это и был о. Александр Шумаев — и тот храм, куда направил меня о. Борис. Мы поздоровались и разговорились: оказалось, первая служба была всего три месяца назад, на Николу зимнего, 19 декабря. Я предложил о. Александру помощь, а он пригласил нас на воскресную службу. Так промыслительно получилось, что ранним весенним утром меня привёл в храм мой маленький сын, невольно содействовавший и моему крещению.

Первая служба в Казанском храме

Я начал посещать службы в Спасском храме и помогать в его восстановлении. Моё желание лишь укрепилось, когда я увидел, как батюшка все силы и средства отдаёт возрождению храма и созданию общины. Его жизнь можно коротко описать так: «Храму и людям всё — себе ничего». Отец Александр обладал глубокой искренней верой и жил по Божиим заповедям. Апостол Павел пишет в послании к Евреям: «Имейте нрав несребролюбивый, довольствуясь тем, что есть. Ибо Сам сказал: не оставлю тебя и не покину тебя» (13. 5). В самом деле, Господь не оставлял о. Александра — и нас вместе с ним. Как и положено священнику, батюшка питался от алтаря — что приносили прихожане, то и ставилось на стол.

Трапезе по окончании богослужения он уделял большое значение, называя агапу неотъемлемой частью воскресной службы, и всегда приглашал всех за общий стол. «Господин сказал рабу: пойди по дорогам и изгородям и убеди придти, чтобы наполнился дом мой» (Лк 14. 23). Так и он звал всех, никому и ни в чём не отказывал, когда к нему обращались за помощью; его телефон был доступен в любое время, и, когда бы ты ни позвонил, всегда слышал доброжелательный и радостный голос.

У моего друга Алексея тяжело заболела мама, которую мы все очень любили, а она относилась к нам, как к своим детям. Мы молились за выздоровление рабы Божией Юлии, но болезнь, забиравшая силы этого жизнелюбивого и энергичного человека, развивалась стремительно, и вскоре Юлия Сергеевна оказалась в реанимации онкоцентра; врачи сказали, что надежды нет. На мой вопрос о причастии мне ответили: «Не до того». Я тут же связался с о. Александром, и он сказал, что ехать надо немедля. Я отпросился с работы и помчался в Никулино. Батюшка с запасными дарами уже был наготове, и мы сразу отправились в больницу. Онкоцентр на Каширке произвёл на меня самое гнетущее впечатление: входя туда, уже чувствуешь себя одной ногой в могиле. В отличие от 1-й или 3-й городских больниц, церкви при нём нет, нет и духовной поддержки умирающим. Мы успели вовремя, Юлия Сергеевна приняла причастие — она как будто ждала нас — и, причастившись, умерла в ту же ночь. Царство ей Небесное и вечная память! Отец Александр, даже не зная человека, тут же откликнулся — и, как Ангел-хранитель, вовремя оказался рядом с умирающей.

Однажды батюшке позвонили из соседней деревни с просьбой о крестинах; женский голос предупредил, что времени мало, поскольку этот человек очень плох. О. Александр быстро собрался и поехал. Мужчина, к которому его звали, лежал без памяти. Как только священник приблизился, он пришел в себя — будто ждал этого. Батюшка окрестил его, исповедовал, причастил, и у него на руках тот отдал Богу душу, и тут же священник совершил отпевание. Как оказалось, умерший всегда тянулся к Богу, давно хотел креститься, но строптивая жена была против и только перед смертью, сжалившись, исполнила последнюю волю мужа. «Доведётся ли нам вовремя исповедовать свои грехи перед Господом и принять причастие перед смертью, одному Богу известно» — так закончил свой рассказ о. Александр.

Как большинство мужчин, о. Александр любил автомобили и хорошо в них разбирался, мог сам выявить и устранить любую неисправность. Долгое время он ездил на полувоенном УАЗике, затем прихожане подарили ему «Ниву», однако пределом мечтаний для него была «Волга». И вот однажды я увидел возле храма черную «Волгу 3102». Мне подумалось: наконец-то сбылась его мечта. Каково же было мое удивление, когда примерно через месяц я узнал, что он эту свою мечту подарил о. Сергию, который очень сильно пострадал от пожара. «Не о себе только каждый заботься, но каждый и о других» (Фил. 2. 4).

