Сдача Омска

Отрывки из книги «Генерал Каппель». Мельбурн, 1967 год

Главнокомандующий, старый, боевой, опытный генерал Дитерихс, видя и понимая полную несостоятельность работы Ставки, объехал всех командующих армиями — генералов Пепеляева, Лохвицкого и Сахарова и, убедившись в полной невозможности удержать красную лавину, доложил Верховному Правителю о необходимости эвакуации Омска и отвода всех частей глубоко в тыл, на заранее приготовленные позиции, чтобы задержаться там до весны и тогда, отдохнув и переформировавшись, снова перейти в наступление. План этот был Адмиралом одобрен и стали приниматься соответствующие меры.

Но вот что пишет профессор Гинс о событиях, последовавших за этим.

«Командовавший 3-й армией генерал Сахаров просил у Верховного разрешения приехать в Омск. Ему разрешили. Сахаров сделал доклад о положении на фронте, о нуждах армии, настроении ее. Из всего выходило, что защищаться нельзя. Но к общему удивлению он сделал неожиданно вывод, что защищаться нужно. Генерал Дитерихс был смещен и главнокомандующим был назначен Сахаров. Начатая эвакуация Омска была отменена, поднялась неразбериха и путаница». (Том 2-й, часть 3-я, стр. 410).

Генерал Каппель был назначен командующим 3-й армией вместо Сахарова. К этому времени 3-я армия была уже прижата к левому берегу Иртыша. Широкая, бурная река не замерзала. По ней шли отдельные льдины, но было слишком тепло, чтобы они сковали весь Иртыш. Гибель нависла над армией. Каппель это отлично понимал, но против природы был бессилен и он. Противник был в одном, двух переходах, противник сильный, озлобленный, беспощадный. В какой-то грязной, холодной халупе, из-за стен которой доносились голоса и шум его армии, сидел Каппель и мысли одна другой тяжелее жгли мозг. Выхода не было и оставалось одно — честно погибнуть с этими подчиненными ему людьми.

— «Погибнуть? Даже лучше — тогда хоть отдых будет», проползла усталая мысль, успокаивая, убаюкивая. Но сразу за ней другая, острая, как нож, обожгла мозг — «А дело? А люди? А борьба? А Россия? Гибель — самый простой выход — гибель — трусость. Погибнуть — просто, но нельзя погибнуть. Ищи выхода, борись…»

И до утра, то в холодной халупе, то на берегу Иртыша сжигал себя Каппель в бесплодных поисках выхода. Вот что пишет полковник Вырыпаев, участник этих страшных часов:

«Начало темнеть. Западный берег Иртыша был занят десятками тысяч повозок, сгрудившихся на берегу непроходимой мощной реки, по которой густо шли угловатые льдины. Каппель указал на бесчисленные обозные повозки, сражавшихся с врагом наших частей; вокруг этих повозок сновали плохо одетые люди, разводившие костры. Каппель тихо сказал: „Если река не замерзнет — часы этих повозок сочтены. Фронт совсем недалеко, а враг наседает. Переправы другой нет“. Но Провидение сжалилось над несчастными — мороз к ночи усилился. Идущие по реке льдины остановились и стали соединяться между собой, сначала тонкой, как паутина, корочкой льда, которая все росла. Кто-то догадался из пробитой проруби плескать на лед водой и она тотчас же замерзала толстой корой. Через какие-нибудь два-три часа от плескания воды на льду образовалась толстая корка, сначала выдерживавшая тяжесть человека, а к утру по сделанным тропинкам осторожно стали проходить упряжки».

Если принять во внимание, что к Иртышу были прижаты не только обозы 3-й армии, но и все ее строевые части, то станет ясным, что гибель грозила всей армии в целом вместе с ее командующим. Профессор Гинс об этом страшном моменте пишет: «Совершилось нечто непредвиденное. Взоры всех с тревогой впились в сторону Иртыша. Он не замерзал. Падал мокрый снег, стояла распутица, зима упорно не приходила. Незамерзшая, непроходимая река на пути отступающей армии — это грозило такой катастрофой, о которой язык отказывался говорить».

Участь Омска, несмотря на уверения нового Главнокомандующего, была решена и генерал Сахаров сам предложил адмиралу Колчаку покинуть Омск. Этим была решена и участь самого генерала Сахарова — оставить его на посту Главнокомандующего Адмирал уже не мог.

