Десятилетиями людям говорили о нерушимости советской границы, о том, что советские органы госбезопасности пресекали любые попытки террора извне. Неудивительно, что до сих пор неизвестными остаются для широкого круга не только простых читателей, но и историков факты успешных диверсий, проводимых белогвардейцами в СССР в 20−30-е годы. Сегодня наши читатели узнают об одном успешном диверсионном акте — взрыве в Ленинградском центральном партклубе в июне 1927 г. Быть может, эти сведения, анализ проведенной операции пригодятся представителям силовых структур и спецподразделений в наше неспокойное время.
«Белый» террор против «красного»
После ухода из Крыма Белой армии генерала П.Н. Врангеля Гражданская война в России не прекратилась. Она лишь приняла другие формы. Коммунисты подкупали отдельных лидеров белоэмиграции, пытаясь разложить ее изнутри, организовывали специальные карательные операции по уничтожению некоторых подразделений, поселений и лидеров белоэмигрантов за рубежом, например в Китае. Жертвами чекистов пали такие известные генералы и атаманы: Анненков, Врангель, Дутов, Калмыков и другие. Но эти спецоперации — тема отдельного разговора.
Все это провоцировало ответные действия со стороны белогвардейцев, военные части которых были объединены Русским Обще-Воинским Союзом (РОВС). Инициатором и руководителем ответных ударов стал знаменитый белогвардейский генерал А.П. Кутепов, бывший командир Добровольческого корпуса армии Деникина. Он выдвинул теорию «среднего террора», при котором наносились удары по отдельным советским учреждениям в столицах. При анализе причин неудач первых диверсионных операций РОВС в СССР выяснилось, что во многих случаях белогвардейцы «сыпались» даже не при проведении самих терактов, а по прибытии их в «совдепию». Их выдавали врагу, казалось бы, «пустяки» — манеры поведения, разговора, одежда и др. ОГПУ уже тогда имело широкую сеть доносчиков, сообщавших чекистам обо всех подозрительных личностях «с буржуйскими замашками». Исходя из этого, руководство РОВС основало специальные курсы подготовки диверсантов. Боевая подготовка играла важную, но не первостепенную роль. На этих курсах обучали приспосабливаться к «совдеповской обстановке». Важное место в обучении диверсантов занимала идеологическая подготовка. В своих воспоминаниях «Боевая вылазка в СССР», почти неизвестных в нашей стране, Виктор Ларионов, главный герой нашего рассказа, бывший офицер Марковской дивизии, пишет: «Ответный террор против компартии! — вот лозунг, наиболее действенный в борьбе с палачами. Только действие — твердое, прямое, бьющее в цель — способно положить конец бесчинствующей власти маньяков. И только жертва — чистая и святая — восстановит честь опозоренной и поруганной Родины. И нет иного действия, кроме боя, хотя бы для этого пришлось биться одному против всех»
«Призраки» на границе
В одну из диверсионных «троек», находившуюся в Финляндии и возглавляемую Виктором Ларионовым, вошли два двадцатилетних бывших гимназиста-спортсмена из Гельсингфорса — Дмитрий Мономахов и Сергей Соловьев. Ларионов хорошо знал «былой Питер» и его окрестности, что облегчало работу боевой группы (боевки). В ночь на 1 июня 1927 г. группа Ларионова в сопровождении опытного проводника перешла пограничную реку Сестра и оказалась на территории СССР. Выяснилось, что пограничники, вооруженные винтовками, контролируют 1-ю линию погранохраны, по которой ходят патрули. Во 2-й линии службу несли огпушники, в патрулях по двое, вооруженные револьверами. По лесным дорогам курсировали конные дозоры. Если поступала информация об ожидавшемся переходе границы, устраивались засады.
Диверсионная группа шла через погранполосу «змейкой» с дистанцией в 5 шагов. Впереди был проводник, за ним как старший группы и обладатель автоматического маузера с прикладом следовал Виктор Ларионов, далее — Дмитрий с парабеллумом, замыкал группу Сергей, вооруженный наганом и несший чемодан с ручными бомбами.
