Сегодня в Троицком соборе московского Свято-Данилова монастыря проходят празднования — исполняется 25 лет архиерейского служения митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла. Он возглавляет отдел внешних церковных связей Московского патриархата. Говоря мирским языком, митрополит — министр иностранных дел Московского патриархата. С митрополитом Кириллом встретилась корреспондент «Известий» Светлана Попова.
— Что значит быть архиереем в России?
— Как Россия отличается от других стран, той же Греции, Болгарии, так и служение архиерея в нашей стране отлично от службы за рубежом. Суть служения, конечно, остается общей, но масштабы страны предполагают совсем другую ответственность и объем работы. Когда нас спрашивают о населении той или иной российской епархии, то слышат в ответ немыслимые цифры — два, три, пять миллионов человек! При том, что нормальный размер епархии — это 50−100 тысяч человек. Опасность, которая подстерегает архиерея в России, — отдаление от своей паствы, уход в заоблачные выси, невозможность простого человека пообщаться с владыкой. Сегодня одна из задач Церкви — увеличение епископата. Епископов как минимум должно быть 200−250 человек.
— В Основах социальной концепции Русской православной Церкви определены ее взаимоотношения с государством — вплоть до революционного неподчинения верующих властям…
— В задачу концепции Основ входило четкое определение рамок взаимодействия Церкви и государства. Его пределы в Основах очерчены точно. Государство не должно входить во внутренние дела церкви, а Церковь не должна стремиться войти в структуры власти, чтобы стать силой, воздействующей на управление страной.
Что же касается революционного неподчинения, то в тексте документа говорится, что у христианина должны быть пределы лояльности к государству. Если оно требует отречения человека от его религиозных взглядов, если государство толкает его на явный грех, принимает законы, которые содержат в себе отрицание основ христианской нравственности — верующий может встать на путь гражданского неповиновения.
— Как будет развиваться процесс возвращения Церкви принадлежащей ей недвижимости? Об этом много говорится…
— Сейчас речь не идет о возвращении всей церковной собственности, хотя многие на этом спекулируют. Мы просим вернуть храмы и монастыри — в России у церкви практически нет собственности. Все храмы переданы во временное пользование. Гражданские объекты и вовсе никак не передаются. В регионах положение — по сравнению с Москвой — вообще катастрофическое. Пример — судьба разрушенного, лежащего в руинах храма в Вяземском районе Смоленской области. Там в Великую Отечественную войну погибли сотни тысяч людей, попав в так называемый вяземский котел. Идея сбора средств на восстановление храма в месте великой скорби не смогла исполниться на деле. Общине отказали в передаче церковных руин. Невероятно! И это в наше время, когда в кремлевских соборах идет служба!
— 25 лет архиерейского служения — это повод оглянуться назад. Какие этапы жизни вы считаете для себя наиболее значимыми?
— Мне кажется, таким моментом был ранний уход из родительского дома и начало самостоятельной жизни. В 15 лет я уже вынужден был работать и продолжать учебу. Это был трудный, но благотворный период в моей жизни. Потом я поступил в семинарию. Следующий период — принятие монашества, сана и работа в Женеве представителем Русской православной Церкви. С радостью вспоминаю десять лет, проведенных в должности ректора Духовной академии. Именно тогда нам удалось открыть в семинарии регентское отделение и дать возможность получения богословского образования для женщин. Затем был Смоленск и трудные пять лет работы в провинции. Соприкосновение с глубинкой, возможность посещать деревенские приходы дали мне знание и понимание непростой жизни нашего народа.