Отец Александр как никто другой мог утешить надеждой. Мой близкий знакомый, архитектор, попал в аварию, его жена погибла на месте, и он считал себя виновником её смерти, поскольку был за рулём. Я не мог себе представить, как возможно утешить человека в таком состоянии, и обратился за помощью к о. Александру. Он с готовностью откликнулся, не раз навещал моего друга и умел найти единственно нужные слова. «Будьте братолюбивы друг ко другу с нежностью… Радуйтеся с радующимися и плачьте с плачущими» (Рим. 12. 10, 15).

Вернёмся, однако, к началу моего повествования. Итак, в 1997 г. я стал посещать Спасский храм. Храмом эти руины можно было назвать с большой натяжкой: алтарь практически разрушен, от приделов Димитрия Солунского и Архистратига Михаила остался лишь битый кирпич, не было ни маковки с крестом, ни пола, ни дверей, все окна выбиты. Чудом сохранилась колокольня — под один из углов, полностью уничтоженный с одной стороны, была подведена железная опора. Храм отапливался печкой-буржуйкой, вокруг которой в зимнее время жались хор и прихожане. Внутри было темно: проёмы окон закрыты ковролином. Но батюшка работал не покладая рук, за ним тянулись и ему помогали мы все — а главным помощником была и остаётся регент храма Неонила. Она взяла на себя и физическую работу (разборку кирпичей, покраску, уборку), и бухгалтерию, накрывала на стол и убирала, пекла просфоры, кормила огромное количество кошек и собак, главное же — пела на клиросе и управляла хором. С Божией помощью успевала и по хозяйству у себя дома: у нее были лучшие в округе помидоры и огурцы, о её урожаях ходили легенды.

Весь старый кирпич мы собрали и без остатка использовали для восстановления стен; это было в полном смысле воссоздание храма. Знакомый архитектор, о котором речь шла выше, сделал эскизы оконных переплетов, подходящие к архитектуре храма, и в Москве нам изготовили окна. Когда их вставили, это был настоящий праздник: теперь солнце проникало внутрь, и в храме и в наших душах стало светло и радостно. Еще до этого, осенью 1997 г., мы с женой решили венчаться. Хотя наш храм стоял в руинах, в нём топилась буржуйка, а в оконных проёмах свистел ветер, сомнений, где венчаться, не было. Наши свидетели сначала недоумевали: почему не в Москве, а в загородном полуразрушенном храме? Но, познакомившись с о. Александром и почувствовав необычайно радостную атмосферу нашего прихода, удивляться перестали и вспоминали этот день, 23 ноября, с большой теплотой. В нашей памяти остался приглушённый свет, тихо горящие венчальные свечи; свидетели долго держат венцы над нашими головами, мы слушаем проникновенную проповедь батюшки, с клироса звучит его любимый знаменный распев… Батюшка ещё не стар, здоров и полон творческих замыслов. Кажется, это было вчера — а прошло уже 12 лет.

Многие наши прихожане заканчивали духовные учебные заведения. В конце 90-х годов о. Александр рассказал мне о Свято-Тихоновском Богословском институте в Москве и посоветовал поступать. К тому времени у меня было уже два Вуза за спиной, и я с трудом представлял себя в 40 лет сдающим вступительные экзамены. Однако, поразмыслив, решил, что лучше учиться, чем сидеть по вечерам у телевизора. В университете все было по-настоящему, никаких скидок на мой возраст и дипломы никто не делал, вступительные я сдавал на общих основаниях. Решив поступать, я нашел свою старую учительницу по русскому и литературе, которая готовила меня еще в Академию Внешней торговли, и засел за книги. Закон Божий штудировал по учебнику протоиерея С. Слободского. Времени катастрофически не хватало, приходилось заниматься по выходным после службы в храме и ночами. Не поступить и подвести о. Александра я не мог. Экзамены я сдал успешно и осенью 2000 г. был зачислен на заочное отделение миссионерского факультета. Тогда я ещё не представлял, насколько трудной будет учёба; достаточно сказать, что из 90 поступивших диплом получили лишь 25 человек. «Выживших» ректор университета о. Владимир Воробьев на выпускном торжестве назвал православными спартанцами.