Проводник через каждые 3−4 минуты останавливает на некоторое время группу и прислушивается. «Он очень озабочен, сильно нервничает. Мне говорили, что несколько дней назад наш проводник попал в засаду, но убежал, а бывший с ним курьер иностранной разведки погиб. Проводник при каждом треске ветки сердито оглядывается и укоризненно качает головой» (Здесь и далее по тексту — отрывки из воспоминаний В. Ларионова. — С.Б.) Группа достигла шоссе. Внимательно осмотревшись, проводник дал сигнал бегом преодолеть дорогу сразу всем. Углубившись в лес, решили отдохнуть и перекусить. Обертку от шоколада проводник закопал в мох и тщательно заровнял следы повреждения поверхности, чтобы ничто не привлекло внимание. Далее он повел группу по глубоким, заросшим оврагам, почти непроходимым чащам. Перед выходом из погранполосы боевая группа Ларионова привела себя в порядок, счистив с одежды грязь. Проводник должен был вернуться на финскую территорию и прибыть в условленное место через 2 дня, чтобы вывести группу Ларионова обратно в Финляндию.
«Кожаные» прошли мимо
Проходивших через деревни диверсантов, одетых во френчи и галифе, несущих портфели, жители принимали за «строителей новой жизни». При задумке операции было учтено то, что дорога тогда ремонтировалась, и на ней было немало людей, как рабочих, так и разного рода «начальства», что облегчало по ней движение. Хорошая физическая подготовка группы позволила в тот же день достичь района деревни Левашово, в чаще около которой и расположилась на ночлег группа Ларионова. При подходе к месту предстоящего базирования, неподалеку от железной дороги, диверсанты едва не вступили в непредвиденное столкновение с деревенской молодежью, принявшей их за «коммунистов-активистов», которых здесь не любили. Местных удержала от выяснения отношений внушительная, под два метра ростом, фигура Дмитрия. На следующее утро Мономахов и Ларионов, оставив Соловьева с бомбами в чаще, направились на разведку в Ленинград. Дожидаясь поезда, они зашли в трактир на железнодорожной станции перекусить. Внезапно увидели, как за столик напротив сел какой-то тип «в коже», уставившийся на них, потом исчез. И тут Дмитрий и Виктор, выглянув в окно, обомлели: «кожаный тип» вел к трактиру группу людей в военной форме. Оба приготовились к гибели, решив дать свой последний в жизни бой, но отряд прошел мимо трактира, как оказалось, «на учение генштабистов». Испытание нервами диверсанты успешно выдержали, не поддавшись большому желанию опередить «чекистов» и открыть по ним огонь из здания. С проведением теракта надо было спешить: проводник будет ждать лишь до 12 часов ночи этого дня, а без него миновать пограничные патрули маловероятно. Но уложиться вовремя не удалось: пока разведали в Ленинграде все «подступы» к возможным целям, было уже поздно. Заглянули Ларионов с Мономаховым и в Клуб Коминтерна: «То, что я увидел, не понравилось, толпится все молодежь, безусая, серая. Не для того мы пробирались сюда, чтобы сводить счеты с заблудившейся в советских потемках молодежью».