Когда части 3-й армии переправились через Иртыш, перешел туда и штаб. Каппеля. Медленно, шагом, с адъютантом поручиком Бржезовским и полковником Вырыпаевым, ехал Каппель по улицам умирающего Омска. Какие-то воинские части, всех родов оружия, мечущееся по улицам население, сани, лошади — все смешалось в один нелепый клубок. Какая-то женщина с растрепанными волосами, в одном платье, увидев Каппеля кричала диким голосом — «Генерал, помогите — последнюю лошадь забрали», В другом месте, по всей видимости, интеллигентный человек, в шубе с каракулевым воротником и в очках, со злобой крикнул вслед — «Генерал… Догенералились». Дальше какой-то мастеровой юркнул в калитку и отчаянный разбойный свист прорезал воздух. Бледный от бессонных ночей, с застывшим лицом, почерневшими глазами, Каппель судорожно сжимал поводья. «Догенералились"… мелькнул в уме недавний крик. Но в эти минуты в выгоревшей душе не нашлось ответа. Тупые, непонимающие, бредящие карьерой, не почерпнувшие ничего в страшные дни революции для борьбы с ней, люди сами подготовили поражение и гибель. Мелькнул в памяти безумный приказ Сахарова о защите Омска. Каппель отмахнулся внутренне — таких приказов было много и без Сахарова. Чуть не на всех заборах Омска виднелись расклеенные огромные приказы Сахарова о том, что город превращен в неприступную крепость, взять которую врагам не удастся. Прочитав этот приказ, Каппель чуть пожал плечами.

На станцию Омск направлял Каппель коня, чтобы связаться с тылом. Чтобы не прибавить горечи, которой и так было много в душе, он старался не смотреть на отступающие части. «А ведь могло быть совершенно иначе», прошептала мысль и он снова отмахнулся — «О чем говорить?». Он уже подъезжал к вокзалу. «Генерала Каппеля… Генерала Каппеля… К телефону. Требует Верховный Правитель», донесся до его слуха громкий крик железнодорожного телеграфиста со ступенек вокзала.

Быстро спрыгнув с коня, Каппель бросился с полковником Вырыпаевым в телеграфную комнату. Гудел прямой провод Омск — Татарская и в словах летящих по нему, словах двух смертников, окончательно решилась судьба Каппеля. Ясны и определенны были слова Адмирала о том, что он хочет видеть Каппеля на посту Главнокомандующего взамен генерала Сахарова. Каппель вдруг почувствовал физически как непереносимая тяжесть легла на плечи. «Сумею ли? Хватит ли сил? Людей нужно спасти, а хватит ли на это умения и знаний? Это не Волга, не Казань…»

И искренне и просто ответил: «Ваше Высокопревосходительство. Есть много командиров старше и опытнее меня. Я неподготовлен к такой большой и ответственной роли. Ваше Высокопревосходительство, почему вы мне это предлагаете?»

Секунду телефон молчал, а потом тихий голос Адмирала донесся до Каппеля:

— Потому что только вам, Владимир Оскарович, можно верить.

Но эта фраза еще более усилила колебание генерала. «Можно верить… А если не оправдаю доверия?» И еще пытаясь отказаться, сознательно уменьшая свои военные дарования, медленно сказал в трубку, что кавалерийский полк он принял бы, но армию… «Ну, а если вы получите приказ?» прервал его уже ставший резким голос Адмирала. «Приказ я должен буду выполнить», ответил Каппель — последняя страница его жизни с тихим шелестом открылась.

Через час Верховный Правитель прислал приказ о назначении генерала Каппеля Главнокомандующим.

