Входит некто православный

Всю прошлую неделю мы наблюдали за драматическим развитием событий вокруг реставрационных мастерских Центра имени академика Грабаря. Расположенные в здании храма Воскресения в Кадашах, они пали жертвой церковного усердия не по разуму. Во вторник туда вошли члены православной общины, претендующей на здание. Во главе с о. Александром Салтыковым и, что пикантно, в сопровождении представителей адвокатской конторы. Затем у церкви была выставлена вневедомственная охрана, также нанятая общиной; реставраторов изгнали (как торговцев?). А затем калининградский суд внезапно постановил: отобрать здание московского храма у искусствоведов и передать его православным верующим.

Последний раз с таким судебным приемом мы сталкивались во время передела НТВ: саратовский судья безвозмездно принял решение о незаконности проведения московского совета директоров «Газпром-Медиа», а еще более бескорыстный столичный адвокат поработал курьером и доставил постановление в Москву. Правда, с опозданием. На этот раз проволочек не было…

Что тут скажешь? Православные храмы (равно как католические, буддийские, синагоги, мечети и любые иные) строились не для того, чтобы в них размещались реставрационные мастерские. И тем более не для того, чтобы в них устраивали производство мультфильмов (а студия «Союзмультфильм», как мы помним, располагалась в церкви). Размещали заводские склады. Сбрасывали колокола. Или пекли на иконах хлеб. По существу претензии верующих на здание церкви Воскресения в Кадашах неоспоримы. Но все ли сводится к этому самому существу?

Советская власть действовала по имперскому принципу «разделяй и властвуй». Она последовательно стравливала верующих и неверующих, образованных и не очень, интеллигентов и простецов. Отбирая у одних, передавала другим. Изымая у других, передоверяла третьим. Сегодня она была бы довольна. Одна из множества мин, заложенных ею под русскую цивилизацию, вновь взорвалась. Православные, покинувшие пределы катакомб и стремящиеся вернуть все некогда отнятое у них, сослепу набросились на тех, кто в их бедах решительно неповинен, а наоборот: сделал все, чтобы смикшировать удар, нанесенный по церкви в коммунистическую эпоху.

Это они, ныне изгоняемые реставраторы, переломили ход событий, остановили тотальное уничтожение церковного наследия. Они вернули представление об иконе как ценности. Пускай только культурной, а не религиозной; лиха беда начало. Они стали собирать и спасать то, что красная шваль бросала под ноги свиньям. Они восстанавливали облик утраченных святынь. Они делали в легальном пространстве то же, что святые и мученики делали в подполье: хранили Святую Русь. И отец Александр Салтыков, искусствовед и по образованию, и по призванию, знает все это лучше, чем кто бы то ни было.

Тем более знает он: не вина сотрудников Центра, что их по-настоящему святая работа совершалась в храме, отобранном Советами у православных. И что после крушения коммунизма сразу наступил рыночный передел, исключивший возможность строительства нового помещения для реставрационных мастерских. Казалось бы, из чувства естественной благодарности (не говорю — из христианского терпения) продолжайте долгие переговоры, даже если они тянутся с 1992 года, прощайте излишнее упрямство реставраторов, помогайте в поисках недорогой адекватной замены помещения, не обрушивайте на головы художников адвокатскую мощь и охранный пыл. Многим из вас адвокатское иезуитство и вневедомственный беспредел кажутся антихристовым изобретением, чем-то вроде ИНН. Или мы опять рассуждаем в ленинской логике — всякая война, что ведется в интересах пролетариата, справедлива, а та, что против этих интересов, — несправедлива. Адвокаты и охранники, которые не за нас, — от дьявола. А если за нас — другое дело…

Когда произошел конфликт из-за выставки «Осторожно, религия», можно было утешать себя мыслью, что с обеих сторон столкнулись силы, стоящие друг друга: провокаторы и идиоты. Когда история повторилась в Питере, утешаться стало труднее. Когда дело дошло до нормальных православных и нормальных интеллигентов, стало совсем невесело. А враг, столкнувший лбами общину и мастерскую, стоит тихо в сторонке и радуется. От него никто покаяния не требует. Его люстрации не подвергают. Он избирается в Думу, проводит партсобрания и съезды. И прежде чем почитать на ночь Ленина, аккуратно крестит лоб.