Выбор цели Диверсантов ждало разочарование: прибыли они в Ленинград в пятницу, так что вообще не могли в ближайшие два дня осуществить успешные «вылазки»: коммунисты в пятницу, субботу и воскресенье не проводили никаких массовых мероприятий. Перед группой Ларионова стоял выбор: или уйти за кордон, не выполнив боевого задания, или подождать в наполненном чекистами и милиционерами городе до понедельника. Ларионов выбрал последнее: «Слово „назад“ для нас не существовало, покуда не выполним до конца цель нашей боевой вылазки…» На следующий день после возвращения Виктор Ларионов, нарядившись в лучшую одежду, снова отправился в Ленинград. Первым делом побрился, чтобы не привлекать внимание милиции своей заросшей физиономией. Он избегал столпотворений. На курсах их инструктировали, что чекисты не раз платились своими жизнями при попытках арестов белогвардейцев, и поэтому выработали новую тактику — чтобы напасть внезапно, они создают вокруг своей жертвы толкучку. А вот и еще одна указанная в заграничном списке цель — редакция «Ленинградской правды»: «Целые ряды «совбарышень» за машинками. «Залить эти комнаты кровью». Хоть и звучит громко: «Редакция «Ленинградской правды», нет, против женщин никогда не поднималась моя рука, даже на коммунисток — в годы Гражданской войны». В этот раз Виктор едва не «спалился», причем на самом обычном «пустяке»: войдя в трамвай, он прошел мимо контролера, не заплатив ему денег. Это вызвало подозрения, и на Ларионова обратил внимание сопровождавший трамвай милиционер. «Советская лексика», хорошая одежда и заверения, что он только что прибыл из другого города, подействовали. В воскресенье было решено снова выбраться в Ленинград, уже всем вместе. Перед выходом в город тщательно спрятали все следы пребывания на базе, надежно скрыли все вещи и «тяжелое оружие». Из «Красной газеты» диверсанты узнали, что в понедельник в Народном доме должно состояться собрание «пленума Ленсовета», на котором будут присутствовать представители профсоюзов, комсомола, Красной армии, ОГПУ, всех парторганизаций. Решили в понедельник наведаться туда. Однако Виктор все же обследовал подступы к «запасной» цели — Ленинградскому центральному партклубу, расположенному на Мойке, 59. Оказалось, что после совершения теракта отсюда можно было легко убежать через проходной, очень извилистый двор с Мойки на Большую Морскую. Эта цель потом и стала основной.
Преступная невнимательность товарища Брекс
В понедельник утром, на базе, еще раз обсудили план действий, рассчитанный на дерзость и быстроту. Виктор должен отвлечь возможных охранников намечаемого для удара советского учреждения, а в это время Дмитрий и Сергей проникают внутрь. При этом Дмитрий, прошедший особую подготовку по рукопашному бою, должен в вестибюле бить всех «по черепу» и расчистить путь для нанесения удара по собравшимся. Дмитрий и Сергей были вооружены каждый пистолетом, двумя немецкими гранатами «апельсин», в портфелях несли тяжелые ручные гранаты Новицкого с запалами гремучей ртути. У Виктора была всего одна граната «апельсин» в заднем кармане брюк, но зато за поясом, на животе, был прикреплен маузер с патроном в стволе и с полной обоймой, в кармане плаща — браунинг, в боковых карманах френча — стеклянные флаконы со смертельным газом. У каждого на «последний случай» в часовом кармашке — порция цианистого калия. Перед выходом тщательно осмотрели друг друга: «Весь боевой арсенал скрыт довольно искусно» Деньги в иностранной валюте зарываем в мох, — кто знает, не будет ли валюта лишним свидетельством при опознании наших трупов. Прячем и провизию — на случай обратной дороги". Без происшествий добрались до Центрального партклуба. По улице около него «прогуливались» милиционеры. Не вызвав у них подозрений, вошли в здание: «В вестибюле за столом сидела женщина лет 30 с крайне несимпатичным, наглым и, я бы сказал, преступным лицом». Это была знаменитая коммунистка товарищ Брекс. Виктор решительно подошел к Брекс, представился коммунистом и спросил, где проводится заседание по переподготовке пропагандистов. Брекс предложила занести свою фамилию, номер партбилета в журнал и снять верхнюю одежду здесь же. В этот момент