Русская линия
Московские новости А. Ипполитов14.01.2005 

Религия четвертого Рима
«Религиозный Петербург» в Русском музее представляет город властвующих особ, а не верующих

Порою кажется, что все сошли с ума. Все обман, все мечта, все не то, что есть на самом деле, все подменено, и вы думаете, что этот энтузиаст, размахивающий руками, говорит о том, как жена его бросила из окна шариком в незнакомого ему вовсе офицера? Совсем нет, он говорит о Лафайете: Вот, например, заходишь на выставку под весьма многозначительным названием «Религиозный Петербург», и первое, что видишь, — огромный портрет Петра I, самодержца всей России. Вроде бы он не был канонизирован еще, и жизнь его, сколь бы ни важна она была для Руси и мировой истории, религиозностью не отличалась. Табличка около Петра любезно сообщает, что это копия с работы Амигони, только без фигуры Минервы — !!! — как хорошо копиист скопировал, а то ведь неудобно как-то вышло бы, с Минервой-то. А у ног Петра возлежит Духовный регламент, то есть конституция Русской православной церкви, урегулировавший с помощью Феофана Прокоповича церковно-государственные отношения вплоть до 1917 года и отметивший создание Священного правительствующего синода, бюрократического механизма для управления церковью. И это — наша религия?

Что значило создание синода для русской религиозности, хорошо известно любому мало-мальски мыслящему человеку. Слияние бюрократии светской и бюрократии духовной привело к тому, что любая душа, испытывающая жажду веры, вступала в конфликт с официальной церковной властью, будь то аристократки александровского времени или Лев Толстой. Возьмем, например, персонаж русской литературы, преисполненный самой настоящей и самой привлекательной подлинной религиозности — княжну Марью, в девичестве Болконскую, в замужестве — Ростову. Религиозность эта проявлялась отнюдь не в общении с увешанными бриллиантами архиереями и иеромонахами, но в призрении сирых и убогих, нищих и юродивых. Церковная же бюрократия весьма доходчиво была изображена на картинах Перова «Монастырская трапеза» и «Чаепитие в Мытищах».

«Чаепитие в Мытищах» на выставке конечно же отсутствует, это — религиозность московская, а не петербургская. Зато, продолжая петровскую линию, в каждом зале висит портрет императрицы или императора, весьма поучительно деля «Религиозный Петербург» на внятные исторические периоды. Вот надутенькая Анна Иоанновна, вот веселыя Елизавет, величественная Екатерина, несчастный Павел… А вот и Николай II венчается с Александрой Федоровной в церкви Зимнего дворца, все золотом горит, и вообще весьма поучительное событие из религиозной жизни Петербурга — венчаются же, не в грехе живут. Почему-то отсутствует портрет Распутина, хотя он к религиозности Петербурга должен бы иметь прямое отношение.

Зато есть портрет обер-прокурора Священного правительствующего синода К.П. Победоносцева работы Александра Маковского. Изображение украшено пояснительной табличкой, сообщающей, что «чертой личности Победоносцева, отмечавшейся всеми современниками, была ее (личности. — А. И.) необычайная цельность, преданность одной основной идее, заключенной в отстаивании принципов самодержавия и православия». Православные, на колени! И не правда ли, гениальная формулировка, подходящая на все времена. И Юлий Цезарь отличался преданностью одной основной идее, и Навуходоносор, и Наполеон, и товарищ Сталин, и — продолжайте ряд до бесконечности.

Художник Александр Маковский особым психологизмом не отличается, но в данном случае натура была столь выразительна, что и этому салонному живописцу пришлось (или удалось?) создать портрет Великого Инквизитора, каким Победоносцев и вошел в русскую историю. Не надо никаких «но», на Победоносцеве лежит ответственность за 1917 год — так же, как она лежит на большевиках, на императорском дворе и Священном правительствующем синоде.

Как говорил у Достоевского Великий Инквизитор: — Это ты? Ты? — Не отвечай, молчи. Да и что бы ты мог сказать? Я слишком знаю, что ты скажешь. Да ты и права не имеешь ничего прибавлять к тому, что уже сказано тобой прежде. Зачем же ты пришел нам мешать? Ибо ты пришел нам мешать и сам это знаешь. Но знаешь ли, что будет завтра? Я не знаю, кто ты, и знать не хочу: ты ли это или только подобие его, но завтра же я осужу и сожгу тебя на костре как злейшего из еретиков, и тот самый народ, который сегодня целовал твои ноги, завтра же по одному моему мановению бросится подгребать к твоему костру угли, знаешь ты это? Да, ты, может быть, это знаешь…

Одна лишь маленькая деталь — назови эту выставку не «Религиозный Петербург», а «Церковный Петербург», и она бы превратилась из глумливой демонстрации разграбленных предметов культа в весьма поучительное повествование о трагедии официозного православия. Но где нам, мы, россияне, путали, путаем и будем путать религиозность с отправлением своих надобностей и невинно освящать «Мерседесы», вопия о расцвете православия. Поэтому и нет на выставке ни «Чаепития в Мытищах» Перова, ни «Явления Христа народу» Александра Иванова, самой религиозной картины русского девятнадцатого века. Им нет места на этой выставке, так же как нет на ней места и старцу Зосиме.

Входя в последний зал, украшенный помпезным фильмом, имеющим, наверное, по замыслу устроителей отношение к религии, можно узнать, сколько килограммов золота ушло на золочение куполов Смольного собора. О нет, чур меня, чур. Это, что ли, мне впихивают в качестве моей петербургской религиозности? Верю все же, что Ты есть, Господи, и спаси меня и помилуй от этого четвертого Рима.

А, однако же, при всем при том, хотя, конечно, можно допустить и то, и другое, и третье, может даже… ну да, и где ж не бывает несообразностей? А все, однако же, как поразмыслишь, во всем этом, право, есть что-то. Кто что ни говори, а подобная религиозность есть на свете — есть, точно есть, сам видел. Почему нет на выставке ныне правящего губернатора?


Досье МН

На выставке «Религиозный Петербург» представлено более 600 экспонатов. В частности, чертежи и проектные эскизы культовых сооружений Ивана Старова, Джакомо Кваренги, Карла Росси, Александра Брюллова, Максимилиана Месмахера. Особое место занимают реконструкции фрагментов внутреннего убранства храмов, разрушенных в 30 — 70-е годы XX века. В том числе таких значительных, как Церковь во имя благоверных князей Бориса и Глеба на Калашниковской набережной (построена в 1882 г. в память избавления Александра II от покушения на него Каракозова, архитектор М. А. Щурупов).

Церковь во имя Воскресения Христова и св. Михаила Архангела (построена в 1859 г. в память избавления Петербурга от холеры в 1832 г. и в честь рождения младшего сына императора Николая I великого князя Михаила (архитекторы Н. Е. Ефимов, А. И. Шевцов, В. Ф. Небольсин, Ф. И. Руска, К. Я. Маевский).

Церковь во имя Входа Господня во Иерусалим (Знаменская) (построена в 1804 г., архитектор Ф. И. Демерцов).

Покровская церковь в Большой Коломне (построена в 1812 г., ее прихожанином был А. С. Пушкин).

Екатерининский собор Царского Села (построен в 1840 г., архитектор К. Тон.)

Выставка открыта до 10 мая.


Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика