Simonetta Salvestroni. Dostojevskij e la Bibbia. Edizioni Qiqajon, 2000.
Во введении к своему исследованию автор, профессор университета в Кальяри, справедливо отмечает, что при бросающемся в глаза изобилии ссылок на Св. Писание и прямых цитат из него в? Братьях Карамазовых? и по прошествии более ста лет со времени публикации романа никто не занялся систематическим изучением этого феномена. Отсылки к евангельским текстам постоянно встречаются и в других произведениях великого русского писателя: ?Преступление и наказание?, ?Идиот?, ?Бесы?.
С. Сальвестрони поставила перед собой задачу? прежде всего реконструировать цепь прямых и косвенных библейских цитат, использованных Достоевским, и затем исследовать, какую роль они играют в контексте его романов?.
В самом деле, до сих пор такая работа выполнена никем не была, хотя число изучающих наследие Достоевского растет постоянно во всех странах. Что касается отечественных специалистов по Достоевскому, то, оставляя в стороне статьи и книги дореволюционных писателей и мыслителей, у которых можно найти интересные мысли о религиозном мире автора? Братьев Карамазовых? (К. Леонтьев, В. Розанов), в условиях советского режима заниматься подобными исследованиями они просто не имели возможности. Наиболее авторитетные из них, от А.С. Долинина и Л. Гроссмана до Г. М. Фридлендера, особого интереса к этой тематике вообще не проявляли; их более молодые коллеги едва ее касались, вынужденно маскируя неподдельный интерес дежурными формулами об? отношениях? классика с? древнерусской литературой? (В. Ветловская). Поворот наступил только в последнее десятилетие, когда появились такие новаторские работы, как исследование В. Котельникова о русских писателях и Оптиной пустыни. Много написали о Достоевском русские эмигранты, которые анализировали различные аспекты духовного содержания его творений (Н. Бердяев, Вяч. Иванов, К. Мочульский, Н. Л осский, С. Гессен). Их усилиями, а также трудами многих западных историков русской литературы и мысли (и даже богословов) складывалось представление о мировоззрении Достоевского, сложно преломлявшемся в художественной ткани его романов, о характере его христианства.
М.М. Бахтин убедительно раскрыл полифоническую природу романного творчества Достоевского (между прочим, автор рецензируемой книги скептически относится к этой идее, хотя и цитирует близкие к ней построения Ю.М. Лотмана). Перед читателем раскрывается гармоническое согласие множества равноправных индивидуальных? голосов?, персонифицированных в отдельных героях; каждый из них не только имеет право на существование (в романном пространстве), но и несет свою правду, отражает какую-то грань истины. Далеко не случайно подобная теория сложилась у человека с судьбой М. Бахтина в обстоятельствах того рокового и проклятого времени, когда жестоко подавлялся малейший намек на? многоголосие? и? инакомыслие? — во имя принудительного идеологического единообразия.
Обращение к обширному миру? достоевсковедения? позволяет говорить об ином полифонизме: о многообразии подходов при изучении творчества писателя за прошедшие десятилетия у самых разных исследователей. Отношение к Достоевскому было и остается своего рода лакмусовой бумажкой: здесь можно уловить явные или неявные следы? классового? и конфессионального (равно как и подчеркнуто? внеконфессионального?) подходов, прямое или косвенное воздействие определенных идеологий и религиозных конфессий. Религиозная принадлежность пишущего о Достоевском далеко не безразлична, она недвусмысленно отражается в каких-то ключевых моментах. Были попытки осмысления творчества писателя с православной (митр. Антоний Храповицкий), католической (Р. Гуардини), протестантской (Р. фон Лаут) точек зрения. В самое последнее время (?после II Ватиканского собора?) появились и образцы подхода экуменического.
У С. Сальвестрони весьма заметна, на наш взгляд, подчеркнуто? экуменическая? ориентация (что сказывается и на характере ее академического по замыслу исследования). Показательно в этом смысле, что книга опубликована издательством экуменической монашеской общины Бозе, где регулярно вот уже несколько лет устраиваются международные семинары по изучению? восточной?, преимущественно православной духовности (о чем сообщала? Русская мысль?).
Ссылаясь на своего учителя, выдающегося итальянского слависта Р. Пиккио, автор определяет главную линию исследования: Св. Писание и труды отцов Церкви для Достоевского были важнейшим семантическим референтом? в традиции средневековой и предсовременной православной Славии?.
Но в экуменической перспективе эта задача исследователя реализуется весьма своеобразно. Классический анализ? текста в тексте? осложняется тем, что привлекаемые для него? тексты? Евангелия (Достоевский крайне редко прибегает к ссылкам на Ветхий Завет) и святоотеческие сами нуждаются в толковании. Автор рецензируемой книги никак не считает себя богословом, потому она вынуждена прибегать к авторитетным комментаторам. Здесь-то и происходит некое? наложение? на использованные Достоевским цитаты — авторитетных (для С. Сальвестрони) толкователей, как православных (преимущественно направления П. Евдокимова и О. Клемана), так и западных, не обязательно католических богословов.
Усугубляют экуменическую ориентацию автора и акцентируемые ею темы Достоевского — прежде всего? рая на земле?. Эта тема неоднократно рассматривалась (в том числе у часто цитируемых в книге П. Паскаля и Ж. Катто) в различных аспектах, и многие исследователи подчеркивали наличие в трактовке этой темы писателем следов утопического социализма, которым он был увлечен в молодости. В плане богословском уже давно говорилось о таком подходе как о? ереси? (известные статьи К. Леонтьева о? наших новых христианах?, где он сближал Достоевского с Л. Толстым). С. Сальвестрони, напротив, задалась целью продемонстрировать своим читателям, что в трактовке? рая на земле? Достоевский непосредственно следовал отцам Церкви и что в таком смысле он предстает безупречно православным. Здесь, как и в некоторых других моментах, ее изложение вполне соответствует доминирующим на Западе представлениям о православии (типа ?внехрамовой литургии?).
Это верно, что в современном глобализированном мире полифония преобразовалась в плюрализм. Поэтому никого не удивляют исследования типа? Достоевский и ислам?, ?Достоевский и буддизм?. Для многих вполне естественно говорить и о разном понимании православия: существуют же разные юрисдикции православной Церкви!
Но для определенной категории читателей — и романов Достоевского, и посвященного им эрудированного исследования итальянской славистки — по-прежнему острым остается вопрос, поставленный более ста лет тому назад Константином Леонтьевым: с? каким? же христианством мы имеем дело у Достоевского. ?Какое христианство: общеевангельское какое-то, или и в самом деле православное, с верой в икону Иверской Божьей Матери, в мощи св. Сергия, в проповеди Тихона Задонского…??
Как никогда актуально звучат слова К. Леонтьева: ?Какое же именно христианство спасет будущую Россию: первое, неопределенно-евангельское, которое непременно будет искать форм, — или второе, с определенными формами, всем, хотя с виду (если не по внутреннему смыслу) знакомыми?…?
Рим