Принять все дела от генерала Сахарова Каппель не мог, так как эшелон штаба фронта и сам генерал Сахаров находились уже на станции Тайга. Оставляя Омск, генерал Сахаров назначил своим заместителем Каппеля. Но в этом приказе не было указано какие части и в каком направлении находятся, и какие склады и с чем именно находятся в Омске. Отходивший в арьергарде Каппель, у которого был на учете каждый час, так как противник был в непосредственной близости, не мог тратить время на разыскивание этих складов. Да и приказ штаба фронта требовал скорейшего оставления Омска. Отмененная генералом Сахаровым эвакуация доставила противнику огромное военное имущество. Не сдав своего поста Каппелю, генерал Сахаров разослал приказ, в котором подробно разработал план, как под Ново-Николаевском будут разбиты красные партизаны, но какими частями будет проведена эта операция указано не было. Двигаясь на восток, штаб 3-й армии и Каппель никак не могли догнать эшелон штаба фронта, так как пути были забиты до предела. Приказ о назначении генерала Каппеля главнокомандующим генерал Сахаров имел, и было бы вполне естественным задержать свой эшелон для сдачи дел, но почему-то это сделано не было и, когда Каппель прибыл на станцию Ново-Николаевск, то там ни поезда Верховного Правителя ни эшелона штаба фронта уже не было. Нужно сказать, что накануне Каппель получил от Верховного Правителя телеграмму о желании личного свидания на станции Ново-Николаевск. Но здесь ждала его другая телеграмма такого же содержания с назначением встречи на станции Тайга. Только к вечеру вагону генерала Каппеля удалось выбраться из Ново-Николаевска, но, прибыв утром на станцию Тайга, он узнал, что поезд Адмирала отбыл дальше на станцию Судженка, в 37 верстах от Тайги. Тут, на станции Тайга, от которой отходит ветка на Томск, Каппель снова столкнулся с уродливой и зловещей гримасой гражданской войны. Эшелон генерала Сахарова, который, наконец, догнал Каппель, был оцеплен частями 1-й армии и по приказу ее командующего, генерала Пепеляева, вход и выход из вагонов эшелона был запрещен. Старый главнокомандующий, по приказу Пепеляева, был арестован. Даже в истории гражданской войны, где возможны всякие, часто недопустимые положения, такого антидисциплинарного случая не бывало. Уставший, с измотанными нервами, тяжело переживая создавшееся положение, Каппель сразу осознал недопустимость и преступность такого акта. Кавалер двух офицерских Георгиев, лично безумно храбрый, любимый своими частями, 28-летний генерал Пепеляев был, по выражению Верховного Правителя, «революционным генералом». В свое время он одерживал блестящие победы на Урале, его имя знал каждый сибиряк, но явная молодость, неуравновешенность, неумение бороться с первым впечатлением и анализировать события и собственные поступки во время отступления, толкали его на ошибочные, ложные шаги. После же того, как его брат В.Н. Пепеляев стал председателем совета министров, голова у молодого генерала закружилась еще больше.

Весь внутренне трясясь от негодования, но с совершенно спокойным лицом, холодным и официальным, Каппель направился в вагон Пепеляева. Оба брата Пепеляева о чем-то горячо и взволнованно говорили, когда Каппель вошел в их вагон. Генерал Пепеляев сидел за столом с расстегнутым воротником и без пояса. Молча, не говоря ни слова, Каппель всегда подтянутый и строгий к себе и своей внешности, стоя у дверей, впился глазами в Пепеляева. Так как приказ о назначении Каппеля Главнокомандующим был объявлен во всех частях, то знал его и Пепеляев, только что арестовавший старого главнокомандующего «революционный генерал», человек момента, признававший законы дисциплины постольку поскольку. Каппель был один, у Пепеляева были свои части. Но увидя страшные глаза Каппеля, обессиленный той волей, что горела в них, Пепеляев одел пояс, молча застегнул воротник, встал из-за стола и во время пребывания Каппеля в вагоне не проронил ни слова. Диалог между Каппелем и министром Пепеляевым был короток и его так передает полковник Вырыпаев.

Поздоровавшись с министром, Каппель задал ему вопрос: «По чьему приказу арестован Главнокомандующий фронтом?»

Министр Пепеляев довольно возбужденно начал, объяснять Каппелю:

— «Вся Сибирь возмущена таким вопиющим преступлением, как сдача в таком виде Омска, кошмарна эвакуация и все ужасы, творящиеся на линии железно дороги повсюду. Чтобы успокоить общественное мщение мы решили арестовать виновника и увезти его Томск (где стоял штаб 1-й армии) для предания суду. Генерал Каппель, взволнованный, не дал ему закончить и резко прервал его: — «Вы, — подчиненные, арестовали своего главнокомандующего? Вы даете пример войскам и они завтра же могут арестовать и вас. У нас есть Верховный Правитель и генерала Сахарова можно арестовать только по его приказу. Вы меня поняли»? Резко повернувшись, не ожидая ответа, Каппель вышел из вагона.