На первый взгляд, все было достаточно просто: в течение учебного года требовалось написать 15−17 больших контрольных работ по разным предметам, причём по каждому давалась методичка и обширный список литературы; в среднем на одну работу отводили 25−30 дней. Необходимо было заниматься систематически и самостоятельно, а тема задавалась такая, что надо было перелопатить множество учебной литературы и первоисточников. В институте учились люди со всей страны, приезжавшие в сессию на короткий срок, поэтому экзамены шли очень плотно, через два дня на третий, график был жёсткий. В отличие от светского образования наше, православное, бескомпромиссно: хочешь учиться — учись, не хочешь — не отнимай время у себя и преподавателей. Отец Александр всегда живо интересовался моими успехами и очень меня поддерживал. На удивление, я достаточно хорошо сдал первую, самую трудную сессию; моя семья и прихожане нашего храма радовались вместе со мной. После сессии я как на крыльях полетел за город, и мы до поздней ночи проговорили с о. Александром. Воистину: «Радуйтесь с радующимися и плачьте с плачущими».

В Москве я хожу на службы в Иоанно-Предтеченский женский монастырь, где настоятельницей игуменья Афанасия (Грошева). И вот, когда я уже учился на старшем курсе, о. Александр заговорил со мной об алтарничестве и спустя время благословил меня помогать в алтаре в Москве. С этим я и пришёл к матушке Афанасии, и вот уже, слава Богу, более шести лет я алтарник в Иоанно-Предтеченском монастыре.

23 октября 2005 г. состоялось архиерейское освящение всех трех престолов Спасского храма; тогда же благочинный о. Олег предложил нашему алтарнику (ныне он уже о. Сергий) перейти в его храм в Подольск. Так через две недели после освящения наш настоятель остался без помощника. Я к тому времени уже имел некоторый опыт и предложил ему свои услуги. Таким образом, две последние службы о. Александра — вечернюю в субботу и литургию в воскресенье — я провёл в алтаре; теперь я знаю, что это было прощание с моим духовным отцом, самая большая награда за мою скромную помощь в восстановлении Спасского храма. Я этого никогда не забуду.

После литургии я подошёл к о. Александру и попросил благословить на изготовление надгробия для моего тестя. Батюшка сказал, что у него давно отложены деньги для памятника маме и попросил передать заодно в гранитную мастерскую небольшой эскиз, который тут же при мне и нарисовал. Я с радостью согласился. Кто знал, кроме Бога, что через день о. Александра не станет? Он погиб 8 ноября 2005 года по пути на службу в день памяти великомученика Димитрия Солунского — престольный праздник своего храма. Вечная ему память.

А небольшой эскиз, нарисованный батюшкой, мы воплотили в жизнь. Он теперь украшает могилу нашего настоятеля у Спасского храма, который стал делом его жизни. Но главное всё же не стены храма, а люди, его духовные чада, которые помнят своего наставника и молятся о нём. Мы верим, что и он за гробом нас не забывает.

Множество священников Подольского благочиния отпевало и провожало в последний путь о. Александра. Он лежал в своем храме, и у его гроба непрестанно шли службы, читалось Евангелие. На похороны приехал его духовный сын о. Михаил Бородин из Екатеринбургской епархии. Он же затем продолжил воссоздание Казанского храма в селе Товарищеве, который батюшке приписали за полтора года до его гибели и где уже шли восстановительные работы. Похороны всеми любимого священника возглавил архиепископ Можайский Григорий.

Первый раз в жизни я ощутил торжественность похорон: не было на душе уныния и тоски, только легкая грусть; так бывает, когда провожаешь в дальнюю дорогу близкого человека. Проститься и проводить в последний путь приехал давний товарищ о. Александра о. Дмитрий Смирнов 1. Это он крестил будущего священника в Крестовоздвиженской церкви Алтуфьева в далеких 70-х, он же сказал на отпевании прощальное слово. Символично, что о. Димитрий наставил о. Александра на духовный подвиг, он же и подвел итог его священнического служения.