диверсанты допустили сразу две ошибки: во-первых, сам Виктор, указав в журнале фамилию, рядом с ней поставил номер партбилета — «34». Такой маленький номер партбилета писать было слишком неосторожно. Сергей вообще едва не провалил все дело, вынув фальшивый партбилет, неправильно сделанный заграницей, даже обложкой отличавшийся от настоящего, и предъявив его Брекс. Та заинтересовалась, но Сергей убедил ее, что приехал из Москвы, где партбилеты немного отличаются от ленинградских. С «раздеванием» тоже получился конфуз, ведь значительная часть боевого снаряжения находилась в верхней одежде. Его пришлось перекладывать под взглядом Брекс друг у друга за спинами: «Битая в темя коммунистка не заметила и этого."Вот и дверь, за которой проходит заседание». Открыли — там находились всего несколько человек, причем видных коммунистов не было, оказалось, что общее заседание переносится на другой день. Столько волнений — и все напрасно! Брекс объяснили, что придут потом, так как «появились неотложные дела». Поехали в Народный дом, где должно было проходить общее собрание «пленума Ленсовета». В трамвае Виктору пришлось изворачиваться угрем, чтобы пассажиры не раздавили тонкостенные баллоны с газом. И вот боевка на месте. Оказалось, что на выходе стоят 4 чекиста, которые проверяют документы. Посовещавшись, решили, что потребуется время для их ликвидации, за которое в зале собрания поднимется паника, и удар не успеет достичь своей цели. В очередной раз пришлось возвращаться на базу. Перед отъездом в Левашово произошло непредвиденное: Виктор нос к носу столкнулся со своим прежним гимназическим другом, наслышанным о его деятельности во время Гражданской войны. Тот очень удивился, увидев его в Ленинграде. Виктору пришлось потратить немало усилий, чтобы убедить прежнего товарища и нынешнего коммуниста в том, что он давно «сложил оружие» и тоже участвует «в строительстве коммунизма».
«А-а!.. Бомба!!!»
Ранним утром 7 июня боевка Ларионова прибыла в Ленинград. Недалеко от двери в партклуб прохаживался «мильтон», не обративший на них никакого внимания. Снова диверсанты расписались в журнале Брекс и пошли к залу собрания пропагандистов: «Кругом — роскошь дворца! Нет ни страха, ни отчаяния, ни замирания сердца. Впечатление такое, что я на обыкновенной, спокойной, неторопливой работе». Вошли в зал, где собралось около 30 человек; вот и «знакомые лица» — склонившаяся над бумагами бородка «а-ля Троцкий» известного коммуниста Ширвиндта свидетельствует, что цель сейчас «та, что надо».
Теперь необходимо передать рассказ самого Ларионова о том, что было дальше: «Секунду Сергей и Дмитрий возятся на полу над портфелями, спокойно и деловито снимают последние предохранители с гранат. Сергей размахивается и отскакивает за угол. Я — вслед за ним. Бомба пропищала и замолкла. Еще секунда тишины, и вдруг — страшный, нечеловеческий крик: „А-а-а-а!!! Бомба“ Я кинул баллон с газом в сторону буфета и побежал по лестнице. На площадке мне ударило по ушам звоном тысячи разбитых одним ударом стекол — это Дима метнул свою гранату. По всему дому несутся дикие крики, шуршание бегущих ног и писк, такой писк — если бы тысячи крыс и мышей попали под гигантский пресс. В вестибюле с дико вытаращенными глазами подбегает Брекс: „Что случилось?“ — выдавливает она из себя. „Взорвалась адская машина, бегом в милицию — живо!“ — кричу на нее командным голосом. Сергея уже нет в вестибюле. Я ерошу волосы на голове — для выскакивания на улицу в качестве пострадавшего коммуниста, пальто-плащ бросаю в клубе. Медленно сходит Дима. Рука — у окровавленного лба; лицо — непроницаемо-спокойно. Не торопясь, снимает плащ и одевает его. „Ты с ума сошел, скорее, живо!“ — кричу ему и кидаю баллон с газом через его голову на лестницу. Звон разбитого стекла, струйки зеленого дымка поднимаются выше и выше — это смерть. Мы — на улице, шагах в 30−40 от нас — милиционеры. Я побежал навстречу милиции, размахивая руками. Какой-то человек выскочил из клуба, осыпанный штукатуркой, как мукой, обогнал нас и кричал: „У-у-у-у!..“ — Что вы здесь стоите?! — закричал я на милицию, — там бомбы кидают, масса раненых… Бегом, скорее! Кареты скорой помощи! Живо!!!»
