«Антоновская» продолжает звучать.

«Коммунист, взводи курок!» — эта строка из куплета «Антоновской» врезалась в мою память навсегда.

Песню тамбовских повстанцев я услышал от отца, известного поэта Николая Леопольдовича Брауна, летом 1954 года в поселке Келломяки (теперь Комарове), где тогда проживала наша семья. Он пел ее, аккомпанируя себе на семиструнной гитаре, на которой хорошо играл. Содержание песни, в моем шестнадцатилетнем возрасте, произвело сильное впечатление, как будто оно относилось не к прошлому, а к настоящему, и было вполне созвучно ему. Обреченность с мужественной готовностью принять смерть, карканье вороны, предвещающее выстрелы коммунистов, осина над темной могилой… раздольная, распевная мелодия запоминалась вместе со словами.

«Антоновская» пелась в нашей музыкальной семье. Когда отец о матерью пели ее на два голоса, ими можно было любоваться, но она исполнялась ими не часто, как я понял впоследствии, она связывалась со многими переживаниями моих родителей и событиями довоенных и всех последующих лет, с трагическими потерями, «доля-неволя» подсоветских лет унесла немало жизней и после 1945 года, при послевоенном продолжении красного террора НКВД… На мои вопросы отец отвечать не его шил, однажды он пояснил, что это песня тамбовцев-«антоновцев», прозванных так по фамилии одного из их руководителей, возглавившего восстание против произвола большевиков. По словам отца, распространенным являлось мнение, что песня была написана или самим Антоновым или, возможно, его братом. Подтвердить это, конечно, некому.

Спустя годы отец рассказал, как он, прибывший в Петроград из Орла в 1919 г. в начале 20-х услышал слова и мелодию песни в исполнении поэта Николая Клюева. В гостях у Клюева он, молодой, но уже заявивший о себе в ряде изданий, многократно бывал на Большой Морской, 45. Николай Алексеевич, выходец из крестьян-старообрядцев Олонецкой губернии, исполнял «Антоновскую» в своеобразной манере, сидя на лавке в его подвальной комнате рядом с иконами, покачивая головой, заметно «окая» при напеве слов. Он сообщил отцу, что песню эту очень любит «Сереженька» — так он именовал Есенина.

Здесь уместно вспомнить, что именно тамбовские события 1918−22 гг. вдохновили Есенина на создание поэмы «Пугачев» о крестьянском бунте, в которой враждебные ему критики сквозь ее имажинистскую форму увидели замаскированное сочувствие восставшим. Поэма была издана в Петрограде, на обложке ее стояли два слова, одно под другим: «Есенин», «Пугачев» и год издания: «1922» (когда и был расстрелян Александр Степанович Антонов).

Общение отца с Есениным в Петрограде было всякий раз непродолжительный, но авторское Чтение «монолога Хлопуши» из этой поэмы он слышал в апреле 1924 года, побывав на двух его концертах, на последнем oидя рядом с Клюевым. Об этом неподражаемом чтении им подробно рассказано в воспоминаниях, частично опубликованных в 1974 году, драматическая поэма «Пугачев», из-за возникающей аналогии с тамбовскими событиями, так никогда и не была поставлена на театральной сцене.

В декабре 1925 года Николай Леопольдович Браун с несколькими писателями выносил тело смертельно изувеченного Есенина из гостиницы «Англетер», куда его из редакции «Звезды» вместе с Б. Лавреневым вызвал по гостиничному телефону П. Медведев. Н.Л. Браун категорически отказался подписать по его убеждению не соответствующий действительности милицейский протокол.

Возвращаясь к песне тамбовских повстанцев, надо сказать, что, кроме Клюева, о любимой Есениным песне отцу говорил один из московских друзей. При этом, показывая хранящийся у него подальше от лишних глаз текст, написанный есенинской рукой, это были именно те слова, которые пел Клюев. Вполне вероятно, текст, записанный Есениным при неизвестных обстоятельствах, хранится где-то и сейчас.

В моем архиве имеются подаренные отцу и уцелевшие при обысках и в блокадные зимы рукописные экземпляры стихов Есенина и Клюева, двухтомник «песнослова» с дарственной надписью на первом томе: «Николаю Брауну мое благословение на жизнь песенную. Н. Клюев, дано в Благовещенье. 1926 г.» жизнь «песенная» сохранила текст антоновских повстанцев, для Николая Брауна навсегда связанный с именами вышеназванных поэтов и памятью о них. Сохранила, конечно, изустно.