Еще одна нить связывает о. Александра с о. Дмитрием. На заупокойных службах о. Александр всегда поминал героев Белого движения генералов В. О. Каппеля, С. Л. Маркова, П. Н. Врангеля, адмирала А. В. Колчака. Ещё в конце 90-х годов мне подарили книгу «Белый свет России». Долго она лежала на полке, всё не хватало времени прочитать, но наконец стало неловко: добрые люди подарили книгу, а я её даже не пролистал. Книга была посвящена Белому движению. Я заинтересовался колоритной фигурой генерала Маркова, про которого раньше слышал лишь, что он был карателем и отличался особой жестокостью. Но ещё до чтения самой книги фотография этого офицера убедила меня в другом. Такой благородный человек, георгиевский кавалер, просто не мог быть ни карателем, ни душегубом. Действительно, как выяснилось, Марков был один из храбрейших офицеров русской армии, один из самых молодых генералов, получивший генеральские погоны от императора. Тогда у нас родилась мысль рассказать людям правду об этом герое. С благословения о. Александра вышла в свет книга «Марков и марковцы», затем было создано информационное агентство «Белые воины», выпустившее книги «Каппель и каппелевцы» (два издания), «Генерал Дитерихс», «Дроздовский и дроздовцы», «Граф Келлер», «Верная гвардия», «Генерал Кутепов»; сейчас готовится книга о генерале Скобелеве. Отец Александр благословил и установку первого памятника Маркову, в чём большую помощь оказал глава Синодального отдела по взаимодействию с вооруженными силами о. Дмитрий Смирнов. Он не только поддержал нас морально, но и как специалист с художественным образованием дал много дельных советов по созданию и установке памятника. Отец Дмитрий курировал также наш проект «Белые воины» и по моей просьбе ездил с нами в Харбин на поиски останков генерала Каппеля. Я убежден, что без его руководства наша поездка в Китай не увенчалась бы успехом.

Есть и ещё одна связь между этими священниками. Как-то в проповеди о. Александр рассказал нам об архимандрите Павле (Груздеве) и советовал о нём почитать. Достав и прочтя книгу, я был поражен искренностью, глубиной и духовностью этого простого человека. Прекрасны его стихотворения; казалось, от самой книги исходят доброта и тепло. Иногда, проснувшись ночью, я открывал её с любой страницы и, читая, чувствовал какое-то успокоение, будто сам о. Павел беседовал со мной: сердце утешалось, мысли и чувства приходили в порядок.

И вот однажды мне пришлось посетить Читу. Я привез владыке Евстафию киот с иконой равноапостольного князя Владимира, небесного покровителя генерала Каппеля, и просил владыку благословить перезахоронение доблестного генерала в ограде Казанского кафедрального собора. Владыка очень тепло принял меня, и после освящения киота с иконой пригласил посетить женский монастырь недалеко от Читы. там в реставрационной мастерской мой взгляд упал на прекрасную икону Нерукотворного Спаса северного письма. «Какая прекрасная икона! — воскликнул я. — А ведь я прихожанин храма, названного в её честь». — «Эта икона отца Павла Груздева, которой он благословил меня перед смертью». Оказалось, владыка — духовный сын о. Павла и, будучи наместником Спасо-Яковлевского Димитриева монастыря в Ростове Великом, посещал старца каждое воскресенье, а последние месяцы находился при нём неотлучно.

Действительно, приглядевшись к фотографиям в книге, я почти на каждой узнал архимандрита Евстафия и других знакомых священников, которые часто бывали в Троицком храме в Верхне-Никульском: о. Владимира Воробьева и о. Дмитрия Смирнова; в книге есть и их воспоминания об о. Павле.

Дело о. Александра (восстановление Казанского храма, с. Товарищево) продолжает его ученик о. Михаил Бородин. В Спасский храм назначен настоятелем о. Алексей Поздникин. Часть духовных чад о. Александра перешла в Казанскую церковь, часть осталась в Спасском храме в Никулине, но мы по-прежнему считаем себя одной семьей и престольные праздники встречаем вместе. Слава Богу за все, а о. Александру Шумаеву — вечная память.

Спасский храм в Никулине Подольского благочиния

Протоиерей Дмитрий Смирнов об отце Александре Шумаеве

Однажды, не помню, в каком году, ко мне в храм пришёл человек замечательной внешности, очень красивый, с синими глазами, слегка вьющимися, немного откинутыми назад волосами медного оттенка, с очень сильными руками. Потом я узнал, что он и поэт, и фотохудожник, очень хорошо чувствует красоту музыки и слова: вот слово произнесут, а у него уже возникает какая-то ассоциация. Он и путешествовать любил, в Среднюю Азию ездил, в какой-то Учкудук.

