Когда мы ставим свечи перед образами и думаем, глядя на них, о высоком, никому в голову не придет спросить, кто и когда их писал. Потому что существует в православии древняя традиция не ставить на церковной живописи автографов, работать анонимно. Спроси сейчас любого, всякий назовет Феофана Грека да Андрея Рублева. Но ведь пишут же лики и сегодня. Так кто они, богомазы XXI века? Почему, например, известный питерский художник преподаватель Санкт-Петербургской академии художеств Ярослав Онуфриевич Шкандрий избрал эту профессию?
Окончив в 80-м году Академию художеств, Ярослав Шкандрий получил престижное распределение — в Эрмитаж. Шел работать, полный амбиций и уверенности в собственных способностях. И, едва начав копию «Мадонны Литта», с ужасом понял, как мало он умеет. Все, что знал, было ничем в сравнении с высотой, которую предстояло воспроизвести. Появилось тяжкое сомнение, своим ли вообще делом он занимается?
Ум уже готовил оправдания отступлению. Но с полотна будто глядели на художника вселенски кроткие глаза, уговаривали: не спеши! И неожиданно у него, воспитанного на комсомольско-атеистических идеалах, появилось ощущение — «Мадонна Литта» не портрет. Это икона. Не загрязненная мирской пылью красота, дающая человеку веру и покой. И терпение — выписывать за восемь часов рабочего времени квадратик размером в пол-ладони. Мазок за мазком, сантиметр за сантиметром. В течение пяти месяцев…
Когда к следующему лету знакомый художник пригласил написать несколько житийных композиций в Псково-Печерском монастыре, страха уже не было.
В печерской иконописной мастерской работал тогда отец Зенон. Творил лики неспешно, с молитвой. Учил приехавших в помощь питерских художников: писать образ следует с большою мерою, потому как — чуть расширь зрачок Богоматери, получится взгляд по-земному влюбленной женщины. Чуть сузь — утечет, сотрется вечная доброта. Во всем должен отразиться момент правды — в контуре века, в ритме складок одежд. Ибо православная живопись — суть «живо писать"…
Какими получались работы у Шкандрия? Сам он остался не совсем доволен. Одно можно сказать наверняка: из-под его кисти вышли не просто библейские сюжеты, но истинные иконы. Перед которыми и сегодня молятся верующие в их правду. Преклоняют колени, нисколько не задумываясь, чьей рукой они созданы…
Шкандрий преподавал в академии, писал пейзажи, миниатюры, натюрморты. Одну из картин купила Третьяковка — признание несомненное. Но наступила весна 92-го, когда он почувствовал — икона, «Мадонна Литта», должна быть еще раз воспроизведена, уже на основе появившегося с годами опыта. И случилось не объяснимое логикой, но, как говорят, очень для богомазов характерное.
Шкандрию, практически не известному в патриархии живописцу, предложили командировку сроком на год — в Канаду расписывать восстановленную после пожара церковь Иоанна Крестителя в Торонто. Это было заманчиво не только творчески, но и материально. Хотя и вопросов вызвало множество.
Во-первых, Ярослав Онуфриевич считал себя абсолютно светским художником. А во-вторых, почему все-таки именно он? Храм Крестителя принадлежит греческой епархии. Живопись должна быть сделана строго в византийском стиле. Приходскому священнику было бы естественнее пригласить мастеров из Греции, исконных носителей этого искусства. Правда, русские художники, как известно, заведомо дешевле, чем любые западные… Но, так или иначе, в епархии было решено вызвать питерскую бригаду. И «режиссировать» ее работу предложили Шкандрию.
Прихожане из греческой диаспоры в Торонто отнеслись к приезжим богомазам настороженно. Однако когда были сняты наконец леса и засияли, ожили на стенах и куполе 300 светлых образов, работа была принята без единого замечания. И — было снова необъяснимое. Незадолго до отъезда из Канады Шкандрий зашел в церковную библиотеку. Накануне приход Иоанна Крестителя получил от японской православной общины дар — религиозные книги. Художник заинтересовался в них каноном Ивану Русскому, очень почитаемому на Западе святому. Настолько, что написал даже маленькую, в круге, иконку. А вернувшись домой, получил приглашение в Сеул расписывать храм Максима Грека Исповедника, прихожане которого непременно желали иметь среди прочих образов Ивана Русского…
Во вновь отстроенной сеульской православной церкви Ярослав Онуфриевич делал серию образов: Серафима Саровского, Ольгу, Владимира, архангелов Михаила и Гавриила, Ивана Русского, Ксению Блаженную. Закончив работу, подошел под благословение к владыке Сатириусу. И вдруг услышал слова, которыми церковники не бросаются: «Желаю тебе, сын мой, чтобы твои иконы мироточили…» Оценки выше для богомаза не существует.
Случилось, что еще раз икона привела художника к храму. Приехав туристом в Ватикан, Ярослав Онуфриевич купил в маленькой церковной лавочке, близ собора Святого Петра, православную Владимирскую. Зачем купил?.. Вернулся в Петербург и почти сразу пришло приглашение участвовать в росписи храма Христа Спасителя. Персональным заданием Шкандрия стали Владимирская, Иверская, Иерусалимская и Донская — главные образы Москвы.
Сегодня Шкандрий работает в московском храме в Рождествене. Церковь действует, и верующие, собираясь для молитвы, видят на лесах, высоко под куполом, одинокого человека. Богомаза. Который изо дня в день создает лик за ликом. Пишет, потому что глубоко верует. И — спроси его, что есть Бог, Ярослав Онуфриевич ответит не задумываясь: «Господь — суть абсолютная милость и красота. Горизонт, который не виден. Как в океане"…