Случилось так, что в 1958 году я спел «Антоновскую» в кругу друзей-единомышленников, она была горячо подхвачена ими, стала обязательной при наших встречах… Запомнилось, что в 1960-е годы старшее поколение питерцев, говоря о восстании тамбовцев, разъясняло, что его возглавлял Антонов-«атаман», а подавлял его однофамилец, «красный палач», при этом речь шла об Антонове-Овсеенко, большевике-палаче, который вел войну на уничтожение ограбленного и голодающего народа. Все-таки память народную большевикам не удалось удушить даже ядовитыми газами, в изустном предании она многое сберегла, хотя песня «антоновцев» в Питере приобрела крайне ограниченную известность лишь в середине 60-х.

В течение моего 10-летнего политлагерного срока (1969−1979) «Антоновская» прошла со мной длинный этапный путь, начиная от питерской «Шпалерки», то есть внутренней тюрьмы КГБ. Она приобрела популярность в мордовских политлагерях с 1970 года, где, услышав ее, один из старших политзаключенных, отбывший восемнадцатилетний срок по 58-й статье, освобождаясь, подарил мне гитару. А с 1971 года ее стала петь наша тамошняя русская православная община в спецполитлагере ЮС 385/3−3 (поселок Варашево Теньгушевского района)… После большого этапа из Мордовии в июле 1972 года в возобновленные на Урале впервые после сталинского времени пермские политлагеря, куда был этапирован и я, она зазвучала там.

В политлагерях 1970-х годов нами, в первую очередь русской православной общиной, ежегодно отмечались даты рождения и гибели национальных поэтов: Гумилева, Есенина, Клюева. При этом иногда звучала, в числе других песен, и «Антоновская».

В 1973−75 годах песню услышали тюрьмы в Перми, затем она проехала по пересыльным тюрьмам страны на Восток — через Новосибирск, Омск, Томск… И всюду она воспринималась как выстраданная народом в расправах и гонениях, проникала в душу и подхватывалась людьми, чья «доля-неволя» была во многом сродни тамбовцам, дух которых остался не сломленным.

Когда я вернулся в Питер в 1979 году, отца уже четыре года как не было в живых, но мать меня дождалась… «Антоновскую» я записал на магнитофон вместе с некоторыми другими, собранными мной, но по преимуществу авторскими, написанными мною в политлагерях, и подарил друзьям, чтобы она не была забыта и не умолкала.

С 1990 года я имел честь исполнять ее со сцены наряду с другими песнями, в том числе политлагерными. А в 1991 году был приглашен режиссером Виктором Правдюком в его телепрограмму «Преображение», в которой выступил с рядом авторских материалов. В этом ряду были и песенные передачи, в них по телевидению России впервые прозвучала «Антоновская».

Затем я принял участив в фильме Виктора Правдюка о Есенине («Тайна гостиницы «Англетер»), где были отрывки из неизданных воспоминании моего отца. «Любимая последняя песня Есенина», которой она, по письменным свидетельствам его современников, являлась, с кратким предисловием режиссера, была заново исполнена мною в этом фильме. Он вышел на телеэкраны в октябре 1995 года, в год 100-летия со дня рождения поэта. В 1995−96 годах песня неоднократно звучала в моих авторских передачах о Есенине, по «Радио России» и по радио Санкт-Петербурга, а также по телеканалу ТВ-3.

После вышесказанного в начале вряд ли требуется убеждать, что именно этот текст пески единственно верен или «каноничен», ведь ее историческое бытие связано с «антоновским» движением. Любые попытки подражания оригиналу являются лишь фантазиями, пусть с самыми благими намерениями привлечь внимание к героическому сопротивлению 70 тысяч восставших против антирусского красного геноцида!

В середине 1990-х годов в одной из зарубежных изданий мне встретился текст, выдаваемый автором публикации за «Антоновскую» — ряд куплетов, напоминающих пародию, литературно беспомощных и для пения непригодных.

«Антоновская», с ее коротким содержанием и раздольным распевом, стала поводом для легенд, пересказов и подражаний разного качества. Но это доказывает лишь, что, как свидетельство своего времени, она жива в [памяти, по-прежнему дорога людям.

«Антоновская» продолжает звучать…

Антоновская
Что-й-то солнышко не светит.
А над головушкой туман…
То ли пуля в сердце метит,
То ли близок трибунал.
Ой, доля — неволя,
Глухая тюрьма
Долина, осина,
Могила темна.
А на заре каркнет ворона
Коммунист, взводи курок…
В час последний похоронят:
Укокошат под шумок.
Ой, доля — неволя.
Глухая тюрьма
Долина, осина,
Могила темна.

Бело дело. 2 съезд представителей печатных и электронных изданий. Резолюция и материалы научной конференции. «Белое дело в Гражданской войне в России. 1917−1922 гг.». М.: Посев, 2005.