Выяснилось, что он некрещёный, но душой устремляется к Богу. Я его крестил по его просьбе, и он стал весьма усердным христианином.

Александр был энергичной личностью, ему обязательно нужно было идти вперед, и он многое в своей жизни сделал. Например, своими руками построил дом. Причём он никогда не был богат, кирпичи брал на «помойке» или разбивал и очищал от раствора обломки разрушенных зданий и вот из этого построил двухэтажное здание. Он мог своими руками починить любой автомобиль. Помню, у него была древняя «Победа», на которой он ездил.

Вот ещё один эпизод, очень для меня важный. Мне досталась в наследство избушка, из углов которой было видно небо, и он понудил меня строить новый дом, так как для него это не составляло труда. Как я впоследствии убедился, Александр брался за любое дело и делал с очень хорошим качеством. Обычно он сам выбирал себе занятие по душе.

И вот мы с ним вдвоём сделали сруб. Это было очень хорошее время. Рубили мы зимой, стоял мороз, сверкало солнце. Время от времени стамески падали в снег, и уже до весны их нельзя было найти. Спали мы у соседки на полу, питались одними макаронами. Мало того, он ещё каждое утро в одних трусах бегал на реку — это метров 200 — и купался. Температура воды, как и во всех маленьких лесных реках, шесть градусов тепла, а на улице от минус 25 до минус 35. И вот он эту процедуру каждый раз на потеху всей деревни совершал. Окунался с головой, выходил, вытирался, и мы приступали к работе.

Как сейчас помню его лицо, бороду всю в маленьких сосульках. Он представлял собой как бы коненковскую скульптуру: прекрасное мощное тело, совершенно без жиринки — кожа, кости, мышцы; прекрасный профиль, горящие глаза, которые спорят по своей голубизне с небом. Он весь такой загорелый на фоне ослепительного снега, борода и голова в ледяной шапке. Это было потрясающе. Я люблю людей, которые выше меня ростом. А он хотя и был ниже, но по тому что мог сделать, по всем параметрам меня превосходил, и я всегда с удовольствием смотрел на этого мощного человека.

У Александра рядом с домом в Воронове был храм, куда он ходил. Там он познакомился с владыкой Мелхисидеком, и тот предложил ему рукополагаться, хотя он был тогда ещё неофит, со времени крещения прошло года четыре или пять. Но ощущался очень большой дефицит ставленников, и любой человек, более-менее воцерковленный, был очень востребован. Александр с этим вопросом пришёл ко мне, я очень подивился, выразил свой скепсис, но он тем не менее дал согласие владыке.

И вот его рукоположили, и он в Свердловской епархии построил два храма, изучил церковное пение, научил своих прихожанок петь — в общем, создал приход. А потом переехал в Московскую область, стал здесь трудиться, тоже из руин восстанавливать храмы. Первый храм, который он воссоздал, получился замечательный, и он взялся за второй. Вообще его жизнь была постоянным восхождением. И видать, Господь призрел на его усилия, посчитал, что он уже созрел, и произошла эта автокатастрофа, чтобы завершить его удивительный земной путь.

Для нас, оставшихся, это, конечно, трагедия. Про таких людей, как о. Александр, всегда говорят: рано ушёл, многое ещё мог сделать. Его харизма деятеля, очень яркого, во всех областях талантливого, могла бы ещё пригодиться. Но Божия воля, благая и всесовершенная, совершилась.

Он был старше меня, но как христианин младше, и я всегда смотрел на него с некоторой опаской. Меня тоже никто в бездеятельности обвинить не может, но мне казалось, что я уже нахожусь на каком-то пределе, а кто сверх того, тот уже очень рискует. Поэтому я за него всегда беспокоился, но, слава Богу, в этом смысле всё обошлось.

Думаю, у тех, кто знал о. Александра, он никогда из памяти не сотрётся. Безусловно, ярчайшая и сильнейшая личность, таких, к сожалению, не много…

Вечная ему память!

+ + +