Так это было. Милиция бегом устремилась в партклуб, а тем временем Дмитрий и Виктор смешались с толпой. Идя по Невскому, Виктор с ужасом увидел у себя вылезшую из-под френча рукоятку маузера. Быстро приведя себя в порядок, они наняли извозчика и доехали до вокзала, пока ОГПУ не оцепило квартал и не закрыло мосты.
За руки или за задницу держался длинноволосый товарищ?
Дмитрий рассказал, что с ним случилось: «Когда я бросил бомбу, смотрел в дверь — как она взорвется. Дверь сорвало, и меня ударило по башке, вот и кровь на лбу. Когда я очухался и пошел к лестнице, какой-то длинноволосый танцевал передо мной. Я ему крикнул: „Что ты, болтаешься под ногами!“ — потом выстрелил ему в пузо. Длинноволосый схватился руками за задницу и медленно сел на пол, я пошел дальше». Коммунистическая пропаганда, естественно, по-своему обрисовала этот эпизод. Так, в книге «Белогвардейский террор против СССР» говорится: «Товарищ Ямпольский успел выскочить при взрыве из комнаты и самоотверженно схватил белобандита за руки, тот выхватил пистолет и выстрелил товарищу Ямпольскому в живот».
«Погибшему» не хватило 50 копеек
В состоянии эйфории Дмитрий и Виктор доехали до вокзала. До боли в сердце было жаль Сергея, который почти не знал Ленинграда и, как они думали, скорее всего погиб. Сели в поезд до Левашова. Проверки документов не опасались — окрыленные успехом, Ларионов и Мономахов готовы были стрелять в любого, кто станет у них на пути. Но доехали до Левашова без проблем. Вдруг уже на станции они услышали крик Сергея: «Это вы, черти! Что же вы, сговорились бежать на Кирпичный, а сами». Оказалось, что на него, выбежавшего первым, и было отвлечено внимание. Целый квартал за ним несся дворник, изрыгая на ходу проклятия, но безуспешно — Сергей смешался с толпой. Он смог добраться до вокзала и сесть в поезд, но на этом его злоключения не кончились: он забыл при посадке купить билет. Чтобы заплатить штраф, у него не хватало 50 копеек. Сергей пытался разжалобить контролера, говоря, что едет домой к больной матери, но тот был неумолим и хотел сдать его в железнодорожное ОГПУ. И тут случилось чудо: пожилая еврейка, сидевшая рядом, расчувствовалась и дала за Сергея 50 копеек.
Встреча в ночи
Добравшись до базы, передохнули и, не теряя времени, двинулись в путь. Погода была отвратительная, хлестал дождь. Уже ночью подошли к пограничной деревне, население которой было настроено прокоммунистически. Здесь располагался пункт ОГПУ. Не заходя туда, решили передохнуть. В это время Сергей едва не угробил всю группу — играл со своим наганом и доигрался, спустив курок. К счастью, патрон был испорченным и выстрела не было. По карте нашли последний перед запретной полосой постоялый двор. При подходе к нему увидели большой дом с вышкой. Несмотря на большое желание зайти туда, Виктор предостерег от этого своих спутников. Как оказалось, не напрасно: впоследствии выяснилось, что под «постоялым двором» маскировалось отделение ОГПУ. Внезапно около часа ночи увидели маячившие впереди две серые фигуры. Залегли и стали ждать, когда фигуры уберутся, но они не исчезали. Это оказался один из постов погранохраны ОГПУ. Тогда Виктор Ларионов решил совершить глубокий обход. То ли обошли пост врага недостаточно глубоко, то ли маячивший пост погранохраны был отвлекающим внимание от других, скрытых в чаще, но вдруг группа Ларионова услышала грубый голос: «Стой, руки вверх!» Диверсанты увидели выскочивших из-за кустов двух высоких чекистов в длинных непромокаемых плащах с двумя огромными собаками. Виктор запретил стрелять, опасаясь, что сюда сбежится вся местная погранохрана и приказал бежать. Вслед затрещали выстрелы. «А как же собаки?» — спросит читатель. Судя по донесению поста погранохраны ОГПУ, он вступил «с тремя неизвестными в перестрелку, во время которой была убита одна из пограничных собак». Учитывая то, что белогвардейцы не вступали с ними в перестрелку, становится ясно, что горе-пограничники не только упустили «нарушителей», но и угробили собственного пса!
