Красная звезда | Александр Дерябин | 06.05.2006 |
…Утром 22 июня 1941 года воины гарнизона Вилкавишкиса, где служил Петр Фомич Марченко, были подняты по тревоге. Гитлеровская авиация бомбила населенные пункты, колонны пехоты и танков, сея смерть и пожары, шли по советской земле. Петр Фомич, попрощавшись с женой и сыном, заспешил туда, куда призывал долг.
Семья Марченко была эвакуирована, на перекладных добралась до Намангана, где и осела. Призрачной казалась надежда получить родным весточку с фронта от Петра Фомича в то жестокое время. Но эта надежда осуществилась благодаря работе Центрального справочного бюро, которое в хаосе первых месяцев войны развернулось в Бугуруслане — небольшом городке Оренбургской области. Летом 1942 года в Наманган пришло на адрес эвакуированной семьи письмо от связиста 939-й отдельной телеграфно-эксплуатационной роты Юго-Западного фронта Петра Марченко.
Москвичка Наталья Ивановна Герасимова стала одной из первых сотрудниц ЦСБ. Вот как в наших беседах она вспоминала начало работы в бюро.
— Работала в Мосгорсправке инструктором. И тут — война. Записалась в истребительный батальон — рвалась на фронт. Но 10 августа вызывает меня Михаил Павлович Лавочкин, мой прямой начальник, и говорит: «Командируем тебя, Наташа, на новое дело. У тебя есть опыт работы с запросами. Будешь работать на картотеке лиц, эвакуированных на прифронтовой полосе». Я ему про желание драться с оружием в руках, партийный билет достаю. А он в ответ: «Вот и считай, что это дело тебе поручила партия».
Первоначально картотека находилась в здании ГУМа. Писем — мешки. Просят, умоляют найти, связать с родными. Где, как искать? Да и навыков такого рода работы у первых сотрудников, командированных в основном из Госплана, не было. Решили для начала все запросы заносить на специальные карточки — накапливать установочные данные тех, кто ищет и кого ищут. Основной ключ накопления и возможного ответа — алфавитный порядок по первой букве фамилии. По такому пути и пошли. Работа не очень-то радовала — лишь принимаем людскую боль, помочь не можем. А вскоре нам объявили, что картотека эвакуируется. Вернулась домой после инструктажа глубокой ночью. С утра чуть свет была в ГУМе с одним чемоданчиком. А наших — никого. Страшно стало — неужто опоздала или что-то перепутала? И ни спросить, ни посоветоваться не с кем. Наверное, от отчаяния и позвонила прямо в ЦК, в справочную. С кем разговаривала — не помню уже. Только сказали, чтобы спешила на Казанский вокзал, на девятом пути состав. Едете в Бугуруслан, картотека прибудет чуть позже.
Где-то под Рязанью эшелон бомбили, но все обошлось. Проехали Куйбышев, Волга осталась позади. А вскоре прибыла на место. Меня ждали. Прямо с вокзала повели смотреть помещение под картотеку — школу N 5. Договорилась с уборщицей вымыть классы и коридоры, а сама устроилась на первое время на вокзале в комнате для эвакуированных. Звоню в Куйбышев: мол, волнуюсь, где картотека? Меня успокоили: прибудет через два дня. Действительно, через два дня одним из эшелонов прибыл вагон с нашими. Смотрю, а они с баулами, чемоданами, корытами. Всей этой рухлядью картотеку помяли. Жалко ее было до слез. Ну, разместились, устроились. Вскоре к нам стали поступать уже в организованном порядке установочные данные на всех эвакуированных, в том числе и по детским домам. Эти сведения предоставляли местные Советы и органы милиции, которым вменили в обязанность вести перепись прибывших в эвакуацию людей. Появилась долгожданная возможность ответить на запрос фронтовика при условии, конечно, если данные о новом месте жительства его семьи уже поступили к нам.