Морально разбитый всем происходящим, Каппель ушел в свой вагон. Что будет дальше он просто не знал. Вызвать какие-то части 3-й армии и силой принудить генерала Пепеляева понять, что такое дисциплина, он не мог технически, а кроме того заводить новые распри не позволяли ни душа ни ум. С другой стороны, горячий и экспансивный Пепеляев мог арестовать и его самого. Каппель в полном изнеможении закрыл глаза. Стук в дверь привел его в себя. «Ваше Превосходительство, генерал Пепеляев просит вас принять его», доложил ординарец. «Проси», коротко бросил Каппель, вставая с холодным и строгим лицом. Порывистый, быстрый, молодой и красивый Пепеляев вошел в купе Каппеля.

Полковник Вырыпаев об этой встрече пишет так: «Потом Каппель мне рассказал, что пришедший и сильно взволнованный генерал Пепеляев заявил: «Арестовать главнокомандующего можно действительно только по приказу Верховного Правителя, и мы просим вас помочь нам достать этот приказ». Генерал Пепеляев радостно приветствовал Каппеля и все повторял: «Владимир Оскарович, только на нас одного теперь вся надежда». Оцепление с эшелона генерала Сахарова было снято, но после свидания Каппеля с Адмиралом, о чем будет сказано ниже. Верховный Правитель теперь уже Каппелю отдал приказ доставить генерала Сахарова в Иркутск, где военная комиссия с генералом Бутурлиным должна была вести следствие и разбор всей деятельности генерала Сахарова на посту главнокомандующего.

Стремясь как можно скорее выполнить приказ Адмирала о личной встрече, Каппель, не приняв дел от генерала Сахарова, поздно ночью двинулся на Судженку.

Сквозь замерзшее окно вагона мелькали паровозные искры, вагон качался и скрипел, колебалось пламя свечи на столе. Каппель не снимая шубы, только расстегнув ее, сидел на скамейке. Мысли плели затейливый, мудреный узор. Было ясно, что Адмирал спросит его прежде всего о планах на будущее — это был вопрос тяжелый и страшный. Вчерне ответ у Каппеля был готов, и его так передает полковник Вырыпаев, с которым Каппель делился своими мыслями:

«Каппеля особенно раздражали солидные начальники, применявшие старинные методы, как будто это была не гражданская война, а старое доброе время со штабами, казначействами, интендантствами и т. д. Каппель говорил мне: «Правда, многие из них посвятили когда-то свою жизнь служению Родине и даже в свое время были на месте, принося много пользы. Но теперь гражданская война и кто ее не понимает, того учить некогда. Нужно дать возможность работать в деле освобождения родины не тем, кто по каким-то привилегиям или за выслугу лет имеет право занимать тот или иной пост, а тем, кто может, понимает и знает, что нужно делать». «Большинство из нас, будучи незнакомы с политической жизнью государства, попали впросак. И многим очень трудно в этом разобраться. Революция — это мощный, неудержимый поток и пытаться остановить его — сплошное безумие. Нужно знать, что этот поток снесет все преграды на своем пути. Но дать этому потоку желательное направление было бы не так трудно. Мы этого не хотели понять». Далее Каппель привел такой пример: «Мы имеем дело с тяжело больной. И вместо того, чтобы ее лечить, мы заботимся о цвете ее наряда. Теперь учить, что можно и как нужно того, кто не понимает главного — поздно». Каппель имел в виду большие переформирования в армии, но для этого нужен был какой-то рубеж для остановки отхода. Помню его слова: — «Было бы очень желательно, чтобы таким рубежом, где можно спокойно заняться переформированием, было наше Забайкалье».

Паровоз остановился на каком-то полустанке. Каппель вышел на платформу. Ночное небо горело яркими зимними звездами, мороз щипал щеки. Медленно от паровоза к вагону, от вагона к паровозу ходил Каппель. Почему-то вспомнилась первая встреча с Адмиралом в Омске, и чувство глубокой жалости и преданности к взнесенному капризом истории на недосягаемую высоту Колчаку охватило душу генерала. Должно быть это было толчком — в усталой душе пробудились вновь несгибаемая воля и неуемная энергия, и вскакивая на ступеньку уже тронувшегося вагона, он был снова тем Каппелем, который не знал поражений.