Уход от преследования
Группа Ларионова бегом, на пределе мыслимых сил уходила от места столкновения, резко изменив направление отхода в сторону Ладоги. Старались двигаться по воде, чтобы сбить с толку собак, самого страшного «оружия» пограничников. Виктор отдавал себе отчет в том, что по телефонам, которыми оборудован каждый пост, было передано о столкновении, и в районе уже должна была начаться облава — вся погранохрана поставлена на ноги. Прошел еще час безостановочного бега по чаще. Перемахнули через широкое проволочное заграждение. Окончательно выбившись из сил, Виктор Ларионов остановил боевку и решил, что в этот день они за кордон прорываться не станут: он всерьез опасался, что их выследили, и нужно переждать тревогу. Уйдя в самую дремучую чащу, залегли в глубокой яме. Промокшие до нитки диверсанты стали дожидаться следующей ночи, чтобы наверняка перейти границу. В яме лежать было очень неудобно, но выбора не было: вдалеке слышался собачий лай, их искали. Обнаружилась новая неприятность: оказалось, Сергей, несший сумку с провизией, во время стычки с патрулем бросил ее. Дмитрий, любивший хорошо поесть, ругал его за это весь день последними словами, но Виктора беспокоило другое: нашедшие, несомненно, эту сумку огпушники пустили по запаху собак. Оставалось надеяться на то, что, как говорил проводник, «собаки у пограничников были ни к черту, плохо ученые и заморенные» и что дождь уничтожил все их следы. Тут новая напасть: на белогвардейцев навалилась огромная туча комарья, нещадно терзавшая их с раннего утра до сумерек.
Если бы не командир
В 9 часов вечера диверсанты двинулись в путь. Всюду им попадались следы тревоги на границе: свежие сломанные ветки и кусты, тропинки с недавними конскими следами. Самое отвратительное, что Дмитрий и Сергей из-за дикой усталости и голода отказывались идти дальше, требуя от Виктора, чтобы он повернул группу к ближайшей деревне. Понимая, что пограничники уже блокировали все близлежащие населенные пункты, Ларионов пошел на хитрость и обманывал молодежь, говоря, что граница уже рядом, а до деревни — далеко. Троица уже почти ползла на исходе сил, когда перед их глазами возникла река. По команде Виктора вся группа разом прыгнула в нее. С огромным усилием они преодолели быстрое течение и оказались на другой стороне. До последнего момента Дмитрий и Сергей не верили, что они спаслись. В качестве доказательства Виктор показал на пограничный столб. Дмитрий сказал тогда Виктору: «Знаешь, я все время сомневался, что ты выведешь нас к границе/ Здоров ты, хоть и худ, и выглядишь паршиво, а выносливее нас с Серегой!»
Послесловие
«Все центральные советские газеты опубликовали на следующий день на первых полосах сообщения о «белом терроре», и такие публикации продолжались на протяжении не только июня, но и июля. При этом чтобы как-то оправдаться перед компартией, руководство ОГПУ заявило о существовании некой «мощной законспирированной подпольной антисоветской организации внутри СССР, действующей при поддержке сил международного империализма». Прямо обвинялось финское руководство в организации теракта 7 июня 1927 г. в Ленинграде во главе «с проклятым недобитым белогвардейцем Маннергеймом». По сообщению советских газет, в результате «подлого белогвардейского удара было тяжело ранено 26 видных коммунистов, некоторые из которых вскоре скончались». В сентябре 1927 г. советское руководство в ультимативной форме потребовало от представителей финских властей «немедленной выдачи белобандитов, подло напавших на Центральный партклуб». Ларионов вынужден был переехать в Париж, а после перебрался в Мюнхен.
