 |
| Труд | Андрей Полунин | 06.09.2004 |
В Беслане начались похороны. Жертвы среди родственников есть едва ли не в каждой семье. Многие до сих пор ищут детей по больницам и моргам Владикавказа. В субботу спортзал освободили от тел. Саперы продолжают разминировать здание школы. И хотя со дня захвата заложников прошло немало времени, точная информация обо всем, что случилось в Беслане, — еще, очевидно, впереди.
Месяц назад местная милиция перешла на усиленный режим несения службы. Правда, охраняли милиционеры в основном здание РОВД, другие «заметные» объекты. А как раз перед началом учебного года режим ослабили, если не сняли.
— Об этом мне рассказал знакомый милиционер, — говорит хирург районной больницы Савелий Торчинов.- Да я и сам это видел. Я 1 сентября повез младшую дочку в школу N 1 и по пути не встретил ни милиционеров, ни сотрудников ДПС. Я побыл возле первой школы минут 10, потом поехал в школу N 2, где учатся мои старшие дети. И увидел, что ее оцепили местные парни с автоматами, подствольными гранатометами и в бронежилетах. Они сказали, что террористы захватили первую школу. Я помчался обратно. Возле захваченной школы увидел сотрудника линейного отряда железнодорожной милиции Созанова. Он крикнул, чтобы мы собирали всех местных жителей, у кого есть оружие. Вскоре появились парни, охранявшие школу N 2. Они сказали, что распустили там всех детей по домам, и выставили оцепление. Пока ждали милицию, террористы выкинули из окна записку, адресованную властям. Ее подобрал парень, снимающий на видеокамеру свадьбы. Он зачитал ее вслух: террористы требовали, чтобы на переговоры пришли президент Северной Осетии и президент Ингушетии. Появился, наконец, отряд местной милиции…
Еще 1 сентября инициативная группа граждан путем опроса родственников составила список заложников. В нем насчитывалось 1180 человек.
— Список был, возможно, неполный, — говорит Торчинов. — Кто-то отказывался вносить в него имя своего ребенка, говоря, что это не нужно, главное — спасти заложников. В тот же день списки передали в оперативный штаб.
Вот что рассказывает бывшая заложница Яна Хаева:
— Нам перестали выдавать воду. Дети стали пить мочу, которую собирали в пластиковые бутылки. Но бутылок на всех не хватало. Многие собирали мочу с пола тряпками. Боевики снимали это на видеокамеру и смеялись.
Настойчивость, с которой власти твердили поначалу о 354 заложниках, не поддается разумному объяснению. За 6 часов до боя перед родственниками заложников, собравшимися в Доме культуры, выступил Леонид Рошаль. Доктор назвал условия содержания детей «удовлетворительными» и сказал, что они могут выдержать еще 7−9 дней. Потом сообщил: он знает, что списки неполные. И попросил поднять руки тех, чьих детей нет в перечне из 354 фамилий. Поднялось 20 рук. Рошаль облегченно вздохнул.
Предполагалась ли возможность штурма? Еще 1 сентября источник, близкий к республиканскому руководству, называл мне возможную дату — 3 сентября. И добавил: «Дольше дети не выдержат». Быть может, по совпадению в ночь перед штурмом МЧС наскоро развернул на территории больницы походный госпиталь из 10 палаток и полевой кухни… Очевидно, ситуация вышла из-под контроля.
— Когда из школы побежали дети, тройное кольцо оцепления было фактически смято, — рассказывает сотрудник силовых структур, принимавший участие в операции по освобождению заложников. — Все бросились прикрывать отход детей, отсекать их от здания. В суматохе боевики могли уйти. Кто бы стал задерживать мужчину, одетого в гражданское, который бежит от школы и несет на руках ребенка?
Никто не предполагал, что жертв будет так много.
— Операционных и персонала катастрофически не хватало, — говорит Савелий Торчинов. — Я, например, проводил сложную полостную операцию в умывальной комнате. Там не было даже специальных бестеневых ламп. На всю больницу работало 2 водопроводных крана. Все пострадавшие — с огнестрельными ранениями. Такие операции считаются экстренными, их нельзя откладывать ни на минуту. Но людям приходилось ждать. В среднем операция занимала 1,5 часа. Прооперированных больных сразу отправляли во Владикавказ, у нас оставляли только самых тяжелых. Непрерывный поток раненых шел с 15 до 18 часов и только потом начал ослабевать. По неофициальной информации, заложников в спортзале было не менее 1,5 тысячи, погибло минимум 500 человек.
Не надо быть большим политиком, чтобы просчитать возможные политические последствия теракта, те опасности, на которые организаторы террора и расчитывают. Нельзя допустить обострения и без того не безоблачных отношений с соседней Ингушетией. (Бывшие заложники уже утверждают, что террористы разговаривали на чеченском и ингушском языках. Но ведь и на русском…)
Теперь мне будет сниться Осетия. Мутные речушки, бегущие по россыпям белых, словно декоративных камней, ржавеющие на солнце осенние деревья. А еще — грубые армейские «КамАЗы», набитые солдатами, автоматные очереди, прошивающие школу, грохот мин и лица убитых детей — осунувшиеся, бледные, запачканные кровью. Потому что — хотя бы для сохранения собственного рассудка — я понимаю, что нельзя ничего забывать.
Беслан — Москва.
Труд N168 за 07.09.2004