Центральное справочное бюро заработало. Около 500 его сотрудников, в основном женщины и девушки, здесь, в тылу, не растили хлеб, не стояли у станка, не шили одежду для Красной Армии. Они врачевали души. Порой по 14 часов в сутки, пока не разобрана и не рассортирована дневная почта (таково было жесточайшее правило), они читали строки боли человеческой и надежды. Без выходных и отпусков, падая в обмороки от усталости и недоедания. Что означала для людей страны работа ЦСБ — об этом говорят все те же письма фронтовой поры, направленные в Бугуруслан.
Офицер Кататянский: «Дорогие мои! Сегодня после жаркого боя мне в траншею принесли ваше извещение N 250 220 о местонахождении сестры. Нельзя описать моей радости! Сегодня не ноют старые раны, я забыл о перенесенных лишениях. Наутро снова в бой за счастье нашего народа. Буду громить врага до окончательной победы».
Дуся Попова из детского дома Челябинска: «Я четыре года не знала, где находятся мои родные. Недавно обратилась к вам. Вы чутко отнеслись к просьбе и помогли мне отыскать сестру. Вчера я получила от нее письмо. Спасибо!»
Н. Бумберг из Минска: «Сегодня я получила письмо от дочери Майи, которую разыскала благодаря вашей помощи. Можете себе представить, сколько у меня было радости, сколько было пролито счастливых слез!»
С кем бы из бывших сотрудниц ЦСБ ни довелось встретиться, все они, вспоминая Бугуруслан, словно молодели на глазах. А руководил этим «женским батальоном» полковник Сергей Иванович Аксенов. Коммунист со стажем — делегат X съезда партии. Перед самой войной заболел, ему ампутировали ногу. По воспоминаниям Н. Кирилловой, Т. Тютереновой, К. Соколовой, А. Бадретдиновой, Л. Смехновой, Сергей Иванович (он умер в 1951 году) был человек чрезвычайно строгий и вместе с тем очень отзывчивый, душевный. Быстро и четко решал все организационные вопросы, за своих девчонок стоял горой. Требовал, чтобы к каждому письму относились очень внимательно.
Любая оплошность, невнимательность в ЦСБ расценивались как брак в работе. А возможности ошибиться было много. Неразборчиво написанные строки, в спешке поставленные сокращения, порой искажение географических наименований, падежных окончаний, особенно в национальных фамилиях и именах, — все это требовало кропотливости, самозабвения, терпения. Тем, кому было особенно трудно втянуться в ритм работы (в течение суток ЦСБ получало около 20 тысяч писем), помогали и словом участливым, и тем, что опытные сотрудницы лишнюю пачку писем себе брали. А еще собирали посылки, давали в госпиталях концерты художественной самодеятельности, были агитаторами, организовывали для фронта «красные обозы» с продовольствием. Когда же кому-либо из молодых девчонок удавалось вырваться на фронт, провожали всем коллективом. Провожали вот так и Анну Григорьевну Бадретдинову, окончившую курсы санинструкторов. Прошла она фронтовыми дорогами от Курской дуги до Праги, награждена орденом Отечественной войны II степени и двумя медалями «За боевые заслуги», а школой ответственности считает свою работу в ЦСБ.
С окончанием войны эшелоны с демобилизованными фронтовиками хлынули на родину. Многие находили своих близких сами. Работа бюро постепенно сворачивалась. Архивы направлялись в различные ведомства, в Красный Крест. Дольше всех — до 1948 года — существовала в Бугуруслане детская картотека. Если обратиться к языку цифр, то все проделанное в те годы выглядит так: в ЦСБ поступило около 17 миллионов писем с запросами по адресам, более 3 миллионов из них удалось отыскать и дать положительный ответ.
… А годы как птицы летят и летят. И в мае мы будем праздновать священную для нашего народа дату — уже 61-ю годовщину Победы в Великой Отечественной. Времени-то сколько прошло с того мая! Но до сих пор в нашу редакцию, в Центральный архив Министерства обороны, на телевидение и радио приходят письма с просьбой помочь узнать хоть какие-нибудь сведения о родных и близких, с кем разлучила, развела война: мать ищет сына, брат — брата, дети — отца.
У братских могил я вижу полные скорби глаза ветеранов, кто прошел войну, тех, у кого она взяла и не вернула дорогих людей. Глаза, в которых до сих пор теплится неугасимый огонек надежды на встречу.